***
— Так, значит, вы вернулись недавно? — Гумина опережает её на несколько шагов, первая разрывая повисшую неловкую тишину. Маркиз Глассред счел нужным отослать дочь проводить время за беседой с сестрой герцога, сославшись на то, что его дочь бывает крайне «языкаста» в важных для него переговорах, и что ей вредны разговоры о политике. Гумина, как Галу заметила, пристыженно тогда осела в тени отца, хотя ей было что ему ответить. Таких людей можно заметить не сразу, но в ней была не присущая другим леди её возраста искра, которой некоторые мужчины бывают лишены и могут о ней лишь мечтать. Однако разговор у них не строился с самого начала — когда встречается робость и холодность, остается надеяться на волю случая, что подвернется нужная тема для разговора. Внутри Галурия была благодарна дочери маркиза, что она лишила её необходимости выискивать эту тему самой. — Да, леди Гумина, недавно. Я решила взять заботу о брате на себя и попытаться восстановить память. И я вам благодарна, что вы не отказались от общения со мной. Приятно видеть знакомое лицо, — Галурия улыбнулась, притянув за тонкую фарфоровую ручку к себе наполненную ушедшей Кэрол чашку. Они сидели в беседке, шедшей сразу же после обедни, так что отголоски разговоров Сатериазиса и маркиза могли долетать и до них, но Галурия старалась не обращать на них больше внимания, чем на посторонний шум. — Вы тоже ничего не помните? — Гумина удивленно нахмурилась, удерживая чашку зависшей над блюдцем, — Так вас посетила та же беда, что и Сатериазиса… — Посттравматическое расстройство, как изъяснился мой лечащий врач. Он сказал, что возвращение в знакомую местность может привести как к улучшению моего состояния, так и не дать никаких результатов. Но раз Сати до сих пор ничего не помнит, значит, его состояние куда хуже моего, — Галурия опустила глаза и поджала губы, чувствуя вину за то, что не осведомлялась о брате раньше, и Гумина повторила это же движение почти точь-в-точь за ней. Повисла очередная неловка пауза. — Не корите себя. Произошедшее ударило по вам не меньше, чем по нему. По большей степени, Галурия, вы поступили куда благороднее меня в данном случае — вы вернулись самостоятельно, не с чьей-то просьбы или с чьего-то принятого решения. — Простите? — уловив легкую недосказанность, Галу склонила голову набок. — Мой отец хочет, чтобы я переехала жить к вам. Я же была помолвлена с Сатериазисом до всего… произошедшего. И, буду с вами честна, я не горю желанием подчиняться его воле. — Как и всегда, — Галурия тихо рассмеялась, — В детстве вы были такой же. — Неужели вы не помните, каков ваш брат был раньше? — несдержанное удивление было для Гумины неприемлемым, но у неё возникало слишком много вопросов, которые она могла доверить только особе, сидевшей перед ней, — Вы благоговели всегда больше к старшему. К Херувиму. Но вернулись все же ради Сатериазиса. «Ты же не оставишь меня, если Гумина согласится на твоё предложение? Не оставишь же?» — Леди Галурия? «Конечно, не оставлю. Ты же прекрасно знаешь, что моя любовь к тебе ни на каплю не меньше, чем к ней, Галу» Галурия, не видящим взглядом вперившись в Гумину, почувствовала головокружение. «Я верю тебе. Ты же знаешь, что после смерти матушки, кроме тебя у меня никого больше не осталось. Я могу верить лишь тебе». Чашка с грохотом опрокинулась на пол, разбиваясь.***
You talk like you need me, like you'll never leave me Until I begin to believe it I was good on my own, until you came along With the fire need to fold, now you're gone, baby gone. © Lola Blanc — Don`t say you Do. — Мама не встаёт с постели уже целый месяц. Когда я смогу её увидеть? — девочка, на вид лет двенадцати, пригвоздила первопопавшегося слугу к стенке, не давая ему пройти дальше к кухне, — Вы обещали мне, что после посещения врача ей станет лучше. — Мне жаль, малышка, но пока твоя мама чувствует себя недостаточно хорошо для встречи, — грубая мужская рука потрепала её по тёмным волосам, и мужчина, обходя незатейливое дитя, направился дальше, будто она была колонной, которую без притеснений совести можно было минуть. Девочка почувствовала, как в глазах у неё копится влага, но тут же постаралась её утереть любимым маминым платком, хмурясь и злясь. От этого её бледное лицо раскраснелось. Все беды в их жизни начались с того момента, как тот мужчина предложил им переехать в его особняк. Он очень долго упрашивал и ухаживал за её матерью, делал всяческие подарки самой Галу, когда его приглашали в гости, на ужин, но ей самой он не нравился. Объяснить это едкое, противное, ревнивое чувство у Галурии не получалось, однако и игнорировать она его не могла — с переездом в этот дом у мамы начались сильные, частые боли, она много кашляла и потеряла былую активность, почти каждодневно отлеживаясь в кровати, и чувство от этого только усилилось. Сначала Галу сильно скучала по ней, но потом за прошедший месяц добавилось знакомое ей уже чувство одиночества. Взрослые смотрели на неё все с жалостью, перешептывались о том, насколько девочке не повезло, а она, стараясь сдержать злость и обиду на них, только угрюмо молчала. Взрослые вскоре на приёмах, стоило им её заметить, расходились. Последние крупицы внимания были потеряны. — Эй, ты тут совсем одна? — А...а? — Галу подняла голову на незнакомый ей голос, пряча платок в складках платья, но, не обнаружив никого, сильно закрутила головой, как оголтелая, во все стороны, — Э-эй, ты где??? — Я здесь, внизу, — голос раздался недалеко от лестницы, и Галу, хоть и стеснительно замялась поначалу, с большим любопытством следом сбежала вниз. — Здравствуй. Ты, должно быть, дочь той заболевшей леди? — перед ней стоял рослый юноша в красивом новом костюме, будто тот только вышел из-под станка портного, выше её на три головы, не меньше! И с очень длинными волосами, как у её старшего сводного брата, только с очень уж длинной чёлкой. — Д-да… А ты кто такой? — Я… — юноша несколько растерялся, но тут же с улыбкой представился, — Новый слуга. Недавно только…приехал. Меня зовут Херувим. — Какое необычное имя… так ангелов обычно называют, — Галурия, расставив руки в разные стороны, подобно неваляшке, закрутилась вокруг нового лица, — А почему у тебя такая чёлка длинная? Он нехотя и с дрогнувшей улыбкой ответил: — Мне не так сильно повезло с лицом, как тебе, принцесса. — Зови меня Галу. А я буду звать тебя Херувим, — уперев кулачки в бока, девочка попыталась заглянуть ему под чёлку, но Херувим осторожно её отстранил от себя за плечо. — Не думаю, что тебе понравится то, что ты так сильно хочешь увидеть. — Говорят, что глаза моей мамы и мои глаза приносят несчастья, и что это тоже некрасиво. Так что я не испугаюсь, обещаю! Обычно люди считают некрасивым часто очень даже красивые вещи. Слуга рассмеялся и от его голоса у Галу на душе стало сразу же теплее. В своём присутствии она редко от кого слышала смех, и уж тем более редко сама его вызывала. — Думаю, у тебя несколько иной взгляд на мир, чем у многих других взрослых. — Я вообще «другая взрослая», как мне говорит дядя Илот. — Дядя? Почему же ты не зовешь его отцом? — Херувим присел на колени, и теперь они с Галу наконец были на одном уровне. Так ей самой было комфортнее, а ему, похоже, лучше её слышно. — Мой отец умер, а кого-то другим называть так я больше никогда не буду. — Галу помрачнела и отвела взгляд, сжав ладошки на подоле своего пестрого, красного платья. Херувим с сочувствием посмотрел на неё сквозь густую перистую челку. Теперь ему было понятно, почему Сатериазис говорил о сводной сестре обычно в печальном ключе. — Галу, хочешь пойти почитать со мной в саду? Взгляд у девочки сразу же просветлел, а в нём зажглись неведомые раньше Херувиму искры. Он тоже такие видел крайне редко, обращенные в его сторону — восхищенные и с толикой надежды. — Правда? Не боишься, что другие засмеют? Я же несчастливая. — Я тоже сам по себе несчастливый. Но ты меня несчастнее уже не сделаешь, — слуга встал, отряхнул колени, и протянул девочке руку, — У меня большая коллекция книг. Давай ты выберешь ту, которая тебе понравится? За последние несколько лет Херувим был первым, кто без оглядки на окружающих решил посвятить своё время ей, девочке с плохими корнями и по несчастью передавшимися «красными» глазами. Галу почему-то почувствовала, что сейчас разрыдается. Но она постаралась себя сдержать, сильно тряхнув головой — Да-да, конечно, очень хочу! *** Оставшееся на дне холодное содержимое чашки разлилось на ковре и тут же в него впиталось, образовав подле себя тёмное пятно, как бывает рядом с упавшим человеком после убийства. Галурия расфокусировано смотрела то на напрягшуюся, взволнованную Гумину, то на разбившуюся чашку. В мгновение ока в протрезвевшем взгляде появилось понимание происходящего. Галу кинулась собирать осколки, но Кэрол остановила её, усадив обратно. — С тобой всё хорошо? — отбросив формальности, Гумина придвинулась к собеседнице, внимательно всматриваясь в её лицо. Несколько минут назад, когда Гумина трясла Галурию за плечи, реакции не было никакой, — Ты как будто впала в транс на какое-то время. — Я…я… Боже, леди Гумина, простите, — Галу прижала холодную тыльную сторону ладони ко лбу, тяжело выдыхая, — Просто мне кажется, что я что-то вспомнила. Что-то очень важное. — Что же ты вспомнила? — Херувим… Он был слугой в нашем доме, да? И моя мать… Я знаю, что она скончалась от болезни, но тогда, пока она была ещё жива, он… — Гумина накинула теплую шаль на плечи Галурии и позволила той продолжить, — Он поддержал меня. — Значит, ты вспомнила его, — губы дочери маркиза тронула грустная улыбка, — Он был тоже твоим старшим братом. И ты очень любила его. Намного больше, чем Сатериазиса. — Леди Гумина, вы многое помните из нашей с Сати прошлой жизни. Пожалуйста, помогите нам, — соблюдать формальности Галу тоже не сочла в дальнейшем нужным, а потому позволила себе схватить собеседницу за руки, сжав их в своих. Гумина удивилась, но ладони не отдернула. — Давайте не будем забегать вперед. Я буду рада помочь, но только без надлежащего с этой помощью переезда. - спокойной и вежливо заметила она. — Смотрю, вы хорошо разговорились, — маркиз приоткрыл стеклянную дверь на веранду, заглядывая к говорившим девушкам. Гумина тут же выдернула руки и сложила их на своей юбке, а Галу от неё отодвинулась. — Я надеюсь, что… — Нет, отец, ты нам не помешал. Мы уже закончили. Что насчет тебя и герцога? Класк прищурил глаза, опустив взгляд на руки дочери, но ничего говорить не стал. — Мы уже закончили. Ты будешь навещать герцога всё то время, что я буду в пути. У меня образовались дела, и я уезжаю на две недели. — Надеюсь, я смогу закрепить своё положение в доме, а не переезжать в другой? — прищурив в той же манере глаза, Гумина еле заметно едко улыбнулась, но ответа не получила — их прервал вошедший Сатериазис. — Галу, мы можем собираться. Ты, наверно, сильно устала. Я тоже утомился пребыванием на празднестве, так что мы можем смело покинуть маркиза и его очаровательную дочь, — Сатериазис поцеловал тыльную сторону ладони Гумины, улыбнувшись. — Да, Сати, поехали домой. На прощание Гумина и Галурия обменялись понимающими взглядами, надеясь на последующую встречу. Это был последний раз, когда Галу видела трезвый взгляд её мудрых изумрудных глаз.***
Сразу же по приезду в поместье Галу почувствовала, как на неё навалилась неимоверно тяжелым камнем усталость — она бодро держалась на приёме, но родные стены заметно расслабили её; в своей комнате она позволила себе наконец сбросить неудобные туфли и выпустить из волос ленту. Она хотела скинуть сразу же и платье, но решила пока повременить. В комнате стоял приятный полумрак, освещаемый лишь парой зажженных свечей, стоявших в настольном подсвечнике. Галурия уселась на пуф напротив стола с зеркалом и принялась расчесывать волосы щеткой, приводя их в более-менее надлежащий вид перед сном. В голове никак не хотели укладываться мириады мыслей, как и распутываться колтуны в волосах — она каждой раз натыкалась на преграду из беспамятства, как щетка, ровно скользящая в волосах, на узелки. Однако её охватывало неимоверное тепло при мыслях о старшем брате, которого, как сказала Гумина, она очень сильно любила. — «Поскорее бы я тебя вспомнила, драгоценный мой. Я чувствую, что в тебе хранится разгадка мучающих меня тайн…» Раздался стук в дверь. Аккуратный, неторопливый, всего три раза. — Войдите. — Не спишь ещё? — в отражении зеркала появился знакомый силуэт брата. Галурия, не поворачиваясь обратно, кивнула, перебирая темную копну волос в пальцах. Её это заметно успокаивало, а в присутствии Сатериазиса она, как показал сегодняшний выход в свет, достаточно часто нервничала. Он встал позади неё, накрыв теплыми ладонями плечи, и чуть насмешливо склонил голову, заглядывая к ней в зеркало. — Помочь? — Если хочешь. Нервный комок пополз от горла в живот, но Галу старалась не придавать этому большого значения — они слишком давно не виделись, подобная робость была вполне приемлемой. Особенно после сказанного леди Гуминой. «Ты любила его намного больше, чем Сатериазиса…» Сатериазис взял в руки расческу и отодвинул большую часть волос Галу назад. Они холодным водопадом хлынули по спине, рефлекторно заставляя выпрямить её ещё больше. — О чём говорили с Гуминой? — его пальцы ловко распутывали колтун за колтуном, будто он делал подобное раньше. И если сам Сатериазис не припоминал за собой такого, то его пальцы всё хорошо помнили за него. Галурия часто вздрагивала, когда он случайно касался кончиками щетки или пальцами её открытой спины, и демон, сидящий внутри него, гадко ухмылялся, видя в дрожи совершенно иной подтекст, чем хотелось его контрактору. — Она помогла мне кое-что вспомнить. Ты же… помнишь нашего старшего брата? Херувима? Скользящие в её волосах пальцы приостановились. Галурия приподняла голову вверх, чуть откинув её, чтобы всмотреться в лицо брата — оно было крайне задумчиво, словно она сказала ему нечто неприятное. — Смутно, — коротко бросил он, склоняя голову чуть ниже, практически соприкасаясь носом со лбом младшей сестрицы, — Что же ты вспомнила? — Что мы очень ладили с ним, когда я была ребенком. Я очень хорошо к нему относилась… — она шумно сглотнула, когда одна из ладоней Сатериазиса заскользила по её шее, отводя длинную челку к общему скопищу волос, — А ты о чем говорил с мар-маркизом Глассредом? Демон внутри него зажегся неподдельным интересом к вырезу, спускавшемуся чуть ниже, и Сатериазис теперь слушал сестру вполуха. Он осторожно перебирал её чёлку, невольно прикасаясь горячими пальцами к бледной коже, и голова его заплывала. Хотя он пришёл из лучших побуждений именно ради общения, а не поджатых в смущении губ, так здорово его манящих, бороться с соблазном становилось всё тяжелее. — О пропажах девушек и о том, что Гумина оградилась от меня и моего общения после убийства нашей семьи, о его поездке к принцессе Вельзении и ещё много о чём… — он постарался взять себя в руки, хотя это звучало смешно — его рука находилась в опасной досягаемости от выреза и шнуровки корсета, и ему нужно было её отнять как можно скорее, но пока он отнимал у себя только последнюю возможность не накрыть губы Галу своими, удерживая её голову за подбородок и опаляя приоткрывшийся рот. Галурия почувствовала знакомое головокружение, отчего она зажмурилась — жжение в районе ключиц, где висел подаренный матерью крест, вывело её из оцепенения, и она дернулась сильно вперёд, буквально выдирая голову из мужских ладоней. Руки её нервно вцепились в туалетный столик, а лицо сильнейшим образом покраснело. Отчего-то она тяжело дышала, опустив голову вниз и скрывая лицо в волосах. Сатериазис отстранился, убрав тут же непозволительно заскользившую далеко ладонь — она горела, будто её прижгли ладаном. Выдохнув, он виновато улыбнулся, неверящим взглядом скользя по спине сестры. Черт бы побрал сидевшего в нём демона. — Прости меня, я… Ты просто была сегодня такой красивой, вот я и... — сыпля нелепыми отговорками, он прижал горящую ладонь ко рту, — Я лучше пойду. Взглядом он зацепился за крест, висевший на тонком ремешке, облегавшим атласным черным цветом её шею — зеленый, режущий одним своим присутствием атмосферу знакомой энергетикой. Герцог быстро покинул комнату сестры, кидая короткое «Доброй ночи» напоследок. На выходе его уже ждала стоявшая около двери I.R. — Ну что, не получилось? — Что? Нет, я даже не пытался, но… У меня не получилось, даже когда я перестал себя контролировать. — У твоей сестрицы есть предрасположение к магии… Я это почувствовала сразу же, как она пересекла порог твоего поместья, — Ирина отошла от стены, равняясь с контрактором, — Тот крест на её шее, ты от него это получил? — взяв его ладонь и раскрыв её, ведьма указала на оставшийся на ней след. Он в точности повторял форму креста, висящего на шее у Галурии. — Меня обожгло, когда я прикоснулся к нему, — раздосадованно ответил Сатериазис, непонимающе глядя на нахмурившуюся Ирину. — Я послежу за ней и дам тебе ответ. А сейчас нам пора выдвигаться на охоту. Сам же сказал, что ту Глассред хочешь затащить к себе, — презрительно прошипела ведьма, отправляясь к главному выходу из поместья. Немного повременив с отходом, Сатериазис смотрел на дверь, ведущую в комнату сестры, и задумчиво водил пальцами по своим губам. — Похоже, твой приезд подарит мне много интересного, дорогая сестра, — захватив свой плащ, Сатериазис последовал за Ириной. Не зная Что в это самое время Галурия повторяла его скольжение пальцев по губам, сгорая со стыда.