Дитя греха

- Что мы знаем о грехе? Вы ждете, что я просто расскажу вам о дозволенном и недопустимом, словно выпишу рецепт на лекарство. Но все сложнее и глубже запретов и разрешений. Вложите руки свои в ладони мои, и я проведу вас по пути очищения. Внемлите устам моим, не отводите глаз от обнажаемой мною Истины. С нами Бог, дети мои. Очиститесь, преклоните колено, отдайтесь заботам Святой Церкви, и я обещаю вам Искупление и Рай. Аминь.

из проповеди Верховного лидера Церкви пресвятого отца Сноука.

… греха… дитя греха… ты дитя греха… Эффект эхо. Почему в его снах всегда так? Двенадцатилетний мальчик медленно открыл глаза. Он, как обычно, спал на животе. Не то, чтобы на спине он спать не любил, зачастую попросту не мог. Следы после вчерашней вечерней молитвы немного покалывали, расчерченные красными полосами на тонких плечах и лопатках. Рыжие волосы, поцелованные солнцем скулы, глаза цвета зелено-голубой стали и тонкая, бледная кожа. Ничем не примечательный служка в старом храме. Сын бывшего военного, ударившегося в религию после окончания войны и работающего при городской Академии «Арканис», что находилась под личным покровительством пресвятого отца Сноука – главы Церкви. Перед юным Армитажем было открыто не так уж и много путей – религия, армия, праздное забвение. Его отец – отставной майор Брендол Хакс – выбрал для сына первый вариант и ни на секунду не позволял ребенку забывать об этом. - …радуюсь лику ангелов твоих, о Господи, что отогнали кошмары мои. Славься, Отец небесный, услышь молитву мою и не оставь меня в час нужды! Грешен я, ибо мыслю о плоти, а не о духе… Армитаж поморщился, поднимаясь с постели. Отец, как обычно, молился громко. Периодически его слова прерывались звуком шлепков – ни с чем невозможно спутать звон удара ладони о щеку. О, это был плохой знак. Видимо отцу снова снились те самые – грешные – сны, а значит, сегодня он заставит Армитажа покаяться и простоять на коленях дольше обычного, пока будет рассказывать ему о мерзких шлюхах, что сводят мужчин с ума и прекрасными телами вымащивают дорогу прямо в пламень ада. Должно быть, искренне надеялся Армитаж, утренние ритуалы Хаксов мало чем отличались от того, что происходило в других семьях. В крохотном деревянном доме был закуток, где они умывались ледяной водой, причесывались, отец гладко брился, смешно корчась перед треснувшим зеркалом. Затем они молились, а после, за столом во время скромного завтрака, юный Хакс всегда рассказывал, что ему снилось. Брендол внимательно слушал сына, никогда не прерывая рассказа, лишь после, по пути до «Арканиса», подробным тихим голосом описывал каждый подаренный сновидениями грех, отмаливать который придется малышу вечером. Вот и сегодня, как только мальчик завершил описывать свой сон (в большей части сна, в той, где не было старой цыганки и ее странных речей, Армитаж был пилотом и летал над городом), отец, хмуря брови выговаривал ему, пока они шли по медленно наполняющимся сонным народом улицам. - Летать дозволено лишь ангелам Божьим. Мы, люди, поддавшись грешным соблазнам Нечистого, изобрели машины, что способны подниматься к самым облакам. Ты хочешь пристраститься к этому, Армитаж? Хочешь мнить себя ангелом? Мальчик знал, что неправильный ответ на этот вопрос будет стоить ему новых синяков. - Нет, отец. Но ведь ангелы – это армия Господа. Плохо ли хотеть сражаться за право дело светлой нашей веры? Брендол сбился с четкого шага, запнувшись носком старого сапога за выбивающийся из брусчатки камешек. Он с удовлетворением и немного с удивлением глянул на сына. Неужели, его мечта начинает сбываться, и мальчик, наконец-то понял, что в служении есть цель его жизни? - Сегодня… сегодня вечером мы вместе помолимся и возблагодарим Господ нашего за то, что он и его небесные воины охраняют покой нашего грешного человечества. – пробормотал Брендол. Армитаж едва сдержал улыбку, заворачивая за угол булочной и поднимая глаза на облицованное темным песчаником пятиэтажное здание Академии. Надо же, не слова о грехе или о покаянии! Неужели его ждет тихий, спокойный вечер с книгой в руках и умиротворенным сном после? Дай-то Бог, дай-то Бог… *** После того, как Чандрилла утратила статус столицы, жить в городе стало спокойнее абсолютно всем, особенно священнослужителям, ведь заполненный атеистами и военными Сенат заседал теперь в Хосниан-Прайм, что располагался в 50 километрах к югу. Однако далеко не все слуги народа перебрались в шумную и новую столицу Республики. Семья генерала Соло и сенатора Органа решила остаться здесь, в небольшом элитном пригороде, носившем название Ханна-Сити. Небольшой особняк не кричащий о богатстве, но построенный из добротных, качественных материалов окружал огромный сад, за которым простирались, казалось, бесконечные льняные поля. За ними виднелся Чандрилльский Лес, покрывающий невысокие холмы и отделяющий город от небольшой деревушки на берегу реки. Черноволосый мальчишка, гордо пыхтя под весом трех подстреленных им уток, старался не сбиться с шага, следуя за отцом. Сегодня было особенное утро – утро его первой охоты, первого подаренного папой ружья и первого настоящего выстрела. - Аааааар! Уууааар! Высоченный лохматый Чубакка, верный помощник генерала Соло из народа вуки, одобрительно мыча, потрепал мальчишку по непослушным темным кудрям. - Тебе пора бы выучиться использовать язык жестов, дружище. – ухмыльнулся Хан Соло. - Чуи, перестань! – возмутился его сын Бен и чуть не выронил сумку со своей добычей. Как и Хан, малыш Бен и без какого-либо перевода понял, что хотел сказать ему Чубакка. Да, после того, как тогда совсем еще юному вуки вместе с другими соплеменниками по приказу безумного Императора вырвали язык, коммуникация была затруднена, но только не с Соло. Хан еще в юности спас измазанного грязью и кровью великана от смерти в плену, после чего Чуи ни на день более не покидал своего покровителя. Простой люд двухметровый, длинноволосый вуки пугал до чертиков, многие старушки даже начинали креститься, завидя дикаря, но малыш Бен знал – добрее человека не существует на всем белом свете. - Папа, а в Академии нас будут учить стрелять? Мальчику едва минуло восемь, но он уже грезил, как в десятилетнем возрасте поступит в знаменитую Академию. Выучит все, что только будет возможно, а затем отправится на границу в распоряжение действующей армии и, с благословения Церкви, как когда-то его легендарный дед, как отец и мать, дядя и Чуи, будет совершать военные подвиги, о которых затем напишут в книгах и будут говорить по радио. - Конечно. – фыркнул самоучка Хан и закатил глаза. – И ездить верхом, и водить автомобиль, и много чему еще, помимо обычных наук. Твоя мама надеется, что танцевать вас там тоже выучат. - Зачем мне танцевать? – скривился Бен. - Ты же сын Сенатора и внук Королевы. Мне вот пришлось выучиться парочке простых движений, иначе твоя мама сгрызла бы меня живьем. Ам! И не было б у тебя больше папы. Мальчик глянул на хитро улыбающегося отца и рассмеялся. Воспитанный аристократкой и бывшим контрабандистом Бен Соло не был лишен некоторой надменности и легкого чувства превосходства над другими людьми, однако откровенное высокомерие было ему чуждо. - А летать? А фехтовать? – не унимался мальчик. - Ох, пацан, ты хочешь все и сразу! - Я просто хочу стать генералом, как ты. - Ну, я-то фехтовать не умею. - А я буду уметь, как дядя Люк. - Ты только рясу не надевай, а то одного священника в нашей семье хватит за глаза. Прости меня, Господи. Хан перекрестился, после чего приложил два пальца к губам и, задрав голову, послал в небо воздушный поцелуй. Бен, не выдержав, захихикал. Ох, видел бы его сейчас кто-нибудь из священников, да хотя бы тот же дядя Люк, точнее – отец Скайуокер, рыцарь-паладин святой Церкви. Чуть более тридцати лет назад тогдашнему канцлеру Шиву Палпатину удалось дискредитировать светлейший орден Джедаев, паладинов, поддерживающих в стране мир во имя Добра, Справедливости и Бога. Святая Церковь сначала поддержала Палпатина, нарекая его Императором и призывая свергнуть демократическое правление погрязшего в пороках Сената, но… гражданская война не принесла ничего, кроме боли, скорби и разрухи. Родители Бена и брат его матери встали во главе Альянса Повстанцев, сумели сломить имперский режим и вернули власть в руки Сената. Формально, война закончилась уж восемь лет как, но некоторые области еще сохраняли верность идее об Империи, да и Армия, расколотая некогда на двое, никак не могла до конца собраться обратно в единую машину. И, конечно же, потерявшая было популярность святая Церковь всеми силами пыталась вернуть себе контроль над народом. И если Верховный лидер Сноук преследовал цели куда более великие и глобальные, то Люк Скайуокер лишь пытался возродить Орден светлых паладинов-джедаев и даже открыл свою школу, куда принимал учеников, так называемых «падаванов». К дому они подходили в молчании, каждый погруженный в свои мысли. - Господин Соло! Мастер Бен! Ах, такая беда, такая беда… В такое прекрасное утро, и такая беда. Ох, Господи Боже. Принцесса Лея все себя от горя! Престарелый дворецкий – Си Трипио – прихрамывая, семенил к ним на встречу. По пятам за одетым в старомодный светло-бежевый костюм Трипио прихрамывал механик, которого все называли просто Арди. - Да, ебать твою мать, что стряслось-то?! Хан, разнервничавшись, на секунду забыл, что рядом сын и надо бы следить за языком. - Пришла телеграмма … Шара Бей разбилась. - Блять… - Хан зажмурился, хватаясь за голову. – Так, Арди, иди на кухню и накорми чем-нибудь Бена. Трипио, где Лея? - Госпожа у себя в кабинете. Пытается дозвониться до генерала Антиллеса. Господин Соло, не так быстро!.. Чуи и Хан чуть ли не бегом кинулись к дому, старик Трипио едва поспевал за ними. Пузатый Арди, что-то пробормотав, увлек Бена за собой. Мальчик смутно помнил, как старик-механик усадил его за стол, а добрая кухарка поставила перед ним стакан молока и предложила пухлую булочку. Все, о чем мог думать юный Соло, это о том, что его друг По Дэмерон лишился матери. С улицы донесся приближающийся грохот двигателя, зашуршал гравий подъездной дорожки. Бен, бросил недоеденный завтрак, зачем-то схватил свой мешок с подстреленными на заре утками и выбежал во двор. Как он и догадался, приехал Кэс Дэмерон с сыном. - Мне жаль. Бен даже не знал, уместно ли будет желать «доброго утра», наверное, все-таки нет. Смуглый По выглядел неестественно бледным, а его отец то и дело нервно сглатывал и сжимал кулаки. - Мальчики, посидите пока тут… я сейчас… Старший Дэмерон устремился в дом, в дверях спрашивая у Трипио, где Хан и Лея, а По уселся на ближайшую лавочку под раскидистой яблоней. Бен присел рядом, немного промокшая от крови сумка с утками вдруг показалась страшно неуместной. - Что это? – спросил По, кивая на сумку. - Утки. С утра отец взял меня на охоту. - Это ты их? - Да. Попал с первого выстрела. - И зачем ты их убил? Бен вдруг подумал, что для мальчиков восьми и десяти лет они завели очень странный разговор. - Что? - Зачем ты убил этих уток? - Я… ну, это же охота… Бен смутился, и правда, не знал, как еще ответить на вопрос друга. По, обычно веселый, смешливый и задорный, перевел взгляд с Соло на розовый куст и с обжигающей яростью в голосе тихо произнес: - Смерть не должна быть бессмысленной. Даже если это все лишь утки. Яркие солнечные лучи коснулись двух темноволосых макушек. Со стороны города раздались удары колоколов старого храма. *** Надежды на тихий и спокойный вечер разбились о злое, побледневшее лицо Брендола. Армитаж, внутренне подобравшись, аккуратно присел на краешек табурета. Отец до побелевших костяшек сжимал в руках вилку, с отвращением разглядывая нехитрый ужин – картофель, томаты и вареной яйцо. - Что бы ты сделал, будь ты женат, а жена твоя погибла? – спросил Брендол у Армитажа. Мальчик, постаравшись придать голосу твердости, ответил: - Я бы молился за упокой ее светлой души. - Светлой?! Дзынь. Отец дернул рукой, металлическая вилка задела граненый стакан с молоком. - Светлой… Запомни, сын, хорошие женщины, благословенные жены, они посвящают себя мужу и детям, создают уют в скромном доме. Но падшие, тронутые скверной грешницы ставят себя в одну линию с мужчинами, надевают мундиры, садятся за штурвалы самолетов. Никому не дозволено посягать на то, что предначертано ангелам Божьим. Грешницу, грешницу отпевать в чертогах нашего храма! Ох, в каком мире жить тебе, дитя мое?! Брендол бросил вилку и схватился обеими руками за голову. Он выл и стонал, запрокидывая голову, а Армитаж в страхе ждал, когда же он, наконец, придет в себя, схватит мальчика за руку и потащит его к статуэткам и распятию. Долго ждать не пришлось. - Все мы грешные… Поставил сына на колени. - Нечистый наделил женщин красотою тел. Мягкие и желанные, сводят они с ума… Снял с мальчика рубашку и майку. Армитаж зажмурился. - Всем мы дети, рожденные во грехе! Вложил в хрупкую ладошку кожаную плеть. - Грех! Дитя греха! Ты дитя греха! Удар! - Молись! Молись, сын! Удар! Удар! - Благослови Боже детей твоих! Не дай пасть нам, не дай нам сгореть в адском пламени! Удар! Удар! Удар! Много позже, когда за окнами совсем стемнело, а ноющая после молитвы спина уже не ощущалась чужеродной распухшей подушкой, Армитаж услышал новые звуки ударов, доносившиеся из комнаты отца. Ох, вот это уже совсем плохо! На цыпочках, стараясь не производить даже малейшего шума, мальчик встал с постели и направился к приоткрытой двери. Он собирался плотно ее запереть, чтобы не слышать, не знать. Дверь в комнату отца тоже закрыта не была, и на несколько долгих секунд Армитаж увидел, как Брендол, стоя на коленях и упершись лбом в матрац кровати, одной рукой грубо дергает свою твердую плоть между ног, а другой хлещет себя по щекам. Никогда! Ни одна женщина не заставит меня так страдать! Тьма окутала Чандриллу. Погасла Луна, и не сияли звезды. Рыжеволосый мальчик еще долго не мог уснуть.