Bakemonogatari

      Рабочий день Дазая начался не с эпичных попыток суициднуться и не с чашечки растворимого кофе за семь с небольшим иен, а со странного, немного тревожного сообщения из уст директора ВДА:             В аэропорту Йокогамы замечен один из самых опасных, осторожных и НЕ разыскиваемых эсперов в мире — Фёдор Достоевский. Умён, хитёр, чрезвычайно опасен. Вооружён, отчего опасен втройне. Классификация оружия — неизвестна, подвид — неизвестен, форма — неопределённая, цвет — зелёный, производство — предположительно — Россия, возможно — Советский Союз. Военные и полиция в полной боевой готовности. Операцию под кодовым названием «Горящий Тол-чок» возглавит ВДА, командование возьмёт на себя Дазай. В твоём распоряжении все одарённые Йокогамы, включая Чёрных Ящеров Портовой Мафии…       Сказать, что Дазай прихуел — соврать и обдолбаться, в чём, собственно, неплох. Однако! Он не просто прихуел, он пролил дорогущий в кавычках кофе, наебнулся со стула, ударился головой — сначала об угол стола, затем о подоконник, костлявыми пальцами зацепился за шнур ноутбука, затылком встретился с полом и в завершении — подставил переносицу под ребро собственного, раннее взлетевшего телефона. Вероятно, чтобы аппарату мягче падалось.       — Извините, — прокряхтел Дазай, и не думая соскребаться с паркета средней стоимости и качества, — вы уверены, что человек, которого заметили в аэропорту никто иной как — Фёдор Достоевский?       — Определённо, — ответил директор незамедлительно и прежде, чем Дазай успел открыть до неприличия припухший рот — телефону явно не хватило носа, решил, что губы тоже следует от души промять — добавил, — Времени нет. Выдвигайтесь.       Хотел Дазай спросить, какого пешего Достоевский выплясывает — светится, почём — зря, да так и не спросил. Что творится в голове у раша пипл знают только раша пипл, японцам не дано. Видать, извилины короче и завиваются меньше.       — Выдвигаться, значит?       Как бы не пришлось прибегать к уже осточертевшему жесту — рука-лицо. В последнее время — около восьми месяцев, только и делает, что в просаки попадает. Перед Чуей стыдно, даже он не ведётся на то, на что ведётся ВДА с Дазаем наперевес, а перед крысёнышем так вообще — позор и всеобщее порицание! В случае с бывшем напарником — забил и забыл, удобно, чего не скажешь о мелком выродке китайского происхождения. Чтоб его инугами сношали вдоль и поперёк!       Если начистоту, Дазай сомневается в информаторах. И не потому что косоглазием страдают или профессионализм помахал изящной кистью, а потому что слишком хорошо знает Достоевского. Ну, не в его это духе — вооружённым до жевательных зубов лететь обычным рейсом, с обычными людьми, да ещё и высаживаться в аэропорту местного и не только назначения. С какой стороны не глянь, больше двух сцен в одной картине не увидишь — либо умом тронулся Достоевский, либо крыша поехала у всех информаторов разом, Танеды в том числе. Дазай призадумался, взгляд лениво обошёл потолок. Интересно, от холода помутнения бывают? Говорят, зимы в России суровые, температура до минус сорока опускается. Если СМИ не привирают, то удивляет живучесть русских.       — Дазай-сан, мы готовы, — в ногах раздался голос повзрослевшего Ацуши.       Э-эх, молодость, когда-то и он был настолько же прытким, а сейчас… есть дела поважнее прыткости по молодости лет.       — План? — вопросил Куникида, на что получил короткое:       — По дороге.       А за много километров от ВДА в международном аэропорту Йокогамы Феденька, украдкой поглядывая на инструмент бытового содержания, то и дело вздыхает. Разве мог он помыслить, что окажется в столь щекотливой ситуации? Определённо — нет!       — Это фиаско, уважаемый, самое настоящее фиаско, — скорбно протянул Феденька, смачно откусив от печеньки «Коровка»… тридцать третьей по счёту.       Он проиграл — титановым шарам, завываниям о непристойном и бесконечным угрозам о скоропостижной смерти всех и вся. И не Дазаю, не Гоголю и не крысёнышу Накахары — Даньке! Даньке, мать его, Хлеборезке!!!       — Простите?..       Работник аэропорта, парнишка лет двадцати восьми, внимательно посмотрел сперва на обнаглевшего прибывшего, гордо восседающего на троне, после — на паспортные данные. Феденька пожал плечами.       — Ничего, сударь, ни-че-го.       — Дос… Дост… Досто… — краснея, бледнея, за-за-заикаясь, попытался прочитать паренёк английские закорючки, но Феденька вежливо перебил:       — Можно просто — Дос-кун.       Бедолага, хватит с него — стресса. И без того натерпелся. Не забудут его работники аэропорта, ой не забудут. Такого Япония ещё не видела.       — Дос-сан, в декларации вы написали — то… тол… чок… Я правильно прочитал?       — Совершенно верно, — качнул ушанкой Феденька, не спеша пережёвывая печеньку, как учила карга дворянская — ровно девяносто девять раз.       Привычку не пропьёшь. А так хотелось, прям мечталось. Феденька икнул. Чайку бы.       — Ик…       С молочком.       — Ик-ик…       И сахарком.       — Толчок? — в глазах паренька высветились монеты номиналом в пять копеек. — Вы уверены?       И снова Феденька качнул ушанкой.       — Но толчок — это глагол.       — Это у вас — ненормальных — толчок — глагол, у нормальных — существительное.       Паренёк непонимающе моргнул три раза, завозившись, уткнулся в декларацию.       — Кажется, я ему мозги поломал. Подвис, малой.       Не стоило так изощрённо издеваться. Надо было написать — оружие массового поражения, бомба или ещё что попроще. Быть может, оформили бы в разы быстрее.       — Нет, — спустя минуты три, уверенно заявил работник с большой буквы и, как сказал бы Данька — маленьким достоинством, — толчок определённо — глагол.       — В словаре искал?       — В гугле.       — В гугле, милок, много всякого…       Тут зазвонил телефон, на весь аэропорт — гимн Советов. Очередь в километр (после него) загалдела, вмиг рассосалась, зеваки разбежались кто куда. Так-то, знай наших! — гаденько усмехнулся Феденька и ответил на звонок.       — Мощи-мощи…       — В сраку тебе мощи-мощи! Ты где?! — взревели с противоположного конца Йокогамы.       — В аэ-ро-о-опо-о-орту-у, — удавом пропел Феденька, указательным пальцем постукивая по крышке сливного бака.       Напротив, в шагах десяти, замаячила знакомая фигура в знакомом плаще. А вот и боевая элита портового городка прибыла. Схватить самого опасного одарённого верхом на Грифоне. Забавно, как отреагирует его недругносоперник? И в проигрыше, оказывается, есть свои плюсы.       — Дос?! Эй, Дос?! Где тебя булки носят?! Я срать хочу!       — Так в чём проблема? Уборная в твоей спальне.       — В чём?! В ЧЁМ?! Я не умею срать порционно!!! Мне толчок нужен! Наш!!!       — Потерпишь, тут такое назревает, отключаюсь.       — Дос!!! Дос!!! НЕ СМЕЙ ОТКЛ!!!       Феденька отключился, не забыв о беззвучном режиме. В данный момент, его меньше всего интересуют отношения Даньки с унитазами мэйд бай Джапан. Сказать по правде, Федюша тоже не в ладах с иностранными толчками. Когда увидел первый раз, подумал — как русские бомбы пролезут через такую ма-а-аленькую дырочку. По итогам проб — засор, на манер Бигфута. И как-то всё равно на подогрев сидушек, музыку и прочую совершенно ненужную ерунду. Лучше бы долбили интенсивнее. Но сейчас не об этом. Лицо Дазая просто неописуемое. Такого он явно не ожидал. Ну ещё бы. Картина маслом: Фёдор Достоевский, которого нарекли гением всех времён и народов, эспер и преступник с пометкой — опасный, сидит на зелёном унитазе прямиком из Советов посреди аэропорта в своём обычном, немного клоунском прикиде и улыбается до темечка экипированной толпе с щитами и автоматами, что пришла по его душу. Кажется, он догадывается, кто стоит за театральной постановкой века.       — Давно не виделись, Дазай.       — И это называется — вооружён?       — Как видишь, до зубов, — съехидничал Феденька, наслаждаясь физиономией Дазая. Выше всяких похвал.       Благодарствую, Дань, так и быть, оплачу установку толчка.       — Смотрю, совсем сноровку растерял, раз позволяешь крысёнышу водить себя за нос…