Соучастники

Улицы, улицы... Бесконечные улицы путались под ногами, петляли, словно нарочно мешая Перси окончательно прийти в себя. Он всё ещё чувствовал слабость и, вероятно, поэтому не спорил, плетясь за Люком, тянущим его вперёд, подальше от этого города. Или он был слишком напуган, чтобы задавать вопросы, потому что произошедшее несколько минут назад не могло так скоро выветриться из головы, чтобы принести хотя бы обманчивое ощущение спокойствия. Мир вокруг не менялся — в отдалении всё ещё играла мелодия непрекращающегося праздника. Они, однако, держались от этих улиц подальше, выбирая места, где в такое время ни встретишь ни одной живой души. Перси сообразил, что пора сделать хоть что-то, когда они оказались внизу, так близко к выходу. Он резко остановился, чувствуя жжение в лёгких от недостатка кислорода — то ли шли они слишком быстро, то ли... Люк выглядел раздражённым. И взвинченным. В какой-то момент Перси показалось, что сейчас он вполне способен размозжить ему голову. — Перси, сейчас не время, нужно идти, — голос его звучал усталым, как будто Перси сам всё это затеял, а ему — как и всегда — приходилось справляться с последствиями. Вот только Перси понятия не имел, что происходит, но что бы не происходило... — Люк, — прозвучало хрипло, — мы должны вернуться, пока никто не заметил. Ещё не поздно... — Поздно, Перси. Всё зашло слишком далеко. Так что прекрати спорить — нам нужно как можно скорее убраться с этой чёртовой горы, если нам дороги наши жизни, — и поводов усомниться в словах Люка у него не возникало. Даже если он решит остаться, у Посейдона наверняка появится несколько любопытных вопросов в его отношении, так что единственным вариантом было остановить Люка. Драться было бесполезно — даже будь у Перси оружие, он вряд ли смог бы совладать с ним, а оружия у него не было. К тому же его не покидала слабая надежда, что Люк одумается. — «Нам»? Да я понятия не имею о том, что ты затеял, но мне это совсем не нравится. Пожалуйста, послушай меня... – Время переговоров подошло к концу. Вперёд, Перси, не заставляй меня ждать, — Перси сделал несколько шагов по направлению к выходу и круто развернулся, предпринимая отчаянную попытку нанести удар. Отразить спонтанное нападение было просто. Несколько минут спустя они ехали вниз, минуя шестьсот этажей прежде, чем оказаться на самом первом. Из мира небесного в мир земной. Охраны на посту не оказалось — впрочем, в такое время и в такую ночь охрана наверняка дремала где-нибудь в уголке. Двери были закрыты, но это не стало преградой, и уже скоро они вдыхали морозный воздух Пятой авеню. На противоположной стороне улицы остановилось такси, и Перси захотелось бросить всё, запрыгнуть внутрь и уехать, чтобы остановиться у знакомого многоэтажного дома, сложенного из красного кирпича, ворваться в квартиру, ключи от которой он машинально носил с собой, хотя и не предполагал в скором времени там оказаться. Он мог бы заехать в магазин сладостей, купить коробку конфет с какими-нибудь глупыми снеговиками. Этого, может, не было бы достаточно, но тогда он смог бы сказать: «С Рождеством, мама», — и услышать: «С Рождеством, Перси». С Рождеством, Перси. — Идём, не будем терять времени, — Люк успел натянуть на голову капюшон, на который упало всего несколько снежинок, хотя на секунду (всего на секунду) ему показалось, что они стояли там целую вечность. — Мы могли бы... — Перси рассеянно кивнул в сторону такси, словно всё ещё цепляясь за свою эфемерную мечту о маленькой квартире на одиннадцатом этаже. — Идём, Перси, — он почувствовал чужие пальцы, стискивающие ладонь, и понял, что путь им предстоит неблизкий. Тёмная ночь, шумные улицы Нью-Йорка и два отмороженных полукровки, которые бредут непонятно куда, неся на своих плечах непосильный груз. Перси больше не пытался помешать Люку. Он не должен был останавливать его. Не таким образом. Было достаточно мысленно представить, что сделала бы на его месте Аннабет, чтобы привести мозги в порядок. Перси понял, что так просто вернуть украденное ему не удастся — Люк вцепился в своё новое сокровище намертво, и его попытки помешать лишь отнимали время. Для того, чтобы противостоять ему, следовало вначале понять, за что он так отчаянно сражается. Пока Перси был очень далеко от этого. Даже здесь, в самом Нью-Йорке, Люк выбирал маршрут осторожно, предпочитая тихие и маленькие улочки и окончательно запутывая Перси. И всё-таки ему казалось, что он находится от истины в одном шаге. Что ещё немного — один импульс — и он всё поймёт. Нужно было только время. Его чертовски не хватало. Осознание пришло в последний момент, когда впереди замаячило здание Пенсильванского вокзала. Ну разумеется. Как добраться из пункта NY в пункт B, предположительно расположенный у Аида на рогах? Сесть на поезд до пункта B. Они ускорились. Вопреки ожиданиям Перси, Люк проигнорировал центральный вход в здание. Тёмная ночь, шумные улицы Нью-Йорка и два отмороженных полукровки, которые собираются сесть на поезд, направляющийся непонятно куда. Какова вероятность, что отсутствие билетов их остановит? Они перелезают через забор. Перси замечает большое количество проводов и камер, но Люка подобное неприятное обстоятельство не беспокоит — он избавляется от этого по старинке, вытаскивая из-за пояса клинок. — Приготовься прыгать, — предупреждает Люк. Голос у него невероятно спокойный, но спокойствия всё равно не внушает. Вопрос застревает в горле. Они стоят на краю бетонной стены, и вид на железнодорожные пути открывается захватывающий. Следующее, что Перси замечает — шум колёс. Он переводит не то удивлённый, не то неуверенный взгляд на Люка. На его голову натянут капюшон, но Перси всё равно замечает хитрую улыбку, как будто бы они вновь готовятся совершить какое-то безумство вдвоём. Ему приходится напомнить себе, что в этот раз всё иначе, чтобы не улыбнуться в ответ. Это безумство гораздо масштабнее, чем игры в пределах маленького лагеря, которые угрожают разве что нервной системе Аннабет. Та дорога, по которой они идут сейчас, сложнее, длиннее, запутаннее, и она не приведёт их к тому, чего они хотят. Только один из них на самом деле это понимает. А потом появляется поезд, и ноги Перси как будто машинально отрываются от земли. Главное — не угодить на провода. Их много, целая паутина. Некоторый риск есть. Перси не чувствует страха. Он доверяет своим чувствам и доверяет своим рефлексам, поэтому ещё до того, как прыгнуть, он понимает, что всё будет хорошо. Поезд только отъехал, он ещё не набрал достаточной скорости, так что ему есть, на что надеяться. Удар о крышу вызывает тупую боль. Именно удар — он и не надеялся на хорошую посадку, поэтому не тратит время зря, пытаясь удержаться. Это ещё одна вещь, представляющая опасность. Ты прыгнул — осталось сохранить позицию. Теперь Перси рассчитывает не на рефлексы полукровки, а на силу трения. Только потом, когда все опасности позади, Перси переводит взгляд на Люка. Он достаточно откровенен с самим собой, чтобы признаться, что немного беспокоился по этому поводу, хотя, наверное, не стоило. Так же как он доверял Люку и его рассчетам, хотя и этого делать не стоило. Не стоило и долго находиться на крыше — в Нью-Йорке достаточно опасностей, включая тонелли — поэтому они торопятся спустится вниз. Поезд наполовину пустой. Они прячутся в багажном отделении. Дверь закрыта, но для Люка это никогда не было проблемой. Перси прислоняется к чемодану, в котором что-то звенит. Он сглатывает прежде, чем начать говорить. В ушах всё ещё стоит шум колёс. Над головой болтается тревожно мигающая лампочка. — Ты никогда не слышал о билетах на поезд, Люк? — ответом ему служит нервный смешок. Люк сидит напротив. Он уже снял с головы капюшон, и теперь Перси может с чистой совестью разглядывать его лицо, ища какие-то признаки того, что Люка подменили или что это всё просто какое-то недоразумение, и сейчас, когда он получит объяснение, всё снова станет как прежде. Но Люк молчит, и его молчание красноречивее любых объяснений. И действует на нервы оно гораздо сильнее. — Ничего не хочешь мне сказать? — ему приходится вечность пялиться на Люка, прежде чем тот наконец решается поднять голову и удостоить ответным взглядом. Именно решается — так Перси кажется. Украсть бесценные реликвии и разозлить самого безбашенного дядюшку во всей округе гораздо проще — сущий пустяк — чем посмотреть на него, Перси Джексона. — Что именно ты хочешь от меня услышать? — Люк пытается казаться человеком, который уверен в том, что делает, но Перси знает его — по крайней мере он так считает... И дело ведь даже не в этом. Перси не нужно знать Люка. Ему достаточно знать самого себя, чтобы сказать: Люк понятия не имеет, что делает. Адреналин даёт ему достаточно сил, чтобы не расклеиваться сейчас, но рано или поздно ему придётся столкнуться с тем, что он натворил, и с последствиями этого. К слову, последствий пока нет. Даже признаков. Перси ожидал, что, как только они спустятся с местных небес на Нью-Йоркскую землю на них обрушится ливень (зимой-то!) и смоет их с Пятой авеню вместе с десятком зданий, но ничего не произошло тогда и не происходит до сих пор. Затишье перед бурей, настаивает он. — Хоть что-нибудь. Ты мог бы хотя бы... Как насчёт того, чтобы поделиться своим безумным планом? — Перси знает, что психовать бесполезно, и что он не тринадцатилетняя девчонка, чтобы позволять себе подобное. Он ждёт комментариев на этот счёт, но их нет. Встретились как-то два психа в поезде. Один из них бесится, а другой неестественно спокоен и инертен. Загадка не в том, кто из них быстрее убьёт другого, а в том, чьё поведение на самом деле пугает. — Что именно, Перси? — другой псих говорит устало. — Ты знаешь, что я взял. Ты можешь даже предполагать, зачем оно мне. Ты также знаешь, что я не собираюсь возвращать это на место. Ты можешь спросить, зачем я ввязываю в это тебя... Но это, боюсь, выбивается из моего плана. Так чего же именно ты ещё не знаешь? Мне всегда казалось, что ты умный парень. Перси надеется, что мигающая лампочка не позволит Люку увидеть, как он предательски краснеет, чувствуя себя мальчишкой, играющим в игру, правил которой ему никто не объяснил. — Ты прав. Я знаю, что ты взял. Но я не знаю, зачем оно тебе, — Перси некстати замечает, что сидят они в одной и той же позе. Осталось только положить шахматную доску. – Лично мне – ни к чему. Он призывает все свои интеллектуальные ресурсы, взывает к Аннабет и сожалеет, что так редко её слушал. — Значит, ты действуешь не в одиночку. — Только безумец решился бы провернуть такое в одиночку, — молодец, Перси, лови кость. — Ты хочешь нанести ущерб. Люк по-театральному зловеще рассмеялся. — Такие игрушки не крадут, чтобы творить добро и дарить радость, Перси. — Я не закончил. Ты хочешь навредить Богам. Но почему?.. — Почему, Перси?! — Люк делает резкий рывок вперёд, и чемодан за спиной Перси разве что не подпрыгивает. Его полные ярости глаза оказываются напротив, и Перси удивляется, как он мог раньше этого не заметить. Но там есть не только ярость. Перси видит нечто в глазах Люка, что точно не является его отражением. — Они вредили мне и раньше. И моим друзьям. Почему я вечно должен быть тем, кто принимает урон на себя?! Почему бы мне не нанести его самому, преподав всем этим чопорным божкам урок?! — Потому что ты не такой, — теперь Перси спокоен, а Люк — взбешён. Инь и янь, постоянно меняющие роли. Свет, возникающий из тьмы. Тьма, порождающая свет. — Что ты вообще обо мне знаешь? Тебе не приходило в голову, что я просто одурачил тебя? Так же, как одурачил остальных? Перси ничего не отвечает на это. Они не возвращаются к разговору, расползаясь по разным концам вагона. Перси ждёт подходящего момента чтобы напасть. Он знает, что Люк спит чутко, но в этот раз Люк не спит вовсе, и Перси может только предполагать, что нечто неприятное будет ждать его, как только он закроет глаза. Перси пытается оставаться в сознании, но с опозданием понимает, что ему это не удастся. В следующий раз, когда он открывает глаза, мир меняется. Лампочка гаснет, а в следующую секунду взрывается. Перси успевает рефлекторно обхватить голову руками и откатиться в сторону. В ближайшие несколько секунд он слышит лишь собственное тяжёлое дыхание, а потом тишина взрывается множеством звуков. Снаружи завывает ветер, и вагон начинает тревожно раскачиваться. Это не обычная буря. Шквал ветра вновь обрушивается на стенки вагона, и Перси слышит, как они прогибаются, не в силах противостоять разбушевавшейся стихии. У него возникает чувство, что только стены, внезапно кажущиеся такими хлипкими, спасают их от гибели. Вновь становится тихо, а потом начинается ад. Неприятная смерть — быть раздавленным чемоданами, но именно она угрожает ему сейчас, когда вагон начинает заваливаться набок. Перси слышит крик Люка — или это его собственный крик? Поезд, следующий по маршруту Нью-Йорк — Неизвестность только что сошёл с рельсов.