Побочный эффект

— Я переживаю за неё, — тихо проговорила блондинка, смотря куда-то в пол. Её взгляд действительно был озабоченным, тонкие брови чуть приподняты, а в зелёных глазах блестело беспокойство. Почти такое же сильное беспокойство виднелось и во взгляде напротив — женщина с короткой стрижкой пристально смотрела на свою дочь, не сразу решаясь что-то сказать. — Реджина сегодня и вправду сама не своя, — наконец, произнесла она и поджала губы, вспоминая. — Она в кафе сказала мне, что на самом деле никогда меня не ненавидела. В ответ прозвучал нервный смешок, полуопущенные губы Эммы Свон дрогнули в кривой ухмылке. Это действительно не было похоже на Злую Королеву, хоть уже и бывшую. — Она потом быстро убежала, будто… будто совсем не хотела этого говорить, — Белоснежка задумчиво нахмурилась, так, словно только сейчас поняла всю странность поведения своей мачехи. — Реджина всё время избегает меня. Просто отталкивает в буквальном смысле. Может, это связано с Генри? Потому что он не помнит её? Господи… я даже представить не могу, как ей сейчас тяжело. Свон закрыла лицо руками и тяжело вздохнула, а после резко вскочила с кровати, не обращая внимание на немой вопрос рядом сидящей женщины. Без слов взяла красную кожаную куртку, которая всё это время висела на спинке стула, и подошла к двери. Мгновенное замешательство, и она обернулась: — Мне нужно поговорить с ней. Снежка только кивнула в ответ.

* * *

Она нашла её в мэрии, конечно же. Запершись в своём кабинете, Реджина делала какое-то зелье. Это было понятно по специфическому запаху, исходящему за закрытыми дверями. Эмме не оставалось ничего делать, кроме как упрямо стучать, чтобы ей наконец-то открыли и ответили на все вопросы. — Реджина, я знаю, что ты там! Открой, надо поговорить. Но сколько бы она ни билась, в ответ было лишь молчание, которое только раздражало Свон. Ещё раз постучав, она решила разобраться в волнующем её вопросе прямо на месте, как есть, потому что по-другому, видимо, было невозможно, особенно когда дело касалось упрямой Миллс: — Что тебя тревожит? Скажи мне. Генри? Мы можем поговорить об этом. Возможно, я могу помочь. По крайней мере, я постараюсь, — она поморщилась, потому что опять выглядела в глазах женщины по другую сторону двери нелепо и беспомощно. Ей это не нравилось, она ведь правда хотела помочь. — Я больше чем уверена, что ты всё ещё очень важна Генри, он ведь любит тебя. Просто этого не помнит… — Вздох. Нет, не так она представляла их разговор об этом. — Я переживаю за тебя. Эмма зажмурилась, проклиная себя за сказанное, но слова уже было не вернуть. Оставалось только ждать ответа, хоть какой-то реакции. Но, по-видимому, не было смысла — в кабинете мэра всё ещё тишина. — Мне очень жаль, — тихо проговорила Свон, коснувшись лбом холодной поверхности двери. — Мне, правда, очень жаль, Реджина. — Ты не виновата. Она тут же подскочила на месте и замерла, чтобы расслышать внезапно появившийся знакомый хрипловатый голос, в котором можно было разобрать дрожь. Но эта фраза оказалась единственным, что произнесла Королева. — Реджина? — Подожди, Свон, — проворчали в ответ. — Я делаю зелье. Не задавай лишних вопросов. — Тогда просто впусти меня, — Эмма нашла в себе уверенность, совсем уже не скрывая требовательность в тоне. И опять не дождавшись ответа, она достаточно громко постучала: — Реджина, открой! — Свон! — раздался рык. — Ладно, опробую зелье на тебе. И в эту же секунду дверь перед блондинкой открылась. Первым, что она увидела, был стол, на котором стояло множество колбочек с разноцветными жидкостями, из некоторых клубился пар, а в каких-то был слышен негромкий характерный булькающий звук. У стола стояла брюнетка с неизменной королевской осанкой. Она хмуро размешивала тёмно-синюю жидкость, даже не взглянув на вошедшую женщину. — Что?.. — Ш-ш-ш! — резко шикнула Реджина, не давая ничего сказать. — Никаких вопросов, мисс Свон. Эмма успела только послушно кивнуть, как эта синяя жидкость была залпом выпита Миллс. Карие глаза закрылись, а после широко распахнулись, уже с проблеском надежды. Она взглянула на Эмму, которая ошарашено приоткрыла рот, и сказала: — Теперь можешь задать свой вопрос. Не сразу найдясь, Свон пришлось судорожно вспоминать, что же она хотела спросить до этого. — Что ты делала? — Зелье правды, точнее, оно должно действовать наоборот. Я обнаружила, что проклятие имеет побочный эффект, и, скорее всего, он проявился только у меня. Я говорю только правду. И зелье, видимо, не действует. Чёрт возьми! — колба с остатками тёмно-синей жидкости полетела через весь кабинет и, встретившись со стеной, вдребезги разбилась. Реджина сжала кулаки и сильно стиснула зубы, на лбу появилась давно знакомая Эмме венка. Всё это означало только одно — она в лютом гневе. Поэтому Свон торопливо подняла руки и машинально сделала пару шагов назад: — Воу, Реджина, тихо! Это проблема, я согласна. Но не надо принимать всё близко к сердцу! — Боже мой, заткнись, я не принимаю близко к сердцу. Мне просто страшно! — сказав это, Реджина ещё больше разозлилась и закрыла рот рукой, будто это могло ей как-то помочь. — Тебе страшно? — в ответ кивнули и отчаянно зарычали. — Если ты думаешь, что я буду над тобой смеяться, то ты глубоко ошибаешься. — Конечно же будешь смеяться. Я жалкая, не могу контролировать собственную речь, — Реджина всплеснула руками, подтверждая сказанные слова, и беспомощно опустилась на стул у стола с колбами. Эмма могла начать переубеждать её, могла сказать, что никогда не считала Миллс жалкой, что она до сих пор, даже будучи под странным побочными эффектом, оставалась одной из самых сильных женщин. И это было бы чистой правдой. Но Эмма не сказала этого. Потому что, на самом деле, ей тоже было страшно. Она была жалкой, не Реджина. — Поэтому ты избегала меня всё это время? — тихо спросила Свон, подходя ближе. — Буквально убегала каждый раз, когда видела меня? — Я боялась, что скажу тебе лишнего, чего не стоит говорить, — карие глаза уставились на руки, покоящиеся на коленях, не решаясь встретиться с зелёными. — Тебе лучше уйти, пока я не разобралась с зельем. — Чего такого ты можешь мне сказать, чего я не знаю? — Эмма фыркнула, слишком весело для данной ситуации, но решила не обращать на это внимание. — Я всегда считала, что ты высказываешь мне в лицо всё, что думаешь. Зачем убегать? — Потому что это не так, — их взгляды всё-таки столкнулись, — потому что я не говорю тебе всего, что думаю. Эмма увидела в глазах Реджины просьбу, молчаливую мольбу. Надо было заткнуться, перестать задавать вопросы и уйти, возможно, так было бы лучше для Реджины. Или задать один единственный вопрос, чтобы поставить окончательную точку во всём, что происходило в жизни Реджины. Или не только в её жизни. И, может быть, этот вариант был бы лучшим для них обеих. Даже если оказался бы болезненней первого. — Реджина, ты можешь мне сказать, — она шумно вдохнула и села на корточки перед брюнеткой. — Что случилось? В ответ женщина отчаянно покачала головой, будто отрицая всю сложившуюся ситуацию, и закрыла лицо руками: — Я влюблена в тебя. Повисла тишина, которая, как казалось Миллс, длилась слишком долго, мучительно, неприятно отдаваясь болью где-то в грудной клетке. Казалось, она возненавидела себя только сильнее, обвиняя во всём, что случилось за слишком затянувшуюся жизнь. Она была виновата во всём. И будет виновата сейчас, когда от неё отвернётся последний человек, которым она в тайне дорожила. Так она думала. Она была уверена в этом. По щекам от отчаяния побежали слёзы, но она перестала обращать на это внимание, когда почувствовала, как тёплые пальцы коснулись её запястья. Эмма медленно опустила руки на колени и мягко сжала их. В зелёных глазах творилось что-то невероятное, нечитаемое, поэтому Реджина перевела взгляд в сторону, чтобы в итоге не увидеть в них презрение и ненависть. Она не могла… просто не могла… — Реджина, — тихо прошептал голос, почему-то ставший таким любимым, из-за чего она всё ещё ненавидит себя. Любовь — это слабость. — Знаешь, тебе не надо было убегать, — и она не выдержала, снова столкнулась взглядом с зелёными глазами, уже более спокойными, которые действовали на неё как обезболивающее. Теперь было не так страшно. — Я тоже тебя люблю. Сердце не успело сделать очередной удар — чужие пальцы стёрли с щёк слёзы, а тонкие полуопущенные губы растянулись в робкой улыбке. Эмме тоже страшно. Было страшно. Реджина улыбнулась в ответ. Теперь им обеим не страшно.