Пьяное солнце.

ты ничей и мой ты — это твои любимые беговые черно-белые найки. большой стакан кофе ночью на набережной. огромные глаза и очень худые щёки. ты — это горсть витаминов на столике с утра. пачка обезболивающих рядом. длинные холодные пальцы. острые шутки. отросшие пряди волос, пахнущие хвоей и яблоками. долгие разговоры по телефону. падение со всего маха спиной на кровать. неумение обманывать. терпкий громкий голос и ещё громче крики. укусы моей ладони, когда я закрываю тебе рот. прыжки со спины на меня. тупые прозвища. ты — виноград раз в месяц, когда можно отступить от диеты. ты — это контрольный в голову стоном, признанием, сведенными мышцами, улыбкой, капельками пота на спине. ты же никогда не сдаешься! сначала немая ярость, потом разочарование и желание умереть, которые сменяются решительным огнем хищника в глазах. чтобы привести тебя в чувство, приходится дать хорошую затрещину. ты не обижайся, это за дело. и я имею право. чтобы ты даже не думал, что второе место это плохо. это пиздец как хорошо! привожу тебя в чувство и сразу прижимаю к себе, не давая ярости захватить тебя во второй раз. ты сразу сдаешься мне, часто дышишь, сдавливаешь кожу на спине под майкой. сегодня день мимо нас. но ещё впереди вся ночь. где пламенеющий закат себе и мне вскрывает вены материться на айфон, который дзынькает так не вовремя. разрывать губы на миллиметры, чтобы не споткнуться. всё равно падать и барахтаться на полу. ухватить выступающую под кожей вену на предплечии зубами и выбивать из тебя толпы мурашек по всему телу. во рту всё пересохло. то ли от поцелуев, то ли от того, что кроме кофе последние два дня мы ничего не пили. московский ветер загоняет в окно свежий воздух. дождь-то прошел. ну надо же. твой хриплый голос. мать твою, какой же он у тебя. раздирать твои лопатки и ловить ртом стоны. сегодняшним салютам над лужниками и не снились те фейерверки, что взрываются в моей голове, когда я отстраняюсь и оглядываю твоё лицо. сейчас я готов умереть. только смотреть в эти глаза и не разрывать сцепленных пальцев. боже, Модрич, ты стал ещё худее за этот грёбанный чемпионат. ползу губами по рёбрам, заходя за водораздел шортов. тебе полагается большой молочный коктейль от меня лично. с мороженым. фисташковым, ты же так любишь его. самое запретное угощение мира сейчас распласталось на полу отеля и не думает менять положение. кто ж ему даст. теперь можно что угодно. убей меня потом, но только не сейчас всё что я мог сказать, уже сказал. теперь только целовать и надеяться, что это будет достаточно весомым аргументом. спустя вечность, набросив на тебя одеяло и попросив не подсматривать, я вылетаю из номера. пять минут — и я несу в двух руках мороженое салатового оттенка. открываю дверь, и я снова в раю. вижу твои счастливые глаза и тянущиеся руки, и меня разрывает. от абсолютной любви к тебе и к этой вселенной. к белым мягким одеялам, что словно облака укутали собой пол номера. ты садишься, и я кормлю тебя из рук. я кормлю тебя фисташковой сливочной сладостью, пачкая твои губы и откусывая с другой стороны, понимаешь? мягкие капельки стекают вниз, а ты не спешишь, чтобы облизнуть языком мои пальцы. твои губы холодные и сладкие. обычно так бывает и без мороженого, кстати. хорошо, что не надо ничего объяснять. только не сегодня. – мне кажется, здесь край света. – ещё нет. у нас есть ещё одна порция. мой дом там, где ты поджигаешь фаеры и орёшь с крыши автобуса. мой дом там, где ты проигрываешь и встаёшь. мой дом там, где ты молча тихо засыпаешь, забросив на меня руки и ноги. мне этого хватает.