Fortuna

— Вина? — Лионель замечает музыкантов на небольшой сцене только тогда, когда они садятся за столик. Он терпеть не может подобные заведения, здесь всё пропитано запахом дорогой мебели, качественной кожи и позолоты, что всегда сочетается с красным. Красные бархатные шторы на больших окнах, красные дорожки, красные диваны около сцены, глаза хочется выколоть. Криштиану кивает и напиток наполняет оба бокала, вино тоже красное, Месси думает, что скоро возненавидит этот цвет. — Зачем? Я не… — Роналду смотрит на него из-за меню, обёрнутого в картонную красную (!) обложку, Лионель вспоминает, что это также цвет крови, выдыхает и опускает взгляд на меню перед собой. Оно пестрит разнообразными блюдами, крышесносными ценами и дорогими ингредиентами. Такому ресторану он бы предпочёл заведение поскромнее, как то, в котором они праздновали день рождения Криштиану-младшего. Кажется, что это было так давно, а на самом деле? Аргентинец коротко посматривает на футболиста напротив, думает, что закажет самый простой из салатов, выпьет немного вина, а нормальную пищу запихнет в себя уже в отеле, где они забронировали номера на ночь. Завтра с утра нужно будет съездить и оформить остальные документы на покупку квартиры, Лионель записывает в мысленный блокнот список дел и вздрагивает, когда официант подходит снова, спросив, что они будут заказывать. Криштиану говорит что-то молодому парню в блядском красном фартуке, пока Месси пытается выискать взглядом нормальный салат. Он находится, кажется, это Цезарь с какими-то странными добавками, выбора всё равно особо нет, а перекусить надо. Живая музыка заползает в уши, кричит о роскоши, о том, что этот ресторан могут посетить только богатые люди, в чёрных дорогостоящих костюмах и шикарных платьях. От этого тошнит. Комок в горле проталкивается дальше глотком вина, пока Лионель осматривается. — Не любишь дорогие рестораны? — Криштиану повторяет за ним, свободно усаживается на мягком стуле, от которого задница воет волком, потому что слишком мягко, смотрит на музыкантов, непохожих на тех, что были несколькими днями ранее в… произошедшее при живой музыке и взрывающемся салюте вызывает на лице слабую улыбку. Время идёт быстро, не щадит, кажется, что прошёл месяц, а прошло всего ничего. Роналду поправляет чёрную рубашку, крутит в руках салфетку и прикрывает глаза, желая сосредоточиться на картинках нового итальянского дома. Тихий кашель со стороны аргентинца не даёт это сделать, Лионель не может найти себе места, обхватывает пальцами тонкий бокал и делает глоток, смакует кислый вкус вина на языке, проводит им по губам, пока португалец отводит взгляд, потому что кончики пальцев начинают чесаться. Их заказ приносят через двадцать минут, когда Месси уже успел осмотреть всё помещение, заметить ещё несколько человек в углу. Трое мужчин разговаривают тихо, словно осторожно, белое вино в бокалах, какое-то мясо, похожее на телятину или… — Ты не будешь? — Лионель поворачивает голову в сторону Криштиану и выпрямляется, взяв аккуратно положенную на стол вилку. Слава Богу, что они не пошли в азиатский ресторан, а то палочками он пользоваться не умеет. — Не хочу, если честно, — креветка протыкается только тремя зубцами, Месси поднимает морепродукт над тарелкой и рассматривает его. — Ты часто ешь в таких заведениях? — Аргентинец следит за тем, как столовый прибор на чужой тарелке утыкается в прожаренного цыплёнка. — Люблю более… тихие места, — Лионель хмыкает и откладывает вилку, допивая своё вино, через секунду официант появляется около их столика с бутылкой в руках. Он прикрывает бокал рукой, потому что ему ещё садиться за руль, а голова и так накрывается лёгким туманом от уже выпитого. Молодой парень улыбается, когда Роналду подвигает к нему свой недопитый бокал, искусно и грациозно, если такое вообще возможно, наливает напиток и уходит. — Сейчас стошнит, — мысль о том, что они впервые ужинают вместе, появляется неожиданно. Они никогда не вели настолько светских бесед, обсуждая просто какое-нибудь заведение, событие, их разговоры либо были словесными драками, либо по рабочим вопросам. Непривычно. — Не будь занудой и просто ешь, — закатывает глаза Криштиану, быстро доедая свой ужин и почти залпом допивая вино. Алкоголь нельзя пить быстро, это… чревато. Вино немного ударяет в голову, когда он зовёт официанта, чтобы тот принёс счёт. Парнишка желает всё сделать как можно быстрее, чуть ли не летит, пока португалец вытирает рот красной салфеткой и откидывается на стуле, обратив своё внимание на музыкантов. Те полностью погружены в музыку, скользят пальцами по инструментам, иногда переглядываются друг с другом. Лионель вдруг вспоминает того самого талантливого мальчика, которого Джо нашла на улице. Его голос трогает нервы в голове, когда он вспоминает его и то, что произошло после. Красная нетронутая салфетка сжимается в пальцах, когда Месси переводит взгляд на Криштиану, слушающего живую музыку. В горле начинает першить, но воды им не принесли, поэтому запить нечем. Счёт ложится на стол, официант мило улыбается и уходит, пока Роналду кладёт купюры в кожаную книжку и встаёт. — Пойдём. На улице темнеет, с каждой минутой всё больше и больше, Лионель надеется, что сознание не помутится вдруг, когда он сядет за руль, он закатывает рукава рубашки, приглаживает немного растрепавшиеся волосы, желая поскорее оказаться в отеле и опуститься на прохладные простыни. Криштиану смотрит на своего агента, моргает пару раз и садится в машину, проверив свой телефон на наличие сообщений или вызовов. Солнце уже давно за горизонтом, Месси думает, сколько же они просидели в ресторане, когда поворачивает ключ в замке зажигания и поворачивает руль. — Когда ехали сюда, я видел парк, поехали туда, — аргентинец удивлённо смотрит на футболиста, тот вскидывает бровь, а потом отворачивается к окну. Ну, спорить со своим подопечным он не может, пытается вспомнить места, где они проезжали, и выезжает на дорогу, посмотрев в боковое зеркало.

✖ ✖ ✖

Сумерки кутаются в небе над Турином, накрывают город тёмно-голубым полотном и зажигают фонари на дорогах, около домов, приносят с собой атмосферу покоя. Лионель останавливается почти в самом конце парка, где никого нет, только клумбы с пышными цветами и деревья, в листьях которых путаются жёлтые едва светящие фонари. Район тут действительно тихий, Криштиану думает пару минут, а потом открывает дверь и выходит. Месси смотрит, как португалец проходит вперёд и опирается на капот машины, скрестив руки на груди. Прохлада ночного города касается шеи, когда он выходит следом. — Хочется покоя. Кажется, что деревья ограждают их от реального мира, за границами которого шумят иногда проезжающие машины, шумит сам город, просыпается для ночной жизни, чтобы вдохнуть в бессонницу людей хоть какой-то смысл, наполнить заведения посетителями и заставить горожан отдохнуть от дневной суеты. Лионель встаёт рядом, по привычке сунув руки в карманы брюк и подняв голову вверх. Деревья окружают их со всех сторон, отдав кусок пространства дороге, но небо над головой оставляют открытым, Месси видит, как загорается первая маленькая звезда. — Свободы, — тихо говорит он, вызвав на лице Криштиану полуулыбку, которая не похожа на усмешку. Просто уголки губ дёргаются вверх, пока они стоят, огороженные от реальности городской природой, днём задыхающейся от запаха бензина. Роналду прикрывает глаза, расцепляет руки и опирается ими на капот, пытаясь вглядеться в тёмно-голубое полотно. Вино медленно смешивается с кровью, он переводит взгляд на стоящего рядом аргентинца, Месси ёжится от прохладного ветра, но не опускает головы, пытается найти ещё несколько новых звёзд, пока есть возможность побыть в тишине, которая делает только лучше. Разгоняет неправильные чёрные мысли, превращает их в туман. Криштиану думает, как дошёл до этого снова. Думает, почему именно человек, стоящий рядом с ним сейчас, сломал лёд под ногами? Тёмно-красное чувство принимает в свои объятья кровь, тёмно-красными губами впитывает в себя густую жидкость, насыщается, пока он сжимает кулаки, чтобы не тянуться, не поднимать рук, кончики пальцев которых колет уже второй час. Они больше не скалятся и не рычат, не провоцируют друг друга, но воспоминания об этом в голове толкают в спину, ударяют меж лопаток, пока он забывает о сумерках, накрывающих город. Лионель не обращает внимания на него, а Криштиану одним только взглядом цепляется за воротник рубашки и тянет её вниз. Вниз со светлой кожи, вдоль чернил, въевшихся, нестираемых. Чужие эмоции татуировкой ложатся на рёбра, пока он продолжает смотреть. — В такие моменты я… люблю тишину, — тихий голос бьёт по ушным перепонкам, хрипотой проникает в глотку и чешется, чешется, чешется. Роналду борется с мозгом и здравым рассудком в своей голове. Они оба не умеют признавать правоту, если это не касается близких, не умеют высказывать то, что происходит внутри, не умеют признаваться в чувствах, крутящихся на языке. Они чувствуют себя потерянными, когда смотрят в тёмные глаза, цепляясь за радужку взглядом, пытаясь не утонуть во тьме, скапливающейся внутри долгие годы. У них были десятки отношений, долгих и не очень, женщины и мужчины, которые говорили первому, что он недостаточно хорош, а второму, что он не такой, каким казался на первый взгляд. Криштиану помнит каждое слово, не знает, зачем, переваривает в своей голове, пока Лионель забывает о словах, сказанных в лицо. Лучше горькая правда, чем сладкая ложь, но он вздрагивает, когда Роналду выпрямляется, возвращаясь в машину. — Поехали. Горькая правда смешивается с сахаром, что обычно скрипит на зубах у безумно влюблённых, розовым цветом оставаясь на языке. Лионель последний раз слушает шумящую листву, чувствует прохладный ветер и оборачивается, доходя до двери и открывая её. Одному говорили, что он недостаточно хорош, но его идеальность перекрывает всё, о чём только можно было мечтать. В ожиданиях от второго разочаровывались, закатывали истерики, пока крепость вокруг него рассыпалась щелчком пальцев одного единственного человека. А теперь они оба молчат, потому что хочется сказать слишком многое, обвинить друг друга в блядских чувствах, жгущих между рёбер. — Почему ты согласился? — Месси сжимает ладонь на руле, тихо выдыхает и опускает голову. — Ты ещё помнишь мой вопрос? — Лионель резко поворачивает голову, почувствовав горячее дыхание на губах. Они не могут сказать друг другу ни слова, потому что хотят сказать слишком многое, но действия красноречивее любых слов, любых эмоций, потому что действия — и есть эмоции. Бьющие через край, они не хотят останавливаться, пока мотор автомобиля продолжает молчать, а Криштиану упирается локтем в спинку своего сидения и подаётся вперёд. В темноте белая рубашка словно светится, он опускает на неё взгляд, а потом чувствует, как оставшиеся льдины начинают таять. — Что у тебя в голове, Лионель? — Месси хочет отстраниться, потому что собственное сердце предаёт, захватывает в свой плен кислород и не пускает его к лёгким, когда ощущение пальцев на шейных позвонках оказывается реальным. Реальнее блядского Турина, реальнее скорой новой жизни в Италии, реальнее перемен, о которых он не перестаёт думать. Криштиану проникает в голову, целует горячо и жадно, молотком проходится по мыслям и крошит их, одну за другой, не оставляя вместо них ничего, кроме тихого голоса и себя, потому что Лионель знает ответ на последний вопрос, но ответить ему не дают. Они одни впервые за прошедший месяц, одни в чужом городе, который должен стать родным. Здесь чувствуется свобода, границы растворяются в сумерках, опускаются невидимой дымкой к ногам, пока Роналду притягивает аргентинца ближе, зацепившись пальцами за воротник рубашки. Мысли почти превращаются в реальность, когда он ведёт ладонью по плечу, поглаживает кожу через ткань белой рубашки. Она впивается своей яркостью между глаз, вытирает кровь от пулевого ранения, пропитывается красным. — Ко мне... иди, — они оба задыхаются тишиной. Лионель чувствует, как его почти насильно перетягивают на колени и матерится, ударяясь затылком о низкую крышу. Чужие колени, кажется, горят огнём, когда он усаживается на них и не верит в происходящее, потому что так, блядь, не бывает. — Забавно. — Криштиану улыбается, когда путается пальцами в пуговицах, Месси тяжело дышит и утыкается лбом в его лоб, наблюдает за действиями португальца. — Забавно, что именно ты пустил пулю мне в лоб. — Лионель смотрит на него непонимающим взглядом, а потом вдруг улыбается, надрывно, хриплым смехом пробирается в горло, опустив ладони на шею. — Забавно, что рикошет пришёлся в меня, — горячее дыхание смешивается с душным воздухом, Роналду дотягивается до кнопки, опускающей окна. Прохладный ночной ветер залезает в салон, касается кожи под рубашкой, пока Лионель задушено выдыхает в чужие губы и пытается не прижиматься слишком сильно. Он забывает — Криштиану в его голове, усмехается и дёргает за бока ближе, обжигая прикосновениями. — Давно хотел это сделать, — Лионель прикрывает глаза, когда пальцы хватаются за края белой ткани и тянут её вниз, обнажают светлую кожу, демонстрируют темноте уродливые шрамы, которых секундой позже касаются горячие ладони. Для них двоих тут слишком тесно, поэтому португалец жмётся ближе, дышит чужим дыханием, эмоций не хватает, воздуха тоже, хотя прохлада ложится на приборную панель, пытается забиться в самые узкие щели машины, впитать в себя тихие голоса. Криштиану прикрывает глаза, поднимает руки и запутывается в тёмных волосах, портя укладку, портя идеальность, дрожащую для него. — Нам нужно… больше места, — если бы они только могли задуматься на секунду, то свалили бы всё на вино, но алкоголь хоть и растворяется долго, трезвый мозг не обманешь, потому что это он заставляет двигаться. — Отодвинь водительское. Казавшаяся широкой машина просто не даёт спокойно вздохнуть, Лионель в тумане тянется за португальцем, когда тот подталкивает его, помогает перебраться назад и секундой позже делает тоже самое. — Повернись, — Криштиану старается сделать так, чтобы им обоим было удобно. Впервые за всю жизнь. Тонированные окна не пропускают взгляд темноты, Лионель немного наклоняется, чтобы футболист уселся удобнее, а потом тяжело дышит, когда чуть не застревает в тесном пространстве и прижимается уродливыми шрамами к холодной рубашке, не успевшей нагреться от его кожи. Роналду чувствует странный запах волос и опускает голову. Его пальцы скользят по плечам, опускаются ниже, пока Месси думает, что такого просто не может быть. — Расстегни, — вдруг хрипло просит Лионель, повернув немного голову и столкнувшись нос к носу с португальцем. — Что? — Рубашку. — Криштиану усмехается, пока аргентинец немного отстраняется от него, дав больше места. Чёрная ткань сливается с темнотой вокруг, через лобовое стекло виднеются неподалёку стоящие фонари, Лионель слышит, как чужая рубашка вытаскивается из штанов и выгибается. — Стяни, — белая ткань застревает на запястьях, Роналду дёргает её, а потом… умирает. Он чувствует запах чужой кожи, чувствует, как холодная мягкая ткань прикасается к его груди и резко сжимает руки вокруг тела, которое прогибается под его ладонями. Они оба сливаются с темнотой, отсвечивая лишь блядской кожей, кажущейся слишком гладкой. Он подцепляет её зубами на плече, пока исследует, смакует на пальцах прикосновения, вызывающие дрожь в собственном теле. — Ненавижу, — тихое рычание заставляет Лионеля открыть глаза, он смотрит вверх, поджимает губы и судорожно выдыхает, когда широкая ладонь опускается на пряжку ремня, скользит ниже. Беспорядочные мысли сбиваются в один поток, он не может вытянуть из них ничего, потому что кровь смешивается с кислородом, когда Криштиану впивается зубами в его плечо. Воспоминания о произошедшем в номере бьются о черепную коробку, пока он задыхается. Дрожащие пальцы расстёгивают пряжку ремня, путаются в единственной пуговице на брюках. Роналду не знает, куда деть взгляд, поэтому просто прикрывает глаза, прикасаясь к темноте ладонями, чувствуя под пальцами мягкую кожу. Лионель упирается ногой в дверь машины, прижимается спиной к горячей груди и откидывает голову назад, когда губы проходятся от уха до плеча, оставляя невидимые линии на шее. Они в чужой стране. Там, где они могут быть свободны прямо сейчас. Никто не смотрит, никто не может помешать шторму, поднимающемуся в железных стенах, чёрные окна которых спасают от реальности, деревья наклоняются, скрывают их от глаз темноты, пока Криштиану подцепляет пальцами край белья и заставляет Лионеля снова и снова терять дыхание. Смычком по струнам скрипки, они натягиваются и вибрируют, пока он обхватывает пальцами возбужденную плоть. Это всё кажется нереальным, задушенное дыхание около уха, мягкая кожа на спине, начинающая гореть снова. Месси чувствует, как огонь поднимается с поясницы, лижет изуродованную кожу, не даёт сосредоточиться на чём-то одном, мечется между цветами палитры чувств. — Повернись, — Лионель открывает глаза, повернув голову к Криштиану, который убирает руку из его брюк, вызвав разочарованный вздох. Роналду нравится эта реакция, он чувствует себя тем человеком, которым был до встречи с агентом. Чувствует это, когда приподнимается и двигается к центру сидения, повернув Месси к себе лицом. Кожа на животе собирает огонь со спины, Лионель чувствует крепкие пальцы, сжимающиеся на ягодицах, и горячо выдыхает в чужой рот, губы которых подхватывают выдох, наполняют кислородом лёгкие. — Что ты со мной сделал? — загнанно шепчет Криштиану, прикасаясь губами к шее снова, понимая, что она становится блядским фетишем, он сжимает пальцы на заднице аргентинца сильнее и тихо рычит. — Ненавижу тебя и твою блядскую идеальность. — Лионель впивается пальцами в его затылок, тянет отросшие волосы и заглушает слова своими губами, потому что чужой шёпот долбит в мозге чем-то невозможным. Невыносимым. Роналду скалится, двигается ладонью вверх и прижимает агента к своему горячему телу. — Ненавижу тебя, Лионель. — Месси тихо рычит, когда пытается толкнуться, сделать хоть какое-то движение, но горячие ладони не позволяют, тормозят. Криштиану задыхается в раздражении и такой же тёмно-красной ненависти на дне блестящих глаз, почти смеётся в голос от собственного превосходства, потому что своими прикосновениями подчиняет Месси себе, подчиняет и не даёт отстраниться, не даёт сделать вдоха, когда впивается в рот аргентинца жадным поцелуем. Ему мало. Мало прикосновений и дыхания, мало поцелуев. Он хочет Лионеля всего себе. Целиком, в блядском костюме, рубашки которого он будет рвать, как одичавший зверь, он будет стягивать с плеч чёрную ткань, наслаждаться медленным поднимающимся внутри штормом. Он будет наслаждаться чужими хрипами и губами, прижимать и подчинять, тешить своё грёбаное самолюбие, начинающее стонать каждый раз, как Месси будет цепляться за его плечи. Пока огонь будет вылизывать лёд и плавить его, Криштиану будет мазохистом перед собственной гордостью, потому что он хочет Лионеля. — Сука, — Месси шипит ему в губы, когда пальцы проникают под брюки, он весь съёживается и сжимает колени по бокам от его бёдер крепче. Их агрессия разделяется на двоих, и рычащее ненавижу как блядское признание собственных чувств. Признание поражения друг перед другом, потому что остановиться не представляется возможным. Мозг накрывается туманом, сумерки контролируют его, как и холодный ветер, Лионель чувствует его на своей спине, а потом выгибается под горячими пальцами. Он сжимает свои пальцы в отросших тёмных волосах, двигает бёдрами так, будто они без одежды, будто не чувствует себя чёртовым подростком, который готов на всё от возбуждения, долбящего в мозг. Криштиану не даёт двинуться, подаётся тазом вперёд и вдавливает аргентинца в себя. Контраст температур кожи, тяжёлое дыхание, его хочется приручить сейчас, но не получается. Они кажутся совершенно разными, но когда огонь поднимается к глотке, становятся одинаковыми настолько, что вино подкатывает к горлу. Лионель чувствует вкус крови, тихо стонет, когда горячие пальцы сжимаются вокруг собственного члена. Он поднимает руку. Скользит ладонью по лицу, собирает капли пота на висках и утыкается лбом туда, где сидит пуля, тронувшая мозг. Кровь начинает литься, заползает в нос и рот, Криштиану чувствует её на языке, когда ловит губами стон, пытаясь не скончаться прямо в эту секунду, потому что это просто невозможно. Никто из них не умеет говорить о собственных чувствах, но прикосновения настолько ощутимые, настолько ледяные, что слов не нужно. Они говорят всё молча, взглядами, прикасаются друг к другу темнотой, заполняющей пространство между рёбрами. Лионель клеймит его своим голосом, клеймит лицо короткими поцелуями, когда толкается бёдрами в его руку. Это слишком душно. Невыносимо жарко. Хочется подышать, но ветер не хочет спасать их обоих. Ночь накрывает город чёрным полотном, выделяет яркие фонари на тёмном фоне, заставляет их гореть, пока Месси кусает тонкие губы, прикрывает и открывает глаза. Взрыв атомной бомбы где-то под кожей, расползается чёрными нитями, пока Криштиану двигает рукой, останавливается, чувствует, как пальцы впиваются ему в плечи. Это хорошо настолько, что становится просто невыносимо. Сознание не может прийти в себя, скулит и стонет, пока он глотает кислородом поцелуй. Первый, второй, третий. Бесчисленное множество случаев, когда он подчиняет и подчиняется, покорно опускает голову, присаживается сначала на одно колено, а потом на другое. Склоняет голову, дышит спокойно и размеренно, поддаётся чувствам, вызванным единственным человеком на этой блядской планете. — Ненавижу, — он готов повторить это миллионы раз, пока Земля не взорвётся, вырываясь в чёртов космос лавой. Пока звёзды не начнут гореть от неё, пока льда над головой не останется. Лионель проникает ему в голову, будто назло, сжимает мозг в своих пальцах и давит его, превращая в однородную субстанцию. Всё плохо превращается во всё хорошо за несколько секунд и обратно, пока их дыхание смешивается, а разум засыпает. Пока Криштиану стоит на коленях, смотрит на чёрные брюки и поднимает голову. Лионель одним щелчком давит его самовлюблённость, его высокомерие и гордость. Ему не нужно ничего делать, но он грёбаный садист, поэтому касается пальцами лица и опускает голову, уронив корону победителя на пол. Она катится одиноким кругом, ударяется о стену и разбивается, пока Месси наполняет его лёгкие кислородом, целует влажно, сжимает пальцы вокруг шеи. Мир сужается до одного обычного человека, превращается в ничто, когда Лионель открывает глаза и выдыхает тихое: — Я тебя тоже. Он копирует его усмешку.