***
Мои школьные будни текли однообразно. Перемены благодаря все возрастающей куче знакомых становились более интересными, моему самомнению льстила поднимающаяся популярность, обеденные перерывы теперь скрашивало восхитительное общество Кёи на крыше, куда иногда тихонечко заглядывал Такеши, неожиданно тоже нуждаясь в отдыхе от бесконечных улыбок окружающим и тишине. Так или иначе, он удивительно легко нашел способ не бесить Хибари, чему я даже немного завидовала. По крыше школы часто гулял сильный ветер, так что вскоре мне случилось шокировать мальчишек видом задравшейся юбки, под которой я с невозмутимым видом продемонстрировала короткие черные шортики. С их лиц долго смеялась: Кёя уже давно знал о моих выкидонах, пусть и только на словах, а вот Ямамото сначала смутился, потом удивленно хлопнул глазами, а затем в голос заржал на пару со мной. Я никогда не была любительницей юбок, а когда судьба вынуждала влезать в них, находила прекрасное решение. Правда, чтобы найти подходящие шорты пришлось долго искать, но результат однозначно стоил того: и красиво в юбке, и комфортно в случае неожиданностей. После школы я часто задерживалась по делам студенческого совета, в который очень ненавязчиво, но неотвратимо просочился Кёя, за какие-то полгода сместив его прошлого главу: по непонятным причинам тот парень вовсе ушел из совета, и я потом пыталась его найти, но не случилось запомнить ни класс, ни с кем он общался. На почве этого у нас случилось несколько крупных конфликтов. Кажется, второй год нашего общения стал еще более напряженным, чем первый. У меня проснулось чувство собственного достоинства, так что я уже не позволяла Хибари откровенно пренебрегать моим существованием: в рутине школы он словно потерял для меня свою уникальность. Кёя, кажется, это заметил, но причин не понял, все сильнее раздражаясь и от того стремясь не то оттолкнуть меня, не то отобрать меня у всех окружающих. Он шипел на Такеши, когда я после школы соглашалась задержаться с ним на спортивной площадке: из-за недобора в этом году команда переживала не лучшие времена, а я, уже вхожая в круг бейсболистов, иногда кидалась в Ямамото мячиками, когда ему могло приспичить тренироваться подольше. Шипел на моих школьных приятелей, когда они пытались присоединиться ко мне на обеде или проводить меня. Шипел на мальчишек-сталкеров, пара которых была у меня еще с того года. Не сказать, что последнее мне не нравилось, но вот то, что у них систематически появлялись следы побоев я абсолютно не одобряла. А самое главное, он меня не слушал. Вбил себе в голову, что я действительно его чертова собственность в непонятно каком плане. И он меня «охранял». Но это было, в принципе, не так уж страшно. Всего лишь подростковый максимализм. На собраниях студенческого совета Кёя появлялся редко, буквально скинув все на меня — я была с одной стороны рада, ибо мозгов во мне было побольше, чем в настоящих школьниках, пусть и в шестиклашках. Наши отношения со стороны тоже вызывали у всех восторг и восхищение: прилюдно заявляя, что среди тупых травоядных мозги есть только у меня, Хибари буквально создал в умах девчонок очаровательную картину моего покровителя-парня-семпая. А с другой стороны, Хибари знатно прибавил мне работы своими дурацкими дисциплинарными реформами. Начиная с четкого учета внеклассной деятельности клубов до посещаемости, поведения на уроках и переменах, обращения к учителям, выполнения всех положений устава школы… Были хорошие идеи: угомонилась беготня, толкотня, был разработан план по слежению за чистотой территорий, которые даже было принято облагородить несколькими деревьями сакуры на участке, но была и совсем дурь. Вот скажите, какой даун реально будет измерять длину юбки? Начиная с того, что делать это было некому, ибо всех своих мордоворотов из начальной школы Хибари уже организовал незаметно следить за чем-то другим и заканчивая тем, что одежда человека никак не влияет на его мозги! Я спорила с Кёей, наконец добравшимся до школьной формы и правил о ней, на протяжение месяца, после чего в какой-то момент просто вышла с каникул и столкнулась с неожиданно появившимся стендом, который разнес в пух и прах мои прогрессивные взгляды своими жесткими положениями нового устава, уже утвержденного руководством. Хоть шорты из-под юбки никто меня снимать не заставлял, уже хорошо: про подобные хитрости не было ни слова в правилах, в которых регламентировались даже положенные рукава у рубашек и верхние пуговицы воротников. С другой стороны, стенд с новыми правилами был намного лучше толпы мальчишек-подчиненных, которую планировал выставить Хибари на вход. Если бы какой-нибудь кретин стал тыкать в меня линейкой и измерять расстояние видимых ляжек из-под нее, мое колено познакомилось бы с его лицом. Несколько раз. Пока студенческий совет был и моей командой тоже, в него формально никакие придурки-шкафы не просочились. Это команда Кёи, но станут законной властью они здесь только через мой труп. Власть должна быть умной и справедливой, а не слепо сконцентрированной в руках одного человека, руководящего толпой исполнителей. Но это уже наши вечные споры. Зато ребята Кёи были воистину преданными. Сама не проверяла, но если уж он так уверен, то хорошо. А во-вторых, я была против их вхождения в студенческий совет просто потому что младшая школа не будет участвовать во всей этой придури. Не. Будет. Это не обсуждается: я стояла на своем настолько непоколебимо, насколько могла. И, казалось, бесполезно, но Хибари… уступил. Согласился с моими доводами, что начальная школа — дети — не должны участвовать в разборках взрослых школьников. Ведь иначе эта дурь распространится не только на его шестиклашек-бугаев, но может задеть и ребят шести-семи лет из первых классов, что было уже полнейшим маразмом. Один умный хищник всерьез задумался о том, чтобы закончить ее экстерном и пойти уже навстречу приключениям. Очаровательно: на больших переменах я сидела на крыше, решая ему математику. — Почему ты не переведешься сама? — неожиданный вопрос, впрочем, вполне закономерный на почве постоянных рассуждений о сдаче экзаменов экстерном в атмосфере моей постоянной помощи с учебой. — А зачем мне это? — хмыкаю, откладывая домашку Кёи и дорешивая свою. — Мне нравится в школе. Откладываю тетрадь и, прижав ее сумкой, переворачиваюсь на спину. Как хорошо, что я додумалась притащить плед на крышу, я же не Кёя, чтобы в белой рубашке валяться на бетоне пыльном. — Знаешь, иногда мне кажется, что я могла бы окончить среднюю школу, если бы поднапряглась со всеми дополнительными культурными предметами, хоть сейчас. Это здорово, наверное — быть гением, пробиваться в «светлое будущее», известность. Гордость родителей. Да только я не чувствую в себе достаточной жажды знаний, чтобы идти по этому пути. Мне не интересно совершить научное открытие, я не чувствую в себе того самого взгляда на вещи, который свойственен изобретателям. Посредственность с хорошей памятью и, возможно, изначально некоторыми поблажками от жизни. Я намного глупее большинства людей своего возраста. Настоящего возраста. — Если бы ты хотел направить всю свою энергию на достижение целей, Кёя, ты бы тоже мог перескочить огромное расстояние, и я говорю не о школе. Избавившись, наконец, от общества так неприятных тебе травоядных, вырваться к «хищникам». Но нужно ли тебе это? Что ждет тебя там, дальше, вне Намимори, который ты стремишься сделать своим? Что ждет меня впереди, если я захочу внезапно, без прелюдий, приравнять себя ко взрослым, согласиться на все взрослые требования от меня? Возможно ли, что ты еще просто не готов уйти из Намимори? Не потому что ты слабее тех, с кем встретишься, но ведь почему-то ты остаешься, не уезжаешь в клан за отцом. Я ни за что не поверю, что подчинить Намимори — это все, о чем ты думаешь, что ты на этом сможешь остановиться. Но ведь тебя останавливает что-то. Я не смотрю на него, но, прикрыв глаза, протягиваю руку в сторону сидящего на краю друга, ногой болтающего прямо над дверью. — Нам ведь обоим просто нравится так жить. Моих пальцев невесомо касаются его, и я удивленно распахиваю глаза, глядя на умиротворенно улыбающегося Кёю. Подскакиваю и сажусь, одергивая руку и растерянно разглядывая его. А затем громко, весело смеюсь. Снова.***
До того, как все мы оказались погребены под рутиной-скукотиной, все в том же апреле, с которого неумолимо убежало повествование, мне исполнилось одиннадцать лет. Так мало, а с другой стороны уже очень… дофига. Примерно тогда я и вывела эту простую мысль, которую спустя время озвучила Кёе: чтобы не мучить совесть мыслями о том, что я могла бы потратить жизнь на что-то более полезное, я просто задумалась о том, что для меня важно. И сделала вывод, что для меня важно просто прожить жизнь счастливо. И на стенке появилась крупная надпись прямо по центру, написанная латынью: hаес fac ut felix vivas, поступай так, чтобы жить счастливо. Итак, на день рождения я получила от Кёи довольно неожиданный подарок: красивый альбом с твердой обложкой, линер и акварельные краски. Это покорило мое сердечко и уже на следующий день я гордо вручила ему на обеденном перерыве свое первое творение, собственно, портрет Хибари в мультяшном стиле. Портрет ему, полагаю, понравился, так что к его дню рождения, который был меньше, чем через месяц, я приготовила несколько милых зарисовок, которые вложила между страниц книги, и чай. Не знаю, я не ценитель чая, но продавец из лавки, куда мы обычно заходим с семьей, так красиво рассказал про этот сорт, что я решила: «была не была, возьму этот». Хибари был довольно популярным парнем, к слову, так что если в апреле я гордо ходила под его защитой, прячась от парочки сомнительных мальчишек, в мае мы с ним прятались уже на пару, сидя на крыше. Точнее, он считал, что просто избегает дурацких травоядных, но я предпочла назвать это иначе. До того момента, пока он не вытащил присланные отцом тонфа и чуть не избил подошедшего к нему со спины — и кому кажется смешной эта идея?! — Такеши. Действительно, скорее, уйдя на крышу, мы прятали от Хибари всю остальную школу, чем Хибари прятался от травоядных, которые хотят выказать ему свое расположение забавными самодельными сладостями и вкусностями. Не знаю, я бы на его месте покушала. Жаль, что мне никто ничего не собирался дарить из сталкеров, только мямлили и поздравляли, а я вежливо и дружелюбно улыбалась. Вот такая я меркантильная, да. За вкусняшки показала бы больше расположения. Дурацкий сексизм. К слову, Такеши подарил плюшевого пса акита-ину. Довольно крупного. Я была в шоке и долго смеялась, ибо игрушек у меня особенно не было. Теперь появилась. Приперлась домой вместе с ним и Кёей в тот день, посидели, скушали тортик. Ямамото убедился, что у меня нет игрушек, кроме его псины и плюшевого котика Киоко. И увидел мою святая-святых, стенку. Уже к вечеру мне пришла посылка, которую я едва умудрилась спрятать от родителей, пришедших с работы пораньше. Не знаю, как я бы объяснила, откуда у меня коробка киндеров. Не знаю, какого черта Широ снова это сделал. Но, Ками-сама, как же приятно было кушать шоколад! Какой бы классной не была Японская кухня, без шоколада было чертовски грустно. А нормального шоколада было чертовски мало и он стоил дороговато. Ну ничего, скоро экономика страны пойдет в гору, если мне не изменяет память из прошлой жизни, появятся всякие Али-Экспрессы и технический прогресс, еды вкусной импортной будет побольше. К слову про импорт и экспорт: обратного адреса на посылках Широ не было. День рождения Такеши был через четыре дня после моего, так что, не мудрствуя лукаво, подарила ему набор мячей, шоколадку и самодельную открытку, внутри которой была зарисовка «серьезный Такеши на матче», «удар по мячу», «ликующие серые человечки-толпа», «довольный Такеши с кубком». И приписочка в духе «я верю в тебя». Очаровательно, не правда ли? Отмечать заявилась сама, без Кёи, который передал что-то для приятеля еще в школе и смылся на весь день. Посидела вновь с бейсбольным клубом, наелась суши и ушла домой довольная.***
Следующее событие, которое в будущем стало значить намного больше, чем значило сначала, произошло уже в следующем учебном году.