***
В таком режиме мы жили какое-то время. Жизнь налаживалась, а я в геометрической прогрессии обрастала новыми знакомствами. Зима постепенно ушла, уступив время весне, а вместе с тем близилось и окончание учебного года. С каждым днем было все приятнее вылезать на улицу, и, стоило температуре стать достаточно комфортной для меня, я почти безвылазно торчала вне дома, находя любую возможность для этого. Выходила на тренировки раньше, задерживалась после них, выбиралась с Кёей в парк или просто шаталась с ним по делам, заходя куда-то в торговые центры когда серьезный и важный Хибари уходил по своим тайным сборищам, а после он приходил за мной и мы шли на ближайшие крыши центра. Смотрели на небо, вдыхали ветер и чаще всего просто молчали. Находиться в четырех стенах становилось до безобразия тоскливо не только мне. Ямамото иногда пересекался со мной, а через меня и с Кёей, записав нас в хорошие приятели так точно. Мы оба пришли поддержать его на том матче, о котором он упоминал ранее мне, и он показал весьма неплохие результаты. А потом, так вышло, что в честь победы своего сына Тсуеши-сан позвал нас всех в кафе. Вместе с парой близких приятелей Такеши и уже без Кёи, который ушел по своим важным делам, договорившись, что за мной присмотрят и проводят, я досыта наелась превосходных суши и познакомилась, так сказать, изнутри, с бейсбольным клубом школы. Изредка нам потом случалось пересечься, и не сказать, что это было некстати: спортивные и дружелюбные мальчишки часто помогали мне таскать что-то, например, дурацкие кипы бумаг, которыми как вечно избранная староста я была периодически нагружена. Среди них были и ребята постарше, с которыми мне случалось приятно поговорить пару раз, и некоторые их намеки меня немного смущали, но в нашем возрасте это было лишь чем-то милым и не особо что-то значащим, так что я не заморачивалась. Но, с другой стороны, все же постаралась держаться поближе к непробиваемому Кёе в следующем году, ибо он прекрасно отпугивал моих… гипотетических поклонников. Мне совсем не улыбалось заставить кого-то страдать, нечаянно начав общение, которое не захочется продолжить. Все же, дети легко потянутся к более взрослой и всегда спокойной, дружелюбной сверстнице, и мне нравится такой образ, но вот разбираться с его последствиями совсем не хочется. Мимолетно стало страшно за среднюю школу. Но, все же, возвращаясь к около-спортивной теме: мы стали чуть больше общаться с Такеши, с которым удивительно похоже вели себя в большинстве ситуаций, и стали, полагаю, друзьями. Он довольно легко разбрасывался этим словом, но в какой-то момент поймав его взгляд, я поняла, что в силу мировоззрения и некоторой очаровательной наивности, вероятно, он вкладывает в него действительно полный смысл. Это подкупало, так что с каждым новым нашим разговором я старалась становиться серьезнее и искреннее, «выключая» легкомысленную школьницу Хану-чан и оставляя серьезную и внимательную Хану, любительницу ярких людей и дурацких приключений. Ведь иначе жить, несмотря на все маленькие радости, становилось невообразимо скучно. А меньше всего, я недавно осознала, мне хотелось прожить скучную жизнь.***
Это было во время весенних каникул. Я закончила третий класс, а Кёя должен был поступить в пятый класс младшей Намимори совсем скоро, выйдя с домашнего обучения по собственному желанию. Воскресенье встретило меня пробуждением в пять утра. Просто организм внезапно решил, что так нужно. Некоторое время ворочавшись в кровати, я обреченно встала и бесшумно спустилась на кухню. Родители еще спали, так что я не стала шуметь. Они работали по сменам, и выходные у нас не совпадали. Так что через пару часов дом уже опустеет и они уйдут на работу. Вчера я вырубилась где-то в десять вечера, стоило только лечь, что было, впрочем, неудивительно. Режим всегда был для меня неведом, и всю эту неделю я делала все, что угодно, кроме ночного сна. Едва ли успевала вздремнуть часа четыре перед школой, а когда она закончилась еще пару дней просто не могла восстановить его, постоянно отвлеченная кем-то на ночные беседы. Отдельно тыкнем пальцем в Широ, с которым ужасно не совпадали часовые пояса, но с которым говорить было все приятнее. Все еще о какой-то чепухе, но почти без перерыва по несколько часов. Заварила кофе и открыла ноутбук, прихваченный с собой из комнаты. Сразу написала Широ пожелание доброго утра и пожаловалась на выверты собственного организма, заставляющие меня бодрствовать тогда, когда не надо. Хотела было открыть серию какого-нибудь аниме, чтобы убить время, как вдруг… «Курокава.» Кёя? Удивленно посмотрела на оповещение с почты. Даже не берусь предположить, сколько часов назад он встал, или как скоро собрался лечь. Зато этот день однозначно раскрасился в новые краски: вместо скучного и унылого он явно обещал быть очень интересным и богатым на новости. Потому что иначе с Кёей нельзя. «Доброе утро. Я уже не сплю, что ты хотел?» «Ты можешь зайти сегодня?» Это необычно. Обычно Хибари сразу называет причину, чтобы не дай Ками никто — например, я — не подумал, что он зовет меня в гости просто так, скрашивать его одинокое затворничество в выходной. Что-то случилось. «Да хоть сейчас.» Хмыкаю. Это ведь Кёя, и мне становится неописуемо легко и весело от мысли, что я действительно могу хоть сейчас. Родители, возможно, не одобрят, но ничего на самом деле серьезного не препятствует мне выбежать на улицу медленно пробуждающегося Намимори. «Только учти, я еще в пижаме.» Ничего, кроме пижамы, да. Шутливо добавляю это, мысленно отмечая, что с него станется сказать «да, прямо сейчас», так что я хотя бы время себе выиграю. «Я хочу, чтобы ты пришла ближе к вечеру. И осталась до завтра.» О, так у меня весь день впереди. Расслабляюсь. Допиваю кофе и подхватываю ноутбук, уходя обратно в комнату. Прикрываю дверь. Устраиваюсь прямо на незастеленной кровати. Кёе отвечаю какое-то короткое согласие и он больше ничего не пишет. Плохое предчувствие, то есть, в моем случае, обычное волнение, не дало мне долго бездельничать, приводя в тонус и даруя невероятную бодрость. Невозможно быть готовой ко всему, и, не зная, что могло случиться, я готовилась к чему-то другому. Сделала домашку, даже дописала доклад по культуре, который планировала сбросить на Кёю, нагло воспользовавшись его увлечением традиционной Японией. В перерыве между бумагомаранием — вот честно, я буду требовать принтер, либо эксплуатировать родителей и просить воспользоваться офисной техникой — нормально позавтракала со всеми, проводила на работу родителей и получила от матери список продуктов, за которыми надо сходить в магазин. Типичный прилежный ребенок. Поправила рукава толстовки — было достаточно прохладно, так что я влезла в толстовку и накинула сверху тонкую ветровку — и вышла в магазин за продуктами. Было еще достаточно рано, на самом деле, но самое время для того, чтобы ходить за продуктами, если ты типичная домохозяйка. Поняла я это немного поздновато, когда уже вошла в толпу снующих от прилавка к прилавку людей, преимущественно женщин. Вздыхаю. Ну, зато, приди я позже, хорошие продукты бы уже расхватали. До торгового центра от меня дальше, чем до рынка, так что почему бы и нет? К своему удивлению, я столкнулась с Киоко и ее семьей. Светловолосый, загорелый, с неизменным пластырем на носу, ее старший брат меня немного раздражал: еще до того, как я увидела Киоко, я поняла, что она здесь по его крикам, ибо больше так никто не может орать посреди улицы. Но я целенаправленно пошла в сторону подруги, не видя смысла избегать ее. Это отлично — встретить на улице неплохую компанию, в маленьком городке вроде Намимори это легко. И как раз вытянет меня из размышлений. — Здравствуйте, — мило улыбнувшись, помахала знакомым, приблизившись. — Хана-кун! — переняв у окружающих привычку обращаться ко мне без уменьшительно ласкательного суффикса, но, видимо, все же нуждающаяся хоть в каком-нибудь, Киоко повисла у меня на шее, радостно бросившись обниматься сразу, как увидела. Куда делась скромная девочка Киоко-чан, которая раньше боялась проявлять свою тактильность по отношению к такой «холодной» мне? Дурацкая Хана испортила скромняшку. Смущенная перед ее родителями, я все же очень тепло поприветствовала девочку, обняв ее в ответ, а затем невесомо потрепав по голове. Весело кивнув ее брату, прямо как-то повеселев, я уже более смело посмотрела на смеющихся взрослых, умиленных действиями дочери. Удивительная способность Киоко делать меня менее ворчливой и раздраженной в действии, воистину. Но ее, если честно, можно было сравнить с милым котенком. Может и вырастет прекрасной кошкой, но пока — такой забавный комочек. Мы прошлись по рынку вместе, и, глядя на то, как мама Киоко нежно смотрит на своих детей, мягко успокаивает Рёхея, когда ему приходят в голову какие-то чересчур энергичные идеи, а их отец таскает продукты и потакает маленьким желаниям детей, я буквально согрелась. И действительно отвлеклась от прошлой задумчивости. Так как по списку продуктов мне собой полагалось набрать побольше, брата Киоко нагрузили мне помочь. Я отнекивалась, ибо, в принципе, справилась бы сама, но воспылавший желанием поиграть мускулами, а никак иначе я это не назову, Рёхей бодренько дошел с пакетом до моего дома. Ну, как… с продуктами. — Пожалуйста, аккуратнее, Сасагава-кун, — несколько смущенно попыталась я успокоить пышущего энтузиазмом семпая, таща небольшой пакетик по дороге домой, пока он тащил… большой пакетик, скажем так. — Не волнуйся, Хана-сан, мне ЭКСТРЕМАЛЬНО не тяжело! — воскликнул он, буквально бегая вокруг меня кругами, пока я размеренным шагом двигалась назад к дому. С родителями Киоко и ей самой мы разминулись не так давно, на прошлом повороте. Я было предложила подруге пройтись со мной, но у нее были еще какие-то дела с матерью, так что пришлось отказаться. Рёхей сказал, что добежит до родителей, как только они дойдут до дома, и везде успеет. С его скоростью и энтузиазмом, легко верю, он действительно быстро добежит, куда нужно. — Сасагава-сан, я ничуть не сомневаюсь в тебе, просто пакет может, — тихий хлопок, я обрываю предложение на полуслове и обреченно вздыхаю, — порваться. Очаровательная недалекость. Где Киоко, почему она не может успокоить мои нервы снова. Легкий восточный ветерок, теплый и приятный, пощекотал меня по волосам, немного растрепав их, сейчас заплетенные в неряшливую слабую косу, длиной едва до лопаток — просто чтобы не дергались. Я стояла, меланхолично рассматривая голубое небо и пастельно-нежные улицы, и до момента, когда спокойствие окончательно меня покинет, оставалось… три, два… один… — Хана-сан! ЭКСТРЕМАЛЬНО ПРОСТИ МЕНЯ! Я дернулась от неожиданности, так и оставшись стоять с прикрытыми глазами еще пару секунд, а затем неожиданно засмеялась, тихо, почти беззвучно, а затем уже громче и задорнее. Да так, что на глазах почти выступили слезы. Рёхей судорожно пытался собрать продукты, неловко улыбаясь. Он пытался взяться за все так, чтобы удержать в руках все содержимое пакета, а я все смеялась, наблюдала за этим. Смеялась беззлобно, весело, а сама мимолетно думала, что было бы неплохо, чтобы нам помог еще кто-нибудь. И просто чтобы кто-нибудь угомонил его, но, не судьба. — Ничего страшного, — выдохнув и утерев выступившие слезы, я по-доброму улыбнулась ему, почему-то не имея сил разозлиться. Скорее моральных сил на саму злость, чем сил злиться на Рёхея. На него-то я как раз могла немного поворчать. Собрав часть продуктов под его виноватым взглядом и аккуратно распределив их между нами, я с некоторым неудовольствием взяла пакет с фруктами сама, пусть он и был достаточно тяжелым, и грозно зыркнула на спортсмена, который тащил пакет риса, пару бутылок молока и еще что-то по мелочи. Часть мы положили в мой, целый пакет, который я недоверчиво вручила тоже ему. — Хана-сан, я правда не хотел, — понурый вздох. — Да ничего страшного, — иду, а затем неожиданно серьезно смотрю на него, — но это все равно твоя вина. Он удивленно вскидывается, а потом еще более подавленно хмурится, снова вздыхает. Немного неловко от самой себя, но я из добрых побуждений, честно. — Можешь меня послушать сейчас, я хочу кое-что сказать, но чтобы ты дал мне договорить. Хорошо? — двигаясь по улице и уже видя свой дом впереди, обращаюсь к мальчишке. Он притих, всю концентрацию тратя на то, чтобы держать продукты максимально осторожно и просто немного приуныл, так что отвечает спокойно, без крика. — Да, Хана-сан, — с очень собранным и серьезным видом кивает. Улыбаюсь. Наверное, это не мое дело. Можно все еще просто простить его за пакет и спокойно идти дальше. Не, нельзя. — Я ведь тоже спортсменка, — улыбаюсь, — и я тоже люблю тренироваться. Многим не нравится моя идея, но я хочу связать свою дальнейшую жизнь со спортом, — мельком смотрю, как вытягивается от удивление лицо Рёхея и улыбаюсь, продолжая до того, как он начнет орать об экстриме — однако, он не является для меня центром вселенной. Сейчас я подведу к теме разговора, подожди. В этот раз Сасагава непонимающе хлопает глазами, медленно осознавая сказанное мной, но кивает, послушно давая мне возможность договорить. — Я занимаюсь не для того, чтобы посвятить себя спорту. Он нравится мне, он, наверное, когда-нибудь сможет стать большой частью моей жизни, но я никогда не смогу понять тех людей, кто ставит его выше всего остального. Я не считаю, что твои увлечения должны закрывать твою собственную личность, что каждая твоя мысль должна быть посвящена только спорту и спортивным достижениям, — внимательно смотрю на Рёхея, с удивлением понимая, что он слушает меня внимательнее, чем я планировала. От этого даже немного теряюсь, я не хотела промывать ему мозги, просто попросить быть чуть собраннее. Как бы его ненавязчиво натолкнуть на нужные мысли и не переборщить со словами и душевными беседами? — Ты очень активный, Сасагава-сан, это здорово. Киоко повезло с братом, ты очень любишь ее и во многом, я уверена, твое увлечение спортом связано именно с защитой близких тебе людей. Это тоже прекрасно, заставляет проникаться уважением: у меня, например, это просто увлечение, просто азарт стать сильнее и посмотреть на себя, получится ли. Знаешь, Сасагава-сан, от тебя всегда веет энергией, это придает сил другим, — а мы, тем временем, уже на крыльце, — но ты не обязан тренироваться каждую секунду своей жизни, какой бы важной ни была твоя конечная цель. Непрерывно двигаясь вперед, не пробеги мимо чего-то очень важного, просто забыв уделить этому внимание. Мотивируя других своим успехом, думай о том, что их возможности не всегда соразмерны с твоими, Рёхей. Как и твои возможности не могут быть бесконечны, даже если бесконечно твое упрямство. Иногда намного важнее остановиться и посмотреть вокруг, подумать о том, что происходит, стать чуть внимательнее, чем беспрерывно бежать куда-то вперед, вдолбив себе в голову несколько простых мыслей. Это не спортивный совет, просто подумай, каким ты станешь человеком, если продолжишь думать только о себе и экстриме. Твоя мама, да и Киоко-чан, постоянно вынуждены тебя останавливать. Может, стоит научиться останавливаться самостоятельно? Спасибо что помог с продуктами. Не забивай себе голову такими мелочами, как пакет, но подумай о том, что я сказала, хорошо? До встречи. Он молчит и смотрит на меня очень внимательно, задумчиво, словно хочет что-то сказать, поделиться чем-то. Аккуратно забираю у него продукты и быстро ставлю на тумбу в коридоре то, что было не в пакетах, машу рукой, разворачиваю за плечи и чуть толкаю в спину. Захлопываю дверь до того, как слышу ответ. Закрыв ее, неожиданно на подгибающихся ногах съезжаю на пол, облегченно вздыхая и весело хихикая уже через минуту. Я не хотела вести с Сасагавой задушевные беседы, просто так вышло. Показалось это правильным и я решила: почему нет? Мы все еще только формируемся — даже я, кажется, я буду изменяться бесконечно, как вечный подросток — и если я могу хоть как-то повлиять на них, может, стоит попытаться? Рёхею явно не помешает чуть больше отвлекаться от своих тренировок. Не знаю, к чему это приведет его в будущем, к травмам или великим рекордам, но лучше бы он поберегся хоть чуть-чуть, по крайней мере пока так безразличен ко всему вокруг. Если не себя, то он однажды травмирует кого-нибудь другого, не соизмерив силу. И совсем-совсем не факт, что именно на ринге, а не в повседневной жизни, когда ты ничего не подозреваешь.***
— Кёя, — я вновь постучала в дверь, недовольно нахмурившись. Пришлось повысить голос, чтобы Хибари соизволил все-таки услышать меня. Хотя, я уверена, что он и так меня слышал. Дело было просто в моем нетерпении. Правильнее назвать его волнением, впрочем. Дверь открылась почти сразу. Словно он стоял все это время по ту сторону и чего-то ждал. Можно было бы сказать «не решался», но это ведь Хибари. Сомневаюсь, что он будет волноваться о чем-то таком. — Хана, — вместо приветствия. Я замерла, внимательно глядя на него. Хибари молча посторонился, пропуская меня в дом. Я легко проскользнула мимо Кёи, быстро сняв обувь и проходя в гостиную, но запнувшись на пути. Обернулась и внимательно посмотрела на обувь, стоящую у порога. Интересные дела творятся. — Хибари-сана нет? — недоумевающе обращаюсь к Кёе. Он бросает острый взгляд на одиноко стоящую обувь: мою и несколько пар своей. Абсолютно ничего более, никакой обуви Хибари-сана. Молчание мне ответом, мол, ты и так все видишь, травоядное. — Где Хибари-сан? — когда на работу уходят, берут только одну пару обуви. — Уехал. Стою и хлопаю ресницами. Как дура. Как уехал, куда, зачем? Ничего не понимаю, что произошло за каникулы? Кёя точно остается здесь, но куда тогда его отец намылился? Стоп. — Он обсуждал это с тобой. Поэтому у тебя было такое хреновое настроение в последнее время, — предполагаю внимательно глядя на друга. Он отводит глаза. Срываюсь с места и почти повисаю на шее у удивленного Хибари, прижимаю его к себе покрепче, обнимая как-то отчаянно. — Ты же не уедешь, Кёя, из Намимори? Мы какое-то время молчим, он не отвечает и мне все страшнее, я боюсь отцепиться от него, прекрасно зная, что Хибари-сану ничего не стоит увезти сына даже если тот будет против. Но ведь этого не произойдет, они же останутся? Кёя тихо хмыкает. Потом усмехается. Потом издает пару больных, злых смешков, и я отстраняюсь, сначала осторожно, а потом будто шарахаясь — у него насмешливый взгляд победителя, словно он выиграл в каком-то сражении, словно он во всем был прав. Но в чем? — Я отказался уезжать, — гордо вздернув подбородок, отвечает, а затем, чуть подумав, добавляет, — из города своей матери. Фух. Слабо улыбаюсь. А затем перестаю улыбаться и просто печально смотрю на него. Почти год прошел. Не так давно была годовщина. В тот день мы не говорили: встретились после моей тренировки и бродили по улицам около часа. Затем он довел меня до дома, уже по темноте, и просто ушел. Днем, я знаю, они с отцом посещали кладбище. А я эту тему больше не поднимала, лишь так же, как и в прошлом году, улыбаясь ему. Я прошлепала на кухню, пока переваривая уже известную информацию и не спеша расспрашивать Хибари о чем-то еще. — Я сыт, — комментирует Кёя мой молчаливый кивок на холодильник. Киваю, мысленно прикинув, что к нему не так давно должна была приходить домработница и готовить. — Значит, пока он будет по работе в отъезде, ты остаешься один? Чем займемся, пока я скрашиваю твою скуку? — ставлю чайник. Хибари недовольно хмурится, а я припоминаю, как забавно отпрашивалась у родителей по телефону не так давно. — Он уехал в клан, — значит, не «по работе в отъезде». Бессильно падаю на пол, на подушку-сидушку, подпираю щеку ладонью, облокачиваясь на небольшой стол. В гробовой тишине весело звякнул чайник. Плевать на чайник — сижу, думаю, как же все хреново. Просто потому что некий страшный клан реально существует все уже намного хреновее, чем я могла бы предположить. — А ты? — А я здесь. — Он не взял тебя? — А ты бы хотела? Хибари неожиданно впивается в меня своим страшным стальным взглядом, а я улыбаюсь ему как можно ярче, светлее, и качаю головой отрицательно. — Конечно же нет. У тебя ведь свой путь, не так ли? И если ты можешь продолжать по нему идти, я рада. Если тебя не забирают куда-то, Кёя, и ты остаешься в Намимори, сам решая, как тебе жить дальше, я правда рада. Если ты не влезешь во все это. «Город твоей матери» — ей бы понравилось, наверное, что ты выбрал себе другую судьбу, да? Не как отец. — Почему? — с задумчивым интересом. Сначала не понимаю, а потом хмыкаю. Не то чтобы он действительно не знал ответ на этот вопрос, но я не против пояснить это вслух. Столько раз, сколько потребуется. — Потому что я считаю тебя своим другом. — Я тоже. Удивленно смотрю на него. Вообще далекого от человеческих «друг-приятель», разговаривающего со мной о жизни фразами все еще на уровне «хищников-травоядных», и то, никогда не говорящий, кто же я в этой пищевой цепочке. — Ты мой друг, Курокава. Я рад, что в городе, который я собираюсь сделать своим, есть ты. Наверное, в моей жизни еще не было признания, которое я слушала бы с большим трепетом. Потом мы помолчали, я спросила, что он сейчас читает, и мы почитали вместе: прислонившись к его плечу, я лениво бегала взглядом по страницам, умиротворенно составляя компанию читающему Кёе. Классика была мне не особенно интересна, но на интересных моментах я чуть «оживала», мимолетно придерживая его за руку, чтобы успеть дочитать до того, как Кёя перевернет страницу. Под его пристальным взглядом я сходила за едой до холодильника, достав оттуда все вкусняшки, которые были, и поставила чайник, даже успев заварить чай, когда он закипел, до того, как Кёя откажется. Кофе у меня с собой не было, а сгущенка тем более в этом доме не водилась, так что приходилось перебиваться конфетами. На самом деле чай я завариваю отвратно: никакой церемонии, все по-плебейски и некрасиво. Скоро к Кёе должен присоединиться его… вассал, как окрестил его Кёя, и я постаралась не думать о том, связи ли это отца или же какие-то подростковые гопницкие разборки уже самого моего друга. Но, что самое удивительное, конкретно с этим представителем будущих уголовников… будущего сборища… будущей… банды… организации, скажем так, имени Хибари, я должна была познакомиться лично. Он обещал представить нас, что было занятно. На следующий день я ухожу домой рано, но в течение дня все равно заглядываю к Кёе: заодно встречаю того самого приближенного мордоворота, Кусакабе Тетсую, который сначала намеревался прогнать меня почти силой, не пустив даже в дом. Мда, вот это охрана! Пошутила, что у Кёи появился личный телохранитель, и, кажется, не сильно ошиблась. Постепенно разговорила его, сначала по довольно странной просьбе рассказав о себе. Не знаю уж, как он планирует жить дальше, но это явно тот самый тип ребят, который выбирает себе друга-покровителя заранее. Если он действительно будет предан Кёе, думаю, ничего плохого в этом не будет — следует только проследить, чтобы у нас в Намимори не появился маленький самодовольный тиран, почувствовавший свободу. На счет этого я уточняю у него самого, проглатывая ехидное «не надорвешься?»: — Какие планы, если уж ты берешь этот город под покровительство? Кёя хитро скалится, в крайне благодушном настроении от того, что я больше не верещу и не пытаюсь его отговаривать влезать во все это. Кёя наконец чувствует, что спустя год я не отношусь к нему, как к ребенку. Кёя уже и не ведет себя как ребенок, и единственное, что выдает в нем мальчишку — большая игрушка под названием Намимори, подаренная матерью. Игрушка, которую он отчаянно пытается отобрать у отца: все еще непонятной для меня темной фигуры в этой истории, за спиной которой маячит еще множество темных фигур. Целый клан, один из представителей которого сейчас азартно щурится и небрежным жестом руки машет Кусакабе, прощаясь с ним до завтра и куда-то отсылая. — Увидишь.