Клиника Орочимару: любой каприз за ваши гены

— Возвращение блудных детей! Ну и ну. Хотя знаете, я тоже не смог бы так долго терпеть Саске. Именно так отреагировал Орочимару, когда одним дождливым вечером на пороге клиники предстали Карин и Суйгецу. Он не спрашивал их, почему решили вернуться, ровно как и они об этом не заговорили: ни тогда, ни когда-либо после.  — Просто мы охуенные, это все Пять стран знают, — изрёк догадку Хидан, привычно забрасывая ноги на персональный стол в ординаторской. — Ясен хрен, им захотелось быть с победителями, а не с красноглазым невротиком.  — Я в тебя сейчас Аматэрасу запущу, — спокойным до мурашек голосом предупредил Итачи.  — Не обращай внимания, он просто невоспитанное хамло, — вступился Неджи.  — И это хамло нагибает всех в сраной операционной! — подскочил жрец Дзясина. — Не понимаю, на кой тебя вообще в штате держат, ты ж бесполезный. У нас томографов жопой жуй, твои зеньки давно не актуальны!  — Это говорит мне человек, который вместо аппарата МРТ засовывал бессознательного пациента в автоклав, — зашипел Неджи. — Тоже мне, надежда медицины!  — Дзясин-сама нуждался в новых жертвах, а у пациента была субдуральная гематома, — заворчал Хидан.  — С твоей же подачи и возникшая, — напомнил Хьюга. — Ложился он с панкреатитом.  — С панкреонекрозом! — Хидан взлетел на стол, ухватил штатив от капельницы и начал яростно сотрясать им воздух. — Пациент был редкостный поц и отказался принимать новую веру, а без силы Дзясин-самы ему что так, что так пришёл бы пиздец!  — И вы ещё утверждаете, что это мы не уживаемся на одной территории, Данна? — Дейдара с наслаждением потягивал кофе, наблюдая за тем, как лучший жрец своей веры и гений клана Хьюга устраивают мини-апокалипсис.  — Подожди. Пока Хидан не бьёт бутылки с физраствором об голову, смотреть не на что, — пренебрежительно хмыкнул Сасори, даже не отрываясь от бумаг. Впрочем, звон стекла под крик: «Ты хочешь со мной спорить, слепошарый?!» быстро заставил кукловода отложить стационарные карты в сторону.  — А вот теперь уже интересно, — констатировал Акасуна и перевёл всё своё внимание на раскручивающийся буран. Обычно в таких случаях вмешивался Кисаме, он же и работал разнимателем. Но не сегодня. Сегодня Кисаме отстаивал своё уникальное право на своё сокровище.  — Мне она нужна, — у Суйгецу глаза светились, когда он смотрел на Самехаду.  — Не нужна, — хмурился Кисаме. — И ты ей не нужен. Это теперь член коллектива. Принимает участие в чакроферезе. Бинты немного раздвинулись в стороны, и Самехада показала Суйгецу язык. Хозуки опешил — то ли от незнакомого слова «чакроферез», то ли от вероломного предательства ещё не присоединившегося к нему меча.  — Поглощает чакру. Фильтрует. Возвращает, — разложил по полочкам Кисаме. Выражение лица Суйгецу не поменялось.  — Нашли кому такие умные вещи говорить, — хмыкнула проходящая мимо Карин. — Он же тупенький. Для него это смертельно опасно: глядишь, и мозг из ушей вытечет.  — Зато у меня хоть есть, чему вытекать, — показал язык Хозуки и тем самым спровоцировал погоню за собственной персоной с целью уничтожения. Кисаме наблюдал за суетой вокруг себя с недоумением, почему в этой клинике не может быть всё спокойно, поглаживал Самехаду и приговаривал: «Не переживай, я не отдам тебя этому припадочному». Меч недовольно щетинился и разворачивал чешуйки в обратную от Суйгецу сторону. Немой вопрос, смогут ли влиться в коллектив экс-Акацушников две юные и взрывные души, так или иначе фигурировал в головах каждого из сотрудников. И слияние старой и новой гвардий действительно происходило не без нюансов: как позитивных, так и спорных. С первого же дня Хидан взял на мушку Карин. Узумаки не понравилась ему буйным нравом, ведь, по словам жреца, звезда в этой клинике может быть только одна. Сложившаяся ситуация радовала Неджи, который наконец выпал из списка вечных противников Хидана, забавляла Суйгецу и совершенно не устраивала Карин, которая на протяжении первого месяца совершенно всерьёз считала коллегу эксгибиционистом из-за страсти носить служебный халат вместо банного. Положение усугублялось тем, что Орочимару в качестве эксперимента включил девушку в реанимационную бригаду, опираясь на её способности восполнять чакродефицит у тяжёлых пациентов. Под бодрые крики Хидана «во славу Дзясин-самы!» и ритуальные танцы в полуобнажённом виде с дефибриллятором Какудзу принимал ставки, как быстро он её завалит. Суйгецу данный тотализатор почему-то бесил, и он первым поставил всю месячную зарплату лаборанта на вариант «никогда». Итачи долго отнекивался, утверждая, что это низко, а потом за пять минут до полуночи со второго на третий день пришёл в кабинет казначея и выдвинул оригинальный вариант «либо месяц, либо уже не выйдет». Сам Хидан вообще не приветствовал теорию, что он мог бы «завалить» Карин, и регулярно апеллировал к статусу монаха, но после напоминаний Какудзу о бордельных погромах быстро замолкал. Особое место в акцентах внимания экс-Таковцев занял Итачи. Пожалуй, потому, что благодаря их бывшему лидеру, информации о нём они знали предостаточно, чтобы оказаться по уши заинтригованными. К примеру, Суйгецу объяснял частое мелькание на горизонте патоморфолога тоской по старшему брату Мангецу. Итачи не очень нравилась перспектива становиться старшим братом для кого-либо, кроме Саске, но Дейдара только хлопал его по спине и утверждал, что об этом стоило беспокоиться несколько лет назад, и Учиха давно стал общим старшим братом для всей клиники, и вообще, это не ветка генеалогического древа, а состояние души. Любые возражения насчёт того, что Итачи моложе половины своих «младших братьев», пресекались на корню. Карин тоже кривилась при упоминании незапланированного родства, потому что на Итачи она бросала особые взгляды. Понимание, что в своей увлечённости Саске она в беспросветно проигрышной позиции, толкнуло девушку к поиску других вариантов, и первым номером ожидаемо стал Учиха-старший. Повышенный уровень внимания к своей доселе малозаметной персоне стимулировал юношу надолго закрываться в патологоанатомической лаборатории, чтобы только не нарываться на попытки покорить его сердце. Сасори даже смонтировал ему ортопедическую раскладушку, а Дейдара в дни красноволосых обострений доставлял обед коллеге через окно с помощью глиняных птиц. Кисаме по-прежнему не отдавал Самехаду, но со временем смягчился и начал разрешать Суйгецу присутствовать при чакроферезе и даже гладить её по направлению чешуек. Когда настроение было особо хорошим, он спрашивал Хозуки про дела в Кири, съезд Пяти Каге и особенно детально — про Пятую Мизукаге Мей Теруми. Вернее, сам Кисаме считал эти вопросы очень сквозными, непринуждёнными и вообще про между прочим, но проницательный Суйгецу сразу просёк, что к чему, и начал вместо подробностей внешней политики выдавать комментарии по поводу её желания выйти замуж. И в тот же вечер, пересиливая свой страх перед Орочимару, постучался в дверь его кабинета.  — Нам надо сюда затащить Пятую, — выпалил он прямо с порога по принципу «самое важное вперёд», на случай, если дальше хватит паническая атака и слова застрянут в горле.  — Цунаде, что ли? — похоже, паническая атака скорее хватила бы Орочимару.  — Кого? — оторопел Суйгецу. — Нет! Пятую Мизукаге.  — У неё есть выгодные для нас способности? — успокоился Змей.  — Не у неё, а у нас, и не способности, а выгодное для всех предложение, — исправил Хозуки. — Вы о личной жизни сотрудников вообще думаете? У вас полный штат неженатых мужчин. Карин с ума сходит, о каком качестве работы может идти речь?  — Это проблемы Карин. Вы для неё хотите Мизукаге притащить? — не понял Орочимару.  — Для нашего чакротоксиколога, — Суйгецу перешёл на полушёпот. — Но я бы на вашем месте подумал и про других. Им тоже хотелось бы видеть перед глазами не только белые халаты, но и кружевные, если вы понимаете, о чём я. Орочимару понимал, но долгое время не мог смириться с тем, что в рабочий процесс будут вмешиваться какие-то личные факторы. Впрочем, ненадолго. Ровно до того момента, как не ударился в отцовство и наконец смог вывести эмбрион. На колбу с первым младенцем за всё время существования клиники собрался поглазеть весь персонал. Правда, Орочимару очень долго не хотел показывать результат: боялся, что генетические аберрации окажутся сверхчувствительными даже к территориальной близости к чужеродной чакре. И только когда ребёнок обрёл какие-никакие человеческие пропорции, разрешил зайти по одному и посмотреть не дольше двух минут. Ясное дело, коллектив таращился на чудо чудное в полном составе уже минимум минут десять и совершенно не собирался расходиться.  — Хватит уже глазеть! Настройки собьёте, — нервничал Орочимару, нарезая круги вокруг колбы. Словами разогнать ротозеев не получалось, а применять техники в непосредственной близости от своей кровинушки Саннин не решался.  — Хорош пиздюк, — коротко резюмировал Хидан, не обращая внимания на начальника, за что немедленно получил подзатыльник от Карин. Она взяла на себя роль внегласного цензора альбиноса, раз уж им судилось работать вместе.  — Абсолютно на тебя не похож. Возможно, из него и выйдет толк, — отозвался Сасори. В ту же секунду в сердце-ядре зародилось нечто, в чём он никогда бы не признался в будущем, но что положит начало долгого и крепкого наставничества.  — В каком смысле не похож? А на кого тогда?! — возмутился Орочимару.  — На Суйгецу, — заржал Дейдара, за что тоже получил профилактический хлопок по макушке. И сам Хозуки тоже — за компанию.  — Меня-то чего?! — обиделся Суйгецу, формируясь обратно из жидкого состояния. — Я вообще подал идею касательно матери, поняли?  — Ты подал идею привлечь Пятую. Не уточнил, какую именно и к чему именно. И вообще, не пали контору, — произнёс Итачи без единого движения губ. Навыки конспирации, привитые АНБУ, работали идеально даже спустя годы. А конспирировать действительно было что — план по обустройству личной жизни Кисаме уже неделю конкурировал по обсуждаемости с фактом появления у Орочимару сына, и знали об этом все, кроме Кисаме.  — Содержать этого ребёнка будет дорого. Очень, очень дорого, — покачал головой Какудзу.  — Да брось! Будет прикольно! Хотел бы я посмотреть, как шеф станет запариваться с пелёнками, — Хидан метнул выжидающий взгляд на Орочимару.  — Нет, нет, нет. Никаких пелёнок. Ещё чего! Не для того я совершенствовал технологии развития in vitro и возвышался над природой, чтобы страдать, как обычные людишки, — хмыкнул Орочимару. — Он будет помощником. Я планирую ускорено довести его до соответствия биологическим пяти годам. Как раз возраст, когда в Конохе в Академию отправляют! Но маленького Мицуки не приняли бы в Академию: ни в Конохе, ни в какой-либо другой скрытой деревне. Потому что даже гении просчитываются на первых попытках. Вполне сформированный физически, мальчик оказался отстающим по когнитивным функциям… Да вот как раз ровно на пять лет. Орочимару не учёл, что центральная нервная система развивается исключительно при взаимодействии с внешним миром. Иными словами, мыслительные процессы и интеллект никак бы не смогли сформироваться в пробирке без визуальных, аудиальных и других сенсорных образов, так как являются приобретёнными, а не врождёнными функциями. К превеликому удивлению коллектива, это настолько разочаровало Змея, что он посчитал перманентно уставившегося в стенку мальчика неудачным образцом и даже хотел уничтожить. Заступились все. Наиболее рьяно откликнулись Суйгецу и Кисаме, которые и начали открывать Мицуки-первому мир, подобно новорождённому. Возились с ним по очереди, а охранять сон оставляли Самехаду. Чакра мальчика ей нравилась, но по указанию хозяина она её не поглощала, а только позволяла делать с собой всё, что взбредёт в голову, оставаясь при этом мягче подушки. Чуть позже подтянулись Итачи и Неджи, вызвались отвечать за матчасть по освоению своих способностей. Хидан рвался к Мицуки при каждой удобной и неудобной возможности, но его категорически не подпускали, аргументируя тем, что от реаниматолога ребёнок скорее сдеградирует, чем станет развиваться. Хидан обижался и громко обзывал опекунов-аматоров словами, которые всё-таки отложились в голове Мицуки, да так крепко, что, повзрослев и став Логом, он приравнял некоторые из них к стандартному словарному запасу. Сасори долго присматривался к мальчику со стороны. Потом всего один раз зашёл к Орочимару за полночь, выдал фразу: «Ты даже не представляешь, что можно из него слепить, и когда увидишь результат, устыдишься, что не участвовал», и больше они никогда не говорили на тему Мицуки. Зато мальчик, уже немного освоивший азы мастерства шиноби, начал подолгу пропадать в мастерской кукловода, а затем и на тренировочных площадках. Дейдара работал больше развлекательным элементом. Что, впрочем, тоже не являлось чем-то малозначимым: после активного обучения требуется не только физический, но и моральный отдых. Подрывник называл Мицуки «мелким», охотно болтал на разные темы в любое время (даже рабочее, когда мальчик приходил понаблюдать за операциями), катал на больших глиняных птицах и периодически пытался привить собственное видение искусства, но не видел обратной реакции и скоро забросил это дело. Совместные усилия дали свои плоды. Мозг Мицуки-первого оказался чрезвычайно пластичным и восприимчивым — то ли старались хорошо, то ли и здесь Орочимару заложил особый потенциал — и очень скоро он уравнял физические и когнитивные параметры. Отец, конечно же, устыдился. Это понимали все, хоть никто и никогда об этом не говорил вслух. Но когда Орочимару захотел создать себе второго сына, решение не ускорять развитие пришло к нему без всяческих подсказок.