блики на воде

      В глазах одного своими длинными лучами догорало солнце, у другого плескалось неспокойное перед надвигающимися грозами море. Кровать, ожидаемо большая и с прогибающимся от малейшего движения матрасом, кремовым цветом кофе с двойной порцией сливок намекала на спокойствие. Спокойно и было: они молча кусали губы и искали слова, которые распирали голову и мгновенно таяли на губах, стоило открыть рот и вдохнуть.       По волнам подсвеченной рябью растекалась солнечная полоса.       Первым сгустившуюся тишину нарушил Баам, довольно нехитро: кашлянул в кулак и придвинулся к неподвижному Агеро, сидящему всего в метре от него и так непривычно рассредоточенному. Под его светлой водолазкой проступали очертания плотной повязки, такой, что даже свободный покрой одежды не скрывал ее целиком.        В оранжево-розовых облаках на фоне переливчато-радужного, с преобладанием темно-голубого, неба прятались солнечные зайчики и их непоседливые двойники в прежде зеркальной, а теперь умеренно качающейся водной синеве.       Баам провел пальцами по рукаву от локтя до плеча и пересек грудь, все так же не говоря ни слова, но задышав чаще: собственная повязка на горле словно сжалась кольцом и не давала глотнуть еще кислорода. Еще немного — и голову вскружило бы.       На закате береговые птицы кричали особенно громко, будто стремились продлить уходящий день своими обрывистыми резкими песнями.       По запястью скользнула ладонь, стабильно прохладная и стабильно цепкая, когда дело касалось (надо же) поддержек и тренировок. От легких прикосновений и прояснившегося взгляда в груди глухо зудело. Агеро не хватало только смешливой улыбки и галочек-морщинок в уголках глаз.       Участок водной глади, где светящийся алый диск уходил за горизонт, для случайного наблюдателя изогнулся бы подобно пестрящим полумесяцам на поверхности вместо отсутствующей улыбки.       С вечерних процедур в комнате витал запах соли и душистых масел, пропитывал собой все углы и оседал на легкой одежде для сна. От Агеро веяло еще и ягодами, названий которых Баам не помнил, но отчетливо представлял терпкую сладость на языке. Он прикрыл глаза и вдохнул как можно глубже. Совсем близко прозвучал тихий смешок, а по волосам мягко прошлись длинные пальцы.       Порывистый ветер сдувал тлеющие лучи в сторону берега, где по камням и песку вода рассыпалась розоватой пеной под поредевшие крики чаек и гул листвы вдали.       Бааму хотелось забыть о тугих бинтах, хотелось обнять Агеро как можно крепче, показать, что переживал он всем сердцем. Не словами показать, действиями. Только руки не слушались, и стискивали худощавое тело Агеро под лопатками, и тот наверняка бы зашипел и, отсмеявшись, попросил бы ослабить хватку. Но, стоило Бааму открыть глаза, по щекам заструилась прохлада: Агеро обеими ладонями обхватил его лицо.       Солнечные блики мазнули неспокойную воду перед тем, как погаснуть, оставив за собой малиновые полосы, размазанные воздушными вихрями.       Глаза в глаза, золото против лазури, они сидели вплотную друг к другу и пытались высмотреть что-то, пересчитать ресницы ли, с грустью оглядеть чужие морщинки вокруг глаз или молчаливой радостью долгожданной встречи поделиться через взгляды и прикосновения. Леденящее волнение сменилось теплым трепетом, охватило лицо, шею, и запульсировало в чужих руках. Баам приоткрыл рот, едва дыша, когда Агеро огладил большим пальцем его заалевшую скулу и выдохнул прямо в губы.       Небо стремительно темнело, а за ним и поднявшиеся волны.