Загадай меня

Что такое храбрость? Рождается ли она в момент отчаяния, как яркий лучик последней надежды, или же она лишь скорбный поминальный звон по ней, когда приходит понимание, что перешагнул черту, за которой для тебя уже ничего нет? Маша никогда не назвала бы себя смелой. Наоборот, ее осторожность иногда граничила с пугливостью, и были вещи, которых она откровенно боялась. Например, высоты или больших блестящих сороконожек с десятками мелких лапок — от одно их вида начинало мутить. Замкнутые пространства давили и вызывали у нее головную боль. Но больше всего девушка ненавидела темноту. Холодную и мрачную, от беззвучия которой закладывало уши. Прямо как сейчас. «Азазель. Имя, которое очень скоро ты будешь кричать. И единственное, которое будешь помнить», — слова, ставшие для Марии той самой роковой чертой. Палач представился и зачитал приговор. «Я умру», — ясная и простая мысль пронзила все существо, заставив почувствовать действительность как никогда остро. Вся жизнь будто сконцентрировалась здесь и сейчас, в этом моменте. Краски, звуки, запахи — стали насыщенными, яркими. Даже присутствие демона ощущалось буквально — теплом, то ластящимся, то царапающим кожу, ароматом его тела, который щекоча нос, стекал вниз по горлу и перетекал сладкой горечью на язык. Страх схлынул, оставив лишь осознание собственной неминуемой смерти. Маша знала, что тот еще вернется. Так вода во время отлива отступает от берегов, чтобы после обрушиться на землю разрушительной цунами. Очень скоро будет очень больно и очень страшно. Но… «Чтобы ни происходило я не закричу и не назову его имя!» — девушка до крови закусила нижнюю губу, стараясь болью прописать в сознании обещание. Когда Азазель отпустил ее и отстранился, Маша подняла голову, открыто встречая задумчивый предвкушающий взгляд. Демон решал с чего начать. На надменном красивом лице сквозь въевшуюся за тысячелетия скуку проступало веселье. Мужчина сейчас напоминал жестокого капризного ребенка, которому очень хочется скорей поиграть, но он боится, что интересная игрушка сломается прежде, чем он успеет ею насладиться. Маша вдруг поняла, что Азазель не только средоточие всех осознанных и глубинных страхов, но множества других, на которых человеческое воображение даже неспособно. И он с удовольствием воплотит их все. — Мне нравится этот взгляд, — демон неожиданно рассмеялся. Маша едва удержалась, чтобы не отвернуться, когда он дотронулся до ее лица и костяшками пальцев ласково погладил по щеке. — Такой смелый и непокорный. И сколько в нем еще сокрыто… Страх… Отчаяние… — Тон голоса стал низким, с легкой вибрирующей хрипотцой, от которой кожа покрылась мурашками, словно он лизнул ее языком, — и на самом-самом дне… Острые когти скользнули вдоль шеи, и ладонь легла на горло. Большой палец мягко погладил чувствительное место под скулой у уха. Но от успокаивающего жеста нервы натянулись звенящей струной. — Глупая и наивная надежда. Она мне особо нравится. Постарайся сохранить ее как можно дольше. Потому что моего разочарования ты точно не переживешь. Мария понимала, что не выживет в любом случае. Вопрос лишь в том, как долго будут длиться ее муки. Однако, одно — понимать самой, а другое — когда это озвучивает твой убийца. Глаза в глаза. Касаясь аккуратно, почти трепетно. Звук его голоса завораживает и дурманит сознание, но жестокие слова колют ядовитыми иглами. Нежное приглашение в персональный ад, от которого нельзя отказаться. Охвативший страх выбил все мысли и погасил другие эмоции. Маша сделала резкий вдох, готовая унизиться до мольбы о пощаде. Но встретив колкий веселящийся взгляд, лишь молча выдохнула, проклиная себя за моральную слабость и за гордость одновременно. Она обещала себе быть сильной, только… Как же это трудно — признать, что спасения нет. Азазель внимательно наблюдал за быстрой и бурной сменой настроения девушки. От неприкрытого вида удовольствия и насмешки на лице демона отчаяние так остро кольнуло душу, что Маше вдруг захотелось закричать, как дикий зверь, и располосовать ногтями до крови гладкую матовую кожу на его идеальном до жути лице, выцарапать надменно и собственнически смотрящие на нее глаза, изодрать чувственные губы, подрагивающие от сдерживаемого смеха. «Ненавижу тебя!» — Да… Вот так… — удовлетворенно протянул мужчина, будто прочитав ее мысленный крик, — теперь для тебя есть только я. В черноте зрачков заплясало алое пламя. Азазель прикрыл веки, уголки рта лукаво поползли вверх: — И нам с тобой будет очень весело… Рука, державшая за горло, стала сжиматься. Маша была уверена, что если демон захотел бы свернуть ей шею, то сделал бы это одним легким движением. Но он специально душил очень, о-о-очень медленно, не отрываясь смотря в глаза. Словно загипнотизированная, девушка не могла отвести взгляд. Чувствуя, как пальцы с острыми когтями все сильнее впиваются в горло, и становится трудно дышать. От нарастающей боли и охватывающей паники сердце болезненно ухнулось вниз, а затем, подлетев к горлу, забилось прямо в ладонь мужчины. В какой-то момент демон резко сжал руку, окончательно перекрывая воздух, и поднял девушку за горло так, что ее ноги едва касались пола. Маша засипела и задергалась в отчаянной попытке сделать вдох. Острая боль стрельнула от шеи по рукам и ударила в голову. Окружающее пошатнулось и померкло. Черты ненавистного лица расплылись, превращаясь в безликое бледное пятно в наступающей темноте. «Я все же умру сейчас…» — промелькнувшая в угасающем сознании горькая мысль отдалась в душе мрачной радостью. Больше не надо притворяться сильной и бояться. Мария закрыла глаза, отметив, что Азазель наклоняется к ней. Но нет, уже поздно, ее почти нет. Еще немного потерпеть и… Удушающие тиски внезапно исчезли. Рука с шеи переместилась на затылок, зарываясь в волосы, а другой демон крепко обхватил за талию, прижимая к себе. Маша успела сделать один свободный вдох. Со вторым вместе с желаемым воздухом в рот ворвался горячий, шершавый язык, жадно и властно заполняя и снова лишая возможности дышать. Ее целовали и раньше: робко; напористо и агрессивно; искусно, пытаясь соблазнить на продолжение. А сколько о страстных поцелуях, от которых подгибаются коленки, она читала в книгах, тайно мечтая, хотя бы об одном таком же. Но то, что делал демон, было нельзя назвать поцелуем. Это больше походило на изнасилование. Она чувствовала, как во в рту двигается его язык, то становясь мягким, ласкающим, то жестким и грубым. Он выскальзывал, давая делать вдох, чтобы тут же вернуться и захватить еще больше, проникнуть еще глубже. Терся и вибрировал, и от этих касаний становилось очень горячо и очень дурно, будто демон вытягивал из нее жизнь. В какой-то момент она сглотнула его влагу. Горло обожгло, словно выпила огонь. Жар изнутри разлился по телу волнами и ударил в голову. Маша обмякла в объятиях, сковывающих как стальная пыточная клетка. Не осталось сил ни противиться, ни эмоционировать. Только желание поскорее провалиться в долгожданное обморочное забытье, которое было уже близко. Мужчина насмешливо хмыкнул. Укусами покрыл ее губы, а затем мягко провел по ним языком, будто слизывая боль, и отстранился. Девушка безвольно повисла на цепях, когда он отпустил ее. Отсчитывала про себя его шаги от нее. Один. Два. Три. Может быть, он уйдет? Но демон остановился и замер. Тишина обволокла зал. Тревожная и густая, заложила звоном уши. Маша даже не сразу поняла, что Азазель позвал ее: — Мариам… И не услышала хлесткого звука. От внезапной острой боли сознание резко прояснилось. Тело непроизвольно дернулось, и из горла вырвался жалобный стон. Удар хвостом разорвал футболку спереди и прочертил глубокую рану от правого надплечья вниз по левой груди. Кровь полилась теплыми быстрыми струйками по животу. Маша испуганно вздрогнула, ощутив прикосновение к обнаженной коже. Только что демон стоял впереди, а теперь рядом, и его ладони скользят по ее талии вверх. Свистящий звук — и хвост, раздирая спину, сорвал футболку, обнажая полностью по пояс. Стиснув зубы и зажмурившись, девушка сдержала очередной стон, но все же непроизвольно выгнулась дугой, навстречу обхватывающим рукам. Демон наклонился: — Непослушная маленькая Мариам… Язык коснулся края раны под левой грудью и надавливая, двинулся по ней вверх. От боли в глазах потемнело, девушка забилась руках Азазеля, стараясь отпихнуть. — Но такая сладкая…