«Я пересёк океаны времени, чтобы найти тебя.»
*
Говоря это, он улыбнулся и свет пламени упал на его жёсткий рот с очень красными губами и острыми зубами, белыми, как слоновая кость. Один из моих компаньонов шепнул другому строчку из «Леноры» Бюргера: «За мёртвыми путешествуют быстро».
***
Берлин, Германия, 1932 Йен хорошо проводил время сегодня. Он был одет в один из своих лучших костюмов, красно-оранжевые волосы зачёсаны назад, словно огненный маяк, а блестящий белый атласный шарф повязан на шее, чтобы скрыть нетронутый след зубов. В его компании был не один, не два, а три прекрасных стильных мальчика, потакающие ему при каждом его слове и движении. Их смешанные запахи пронизывали воздух вокруг, и Йен тонко вдыхал запах любой шеи, которая оказывалась близко к носу. Галлагер также нюхал кокаин, которым полуголая девушка-куртизанка (Йен уверен, что они больше не называют себя куртизанками, но, несмотря на преимущества его природы, ему было трудно идти в ногу с меняющимся народным языком, как и любому старому человеку, кажется) с удовольствием делилась среди своей вечеринки. Он не чувствовал боли и отпускал это чувство, потому что понимал, что конец эпохи близок. Все вокруг это знали, но легче было просто продолжать притворяться как можно дольше. Не нужно быть гением, чтобы увидеть провидческий образ разгневанных нацистов, штурмующих входы в ночной клуб и сеющих хаос, когда они закрывали помещение. Теперь это был только вопрос времени. Берлин сам по себе являлся уникальным островом разврата, но надписи весели уже на стенах по всей остальной части Германии. Это мог бы быть последний немецкий город, который пал под широким фашизмом, но он падёт сильнее всего. Йен был частью этого большую часть десятилетия. Он присутствовал в Париже в 1924 году, когда начал читать и слышать рассказы о дикой, греховной экстравагантности, происходящей на улице и кабаре того, что называлось столицей Веймарской республики. Он знал о происходящей культурной революции и хотел быть частью анклава писателей, художников, музыкантов, интеллектуалов и, что самое главное, гомосексуалистов, претендующих на небольшую территорию в мире. Время раскрепощало, и он с трудом мог описать это. Если бы мальчик, которым он когда-то был, мог увидеть его сейчас. Ну, вероятно, он бы умер от шока. Будущее во всех отношениях было непостижимо для того, кем он был, когда был живым. Живым живым. Прежде чем он стал... другим. Мёртвым живым. У него было много названий для этого. Но, конечно, с каждым великим движением, чтобы продвинуть общество вперёд, существовала какая-то ужасная сила, рождённая из самых тёмных глубин человечества, которая должна прийти и помешать этому. Он планировал покинуть Европу в ближайшее время. Угроза набирала силу за пределами одной страны. Существовали отголоски тоталитаризма, поступающие из Италии, Греции, Испании, Бельгии и многих других стран. Это действительно раздражало. Сейчас, в этом месте и времени, было гораздо лучше для всех, но люди должны прийти и всё испортить. Попробовали бы захватить территорию, когда это труднее. Его мозг ненавидел слабость людей, ищущих власти, и слабость людей, которые бессильно действуют, чтобы остановить первых. В этом и часть головоломки быть частично живым после смерти. Он умел так ясно видеть много вещей, но всё еще мог сделать очень мало, чтобы изменить что-либо вне себя. Было только одно преимущество в присутствии нацистов в Берлине, которое облегчало совесть Йена. И это то, что он мог охотиться на них без угрызений совести. Приятно было пробовать на вкус мальчиков собственных убеждений, ведь он не мог отрицать, что ему очень нравилось смешивать плотские утехи с ритуалом кормления, однако иногда инстинкт убийцы внутри невозможно было приручить. Он всегда балансировал на заднем плане глубоко внутри, как бомба замедленного действия. И он не любил убивать, но иногда ему это было нужно. Его жажда требовала. Через сто лет начинаешь уметь читать людей. Гораздо более высокий инстинкт направляет тебя; открывает, что такое истинная природа человека. Он мог обнаружить убийц и насильников буквально за много миль. Ну, может быть не буквально. У него было отличное зрение ночью, большое спасибо, но ему нужно быть ближе, чтобы почувствовать ауру, исходящую от человека. Если только он не застанет их в каком-нибудь гнусном акте бессмысленного насилия. Это он уже мог заметить на значительном расстоянии, учитывая правильную точку обзора. На протяжении многих лет Йен натыкался на довольно много таких сцен и стал какой-то жуткой версией рыцаря в сияющих доспехах для приличного количества жертв, хотя бы на короткие, мимолётные моменты. Хотя плохие парни — это плохие парни. А охота на них ради спорта — достойное времяпрепровождение, если честно. Он на самом деле состоял из смерти и приостановленного гниения, поэтому было бы неестественно не иметь странное психическое убеждение. Однако сегодня Галлагер не заинтересован в охоте, чтобы убить. Он не испытывал склонности к истинной тьме. Или, по крайней мере, не больше чем то, что находилось в пределах его естественного диапазона. С ним будет один или два, или все трое этих мальчиков (он действительно должен научиться называть их мужчинами в своей голове, но для него они также молоды, словно младенцы, несмотря на то, что они явно приближены к двадцатичетырёхлетнему возрасту Йена, на который он выглядит). Он попробует каждого из них на вкус и заставит их сделать многочисленные неприличные вещи между собой на своей большой латунной кровати, и это будет незабываемая ночь. По крайней мере, в течение нескольких недель. Может быть, даже месяцев, если ему повезёт. Один довольно молодой парень кокетливо склонился, чтобы сказать что-то в ухо Йена, подразумеваемое оправдание близости является попыткой быть услышанным из-за шума большого зала, и Йен широко улыбнулся, не столько забавляясь, сколько химически индуцируясь, когда всё меняется. Он вполне уверен, что мальчик просил его потанцевать, но все слова теперь не слышны. Буйная джазовая музыка на заднем плане превратилась в ничто, унося с собой болтовню и смех толпы. Все действия людей вокруг него перестали каким-то образом существовать, когда он замер. Потому что там, перед ним, в двадцати метрах, стоял человек, которого он был уверен, что никогда больше не увидит, независимо от того, как долго они оба живут. Лицо, которое он не видел больше века, но всё еще помнил каждую мельчайшую деталь. Микки. Йен не мог дышать, несмотря на то, что на самом деле он не использует дыхание, как телесную функцию, и его мгновенное удивление, окрашенное тоской и надеждой, которое он не чувствовал в течение долгого времени, рассеивается. Оно немедленно заменяется своего рода жгучим гневом, который можно почувствовать только тогда, когда кто-то глубоко обидел тебя. Ранил тебя. Бросил умирать. Чёртов Микки. Йен сердито нахмурился, и в бесконечно малую секунду отвернулся от этой бледной, острой, манящей физиономии, и он знал, что Микки последует за ним. Протесты друзей, которых он нашёл на ночь, никак не помогли, чтобы удержать Йена, поскольку он очень сознательно контролировал свои движения, чтобы оставаться в человеческом диапазоне, и быстро вышел из клуба. Как только он оказался на улице, он точно знал, в каком направлении нужно идти, чтобы затеряться в ближайшем переулке, где его можно упустить. Оказавшись в этом безопасном месте, уверенный, что Микки где-то не далеко позади, Йен взлетел на сверхъестественной скорости, а затем прыгнул в небо, движимый великой силой внутри него. Он приземлился на пустынной крыше и продолжил идти, отскакивая от здания к зданию. Поднявшись выше уровня улицы, Йен думал, что это должно было помочь Микки потерять его запах. Галлагер только надеялся, что тот не будет знать, куда он направляется или где его искать. Как Микки смог найти его? И зачем? После всех этих лет, какая может быть цель? Но даже тогда Микки никогда не делал что-то, что бы имело много смысла. Это было самым возмутительным в нём, когда они знали друг друга. Целую жизнь назад. В том месте, где родился Йен. В том месте, где он умер. Он всё еще помнил все подробности с остротой и повышенным восприятием. И он, вероятно, никогда не сможет забыть. И простить.***
Шропшир, Англия, 1810 День, когда Йен Галлагер официально встретил странного человека, который переехал в замок вверх по дороге от их скромного фермерского дома, начался как и любой другой... На рассвете кукарекал петух в фоновом режиме, а его братья лежали в кроватях, окружая его. Кобыла, которую купил старший брат, Филипп, ржала в своём загоне. Она всё еще была не приручена, и Йен беспокоился, что Лип может не справиться с этой задачей. Он встал и вышел в коридор, к окну в конце, где он мог открыть его и полюбоваться восходом солнца на востоке. Йен всегда вставал первым, и последним ложился спать, в придачу. Он должен был выкроить себе больше времени, чтобы сделать больше, чем простые обязанности на ферме. Слишком большая часть его повседневной жизни была наполнена обыденностью. Он читал и перечитывал много книг. Потому что было не совсем легко получить в свои руки новый материал. Парень знал пару продавцов в Шрусбери, которых он пытался посещать раз в месяц и торговаться на обмен или скидки на более востребованные книги, принесённые горожанами. Шрусбери был самым большим городом недалеко от их маленькой деревни за пределами Клуна, но он всё еще был не достаточно большим, и у них не было библиотеки. Их ферма производила наилучшим образом достаточно продукции, но семья всё еще имела очень мало денежных средств, которые еще нужно было потратить вне необходимостей. Родители умерли, оба были съедены чахоткой, которой также заразилась его младшая сестра, Дебора. Её чудесным образом болезнь пощадила, но она осталась болезненным ребёнком в свои восемь лет. Докторам никогда не предоставлялось много комфорта, чтобы обеспечивать любую содержательную продолжительность жизни. Она единственная в доме, кто был освобождён от обязанностей. Йен приносил ей книги так часто, как доставал их для себя. Старшая из Галлагеров, Фиона, отвечала за них всех и за всю землю. У них не осталось больше никаких слуг с тех самых процветающих дней, когда их родители были живы, и они могли вести бизнес с людьми за пределами своей страны. Каждый трудоспособный Галлагер должен был работать. Это включало в себя и двух младших братьев Йена, Карла и Лиама. Карлу было всего десять, а Лиаму шесть, но даже они тянули свой вес. Как только солнце полностью взошло, Фиона вышла из своей комнаты в противоположном конце коридора, и все члены семьи спустились вниз на кухню, чтобы быстро и просто позавтракать. Куры и овцы уже были накормлены, когда Йен присоединился к своим братьям. Недавно они расширили поголовье скота, включив в него крупный рогатый скот. Количество овец значительно сократилось со времен славы, и с конкуренцией со стороны городов, где фабрики теперь производили ткань так обильно, что у них стало не так много покупателей шерсти. Однако люди всегда хотели говядину, и они могли бы даже продавать кости для удобрения. Это всё было идеей Липа. Йен еще был немного брезглив по поводу убийства, но он принял это как необходимое зло. Они содержали еще одну лошадь, жеребца, который был с ними в течение многих лет, и Йен очень хорошо заботился о нём сейчас, как, своего рода, покаяние для мёртвых коров. У Липа был еще план по разведению его с новой кобылой, но у Йена присутствовало такое чувство, что это не сработает так, как он ожидает. Около полудня, перед тем как пообедать супом с хлебом, Йен обратил свой взор на частично разрушающийся замок вдалеке. Около него всегда была жуткая атмосфера, но она как-то становилась более выражена, когда его кто-то населял. Кто-то из клана Милковичей иногда возвращался в него, без сомнения, но никто никогда не оставался больше чем на год или два, и прошло уже много времени с момента последнего посещения. Адвокат из города, которому приглянулась Фиона, иногда заходил в их дом и предоставлял сплетни, о которых они, как правило, слышали очень мало, находясь так далеко. И в последний раз, когда он появился, он сообщил им, что молодая пара, брат с сестрой, в настоящее время населяют полуразрушенную башню. Здание было не таким уж большим и необычным для замка, но Йен никогда не находился достаточно близко, чтобы точно знать, действительно там так темно и холодно, как казалось издалека. Фиона давным-давно заставила их всех пообещать, что они будут держаться подальше от этого места, и от того, кого увидят в нём или рядом. По всему округу всегда ходили слухи о земле и семье, которой они принадлежали. Страшные рассказы, словно в какой-то сенсационной листовке, продавались на площади. Байки, придуманные старушками еще во времена обвинения в колдовстве, и переданные последующим поколениям. Йен не был уверен, что верит в какую-либо такую ерунду, но он всё равно не искал потенциальных проблем. Он слышал о таинственных исчезновениях вокруг этих земель еще тогда, когда был мальчиком. И даже тогда он был склонен полагать, что пропавшие поблизости люди просто упали в реку или что-то в этом роде, и уплыли вниз по течению, чтобы стать проблемой уже другого города. Только потому, что он никогда не видел, чтобы кто-то приходил или уходил из этих мрачных земель в дневное время, не значило что-то плохое. Он считал, что некоторые люди ведут ночной образ жизни. Например, совы, еноты или летучие мыши. Или ягуары. (Дебби и Йен были очарованы большими кошками, найденными на иллюстрациях «Описание трёхсот животных». Он мечтал однажды увидеть какой-нибудь отдалённый уголок мира, где экзотические существа бродят по неизвестной местности. Он слушал, как Дебс сочиняла истории о тех невозможных будущих путешествиях, смеялся и говорил, что скоро они найдут способ уехать. Она делала вид, что не знала, что они обманывают друг друга). Только минули сумерки, когда начался ад. Фиона находилась внутри с Дебби, Лип всё еще доставлял тележку с тюками овечьей шерсти в город, Карл и Лиам играли на полях. Йен был в стороне дома, наиболее отдалённый от хлевов и загонов, умывая лицо, руки и шею в открытом бассейне перед ужином, когда услышал серию громких ржаний, а затем громкий рёв коллективного движения. Его глаза широко раскрылись, а сердце сразу же начало сильно колотиться, когда он бросил мыло и ковш из рук и бросился к суматохе. Все его внутренние органы, казалось, подскочили до горла, когда он в ужасе смотрел на разворачивающуюся сцену. Новая кобыла освободилась от верёвок и зарядила в загон для скота. Скот в панике прорвался через свои деревянные ворота и направлялся, как стая, в поля. В поля, где Карл и Лиам бегали, играя в чехарду и салки. Йен громко крикнул. - Карл! Лиам! Убирайтесь оттуда! - он дико жестикулировал руками, стремясь к дому, пока бежал на полной скорости параллельно стаду крупного рогатого скота. Мальчики в тревоге огляделись и побежали, но уже было слишком поздно. Не было времени убираться с дороги. Йен видел всё, будто это происходило в какой-то другой реальности. Скот милосердно закрыл более лучший обзор, когда настиг его двух младших братьев, которые в панике бежали изо всех сил, но уже ничего нельзя было поделать. Они не могли потерять двух Галлагеров одним махом. Просто не могли. Это невозможно. Смерть — не вариант. Словно в тумане, он оказался там, рядом с ними, бесполезно бросаясь на землю, где они оба лежали неподвижно. Повсюду кровь, и их глаза были закрыты. Чёрт. Чёрт. Чёрт. Он понятия не имел, что делать. Йен был на грани того, что его душа выскочит тела, потому что он думал, что умный человек, но он понятия не имел, как это исправить. Йен никогда еще не чувствовал себя таким беспомощным. Он даже не понимал, что кричит, но он должен был, потому что в его горло чувствовалось напряжение. Йен напрасно взывал о помощи, укачивая маленькие, слабые тела на руках. И также быстро, как и всё остальное, что случилось, если не быстрее, кто-то оказался рядом с ним. Йен думал, что это, должно быть, Фиона, но это оказалось не так. Нисколько. Он даже не понял, кто это и что делает. Будто все его чувства атрофировались. Его глаза практически не видели. Он застыл. Застрял во времени. - Двигайся! Шевелись! - услышал он, как будто с большого расстояния, и его братья оказались вырваны из его хватки. Йен стал тряпичной куклой, в оцепенении упавшей на траву. Тёмная фигура склонилась то над одним мальчиком, то над другим, когда они оба громко и резко вдохнули, а затем закашлялись и начали тяжело дышать, и когда Йен снова посмотрел, фигура отодвинулась, и оба, Карл и Лиам, сидели, их глаза метались повсюду на удивлённых, испуганных лицах. - Что..? - произнёс Карл в изумлении. - Йен? - тихо пробормотал Лиам. - Я не понимаю, - ответил Йен, осматривая их. Снова и снова. Кровь всё еще находилась здесь. Казалось, всё уже кончено, и всё же... они оба казались совершенно невредимыми. Это невозможно. Это чудо, но этого должно быть. Это не представляется возможным. Наконец, он снова посмотрел на фигуру, невольно вскрикнув, когда он осознал, кто это. Это был парень из Милковичей. Мужчина. Наследник замка с привидениями. Фиона заставила Йена поклясться, что он никогда не заговорит с ним. И он никогда не видел его раньше, но понимал, что это он. Это единственный человек, которым он может быть. И, несмотря на его нынешнее шоковое состояние, Йен поразился, насколько это изысканный человек. Он выглядел почти так, как если бы был твёрдым на ощупь, словно вырезан из мрамора, но мягкий и тонкий, с люминесцентной кожей и ярко-красными губами. И его глаза... они совершенно завораживали... ледяная синева, словно замёрзшая река, и стекло в его непоколебимой интенсивности. Но что только что произошло? Что он только что сделал? Как он здесь оказался? Что он только что сделал? - Как? - это всё, что Йен умудрился прошептать, прежде чем Фиона закричала на весь двор, направляясь к ним. Они все повернулись, чтобы посмотреть на неё, и Йен крикнул. - Они в порядке! С ними всё в порядке, Фиона! Но как? Йен обернулся обратно, чтобы изучить человека, который только что создал какую-то невероятную магию, чтобы спасти его семью, но там уже больше никого не было. - Куда это он подевался? - спросил Йен, поворачиваясь вокруг, ища отступающую фигуру, но ничего не заметив. - Кто? - дезориентировано спросил Карл. Затем Фиона оказалась там, крича от беспокойства, и проверила мальчиков, разговаривая с Йеном, чтобы получить ответы, но у него их не было. Он просто качал головой и повторял. - Они в порядке. Голова его была одурманена, словно её растоптали несколько крупных коров. - Слава Богу! - произнесла Фиона, слёзы свободно текли по её щекам, когда она успокаивающе поцеловала головы братьев. Йен сощурился на скот сквозь темноту, замечая их внезапное спокойствие. Это настолько... странно. Бессмысленно. Он быстро моргнул и сказал, не задумываясь. - Я соберу всё стадо вместе. Парень медленно приблизился к пасущимся животным, которые только что посеяли хаос во всём его мире, не в состоянии собрать кусочки головоломки в голове, словно чувствуя на себе чьи-то глаза на всём протяжении пути. Какое-то ощутимое присутствие скрывалось в тени холмов через дорогу. Но там никого не было.