Молчание

Журчащий шум воды, мощным потоком лившейся из открытого крана, отлично перекрывает всхлипы, терзающие горло. Дрожащие руки с трудом справляются с крышкой, неловко разбрасывая добрую половину таблеток по всей раковине. Кён отсчитывает шесть. Возможно, слишком большая доза для того, чтобы просто успокоиться и уснуть, но по-другому парень не мог. Ведь в трезвом состоянии невозможно спокойно смотреть как человек, которого ты любишь всем сердцем, улыбается не тебе, целует не тебя. Пак поднимает голову и смотрит на своё отражение в запотевшем зеркале, протирая его рукавом. В отражении бледный взлохмаченный парень смотрит затравлено стеклянными глазами. По впалым щекам непрерывно текут слезы. Забавно, что никто не заметил особых изменений в репере. Мемберы спросили пару раз, не заболел ли он, но на этом всё кончилось. Ведь им всем было, в общем-то, плевать. У них своих забот полно, зачем им какой-то там Пак Кён, у которого, вроде бы, есть Зико. А раз есть Зико, то он и разберётся со всеми проблемами друга, поможет, если что. Только вот Зико нет. Вернее он есть, но не рядом с Кёном. Пак вообще последнее время редко видел своего, вроде как, друга. Тому ведь некогда- девушка, работа… друзья. А Кён что? Уже не друг что-ли? И вот вроде и обижаться не на что. Ведь с другими мемберами Чихо тоже почти не проводит времени. Но Кён же не «другие». Он привык быть особенным. Ведь, вроде как, они с У лучшие друзья. Были. Пока Пак не влюбился. Так глупо, неправильно, не вовремя. Просто взял и влюбился в лучшего друга. Долго не признавался даже самому себе в этом, отрицал всё. Ведь неправильно. Не должно быть так. Но, со временем, Кён принял свои чувства к другу. Холил их, лелеял. Даже, в какой-то момент, когда стало совсем невыносимо молчать, хотел признаться. Настроение в тот день было просто отличное. Парень даже наделал множество комплиментов одногруппникам, от чего те выпали в осадок. Но чёртов У Чихо привёл девушку, чтобы познакомить с лучшим другом тем же злосчастным вечером. И мир Пака рухнул. Девушка, кажется Миа, так мило улыбалась, и Зико смотрел так влюблённо-восхищённо, что в груди стало больно-больно, а в лёгких резко закончился воздух. Потому что какого хуя, Чихо? Кён тогда старался держаться и мило улыбаться, поздравляя друга и слушая глупый трёп этой приторной шатенки. Но надолго парня не хватило, и он, не выдержав, заперся в своей комнате, сославшись на усталость. Через неделю он впервые решился приглушить свою жгучую боль таблетками. И с тех пор не мог продержаться и дня без них. Потому что так проще. И пусть улыбки стали фальшивыми, вымученными, щёки впали из-за того, что кусок в горло не лез, а глаза потеряли былой блеск и игривый огонёк. Зато сердце не так болит. Уже меньше хочется просто вырезать его из груди, чтоб хоть поспать нормально, без боли и рыданий в подушку. Пак живёт так уже три месяца. И всё ещё любит. Всё ещё глотает ночами рыдания и таблетки, которые уже мало чем помогают. Всё так же паршиво. Всё чаще взгляд падает на лезвия, лежащие в шкафчике в ванной. Всё чаще Кён мечтает оглохнуть, чтоб не слышать заливистый смех девушки Чихо, его ласковые слова, произнесённые «шёпотом» на ушко. Хочется ослепнуть, чтобы не видеть как он обнимает её, как целует. Чтоб не видеть меток на его шее, царапин на спине.Пак задумывается над тем, что б перестать дышать. Чтобы не вдыхать такой привычный и родной аромат одеколона, теперь уже непроизвольно смешивающийся с приторным запахом её духов. *** Кён снова не может уснуть. Последний месяц он уже даже не плачет, делает всё на автомате, почти ничего не ест. Парень окончательно закрылся в себе, почти перестал разговаривать. А когда он открывает рот, то всегда выдаёт какую-нибудь грубость или колкость, и смотрит так безразлично, что аж в дрожь бросает. Кажется, одногруппники начинают беспокоиться. Тэиль провожает его удивлённым и обеспокоенным взглядом, когда Пак, идя с кухни в свою комнату, выпускает тарелку из ослабевших рук и оседает на пол, после чего быстро поднимается и уходит в свою комнату, запирая дверь и игнорируя вопросы мемберов. Облокотившись на дверь, Кён оседает на пол, проваливаясь в темноту и слыша обеспокоенные голоса ребят, среди которых нет того самого, что согревал его раненое сердце. «Притворщики»-думает он. Ведь с чего бы им беспокоиться, когда он никому не нужен. Наверное, даже если он умрёт, никому не будет дела. Особенно Зико. Ребята погорюют для вида и прессы и забудут о том, что с ними вообще когда-то был такой парень, по имени Пак Кён. А Чихо даже бровью не поведёт, когда узнает. Подумаешь, дружили с начальной школы. У него ведь девушка есть, которая, так, между прочим, злорадно ухмыльнётся, ведь видела, как Кён смотрел на её парня. Думая подобным образом, парень не заметил, как время перевалило за полночь. Голоса за дверью, естественно, стихли. Ещё бы кто-то стал сидеть под его дверью, чтобы узнать, что же с несчастным Паком происходит. Кён грустно ухмыльнулся, теряя всякую надежду, когда за дверью действительно никого не оказалось. Так, наверно, даже лучше. Никто не будет останавливать и мешать. Дверь неприятно скрипнула, заставляя неуместную мысль появиться в рыжей голове. Холодная вода слишком громко ударилась о белую поверхность ванны, отражаясь эхом от стен. Несколько лезвий выпали из коробки, зажатой в дрожащих руках. Несколько неглубоких порезов, поверх старых, позволили Кёну убедиться в том, что он ещё жив. Ещё парочка поглубже, на другой руке- для верности. Внезапная мысль о родителях проясняет сознание, заставляет ненадолго остановиться. Но через несколько секунд разум вновь затуманивается под действием очередных таблеток, уже не важно каких. В тот момент, когда Пак начинает делать последний самый глубокий порез, вдоль-чтоб наверняка, хлопает входная дверь, слышаться торопливые шаги и приглушённые голоса. Но Кёну всё равно. Он уже не остановиться. Даже если пришёл Он. Закончить начатое не даёт резко распахнувшаяся дверь. Парень медленно поднимает взгляд на зеркало, вымученно улыбается и без сил падает прямо в переполненную ванную, роняя окровавленное лезвие на вишнёвый пол. По его бледному лицу скатывается последняя слеза. Кён проваливается в темноту прежде, чем чужие сильные руки вытаскивают его из ледяной воды и прижимают к горячей груди с родным запахом одеколона.