Калейдоскоп бедствий

      Тихий стон срывается с губ Сагуру, пока Хейджи ставит очередной засос на его шее, а руки удивительно бережно гладят его по бёдрам. Умопомрачительно, насколько же Хейджи может быть ласковым и диким одновременно. Никакой пощады шее, терзаемой губами и зубами, пока живот и бёдра буквально тают в нежности ласок.        — Са~ гу~ру~, — нахал цепляет зубами его мочку уха и несильно прикусывает, прижимает всем телом к чёртовой прохладной стене и обжигает, гладит прямо под одеждой, будто бы не стесняясь своих родителей в соседней комнате.        — Ч-что... на тебя нашло?.. — выдыхает Сагуру, цепляясь за воротник Хейджи и притягивая только ближе к себе. Дыхание прямо в ухо дурманит голову, пока утыкающийся прямо в пах чужой стояк делу никак не помогает. Чёрт возьми, он же просто вручил конфеты на четырнадцатое... Ну массаж до этого несколько раз делал, а заодно изучил всю чувствительную спину...       В ответ Хейджи резко нажимает языком на один из старых засосов и ухмыляется ему прямо в кожу.        — Помнишь ту фотографию? Где тебя ещё поймали с моим засосом на шее? — негромко смеётся он, попутно задирая его рубашку и проходясь вновь ладонями по груди, ловко пробегаясь пальцами по всем изученным местам. — Не могу не признать, это было горячо.        — Горячо?.. — не совсем улавливает его мысль Сагуру — да и как тут что-то улавливать, когда кто-то так нещадно трётся о возбуждённый член прямо через ткань, до столь болезненного удовольствия.        — Мой. Все теперь знают, что ты мой, — наглый собственник вновь легонько кусает его за ухо, а руки спешат вниз по спине, изучая спину. Мягко обхватывают лопатки, немного нажимают на выемки позвоночника и в конце устраиваются на ягодицах, сжимая чуть ли не до синяков. — Хочу больше следов на тебе. Позволишь, Са~гу~ру?~        — Только... при одном условии... Хе-ейджи, — тянет он в ответ и ухмыляется, получив недоумевающий взгляд. Не всё так просто. — Не мне же одному ходить с ними, верно?~       Он неловко меняет их местами, сам вжимая в стену Хейджи, пока ладони уже почти привычно пробегаются по самым чувствительным местам спины, вырывая стон. Вот здесь, на сантиметр выше копчика, как раз около небольшой ямки...       Губами же он льнёт сразу же к шраму за ухом и проходится по нему языком, с удовольствием смакуя чужой стон. И там же ставит неловкий засос, смутно надеясь, что будет не очень заметно... Или же Хейджи придётся также краснеть перед всеми, как и ему, что тоже неплохо.        — Что, опять? — весело фыркает тот, не убирая ладоней с ягодиц и продолжая прижимать к себе за них. — Снова пойдешь по всем шрамам?        — И не только им, — ухмыляется шире Сагуру перед тем, как его ладонь нагло накрывает чужой пах и гладит, обхватывая прямо через ткань. — Я почти уверен, что паре мест совершенно точно нужны украшения.        — Тогда я к твоим услугам, — весь алый Хейджи упрямо скалится ему и касается самым кончиком языка раковины, задевая край, после чего вновь покусывает до слабых следов. Его пальцы спускаются немного ниже и раздвигают немного ягодицы, вызывая тихий ох и вынуждая Сагуру уткнуться носом в шею. — Да и ты, похоже, тоже весь к моим.       И куда делся весь стыд того?.. Возможно, вместе с кровью ушёл в одну выступающую часть, к которой Сагуру запускает ладонь и которую обхватывает, немного оттягивая крайнюю плоть и поглаживая большим пальцем обнажённую головку. И, пока Хейджи слишком уж отвлечен ощущениями, льнет губами к ключицам, торопливо оставляя на них неаккуратные засосы. Ночь, конечно, будет длинной, но удастся ли ему также легко отвлечь Хейджи ещё раз — уже хороший вопрос. Всё же тот быстро учится.