7 историй

В очередной раз открываю глаза. Наступает утро. Запах растений становится более резким. Это мое последнее пробуждение. Скоро проснется Марк, а за ним – Балкис и остальные. Мышонок, ночевавший в нашей пещере, собрался ее покинуть, но боялся пробежать мимо спящих волков. Я бросил камушек в трещину, чтобы мышонок увидел другой выход. Нужно встать и поворошить тлеющие угли. Затем проверить запасы воды и, кстати, отпить бы немного. Пока большое солнце не встало, я благословляю стаю: осторожно вскрываю вену на руке, смачиваю кровью птичье перо, присыпаю его землей, которая когда-то принесла мне удачу (она хранится в специальном сосуде), нашептываю обращение к новому дню и бросаю перо в кострище. Огонь, как всегда после такого ритуала, сам разгорается и уже не гаснет. Теперь на этом костре нужно приготовить отвар. Ставлю греться котелок с остатками воды. Заодно отношу ближе к выходу опустошенные бутылки. Марк просыпается с первыми лучами большого солнца. Марк младший из нас и с возрастом он мало поменяется. Таких, как он, не трогает время, обходит стороной. Марк выше меня на голову, астеник, у него светлые волосы почти без желтого пигмента и необычные глаза разных цветов: один – ярко-зеленый, другой – словно состоящий из розового кварца. Марк был рожден из горных минералов на рассвете вблизи моря. Он часто говорит о море, но ему никто не верит, даже Урса посмеивается. Марк не лжет, море действительно существует. – Доброе утро, Нибиру, – обращается он ко мне своим высоким голосом, стараясь, чтобы он не дрогнул. Он пугается каждый раз, когда видит меня, словно я не сижу напротив, а нападаю на него из-за угла. Не задавая вопросов, Марк берет оставленные мной бутылки, выходит из пещеры и вдыхает свежий воздух полной грудью. Он жаден до запахов и наслаждается тем, как просыпается мир. Марк не закрывает глаз, чтобы погрузиться в утро – он лучше видит именно глазами. Марк быстро набирает воды из ключа и возвращается. Поставив бутылки рядом с лежанкой Балкис, невольно разбудил ее, как обычно. Она зевает и сразу кричит: – Новый день!!! Она встает и наскоро разминает и растягивает тело. – Пошли! Там такое красивое небо! – зовет ее Марк наружу. Она бежит за ним, пока просыпаются остальные, разбуженные ее громким голосом. Марк витиевато рассказывает, как красиво было начало рассвета, которое он застал у ручья. Он описывает картину так детально, что легко представить ее – повторяющуюся изо дня в день. Балкис часто перебивает его, словно сама видела сегодняшний рассвет. добавляю в свой отвар последние компоненты. Почти готов. Просыпается Урса, наш вождь, да хранят ее духи. Марк тут же оказывается рядом. Она игриво встряхивает гривой красных волос, привлекает его к себе и властно целует, поглаживает по голове. – Подъем, лежебоки! – приказывает Урса. – И так уже все на ногах, – огрызается Ким, разминая шею и тут же сам отыгрывается на Визе и Войцехе: – Что развалились? Вставайте живо! – Встаем, встаем, – бормочут они, два брата-близнеца, рожденные из лесного осеннего перегноя. Я зову Балкис, и она сразу понимает, что нужно разлить для всех приготовленный отвар. Стая рассаживается вокруг у костра. Они пьют мой бодрящий напиток и едят ягоды, которые принес Марк, и холодное мясо, припасенное после их вчерашней удачной охоты. Частью еды Урса доверяет распоряжаться мне. Под действием заживляющей мази моя ранка на руке, которую я нанес себе для ритуала, уже затянулась, так что я могу спокойно покинуть пещеру, пока они едят. Из-под земли выползает червь. За ним тянется тонкая серебристая ниточка. Возможно, кто-то залюбовался бы этим. Вот только другие люди знаков подземных рек не способны видеть. Вообще-то Марк иногда видит. Даже более подробные и яркие образы, чем я. Что-то подсказывает, фантазия у него развита лучше, чем чутье. Но водных духов он уже видел, как минимум однажды – в день рождения. Я видел, как Марк родился. Это было поздней весной. Тогда из розового кварца вырвались искры. За версту было понятно, что Марк визуал. Он выглядел почти так же, как сейчас – разве что почти без волос и еще более тощий. Долго лежал в перламутровой лужице первичной жижи и наблюдал за чем-то. Приглядевшись, я заметил рядом с ним кружащегося вокруг своей оси толстого червяка с длинным серебристым шлейфом энергии – это был предвестник прилива. Я ждал его. Важно было понять, где именно, и в какой форме он появится, чтобы построить точный прогноз. В то время я продавал за содержание прогнозы природных явлений поселившемуся поблизости племени. Я бы занимался этим и без оплаты – мне необходимо было попытаться понять и систематизировать все, что я вижу и знаю. Марк не шевелился очень долго. Шлейф за червем становился все больше. Он стал таким огромным, что бился вокруг него кольцами. Марк дрожал от страха. Лишь только родившись, он уже подвергся смертельной опасности. Он знал это и одновременно был в восторге. Лежал и любовался духом, красующимся перед ним, и сжимался в комок все больше. Я быстрым шагом подошел к нему, выйдя из своей засады. Марк вскрикнул от неожиданности. Вот уж что страшнее – дух морей или флегматичный хиляк? Действительно, стоит подумать. Я приказал Марку уходить, и он повиновался. Имени у него долго еще не было. Но я углубился чрезмерно. Сейчас появление духа означало, что подземные воды поднимаются. Нужно предупредить Урсу, что после охоты нам придется покинуть это место. В остальном все спокойно – значит, можно уходить. Да уж, хотелось бы, чтобы было наоборот. Около часа меня не было в пещере. Сборы на охоту уже в разгаре. Ким провожает меня недобрым взглядом. – Бездельник, – бормочет он себе под нос, сматывая веревку, когда я прохожу мимо. – Что ты сказал? Останавливаюсь и смотрю на него – не в глаза, на плечо. Ему от этого еще больше не по себе. – Да я ни разу не видел, чтобы ты работал! – Без-дельничать, – произношу я с небольшой паузой после первого слога, – значит пребывать без дела. Я свое дело всегда знаю, охотник. – Не высовывайся, Ким, - появился из-за моего плеча Балкис. Уже в следующую секунду она улыбалась мне своим доверчивым оскалом. – Ким, где ты там? – зовет Урса. Они с Марком все видели. Она ухмыляется. Охотник слишком скор на язык. Не важно, как он ко мне относится, пока Урса держит его в узде. Виз и Войцех более молчаливые, но они хороши помахать кулаками. Неспокойные ребята. Они шарахаются в сторону, когда я прохожу мимо. Наши волки, которых они готовят к охоте, поскуливают и отступают передо мной. Они боятся моего запаха. Вернее, боятся, что его нет, им непонятно. Никому. Урса оставляет Марка готовить ее копье и выходит мне навстречу. – На этом месте спать больше нельзя, – отвечаю я на ее незаданный вопрос. Урса кивает так, чтобы дать понять, что она приняла к сведению мое мнение. Она не станет артачиться – без причины по крайней мере – и сделает, как я советую. Балкис осторожно прикасается к моему плечу и лижет в щеку. Она уходит вместе с остальными на охоту. Остальные не прощаются, воспринимают как должное, что они уходят, а я – остаюсь. До их возвращения я не буду выходить из пещеры. Нужно закончить с сортировкой собранных вчера растений и описать кое-какие соображения по поводу изменений погоды. И потом продолжу свои странные заметки, которые мне сегодня почему-то хочется делать. Я тщательно перебрал травы и развесил часть из них на просушку над костром. Балкис часто смеется надо мной: говорит, я слишком чопорно отношусь к этому занятию. Но можно ли относиться иначе, когда имеешь дело с ядами? Известно, что яд от лекарства отличат лишь дозировка. Так во всем. Должно быть, со стороны за этим занятием я действительно выгляжу смешным. Когда до миллиграмма вымеряю на своих самодельных весах пропорции, когда дотошно слежу за степенью просушки трав или спелости плодов. Для чего я делаю это? Все делают то, что делают, чтобы сохранить жизнь. Иногда это более очевидно – люди называют это полезной деятельностью. Тем не менее, полезно все, что мы воспринимаем. Людям кажется, что то, как они осознают, оказывает на них большее влияние, чем все остальное. Остальной окружающий мир их как бы не касается, лишь они сами сильны воздействовать на него. Но вопрос о причинах, побуждающий человека к каким-либо действиям, почти всегда вызывает замешательство. К примеру, зачем я пишу это сейчас? Почему-то чувствую, что это важно. А раз мне так кажется, значит, так и есть. В конце концов, именно этим, руководствуются все люди. Уже завтра писать я, скорее всего, не буду. Зафиксированы останутся только сутки, 33 часа с момента моего условного пробуждения. Так мне сейчас кажется. Просто я не летописец – ни по сути, ни по факту. Да и вообще не мастер слова. Обычно слова за меня подбирает Балкис. Порой говорит то, что я только подумать успеваю. Благо не все мои мысли она выдает в пространство. Даже интересно, насколько намеренно она так избирательна. Проще всего, конечно, считать, что она просто не все мои мысли слышит. Потому что алкис вряд ли подвергает осознанному анализу такие тонкие вещи. Не выглядит даже, а ощущается. Пахнет. Раньше она иначе пахла. Ее изгнали из родного поселения за воровство. Должны были закидать камнями, но обстоятельства сложились так, что ей удалось уйти. «Складывать обстоятельства» тоже нужно уметь определенным образом. Это становится необходимо, когда становишься свидетелем, как незаурядный ум под действием внешних невзгод попадает в такое положение, что вынужден преступать закон, и поворачивает против себя общество, которому мог бы быть полезен. Балкис оказалась именно в таком положении. Да, тогда воровать ей нравилось. Но ей бы не могло понравиться, если бы она не была вынуждена так поступать. Сейчас я не могу допустить и мысли, чтобы она позволила себя взять лишнее. А я не самый наивный человек. Если умеешь договориться с духами, манипулировать пространством и людьми, совсем не сложно. Одной меткой на моем теле стало больше в тот день. Она не знает. Вполне возможно, что догадывается, но я ей не говорил. С нами Балкис, скорее, шут, чем воровка. У своих она не крадет. На охоте Балкис – загонщик. Они с Марком идут впереди всех. Обычно Марк первым видит добычу, но только Балкис может так долго и громко кричать и не сорвать при этом связки, как нужно, чтобы вести зверя. У Марка, а еще у Кима есть луки. Они стараются подстрелить добычу с разных сторон. Виз и Войцех – грубая сила, на которой держится успех. Они работают с волками. Последний удар наносит только Урса – своим копьем целится в голову Они поели на месте, где убили лань. В пещеру принесли чуть меньше половины. Небольшая часть из этого достанется мне. Балкис первым делом передает отрезанных для меня кусок. Не самый плохой. Я откладываю свои записи в сторону и внимательно осматриваю ее, пока она щебечет о том, как прошла охота. Она привыкла, что я не выгляжу, как слушающий, когда слушаю. Остальное мясо несет Виз. Он не хочет лишний раз подходить ко мне и оставляет остатки туши в холодном углу. Нужно будет его обработать и сохранить. Балкис почти взволнованно смотрит на меня и предлагает поесть. Прошу отнести мясо к остальной туше. Балкис огорчена, но делает, как я говорю. – Чего от добычи нос воротишь, шаман? – бросает Ким, а сам пытается понять, что могло мне не понравиться. Балкис осматривает тушу и кричит: – Личинки! Они здесь! Прямо в мясе! Кто оставил его рядом с гнездом? Все принимаются шумно выяснять то, что ясно само по себе. Тот, кто нес мясо, положил его на землю, чтобы передохнуть, рядом с гнездом личинок – по невнимательности, без злого умысла. Они слишком долго шумят и нервничают из-за этого. Марк и особенно Балкис кричат. Тишина наступает только, когда говорит Урса. Голоса сливается в общий шумовой мусор, в голове становится мутно. Они так возбуждены, что потеют сильнее обычного. Лицо Балкис раскраснелось. Они не перестают спорить о том, кто виноват, что добыча пропала. Чувствую ломоту во всем теле. Незаметно для всех покидаю пещеру со своей рукописью под мышкой, чтобы закончить работу в тишине. Долго идти нет нужды. Я сажусь у дерева и прислоняюсь к нему спиной. Тополь делится со мной энергией земли. Деревья добрые, они с готовностью делают это. Нам предстоит дорога. Урса уже приказывает собираться. Мы выдвигаемся не в самое удачное время. Ким ругается на Виза и Войцеха, чтобы поторапливались. Он злится, что мы потеряли много времени в сборах. Вообще-то его раздражает, что Урса решила переселяться спонтанно, – у него не было возможности распланировать время лучше. Общее время. Но вслух об этом он не может сказать. Поэтому лишь с большим раздражением реагирует на оплошности всех остальных. Большое солнце уже в зените, малое начинает второй круг. Жара вскоре заполнит собой все. Дождя не было давно. Небо настолько ясное, что его фиолетовый цвет принимает ядовитый оттенок. Его вибрации ощущаются очень сильно. Предупреждаю Урсу, чтобы присмотрела за мной, я могу потерять сознание. Она предлагает переждать на месте. Отказываюсь. Да, воздух будет сегодня раскаленным, но лучше так, чем грядущий потоп. Вода придет, сомнений не может быть. Им всем в это, конечно, сложно поверить, когда пахнет мертвой сухостью, и трава под ногами хрустит. Отчетливое ощущение, что нужно спешить. Не только из-за воды. Как будто нас нас кто-то ждет. Мы идем уже несколько часов. Семеро людей и три волка. Чем дальше, тем выше становится трава. Из серо-желтоватой она все больше наливается яркой желтизной, становится жесткой. Нам приходится немного подняться над уровнем моря (интересно, что большинство людей воспринимают выражение «уровень моря» образно). Кто-то, может, вообще не задумывается, есть ли море на самом деле, и какое оно. Визу и Войцеху, например, это не нужно. Раньше у меня в голове не укладывалось, как человек может не хотеть упорядочить знание, не ощущать систему вокруг себя. Только лень уберегла меня от таких глупостей, как убеждение других в необходимости срочно изменить точку зрения на более удобную для меня. Я вообще-то обычно о себе говорю «предусмотрительный» или «расчетливый» вместо «ленивый». Ким продолжает ворчать всю дорогу. Для профилактики, видимо. У него с братьями-близнецами специфические взаимоотношения. Но они никогда не изменятся, так всем проще, это всех устраивает. Когда-то Виз и Войцех жили в одном городе. Их мать умерла, отец тронулся умом. Опуская подробности непростой жизни парней, коими они не побрезговали поделиться, однажды отец надышался какой-то пыли и попытался их убить. Виз и Войцех, защищаясь, прикончили его. Скрыть следы преступления они не смогли. Как по зову, у них неожиданно появился защитник. На общественном суде Ким выторговал им смягчение наказания, то есть изгнание вместо казни. Но жадность сыграла свое, и остановиться на этом он не смог – пытался снять с них все обвинения полностью. Тогда кто-то из толпы, как они рассказывают, закричал, что «балабол», то есть Ким, водит всех за нос. Дело обернулось против Кима: толпа решила, что он как пособник должен быть изгнан вместе с его подзащитными. И Ким пошел на это. Каждый раз, как вспоминается эта история, Войцех подчеркивает, что Ким благородно согласился на свою участь без каких-либо колебаний. Кем бы он был без них? Не сложно понять, почему Визу и Войцеху удобно находиться в том положении, в котором они находились относительно Кима и всей стаи. Многие люди родились в поселениях. Не многие могут жить в них сейчас. Раньше, до отдаления от нашей планеты малого солнца, поселения не были редкостью. Теперь все иначе: от некоторых фундаментальных законов природы до восприятия людьми окружающей действительности. После смещения магнитных полей в нашей жизни изменилось все. Марк говорит, что свет малого солнца стал более резким. Не знаю, не могу смотреть на него. На солнце в смысле. Виз и Войцех несли самую тяжелую поклажу и шли позади. Марк шел первым и протаптывал дорожку. Сначала они с Балкис пели, и остальные иногда подхватывали. Потом Марк немного оторвался, мурлыча свой мотив, и Балкис затянула для нас другую песню. У нее очень красивый голос, когда она поет. Урса проводила Марка взглядом, но окликать не стала. Я заметил, что один из волков стал принюхиваться к воздуху и навострил уши. Потом напряглись и другие. Спустя какое-то время Марк остановился. Он вытянулся, как лань, и всматривался в покачивающуюся траву чуть левее направления нашего движения. Волки подбежали к нему и замахали хвостами, ожидая его указаний. – Я что-то нашел! – крикнул он через плечо и полез в заросли. Волки обогнали его, перескакивая кочки и поскуливая от предчувствия. – Ну, если зря кричишь! Мозги тебе вышибу, Марк! – ругается Ким, и Войцех что-то ему поддакивает. Но Марк не зря зовет. Он нашел что-то действительно важное, такое всегда понятно по его интонациям. Урса бросилась за ним. Ким приказал Визу и Войцеху бросать свои мешки и не отставать. Все пожитки оставили на нас с Балкис. Пока остальных нет, она беспокойно тараторит свои предположения, что же там происходит. Ей очень интересно, но от меня она не уходит. Я осматриваюсь. Место неплохое. – Видишь, вот там дерево упало? Корни вывернутые, – говорю ей. – Да, да! Огромное какое! – Перетащим туда вещи. – Хочешь остаться здесь? Думаешь, Урса не будет против? А что, хорошее место! А ребятам понравится? Ой, Марк скажет, здесь красиво! Или он испугается? Сначала испугается, а потом скажет, что красиво! Точно! Он смешной такой, этот Марк! Да что же он там увидел-то? Так интересно, жуть! Пока мы перетаскивали мешки под корни упавшего дерева, Виз и Войцех вынесли из травы тело долговязого парня. Урса осматривала его и давала какие-то распоряжения. Я показал, Балкис, что происходит, и уж тут она не выдержала и побежала к ним. Приблизившись к «находке», она как будто почувствовала себя неловко, но взяла себя в руки и показала всем место, где я решил остановиться. Урса отправила стаю за ней. Виз и Войцех внесли парня под корни упавшего дерева. Марк был сильно взволнован. В нем угадывалось некое предвосхищение – немое, авансированное ожидание чего-то великого, не до конца осознаваемое, как обычно. Тем временем, откровенно говорятся, восхищаться в новичке было пока нечем. Виз, Войцех и Ким с пренебрежительным недоумением поглядывали на него. Незнакомец был очень худ, сквозь его тонкую кожу, просвечивалась сетка сосудов. Его длинные волосы были спутаны, все в пыли. Кажется, они у него какие-то синеватые. Выглядел он крайне болезненно, даже если не обращать внимания на царапины по всему телу, лицу и рукам, которые при смотре оказались пустяковыми. Он лежал в лихорадке, явно нуждаясь в настое, который совсем недавно (буквально вчера) выдержался у меня до нужной консистенции. Но его жизни уже ничего не угрожало. Тем не менее, в незнакомце было что-то такое, что заставляло желать превратить его в составное звено нашей стаи. – Эй! Проснись! Ленорман! – позвала его Балкис. Она дала ему имя. Ленорман открыл глаза, словно отозвавшись на ее голос из оврага своего забытия. Он приподнялся на локтях. Стало очевидно, что физически он более здоров, чем казался. Его недуг крылся в душе. Я увидел за его ухом крохотную метку духа-падальщика. Он звал смерть. И все же. Его глаза блеснули в свете костра. В нем совсем не было страха. Ожидание лучшего сообщилось ему от других. – Добро пожаловать, – Урса посмотрела ему в глаза. – Он останется, – пробормотал я. – Ты останешься с нами, – произнесла Урса. – Ленорман останется с нами! – перетранслировала Балкис. – Конечно, конечно, останется! – обрадовался Марк. Незнакомец закрыл глаза, как усталый путник, который пересек пустыню и оказался, наконец, в оазисе. Не спешили радоваться Ким с Визом и Войцехом. Когда Ким буркнул что-то про лишний рот, взгляд Урсы превратился в повергающую молнию. Даже странно, что наше убежище не воспламенилось тут же. Марк остался ухаживать за Ленорманом, а остальных больше заботило их собственное состояние. Все устали от долгого пути. Одна Урса успевает подумать и о том, и о другом. Ей приходится помнить о потребностях каждого в стае. Сейчас на самом деле важнее, чтобы никто не остался без ужина. За приготовление пищи ответствена, как несложно догадаться, Балкис. Она всегда хорошо готовила. И ела тоже хорошо. Если человеку нравится дело само по себе, – не что-то сопутствующее, а деятельность как таковая, – значит, это призвание. Так называемый талант. По большому счету талант – это лишь удача оказаться на своем месте. У Балкис настоящее призвание. Она создана, чтобы реализовывать себя через язык. Однажды своей болтовнёй она уберегла Марка от большой глупости. В другой раз ей показалось, что мясо неприятно горчит, и Урсе хватило ума послушать ее и запретить всем есть. Оказалось, в мясе содержался яд. Белых ланей нельзя есть, если они больше суток мертвы. Вся стая всегда нахваливает ее стряпню. В этот раз тоже вышло, судя по довольным лицам охотников, отлично, несмотря на то, что ей пришлось изощряться с приготовлением взятых с собой остатков. Немного мяса и сушеные ягоды аррокса она залила подогретым травяным настоем и присыпала размолотым перцем. Я-то сам не особенно хорошо различаю вкус. Хотя что попало тоже не ем. Для меня важен запах продуктов, из которых готовится пища. Так что, можно сказать, у нас с Балкис двойной контроль ингредиентов. Бывает, что запах готового блюда нравится мне. Но это редко. Марк ненадолго оставил Ленормана на лежанке, поблагодарил Балкис, взял у нее свою порцию. Она рада слышать его похвалу, но смеется над его девчачьей трепетностью. На самом деле искренность таких людей, как Марк, нужны стае. Хоть мне он и кажется весьма утомительным. Спокойно поесть он не может себе позволить, пока его подопечный окончательно не пришел в себя. Сидя рядом с Урсой, под ее надзором, он наскоро, без аппетита, запихнул в рот пару ягод, но первый же стон Ленормана воспринял как повод вернуться к нему. Урса разделила порцию Марка с Визом и Войцехом и сама пришла к Марку, опустилась рядом, стала мять ему плечи. – Он скоро будет в порядке! – сказал Марк, будто она его об этом спросила. Урса встряхнула волосами и боднула его головой, имитируя ласку волков. Только он важен для нее в этот момент. Марк отводил взгляд и краснеет. Выражение лица Урсы становится лукаво-выжидающим. – Я сейчас, – отвечает Марк, довольный и смущенный одновременно. Урса встает, выходит из-под корней дерева и смотрит в сторону, где в высокой траве нашли Ленормана. Урса идет туда. Марк оставляет на лбу своего пациента компресс, укрывает его ноги шкурой и следует за Урсой. Чувствую, как Балкис сейчас смотрит на меня почти так же, как Марк смотрел на Урсу. Но не сегодня. Я дождусь их возвращения и отправлюсь на куда более важное свидание. На новом месте нужно познакомиться с обитателями Изнанки, наладить контакт. Через ответственного представителя в моем лице. Балкис сказала бы, что слишком ответственного. Остальные вряд ли согласились бы с ней. А может, и права заявить придется. Охотиться нужно всем. Для некоторых духов мы являемся дополнительными конкурентами, помимо живущих в лесу хищников. А для других духов мы и вовсе желанная добыча. Так что в общении с ними нудно быть дипломатом. С этим нет проблем. Вежливости и изворотливости моя позиция весьма способствует. Относительно древних духов – не самая выгодная позиция. Но куда более энергозатратно – когда нужно показывать зубы. Каждый раз надеюсь, что обойдется без этого. Жаль, я не могу протащить на темную сторону бытия Урсу. Ей бы понравилось блефовать перед духами, хозяевами лесов и рек. Ей не привыкать. Она была бы очень довольна собой. Она блефует каждый день, обычно не замечая этого. Часто ей приходится очень постараться, чтобы соответствовать брошенным в споре словам. А если не выходит у нее – постараться приходится мне, чтобы выставить ее неудачу за осознанное действие, предусмотрительность, заботу о стае. Так что я не рассказываю ей о своих путешествиях, в которые могу отправиться только в одиночестве, даже если она просит. Даже если приказывает. Особенно в этом случае. Стояли сумерки. Охотники говорили о какой-то ерунде. Когда Марк и Урса вернулись, все постепенно угомонились. Марк уснул почти сразу. Урса пожелала мне удачи, когда я уходил. Я нашел удачное место. Передо мной в окружении сухой травы лежит огромный белый валун. Небо темнеет. Сажусь на камень, вдыхаю порошок, спрятанный в амулете на шее, и сжимаю кулон в кулаке, закрываю глаза и задерживаю дыхание. Слышу журчание бьющего неполдалеку ключа. Последняя осознанная мысль – нужно привести сюда завтра охотников. Под моими веками взрывается черная звезда. Небо разводами стекает к земле. Мне нельзя дышать, пока я здесь, на Изнанке. Меня охватывает что-то вроде судороги. Мое появление тревожит пространство. Из-за ветвей деревьев, туманных, похожих на собственные тени в привычной действительности, выглянули мелкие духи. Их не нужно опасаться. Они только пакостят иногда из шалости. Некоторых людей они даже уважают – сейчас, по крайней мере, они попрятались в прозрачной листве, как тараканы. Одно из деревьев разворачивается в мою сторону. Вот он. Смотрю на него, не отворачиваясь. Дух не движется с места, но воздух вокруг него начинает дрожать и светиться. Я делаю шаг. Дух испускает рычание, похожее на скрип. Я есть. Слышишь? Я есть. Слышишь. Мы есть. Нас восемь. Мы есть. Мы на этом месте. Мы пришли с добром. Дух долго смотрит на меня, скрипит. Наконец, чуть кивает головой – что-то вроде поклона. Я кланяюсь ему до земли. Достаточно. Выдыхаю. И жадно вдыхаю до боли в легких. Какое-то время сижу неподвижно. Оба солнца за линией горизонта. Темно. Если долго всматриваться, впереди станет различима темно-синяя полоса. Под нашим деревом развели костер. Меня ждут. Медленно иду в сторону пульсирующего пятна света. Я с трудом различаю собственные руки, вытянутые вперед. А кто-то высокий смотрит на меня в упор из чернильной темноты. Он приближается со стороны нашего убежища. Сосредоточившись, начинаю различать человека. От него не веет опасностью, только интересом. Это Ленорман. Он подходит ко мне достаточно близко. Но не настолько, чтобы мне захотелось сделать шаг в сторону. Его лицо сохраняло отстраненное выражение. Но я чувствую, как ощущение Смысла разливается по его сознанию, как питательные вещества поступают в организм голодного. – Это я, – говорю ему. – Пойдем домой. Ленорман молча провожает меня до лежака, а сам садится у костра. Теперь на страже ночью будет он. А я могу немного отдохнуть.