4 и 1

Плюс один Когда Каллус проснулся, то понял, что так и проспал всю ночь, прижав собой Зеба к койке. Он осторожно выбрался из цепкой хватки и неуверенно встал. Металлический пол холодил ноги, но сейчас это было только к лучшему. Если засыпал он вчера, сам вцепившись в Зеба так, чтобы не дать тому возможности оставить его одного, то теперь уже Зеб сам крепко его обнимал, зарывшись носом в растрепавшиеся волосы, а в бедро Каллусу упирался весьма ощутимый бугор. Впрочем, он и вчера успел почувствовать его стояк пару раз, и это определенно внушало оптимизм. Он дошел по коридору до крохотной ванной, пустынной в этот час, поплескал в лицо водой и уставился в собственные чуть покрасневшие глаза в зеркале. Волосы у него были растрепаны, но в целом выглядел он вполне прилично. Хотя, наверное, собственное отражение принесло бы ему куда больше удовлетворения, если бы на шее виднелась пара багровых засосов, например. Каллус заметил, как против воли ухмыльнулся при этой мысли. Он выпил воды прямо из-под крана, развернулся и пошел обратно, зевая до ломоты в челюсти. Потому что, вообще-то, он всё помнил. Каллус чудовищно быстро набирался и потом всегда так же же стремительно трезвел, если не поддерживал старательно градус опьянения подольше, поэтому обычно уже был ничего к моменту, как шел спать, и просыпался почти человеком. И никогда не пил столько, чтобы его тошнило или случались провалы в памяти. В общем, надираться Каллус умел почти профессионально и с минимальным уроном для себя наутро. Поэтому он помнил, как прижимался к Зебу в коридоре, как помнил и всю ту чушь, что искренне бормотал ему куда-то в шею, немного не дотягиваясь до уха, и предложение повторить сказанное вчера, теперь уже на трезвую голову. И какие бы малодушные мысли его сейчас не посещали, он понимал, что должен был это сделать: это был, скорее всего, единственный шанс для него, а если они так и оставят все висеть в воздухе недосказанным между ними, то в принципе на любом общении можно будет ставить крест. Даже если Зеб пошлет его нахуй сейчас, и то прогноз будет более благоприятным. Каллус замер перед дверью своего отсека, собираясь с мыслями, как перед прыжком в неизвестность. На попойку, о которой он узнал ещё накануне, он шел ровно с одной целью: напиться и хоть на один вечер выкинуть все дерьмо из головы. Или окончательно увязнуть в трясине жалости к себе. И увидеть там Зеба он был вообще не готов. Он даже подумал было плюнуть и уйти, но тут его взяла злость: он полтора дня ебался с миллионом бумажек, чтобы оставить этот вечер свободным, и он не собирался так просто сдаваться. Поэтому он пошел туда и так отчаянно делал вид, что ему было отчаянно весело и совсем не интересно, что именно Зеб там делал и как на кого смотрел, что пару раз на короткие мгновения даже себе поверил. Почти. Знал бы кто, каких чудовищных усилий ему стоило не обращать на Зеба внимание, не смотреть на него, не думать о том, что тот сидел всего в каких-то паре метров от него, разгоряченный алкоголем, и он бы мог оказаться рядом и просто запустить пальцы в его шерсть, прижаться, показать, наконец, насколько он устал делать вид, что ему всё равно. Но несмотря на это все, с Зебом он уходить не собирался — и уж тем более не собирался так бесстыже клеиться к нему ни в коридоре, ни у себя в комнате, и распускать руки тоже не планировал. Зеб, конечно, легко мог бы ему врезать, если бы что-то ему не нравилось, но все равно блядь. И говорить все то, что он ему наговорил, Каллус тоже не планировал — но стоило начать, как он просто дальше не мог остановиться, глядя на реакцию Зеба. Зато теперь он знал. Знал, что Зеб начинал глухо мурчать, когда он прижимался к нему, когда гладил его живот, и реагировал тот все же, кажется, подобным образом только на него; по итогам вчерашнего вечера у Каллуса на руках определенно собралась хорошая комбинация, с которой можно было решительно повышать ставки. Отношения не были, конечно, игрой в сабакк, и уж тем более попытки хотя бы затащить Зеба в постель ей не являлись, но в таких терминах все хотя бы и правда выглядело так, словно у него были шансы. Каллус выдохнул и привычным жестом шлёпнул рукой по сенсорной панели; дверь отъехала, и он увидел Зеба. Прямо перед собой. Тот проснулся и теперь явно собирался по-тихому уйти, пока Каллуса не было рядом. В горле мерзко запершило, но он сделал шаг вперёд, пристально глядя тому в ярко-зеленые глаза, и нажал на панель у себя за спиной, нашарив её вслепую, чтобы дверь закрылась, отрезав пути отступления. Обоим. Да, он бывал осторожен в своих решениях и в планировании, но вот трусом он не был никогда. Зеб смотрел на него с таким выражением лица, что по одному этому было понятно: он тоже помнил немало. — Уже уходишь? — Каллус попытался ухмыльнуться, складывая руки на груди и надеясь, что выглядел при этом хоть сколько-нибудь уверенным в собственных действиях. Зеб отвёл глаза и буркнул: — Не хотел мешать. Каллус бы поверил, ещё вчера днём бы поверил, что тот не хочет встречаться с ним взглядом, потому что он был ему неприятен, или что-то такое. Но он помнил, как Зеб ровно так же отводил взгляд всего каких-то пару часов назад куда-то в сторону, когда из его груди вырывалось мурчание, и сам Зеб млел, но, кажется стеснялся этого. Был тогда в его взгляде тот же неуловимый оттенок, который Каллус не взялся бы описать, но точно узнавал теперь. Ну уж нет блядь. Каллус сделал широкий шаг вперёд, оказываясь очень близко, но руки, в отличии от вчерашнего, не распускал и все так и держал сложенными на груди. — Если я правильно помню, у нас остались кое-какие невыясненные вопросы. Зеб вскинул на него взгляд, и вот его уже Каллус проинтерпретировать затруднялся. — Тебе нужно было, чтобы я был трезвым, — продолжил он тем не менее, и сделал ещё шаг вперёд, вынуждая Зеба слегка отступить обратно вглубь комнаты. — И чтобы я тебе сказал, что готов повторить все то, что сказал вчера. Ещё шаг, и зеркальный, назад, чуть запаздывающий — Зеба. — Я неделями думал, что тебе это всё неинтересно, или даже что я тебе неприятен, — он даже легонько толкнул его пальцами в грудь, и Зеб отступил ещё. — Ты шарахался от меня. Ты смотрел на меня волком, — ещё шаг, и Зеб почти упёрся задней поверхностью бедер в борт модульной кровати. — Я даже какое-то время думал, что ты на меня рычишь. По изумлению, пробежавшему по лицу Зеба, стало ясно, что он действительно пиздец как проебался с той версией, это никогда, ни разу даже и близко не было рыком. — И даже вчера, выпив, ты все равно морозился от меня так, что я и правда решил, что ты меня презираешь, — он снова легонько толкнул его пальцами в грудь, и тот попытался отступить, но борт койки врезался ему под колени, так что он рухнул на нее, все так же встревоженно глядя на Каллуса, и даже не попытался подняться. — Но вот что я думаю, — Каллус постарался сказать это мягко и вкрадчиво, вчера, кажется, Зебу понравились эти интонации, и вот теперь тот проследил за движением его губ так внимательно, что стало понятно: с этим он угадал. Он сделал последний крохотный шаг вперед и неспешно оседлал его бедра, провел ладонью по крепкому плечу. Он чувствовал, что Зеб сейчас был весь одна большая взведенная пружина. Одно неосторожное движение, и… Каллус подвинулся чуть вперёд, оказываясь ещё ближе, поерзал у него на коленях. — Теперь я думаю, что всё совсем наоборот, — закончил он. — Мне кажется, что ты был бы как минимум не против меня трахнуть. Это было очень самонадеянно, но если уж он задирал ставки так высоко, что шел ва-банк, надо было блефовать напропалую. Зеб сглотнул, все ещё очень пристально следя за его ртом, и так ничего и не сказал. — И я знаю, где твои слабые места, — прошептал Каллус, чуть приподнявшись. В конце концов, сбор и анализ информации был его специализацией. Он поднял руку и прошёлся пальцами по чуть выступавшему позвонку на спине, по мгновенно напрягшимся мышцам шеи, скользнул выше, поглаживая затылок, бугорок черепа за ухом, прошёлся легонько обратно к загривку, внимательно глядя Зебу в глаза все это время. Тот не моргал и, кажется, даже почти не дышал, но стоило Каллусу ещё раз повторить маневр, как по его лицу стало понятно: оборона дала трещину. Зеб почти зашипел от удовольствия и прикрыл глаза, сдаваясь на милость победителя, потом откинул голову, сам подставляясь под его ладонь, потираясь о неё, и Каллус снова услышал этот низкий, рокочущий звук. Самый прекрасный звук за последние месяцы его жизни. На это раз Зеб мурчал так громко, что вибрацию в его груди можно было почувствовать, просто приложив ладонь, и она эхом отдавалась во всем его теле. Каллус чувствовал, как в нем разливалось сытое тепло довольства из-за того, что это он доводил Зеба до такого состояния, и в этот раз он действительно делал это специально. Наконец, он ещё раз взъерошил шерсть на его загривке и убрал руку; Зеб замер и даже притих, глядя на него напряженно, будто ждал удара. Но Каллус только опустил руку ему на грудь, пробежал пальцами по его животу, вниз, ниже, чем добирался рукой вчера, и накрыл его напряжённый член, который легко можно было почувствовать даже сквозь одежду. Легонько сжал, и выдохнул ему прямо в губы: — Скажи мне сейчас, что я не прав. Скажи, что ты этого не хочешь, и ты больше ни слова от меня не услышишь. Какая-то его часть боялась, что тот и правда так и скажет. Упрямства Зебу бы наверняка хватило. — Будет так, как ты решишь, — добавил он, медленно массируя большим пальцем смутно угадывавшуюся под одеждой головку его члена. — Захочешь — трахнешь меня и сможешь уйти, захочешь — останешься. Блядь, Каллус сказал это уже скорее под нажимом нараставшей тревоги из-за повисшего молчания, и теперь чувствовал, что вся его напускная уверенность летела к чертям. Это звучало уже почти жалко, он практически говорил ему, что на все был согласен. Зеб рвано выдохнул, нервно облизнул губы, и Каллус понял, что проследил за этим движением даже слишком пристально. — Я… — начал тот. — Давай с простого: да или нет? — Каллус чуть ослабил хватку своих пальцев, и Зеб, кажется, чуть слышно рыкнул от разочарования. — Да, — как-то очень поспешно ответил тот, и Каллус вознаградил его новыми поглаживаниями. — Замечательно, — прошептал он, оказываясь в каких-то дюймах от от его губ, и почувствовал, как тот отзывался на движения его руки неровными выдохами. Надо, наверное, было закрепить успех и уточнить, на что именно Зеб в итоге соглашался, было ли это единоразовым перепихом или можно было рассчитывать на что-то большее, но понял, что сам уже не выдержит скоро. Он сжал его член, а затем поймал его резкий, отрывистый выдох и наконец поцеловал — практически со стоном облегчения. Он так давно этого хотел, он, блядь, даже уже и сосчитать вряд ли мог, как долго это продолжалось. В его бесконечных душных снах Зеб давно зажимал его в коридорах, комнатах и каютах, укладывал прямо на стол или позволял вот так оседлать собственные бедра, оставлял цепочки засосов на шее — которые всегда испарялись вместе с остатками сна — и вообще творил с ним… всякое. Каллус даже не был уверен, откуда у него были такие богатые на подробности и разнообразие сны. Но сейчас, кажется, он был готов кончить буквально от пары прикосновений — наконец-то реальных, а не выдуманных — потому что у него очень, очень давно никого не было. И уж тем более кого-то, кого бы он хотел до черноты перед глазами. Он прикусил нижнюю губу Зеба, и тот словно наконец очнулся — снова чуть слышно рыкнул, обхватил его задницу, притягивая ближе, сам принялся целовать его, почти исступлённо. И какие же у него были здоровенные ладони. Когти у Зеба не втягивались, но Каллусу нравилось, как они чуть заметно царапали его кожу, посылая дрожь по позвоночнику вверх. Его рука оказалась зажата между их телами, но он смог дотянуться до пояса штанов Зеба и кое-как расстегнуть их, чтобы залезть под одежду. Зеб вздрогнул, когда Каллус коснулся его члена, — теперь уже без всяких помех — и потянул его ещё сильнее на себя, словно до этого было недостаточно близко. Каллусу было не слишком удобно двигать рукой, зажатой между их животами, но оно того стоило: он чувствовал, как пульсировал чужой член в его пальцах, как поджимались мышцы живота после особенно удачных движений. Зеб действительно был таким горячим, как Каллусу всегда почему-то представлялось, и все это вместе сводило его с ума. Хотелось нести какую-то бессвязную жаркую чушь, о том, как он его хочет, в том числе подхлестывая и себя, словно он не был и без того мучительно возбуждён, но Зеб продолжал целовать его, постепенно подстраиваясь под тот же рваный ритм, что задавала ему рука на члене, и Каллус хотя бы был лишён возможности говорить то, за что потом было бы мучительно стыдно. Потому что в таком состоянии он был неспособен контролировать себя, и слова лились из него в обход любой внутренней цензуры. Если бы у него была возможность, он бы уже рассказывал Зебу, каким тот был горячим, рассказывал, как именно он на него дрочил и как он неделями представлял, как именно Зеб мог бы его выебать, и что ему просто жизненно необходимо было, чтобы тот сделал это как можно скорее, потому что, черт побери, Каллусу в последнее время даже дрочить приходилось, еще и засовывая в себя пальцы, потому что жгучее желание почувствовать себя заполненным выжирало его изнутри. Так что он был вполне готов к тому, чтобы Зеб трахнул его прямо сейчас, даже больше, чем готов. Ему было блядь просто необходимо это. Каллусу однажды кто-то сказал, что у него был пожалуй один из самых грязных ртов среди имперских офицеров, и это было похоже на правду. Вчера Зебу довелось услышать лишь жалкую толику того, что он мог бы ему сказать, и говорил бы сейчас, если бы мог. Хорошо хоть его рот был занят. Каллус судорожно глотнул воздуха, на секунду оторвавшись от Зеба, успел пробормотать «Блядь, блядь, блядь» ему в губы и снова поцеловать, продолжая двигать рукой по его члену. Зеб вскоре кончил, тоже оказавшись совершенно не железным — хватило десятка рваных движений рукой, и Каллус почувствовал, как член в его руке запульсировал, а мышцы нижней части живота, к которой была притиснута тыльная сторона его ладони, свело спазмом острого удовольствия, прокатившегося по телу. Он сделал ещё несколько движений, замедляясь, и почувствовал, как в руку ему толчками полилась вязкая сперма. Он понял, что и сам невероятно тяжело дышал, и всё ещё был очень плотно прижат к Зебу, который не спешил его отпускать. Тот, наконец, спустя какое-то время оторвался от него, и хотя глаза у него мягко и расфокусированно блестели после накатившей волны оргазма, смотрел он теперь по-настоящему хищно, а затем лениво, как-то совсем по-кошачьи ухмыльнулся. У Каллуса сердце пропустило удар; вот он был, момент истины. Над ним теперь могли посмеяться наконец и так и бросить, но всё-таки что-то подсказывало ему, что это было бы не в характере Зеба. Но Зеб только обхватил его своими крупными руками за пояс, все так же ухмыляясь, а затем почти без усилий опрокинул вбок, на спину укладывая на кровать и нависая сверху. — Ну вот теперь можно не торопиться, и ты никуда от меня не сбежишь. Каллус даже успел возмутиться — разве это он все это время сбегал из них двоих? — но потом Зеб склонился над ним на локтях и ткнулся носом ему в шею, выдохнул, прикусил чувствительную кожу, и у Каллуса все мысли вылетели из головы, он только вздрогнул. Ещё несколько таких поцелуев, и Каллус не сдержался, застонал в голос, чувствуя острое желание, чтобы его члена тоже коснулись. — Что такое? — ухмыльнулся Зеб, оторвавшись от его шеи, на которой точно оставил как минимум один засос, самый на этот раз настоящий, и тут заметил влажно блестевшую руку руку Каллуса, вытянутую над его грудью, все ещё перемазанную его семенем. Зрачки его расширились, а затем он наклонился и широким, чуть шершавым языком медленно облизал его ладонь и пальцы, вылизал начисто, потом медленно втянул пару его пальцев в рот, распластав по ним язык, и Каллус даже зашипел от прошившего его удовольствия. Тот медленно, с непристойными звуками облизывал его пальцы, и можно было почувствовать при этом щекочущую остроту его зубов. — Блядь, Зеб, — прохрипел он. — Я сейчас просто так кончу. Ты бы знал, что со мной делаешь. Зеб только приподнял брови, словно действительно знал, до какого состояния его довел, и одно это уже было пиздец каким горячим. — Не торопись, — ухмыльнулся Зеб, и задрал наконец ему майку, пройдясь слегка когтями по его беззащитному, мгновенно поджавшемуся животу. Член уже ныл от напряжения, и Каллусу действительно казалось, что он больше не может. — Блядь, — снова прохрипел он, глотая воздух. — Надо было предложить тебе меня трахнуть ещё как минимум пару недель назад. А лучше пару месяцев. И… блядь, да что же ты делаешь, я не выдержу сейчас, лучше бы ты уже просто меня трахнул, меня даже растягивать не надо. Зеб, кажется, чуть слышно хмыкнул, а потом слегка пережал его член у основания, помогая удержаться на грани. — Любишь поговорить? — И на тебя подрочить тоже люблю, ну дай ты мне уже кончить, пожалуйста, пожалуйста, я сдохну сейчас, пожалуйста. Зеб поглядел на него долгим, будоражаще-тяжелым взглядом, и медленно провел пальцами вверх по его члену, сделал пару неспешных рывков, и Каллуса наконец накрыло. Оргазм прошёлся по его телу так, словно он был прибоем, пеной разбившимся о крутые скалы. Когда он, наконец, отдышался, то понял, что Зеб без лишних вопросов сгреб его в охапку, уложив на себя, и явно не собирался никуда уходить — или его отпускать. Это было отличной новостью. Он зарылся носом в чуть более светлую шерсть на его груди и расслабленно слушал его почти успокоившееся дыхание. — Не думал, что ты умеешь умолять, — сказал Зеб с какой-то невероятно довольной усмешкой. — У меня много скрытых талантов, — сипловато ответил он, — И демонстрация может занять порядочное количество времени. — Я бы посмотрел всё. И послушал про то, как ты, оказывается, дрочил на меня. — На этой самой койке, — кивнул он. На стыд сил уже давно не оставалось. Хотелось просто лежать вот так, пока сон не приберет их, а потом проснуться и продолжить. Зеб, кажется, разделял его желания. А кроме этого, пожалуй, Каллусу хотелось только одного, и он не видел, почему бы не мог этого сделать — так что он протянул руку и неспешно зарылся пальцами в шерсть на загривке Зеба, сонно слушая, как в его груди медленно зарождается мягкий рокот.