Uroboros

      Антон бежал по безлюдному лесу. Холодный морозный воздух обжигал легкие, не давая вздохнуть глубоко. Сердце билось, казалось, прямо о ребра.       Мужчина остановился, вдыхая открытым ртом и пытаясь отдышаться. Солнце отражалось от кристально белого снега и слепило до пятен перед глазами. Тыльной стороной запястья Антон провел по губам, подсушивая кожу.       Справа раздался хруст ветки и Шастун метнулся в ту же сторону.       Кровь стучала в висках, заглушая окружающие звуки. Азарт погони гнал вперед, заставляя забыть об осторожности.       На ходу Антон расстегнул куртку и сбросил на снег.       Лес отступал. Антон оказался на берегу идеально круглого озера, скованного льдом. Вокруг было столько света и снега, что Шастун невольно зажмурился. Через три глубоких вдоха, он открыл глаза.       Мужчина, за которым гнался Антон, был уже на середине озера. Его темная одежда портила идеальную белизну окружающего мира, утягивая свет, как в черную дыру. Шастун бросился вперед, оскальзываясь на льду.       - Антон, стой! – успев отбежать метров на пятьдесят от берега, молодой человек остановился, оглядываясь через плечо.       На лед вслед за ним ступил мужчина в длинном черном пальто. В левой руке у него был зажат пистолет.       - Антон!       Лед под ногами проломился и Шастун упал в ледяную воду.       Холод охватил тело. Легкие сдавило. Ледяная вода, которую успел глотнуть Антон, морозила изнутри.       Паника затопила сознание.       Звон в ушах от недостатка кислорода пронзал мозг насквозь.       Кто-то схватил его за предплечье и потянул вверх. Антон ухватился за запястье незнакомца, скорее мешая, чем помогая и почти утаскивая спасителя за собой.       - Антон, Антон, проснись! Твой телефон сейчас весь дом перебудит! Антон! – Шастун с трудом открыл глаза, силясь сделать вдох, что получилось не с первого раза.       Он лежал на боку в своей кровати, крепко прижимая к себе одеяло. На тумбочке разрывался мобильный телефон. Тяжелая немелодичная музыка неприятно звучала в ночной тишине, разбивая сон надвое.       Удушье медленно схлынуло, оставив за собой испарину на лбу и озноб. Антона за плечо трясла лежащая рядом девушка.       Мужчина скинул ее руку, потянувшись за телефоном.       - Да? – голос со сна хрипел. Хотелось зажмуриться, перевернуться на другой бок, согреться под одеялом либо о чужое тело.       - Антон? У нас труп. Ждем тебя, - Позов был неприлично бодр для ночи.       - Адрес кидай. Скоро буду, - мужчина сел на кровати, пытаясь вслепую нащупать тапочки.       Правый нашелся сразу, левый предпочел укрыться глубже под кроватью. Антон раздраженно швырнул правый туда же, дальше под кровать и неграциозно потянулся поочередно влево и вправо.       - Уезжаешь? – Ира прильнула к спине Антона, щекоча обнаженную кожу шелком ночной рубашки.       - Да. Спи, - Шастун посмотрел на мобильный телефон. 1:59. Время начала ночной службы. Символично.       - Я могу рассчитывать на эксклюзив от господина следователя? – девушка игриво укусила Антона за мочку уха.       Мужчина перехватил руку Иры и больно дернул.       - Ты ни слова в своей газете не напишешь, пока я не разрешу, - Антон не пытался быть мягким или деликатным. Иногда их миры сталкивались с грохотом, уничтожая последствиями ударной волны окружающих.       - Бука, - Ира сделала равнодушный вид и откинулась обратно на подушки, - сама все узнаю.       - Как будешь уходить, не забудь ключи бросить в почтовый ящик, - Шастун забрал мобильный с собой в ванную комнату. Он не видел, как Ира быстро отправила сообщение со своего телефона безымянному адресату.       Сидя за рулем, Антон отчаянно зевал. Холодный душ помог лишь на время, от недосыпа слегка познабливало несмотря на то, что ночь была достаточно теплой для весны.       Хотелось чего-то горячего и бодрящего. И почему-то морса. Например, чтобы в кофе добавили морса. Такого морсокофе. С булочкой с корицей. Антон ударил себя по лицу, прогоняя сонливость.       Припарковаться на узких улицах Санкт-Петербурга бывало сложно, особенно когда самые удобные места уже заняты другими оперативными машинами. Шастун сумел втиснуть машину в узкий пятачок между закрытой кофейней «Храбрый крендель» и псевдокаменным львом, призванным, видимо, подчеркнуть такую же псевдоаристократичность новомодной картинной галереи, одной из тех, которые вырастали как грибы после дождя в зданиях бывших заводов.       Натянув на голову капюшон кофты, Шастун взял лежащую на переднем сидении папку-планшет и закрыл машину.       Ему навстречу уже спешил Дмитрий Позов – незаменимый напарник, друг, коллега, отчасти наставник.       - Что случилось? – Мужчины обменялись рукопожатием и Антон похлопал себя по карманам, ища сигареты и зажигалку.       - Пойдем, сам увидишь.       Внутри галереи суетились люди: эксперты расставляли метки и снимали возможные отпечатки пальцев, раздавались щелчки камеры криминалиста.       - Бывал здесь? – Антон приподнял желтую ленту, которой был огорожен вход в главный зал галереи.       - Конечно, в отличие от некоторых, я не посвящаю все свободное время лежанию на диване, - Позов и впрямь, казалось, не пропускал ни одной модной выставки, отдавая предпочтение фото- либо картинным экспозициям.       Самого Антона на такие мероприятия было не затащить, он быстро уставал, скучал и искал любой подходящий момент, чтобы сбежать, чем очень огорчал Иру, которая такие мероприятия обожала, да и в силу профессии обязана была посещать. Ее популярный виртуальный журнал пестрел анонсами и обзорами от таинственной и шикарной «Леди Петербург».       Напротив входа в главный зал, словно ширма, скрывающая от случайных взглядов помещение галереи, располагалась белая стена.       Чтобы пройти дальше в зал, стену нужно было обойти справа либо слева.       На взгляд Шастуна, это было крайне неудобно и как-то негостеприимно. Словно его проверяли, достоин ли он войти в этот храм культуры.       - Сюда, - Позов уже ждал его со стороны правого прохода. Антон на ходу достал из папки бланк осмотра места происшествия.       За первой стеной, в метрах тридцати, зеркально располагалась точно такая же, на которой висела одна единственная картина.       Грубые резкие линии пересекали холст, складываясь в уродливую фигуру какого-то мифического существа с непропорционально тонкими длинными конечностями.       Через правую руку чудовища были перекинуты, словно шарф, круглые часы, превращающиеся в капли воды, стекающие вниз, к краю холста.       Глаза существа были завязаны черной лентой, однако, штриховка была неполной, сквозь повязку можно было рассмотреть левый глаз.       Левая же рука демона была нарисована ладонью вперед, по холсту от пальцев бежали трещины, словно создание художника пыталось прорваться в реальный мир.       Тонкие губы существа складывались в хищную усмешку. Позов тронул Антона за плечо, заставляя обернуться.       На противоположной стене, красной краской была перерисована картина, только в большем размере.       Нарисованный монстр был метра три в высоту, его тонкие ноги, казалось, тонули в кровавом озере, которое не было ограничено холстом, красная краска была расплеснута по полу.       Или не краска, как предположил Антон.       Кровавые разводы тянулись к коленопреклоненному трупу женщины. Руки женщины были безвольно вытянуты вперед, лбом она упиралась о пол. На голове ее была причудливая корона, сплетенная из тонкой проволоки, все тело покрыто темно-бордовой краской либо кровью.       Со стороны могло показаться, что женщина просто молится.       Тяжелый металлический запах крови заполнил помещение.       Два монстра внимательно следили за происходящим и изгибали губы, насмехаясь над суетливыми движениями людей.       Антон не мог оторвать взгляд от мертвой девушки. Зрелище казалось ему отвратительным, но и притягательным одновременно. Словно, и картины, и труп составляли единое произведение искусства.       Из странного транса его вывела вспышка фотоаппарата.       - Здорово, Шастун, - к следователю подошел эксперт. Антон поддержал его за локоть в знак приветствия, так как руки мужчины, затянутые в перчатки, были испачканы.       - И тебе не хворать, Олег, - Антон приладил бланк к папке, щелкнул зажим, - надиктуешь?       - Да не вопрос, только здесь мало, что смогу сказать. Сам видишь – все залито, непонятно чем, и кровь, и краска, все вперемешку.       Олег и его помощник, подождав, пока Антон закончит описывать положение трупа, осторожно перевернули мертвое тело. Шастун хотел бы не видеть, как эксперты ощупывают тело, поднимают по очереди руки и ноги, поворачивают голову. Для молодого следователя зрелище было не самым приятным.       Конечно, по долгу службы старшему лейтенанту Шастуну приходилось встречаться и с более неприятными, откровенно мерзкими вещами, но природная брезгливость решила гордо поднять голову именно сегодня и промаршировать по шастуновскому чувству долга, втаптывая последнее в глину из мук совести и надежды, что эксперты ничего не пропустят и вмешиваться ему не стоит.       - Я позвонил хозяину Галереи, он скоро будет. Судя по голосу – безумно расстроен и взволнован, - Позов убрал во внутренний карман пиджака телефон.       - Только истерички здесь не хватало, - буркнул Шастун, одновременно записывая данные, которые надиктовывал Олег.       - Это не все. У нас будут гости.       - Журналисты? Гони их в шею, Поз, - рука Антона дернулась, оставляя длинную полосу на бланке.       - Не журналисты. Убийство похоже на совершенное в церемониальных целях. А ты знаешь, что в таких случаях обязательно…       - Вызывать церковную полицию, - закончил следователь. Церковников Антон не то, чтобы не любил, но не доверял и разумно опасался. При упоминании Инквизиции легкий суеверный страх щекотал нервы.       Давящая пустота белого зала, тяжелый запах, все в совокупности угнетающе действовало на сознание. Шастуну хотелось как можно быстрее закончить работу и покинуть здание Галереи. Но теперь, пока не появятся церковники, это было невозможно.       - Свидетелей удалось найти? Что с камерами наблюдения? – он постучал ручкой по жесткой папке.       - Свидетелей нет, естественно. Охрана в лице одного-единственного крепыша крепко спала, его я уже опросил. Записи с камер я забрал, посмотрим уже в отделе, - Антону нравилось, что Позов всегда действовал четко, спокойно, чего иногда самому Шастуну не хватало.       - Что это вообще за галерея? – Антон закончил писать, дал бланк на подпись экспертам и недовольно отметил, что Олег немного заляпал-таки бумагу.       - Галерея. Так и называется. Хозяин явно не парился насчет названия. Насколько знаю, постоянной экспозиции здесь нет, только временные. Выставлять любят азиатских художников. Недавно представляли картины Цуй Жучжо, это было сказочно, мы с женой два раза сходили. Очень жалуют фотовыставки, как видишь, помещение подходит.       Чем это помещение является особенным, следователь не знал. Как, по мнению Шастуна, это было просто огромное замкнутое пространство, топящее посетителей в нескончаемом стерильном белом цвете, хотя, может быть, для выставок – самое то.       - Не помешаем? – чей-то, как показалось Антону, нахальный голос, не скрывал пренебрежительную насмешку.       Насмешек следователь не любил и не терпел, за исключением дружеских подколов. Голос ни одному из его знакомых явно не принадлежал.       Шастун прищурился и медленно повернулся, готовя гневную, очень гневную речь, только на треть состоящую из печатных слов, и осекся.       Перед ним стоял невысокий мужчина со страной прической на голове – то ли хвост, то ли пучок. На темной, глухо застегнутой куртке, в свете лампблестела серебряная вышивка – скрещенные в основании крест и меч.       - Священник? – Шастун шагнул ближе.       - Святая канцелярия, если точнее. Сергей Матвиенко, служитель.       Матвиенко пожал руку Антону, задержав на секунду ладонь в своей руке, чего-то ожидая. Шастун смутился и неловко высвободил ладонь. С церковниками по службе он еще не пересекался и не помнил, как правильно себя вести в случаях светской встречи, соблюдается ли религиозный этикет. Тем более, что…       - Я атеист, - негромко сказал он.       - Все можно исправить, уверен, это временно, - Сергей уверено пожал руку Позову. Тот наклонился, дотрагиваясь лбом до запястья Матвиенко, а служитель начертал пальцем левой руки на ладони Дмитрия крест.       - Пока Антон этого не захочет сам, исправить ничего нельзя. Иначе священник его прихода уже помог бы, - подошел высокий, ростом почти с Шастуна, мужчина, ранее стоящий позади Матвиенко.       Одет он был в черный костюм, насколько смог рассмотреть Антон, так как на мужчине было длинное черное пальто, по крою схожее с хламидами монахов-доминиканцев. Глубокий капюшон скрывал его лицо.       Вышивка на пальто в виде весов, подвешенных к кресту, на одной чаше которых был меч, а на другой – глаз, указывала, что перед ними стоял рыцарь храма, инквизитор. Церковный следователь высшей касты.       Боевая двойка. С правом вести допрос. Шастун хотел отвесить Позову подзатыльник за то, что он не предупредил, что приедет не простой следователь их ранга. Дмитрий пожал плечами, его явно тоже не предупредили.       - Арсений, прекрати пугать людей, - Сергей хмыкнул, - а то еще решат, что ты прямо здесь разведешь костер и будешь кидать в него всех подряд.       - Добрый вечер, - мужчина снял, наконец, капюшон, - Арсений Попов, приятно познакомиться, - он пожал всем руки, при этом не позволив Позову выразить почтение, как с Матвиенко.       Сергей пожал плечами, ловя немой вопрос во взгляде Антона.       - Вы позволите нам осмотреться? – Арсений выжидательно посмотрел на Шастуна. Антон нахмурился. Отказывать вроде не хотелось, к тому же их предупредили о визите церковников, но, с другой стороны, юрисдикция дела была светской и присутствие церковников раздражало.       Шастуну казалось, что на его территорию нагло влезают, пытаясь диктовать свои условия.       - С какой целью, могу поинтересоваться? Пока не подтверждено и нет указаний на то, что смерть имеет религиозный подтекст, - лейтенант скрестил руки на груди.       Спорить относительно подследственности не хотелось. Но и уступить просто так Антон не хотел из чистого упрямство.       - Считаете? – Попов зашел за спину лейтенанта, где эксперты укладывали на носилки, лежащие на полу, тело жертвы, запакованное в пластиковый мешок. Матвиенко присел на корточки и расстегнул молнию, открывая доступ к телу. Достав перчатки из кармана, он легко дотронулся до короны, которую эксперты не сняли с головы трупа.       - Очень похоже, что металл прижгли к коже, поэтому здесь не стали снимать, - Олег, стоявший недалеко, услужливо дал пояснение.       - Еще что-нибудь интересное? – Эксперт пожал плечами и кивнул в сторону Антона. Все-таки дежурным следователем был лейтенант, первичный сбор данных осуществлялся им и выбор, делиться либо не делиться информацией, оставался за Шастуном.       - А интересное – в любое время, по официальному запросу, - Антон щелкнул зажимом планшета, освобождая бланк и заботливо пряча его в папку.       - Как всегда недружелюбны, - Арсений мягко улыбнулся. Шастун терпеть не мог напускную доброту церковников. Этакие святые на земле, которым любой грешник должен покаяться ради отпущения грехов и такой вот мягкой понимающей улыбки. А если греха не было – то почему бы его и не придумать?       - Просто не хотелось бы допустить возможность утечки информации, - уклончиво ответил следователь.       - Как скажете, господин следователь, - Матвиенко сунул замершему Антону использованные перчатки и похлопал по плечу Позова, - с запросом, так с запросом. Нет проблем.       - Было приятно познакомиться, - Арсений кивнул на прощание и накинул капюшон. Его одеяние средневекового монаха совершенно не смотрелось чужеродно в аскетичной обстановке Галереи. Антону даже представлялось, что Попов вполне мог и мессу в Галерее отслужить, это тоже было бы искусством.       Уйти церковникам помешал невысокий полноватый мужчина, который почти врезался в инквизитора и непрерывно повторял «Мама миа».       Арсений удержал за плечи мужчину и не дал ему приблизиться к трупу, а Матвиенко деликатно сделал шаг в сторону, закрывая обзор на мертвое тело.       - Что случилось, боже мой, что здесь произошло! Почему так странно пахнет, почему в моей Галерее! Мама миа, и это накануне открытия выставки! Какой скандал! – восклицал почти непрерывно мужчина.       - Вы хозяин Галереи? – Шастун решил вмешаться.       - Да, да! Я Марко Серра, боже мой, что случилось, не томите меня! – мужчина вырвался из рук Попова, но его за плечо уже приобнял Антон и развернул спиной к месту преступления.       Владелец Галереи оказался весьма колоритным мужчиной. Черные волосы, смуглый цвет кожи и характерные черты лица выдавали в нем итальянца. Его бордовый бархатный костюм показался Антону забавным, тем более, что Марко Серра был далек от идеальных форм и затянутый в бархатные штаны и пиджак напоминал большую плюшевую игрушку. Весьма шумную к тому же.       Мимо них на носилках пронесли труп. Увидев черный мешок, владелец галереи побледнел и достал из кармана белоснежный платок.       - Вам нехорошо?       - Просто неожиданно, -промокнув мокрый лоб, подавленно ответил мужчина.       - Вы можете сказать, картина, которую мы сейчас покажем, принадлежит Вашей Галерее или нет?       - Картина, мама миа! Это же шедевр! – господин Серра с неожиданной для его комплекции ловкостью, обогнув Антона, подбежал к полотну.       Не обратив внимание на багровые лужи на полу, он чуть ли не на колени упал перед картиной и кончиками пальцев провел по раме.       - Слава Богу, она цела, цела…       - Вот этого делать не надо, - Позов перехватил руки Марко.       - Все нормально, отпечатки с картины снять успели, - крикнул один из экспертов, который как раз занимался сбором образцов жидкости, разлитой по полу.       - Что же теперь будет? Нам придется отложить открытие выставки, автор будет недоволен, к тому же Элоиза пропала, что же делать…       - Ответьте, пожалуйста, на несколько вопросов, - мягкий низкий голос Арсения словно успокоил мужчину.       - Конечно, конечно, я помогу, чем смогу. Я прошу, только найдите того, кто посмел оскорбить этот храм искусства, кто только осмелился…       - Кто такая Элоиза? – Шастун достал очередной бланк, приготовившись записывать.       - Элоиза это моя помощница, Софья Буравская. Она пропала. Весь вчерашний день не отвечала на мои звонки и не появлялась в Галерее, что совершенно на нее не похоже. И это накануне открытия новой выставки!       - Вашу помощнику зовут Элоиза или Софья? – запутался Антон.       - Элоиза это рабочий псевдоним. Элоиза из Галереи, это же намного более благозвучно, - взволнованно начал заламывать пальцы Марко.       - Как выглядит Элоиза?       - Сейчас, сейчас, найду фотографии, очень, очень талантливая девушка. А как находит общий язык с авторами и владельцами коллекций, - господин Серра достал телефон. Дрожащими пальцами он снял блокировку и торопливо пролистывал явно большую галерею.       - Вот, вот моя Софьюшка! – на фотографии были изображены девушка, сам Марко и неприятный тощий мужчина с бордовыми глазами. Такой специфический оттенок глазам явно придавали линзы.       - Мы с нашим великолепным автором Бала грехов, Мантием! Очень талантливый художник, даже не художник, творец! Вы обязан прийти на нашу выставку!       - Минуту. Кто такой Мантий? – Антон не успевал ни за сменой имен, ни за сменой настроения Марко.       - Мантий – это гений современности! Его работы известны по всему миру! Его картины желает иметь каждый уважающий себя коллекционер. Это большая удача, что нам удалось организовать выставку его работ. Вы не поверите, насколько это сложный человек, совершенно не любящий шумихи…       - Поэтому о его ночных подвигах знает весь Петербург, - прервал речь Марко Арсений. Матвиенко понимающе хмыкнул, - Мантий, насколько помню, это Вениамин Яр, я прав?       - Яр? Это тот дебошир, из-за которого в прошлом году затонула лодка? – Антон пытался вспомнить подробности события, которое в прошлом году обсуждали, казалось, все. Еще Шастун помнил, что Кузнецова написала статью, посвященную данному казусу, за что даже получила какую-то награду. Прием запомнился Антону вкусными креветками в фантастическом соусе. Конечно, он гордился успехами Иры и был рад за любимую девушку, но предпочел бы провести вечер где-нибудь в более спокойном и безлюдном месте. Хотя креветки были действительно великолепны…       - Он самый.       Марко схватился за сердце.       - Назвать дебоширом гениального художника! Такое возможно только в варварской России. Не понять его искусства…       - Какого искусства? Картины под названием: «Топлю ладью свою в Неве?» - прервал владельца Галереи Матвиенко.       Серра поджал губы и отвернулся от служителя Церкви, явно оскорбленный таким пренебрежением к искусству.       За обсуждением Яра и его подвигов, все как-то забыли про девушку, изображенную на фотографии.       Опознать помощницу господина Серра в мертвой женщине было тяжело, кровь вперемешку с краской застыли на лице и смыть их на месте не удалось, но по общим чертам, да и по телосложению, можно было сделать вывод, что жертвой была Софья Буравская.       - Что за выставку Вы готовили?       - Бал грехов. Это великолепный цикл работ. Вениамин смог настолько глубоко прочувствовать…       - А почему картина одна?       - Желание автора. Каждую неделю должна быть выставлена только одна картина. После того, как будут продемонстрированы все пятнадцать, вся коллекция будет размещена в нашей Галерее. Мантий считает, что люди смогут так глубже погрузиться в мир грехов, словно ступень за ступенью спуститься в ад и вернуться.       - Могу Вас прервать? - вежливо вмешался Попов.       - Если Вы про разрешение Церкви – то оно получено, могу его показать.       - Обязательно, но не сейчас, - Шастун остановил Марко, который явно собирался бежать за документами.       - Что за картина сейчас размещена в Галерее?       - Это демон алчности, который в обмен на богатство забирает время. Хищники на стенах оскалились.       Попрощавшись с Марко Серра, Антон вышел на улицу и с удовольствием закурил. Он от чего-то устал - то ли от шумного владельца Галереи, то ли мрачных церковников, понять было сложно.       Информации вроде было много, но, по большому счету, она была бесполезной.       Как они узнали, единственный охранник Галереи, крепко спал, вместо того, чтобы охранять «бесценный», как любезно поделился Марко, шедевр. Следов взлома не обнаружили, сигнализация была отключена. Если это был взлом – то почему не забрали картину? Им помешала Элоиза-Софья? Не сходилось. По мнению эксперта, убита Буравская была, скорее всего, в другом месте.       А перерисованный монстр? Серра сказал, что к выставке «эта мазня» не имеет никакого отношения. Да и редкий вор будет таскать с собой ведра краски.       Церковники удалились, пообещав приехать в отдел ближе к обеду, безусловно, с официальными запросами на руках.       - Ну, что, поклонник искусства. Что скажешь про этого Мантрия-Мантия? – Антон протянул Позову пачку сигарет.       - Могу сказать, что он редко выставляет свои работы, предпочитает сразу продавать их на аукционах. Весь из себя такой загадочный, а загулы объясняет необходимостью снять напряжение после посещения «иного мира». - Прекрасно. Тогда завтра станцую голым на Дворцовой площади и объясню это необходимостью снять напряжение после дежурства. - Огорчу тебя, но Мантий это уже делал. Будет плагиат. - Ладно, искусствовед, поехали в отдел. Еще документы готовить, а то храмовники приедут, а у нас ничего. - Церковники. - Чтобы я без тебя такого умного делал. - До сих пор бы в младших лейтенантах бегал за карманниками.       Зайдя в кабинет к Шастуну, Дмитрий застал следователя дремлющим за столом. От громкого хлопка двери Антон вздрогнул и открыл глаза.       - Что читаешь? – Позов схватил одну из книг, которыми был завален стол. Это оказался закон «Об инквизиции» с комментариями, - не стыдно, отличник боевой и политической? Как в Академии-то на пять процесс сдал? И комментарии-то тебе на фига?       - Что нашел, то и прочел, - вяло отозвался Антон. Он поднялся на ноги и потянулся, затем стал складывать разбросанные книги в ровную стопку. Сверху был водружен отобранный у Позова инквизиторский, как выразился Шастун, законище. Остальные вопросы Димы он проигнорировал. Зачем объяснять то, что и так было понятно – что-то Антон со времен выпуска подзабыл.       - И как? Помогло?       - Очень. Прямо на душе легче стало от осознания того, что работать, возможно, придется с ними долго и муторно. Либо просто отдать им дело, которым, между прочим, заниматься будем мы с тобой.       - Не мы, а вы.       - Да нет, Поз, именно мы, - Антон схватил со своего стала листок и сунул Диме под нос, - заодно распишись, что ознакомлен, а то я потом забуду, и ты не вспомнишь.       В приказе, который передал Шастун, говорилось, что предварительное расследование по факту убийства Софьи Буравской будет вестись совместной группой следователей и представителей Инквизиции, с дальнейшей передачей дела по подследственности при обнаружении признаков совершения религиозного преступления. Позов молча подписал приказ и вернул Антону.       - И дальше что?       - Да ничего, - Шастун сел за свой стол и потер ладони, - как обычно?       - Только осторожнее, Антон, и я сейчас серьезно. Не шути на, хм, некоторые темы.       - Угу, - следователь вновь уставился в окно, сложив руки на груди. Детские страхи, с которыми, как казалось Антону, он справился, возвращались неясными призраками. До сих пор, молодой человек порой просыпался в холодном поту, а слова «Ты – защитник», произнесенные матерью во сне, преследовали весь день.       - Позволите? – Знакомый приятный голос заставил Шастуна повернуться в сторону двери. Как оказалось, Позов уже ушел, а Антон даже и не заметил.       В этот раз Попов был один, без своего спутника, что было странным. В отсутствие священника инквизитор имел весьма ограниченные процессуальные права. Например, чтобы провести допрос, инквизитору потребовалось бы наличие свидетеля, лучше двух, а провести осмотр помещения,либо предметов не представлялось возможным в принципе, что затрудняло церковное следствие.       Арсений, тем временем, уже подошел к столу, за которым сидел Антон, и протянул следователю папку с документами. Шастун не сомневался, что они уже завизированы руководством двух ведомств, но все равно демонстративно проверил все бумаги.       Инквизитор, между тем, не дожидаясь приглашения занял свободный стул, стоящий почти впритык со столом Антона, и с любопытством рассматривал кабинет следователя.       - У Вас устаревшая версия закона, - на немой вопрос Антона Арсений ткнул пальцем в шкаф, через прозрачную дверцу которого предательски был виден корешок закона «Об инквизиции». Особенно ярко, почти вызывающе, на корешке была отпечатана та самая подсказка «с комментариями». – Два месяца назад вышла новая редакция.       - И чем отличается от этой?       - Почти ничем, за исключением того, что адвокат обвиняемого теперь должен иметь дополнительное теологическое образование.       - Еще одно ограничение защиты, - Шастун убрал документы в ящик стола и впервые решился внимательнее рассмотреть инквизитора.       Арсений оказался достаточно молодым мужчиной лет тридцати двух-тридцати трех с пронзительными голубыми глазами и волосами цвета воронова крыла.       Определенная отрешенность, свойственная всем церковным служителям, читалась в его взгляде, однако, что-то жесткое ощущалось во всем облике.       Строгий костюм, идеально белая рубашка, застегнутая на все пуговицы, длинное черное пальто. Попов словно ставил границы всем своим внешним видом, не позволяя даже допустить мысли о том, что можно спросить о чем-то более личном, чем работа или приблизиться ближе, чем требовал этикет.       Сам Антон предпочитал менее формальный стиль, как в одежде, так и в общении, хотя сменный костюм всегда висел на вешалке в шкафу в кабинете, как и набор мертвых шаблонных фраз на все случаи жизни.       - Или наоборот. Сейчас о состязательности в религиозных процессах либо переданных из Трибунала в светский суд делах не идет особо речи. Адвокаты мало понимают, от чего защищают и в чем суть обвинений, от чего и сама защита хромает.       - Насколько помню, роль защитников в религиозных процессах заключается не столько в защите, сколько в обеспечении соблюдения законности.       - Одно без другого невозможно, Антон. Нельзя обеспечить законность того, чего не понимаешь, как и в светском процессе, - Арсений улыбнулся мягко, как улыбаются родители детям.       Шастун поджал губы. Вот этого покровительственного и, в некотором роде, высокомерного отношения со стороны церковников он не любил. - То есть, атеистам скоро не будет места в защите?       - А Вы агностик или атеист, Антон? – Арсений заметно оживился. Следователя застал врасплох вопрос церковника.       - Атеист, я уже говорил.       - Уверены?       - Арсений, у вас приемлемо менее формальное общение? – Антон решил прервать дискуссию, хотя сам спор о теологическом образовании начал его интересовать. Мысленно Шастун сделал пометку, что-нибудь почитать по этому вопросу. Когда Антон учился, такой курс в Академии им предлагали в качестве факультатива и многие его однокурсники записались на лекции. Шастун же со всем подростковым упрямством рьяно отрицавший все, что было связано с религией, от курса отказался. Хотя слушать однокурсников, делившихся впечатлениями, ему было интересно.       - Конечно.       - Для чего ты здесь? Копии необходимых документов я мог направить с курьером, стоило только запросить. Для чего создана эта временная группа?       Арсений пожал плечами. Объяснять было слишком долго и тяжело. Он помолчал пару минут, подбирая слова. Шастун его не торопил, только выжидательно смотрел. Попов мог понять следователя, его напряжение и нежелание делиться информацией, которая часто добывалась тяжело и муторно, и того, что именно Антона и его людей церковники будут использовать для добычи ценных данных, никто из присутствующих не отрицал.       - Есть подозрения, что это связано с действием некой незарегистрированной секты. Хотя, возможно, это просто неадекватное поведение поклонников Мантия, своего рода поклонение его творчеству.       - И откуда «подозрения»?       - Интернет, социальные сети, сам понимаешь. Форумы, группы… - Попов постучал пальцами по столу. Добывать информацию из социальных сетей Церковь умела, они это доказали много лет назад.       - А что-то более определенное есть, кроме болтовни в интернете?       - Эта информация не подлежит раскрытию. Все, что тебе пока надо знать – существует группа людей, в социальных сетях активно призывающая подчиниться новой демонологии, новой истине, признать новых божест, что, позволю тебе напомнить, является преступлением. И своим божеством они считают Мантия, называют пророком истины.       - Вы ввязались в расследование убийства только потому, что люди, не желающие либо не считающие нужным регистрироваться в качестве секты, обсуждают работы художника?       - Все не настолько просто, Антон, поверь мне на слово, - Попов потер пальцами переносицу.       Шастун промолчал. Спорить бесполезно, а от туманных объяснений Арсения понятнее ситуация не становилась. Церковь, конечно, уже не действовала так агрессивно, как это было еще лет 30 назад, когда из-за любого неверного слова людей допрашивали инквизиторы, но с точки зрения Антона, все эти действия противоречили провозглашаемым Правительством свободам.       Но быть втянутым в какие-либо политически-религиозные игрища Антон не хотел. Его задача – расследовать убийства, больше ничего. И без церковников справится, жаль только потерянного времени, если дело все-таки заберут.       - А с Мантием что?       - Здесь проще. В папке, что я тебе передал, справка из нашей Канцелярии по работам Мантия, разрешенным к публичному показу, приватным показам, а также по аукционам его работ за последние три года – как уже состоявшимся, так и предстоящим. Так вот, следующий аукцион должен состояться через семь месяцев, уже после окончания выставки «Бал грехов». Интерес к его работам и так высок, а убийство или жертва, принесенная на алтарь его искусства, только прибавит популярности и стоимости работам.       - И что же, думаешь он решил таким образом еще больше обратить на себя внимание? При чем здесь поклонники?       - Люди всегда найдут себе кумира, создадут идеал. Часть его последователей выступает против продажи картин, считает, что они не должны уходить в частные коллекции, а быть общедоступны.       - Уже что-то, над этой версией можно поработать. Яр в городе?       - Как мне сообщили, сегодня возвращается. Должен был присутствовать на открытии выставки.       Антон перебрал бумаги на своем столе, потом перекинул Арсению черную папку. Тот ловко поймал ее и открыл. Легкая улыбка тронула тонкие губы.       - Я в курсе, что открытие перенесли. Его менеджер уже пытался добиться встречи в Канцелярии по поводу переноса сроков проведения выставки.       - И как успехи?       - По протоколу, они должны подать заявку на проведение выставки в другом месте не меньше, чем за неделю до даты начала, церковная бюрократия. С секретарем я сам поговорил и напомнил о правилах и отсутствии исключений, - Попов развел руками.       Шастун ухмыльнулся. В чем-то они были схожи. Он сам, как только приехал в отдел, сделал все возможное, чтобы открытие не состоялось: собрал и отвез документы, как курьер, нашел прокурора и настоял на встрече.       Если это фанаты или антифанаты, перенос открытия даст им лишнее время изучить «поклонников» Яра и, возможно, определить подозреваемого или подозреваемых. А если сам Мантий либо его ближайшее окружение решили таким образом поднять стоимость картин, то они попробуют спровоцировать их на более активные действия, либо найти доказательства причастности. Неделя, это немало, если разобраться.       Тихо тренькнул телефон следователя, сообщая о полученном сообщении. Антон прочел смс и удивленно приподнял брови.       - Экспертиза будет готова уже завтра, сможем забрать. А предварительные результаты обещали прислать сегодня.       - Да, мы с Матвиенко попросили, чтобы сделали все быстрее. Ради церковников даже их несгибаемый эксперт, всегда требовавший четкого соблюдения установленных сроков и не желавший слушать никаких просьб, решил изменить своим принципам. Умеют они убеждать, что, в принципе, в сложившейся ситуации было только на руку Антону.       - Навестим Яра? – предложил Шастун.       Он бы в любом случае это сделал, но все-таки следовало предупредить и церковника, профессиональная этика, как никак.       - Да, можем сделать это завтра, утром, а потом заехать к вашему эксперту.       - Почему не сегодня?       - Сегодня я не могу, - тонко усмехнулся Арсений, - к тому же, самолет Мантия приземлится около восьми вечера, пока доберется до города, будет уже поздно для визита, сам понимаешь.       Антон кивнул. Яр даже не подозреваемый, для такой поздней встречи должны быть серьезные основания, а не просто подозрения двух следователей. Пусть даже один из них и рыцарь храма.       - Тогда до завтра? – Антон попытался намекнуть Арсению, что их собственную встречу можно уже и закончить. Какой-то первоначальный план они уже набросали, сидеть дальше в отделе вместе смысла не было.       - Конечно, - Попов сразу поднялся на ноги и застегнул пальто. Вышивка на груди тускло блеснула в дневном свете, - до завтра, Антон, - церковник протянул руку следователю.       Шастун осторожно коснулся руки рыцаря храма.       Ладонь Арсения была приятно прохладной, чуть мозолистой, возможно, от упражнений с каким-то оружием.       Попов чуть провернул кисть и рука Антона оказалось поверх его. Церковник с любопытством рассматривал кольца Шастуна.       - Интересные у Вас украшения, Антон, - Попов прищурил глаза. Антон поспешил убрать руку за спину.       - Благодарю.       Только когда церковник ушел, Шастун вздохнул. Он сам не заметил, как задержал дыхание.       На кольце, украшавшем средний палец, был выбит крест. Обычно рисунок был повернут вниз, к внутренней стороне ладони, но, скорее всего, за день кольцо перевернулось.       Это украшение досталось Антону от деда, и молодой человек тщательно его оберегал. Такое повышенное внимание церковника было неприятно, как и от собственной невнимательности.       Пока оставалось время, Шастун решил изучить биографию загадочного Мантия. Как оказалось, загадочным Антон назвал его не зря. В Сети было крайне мало информации о художнике, только общие данные, такие как дата и место рождения, учеба, награды. С интересом Шастун прочел небольшую заметку о том, что в прошлом году Мантий подвергся преследованию со стороны Инквизиции. Подробностей в заметке не было, но, как понял Антон, Яра продержали в церковной тюрьме около двух месяцев. После этого художником был создан цикл работ «Аллюзия веры», но в России эти работы не выставлялись, так как не было получено разрешение Церкви.       Работы были продемонстрированы в Италии и счастливцы, кто сумел побывать на этой выставке, писали кучу хвалебных постов на форумах, касающихся Мантия и его творчества.       Почти столько же постов было посвящено тому, что Мантий своими работами оскорбляет веру и Церковь, и место ему в самом темном подвале или на костре.       Исходя из того, что нашел в Сети Антон, Мантий стал своего рода символом нового движения, отрицавшего церковные каноны. Специально ли художник работал в таком провокационном направлении или просто так совпало, Шастун не знал.       Но теперь становился понятен интерес Церкви к расследованию убийства. Антон достал бумаги, которые принес Попов.       Как он и ожидал, сведений о прошлогоднем церковном расследовании там не было, но зато был каталог работ «Бал грехов».       На него, скалясь, уставился тот самый демон, которого Антон видел на месте преступления.       В уменьшенном варианте он казался более отталкивающим и страшным. Тонкие линии словно прорезали бумагу, казалось, онасейчас раствориться и сквозь тонкую преграду выберется то, что находится за гранью, за границей миров.       Рисунок не хотелось брать в руки и даже трогать. Нарисованный монстр словно бился в желании вырваться на свободу. Длинные пальцы демона скреблись по бумаге, пытаясь сжаться в кулак и забрать то, что принадлежало ему – время.       Антон сморгнул и иллюзия движения пропала.       Чтобы не касаться бумаги рукой, Антон взял ножницы и кончиками лезвий, словно пинцетом, подцепил рисунок и убрал в сторону.       Под рисунком находилось описание изображения. Пропустив технические характеристики, Шастун сразу перешел к концептуальной части.       По мнению Мантия, демон алчности представлял собой существо, предлагающее свои услуги по получению либо сохранению какой-либо выгоды. Платой за услуги становилось время. Демон мог в любой момент безжалостно прервать жизнь своего хозяина или заставить тратить время на то, чего не хотелось бы хозяину, например, на лечение от тяжелой болезни, то есть, он мог создавать любые преграды, мешающие пользоваться теми благами, которые хозяин демона получил с его помощью.       При этом, демону алчности соответствовал, по видению Мантия, грех жадности.       - Все просто. Не хочешь делиться – умрешь, - хмыкнул Антон вслух.       - Антох, ты о чем? – Спросил Позов, заглядывая в кабинет к Шастуну.       - Да так, мысли вслух. Ты домой?       - Да, Катя ждет. И тебе советую не задерживаться.       - А ты на выставку Мантия не собираешься ли? – Антон заинтересовано посмотрел на Позова.       - Нет, - мужчина поправил очки, - его творчество, не знаю, как объяснить, но слишком…       - Не церковное?       - Слишком откровенное. Он вроде и правильно о пороках говорит, о развитии церкви в целом, но как-то топорно, голо, что ли.       - Обнажает то, что должно быть скрыто? – Антон процитировал одного из участников форума, который недавно просматривал.       - Именно. Но делает это грубо, вызывающе. Обвиняюще.       - То есть, если бы он делал это менее «вызывающе», все было в порядке? Церковный же ты лицемер, Димка. – Шастун потянулся и одним слитным движением поднялся на ноги, одернул толстовку.       Папку с документами, которые принес ему церковник, он убрал в сейф. Рисунок демона, до которого Антон мельком коснулся, словно обжег пальцы правой руки.       - Шаст. Я тебе уже говорил – думай, иногда, что говоришь. В ближайшее время пригодится, - Дмитрий серьезно посмотрел на коллегу.       Еще в начале знакомства мужчины не раз сталкивались на почве религиозных разногласий. Антон считал, что Церковь надевает на всех кандалы и ему было искренне жаль тех, кто добровольно эти кандалы принимает. Дмитрий же, напротив, считал Антона увечным в том, что намеренно закрывает от себя такую духовно богатую сторону жизни.       - Конечно, Поз, конечно, - Шастун хлопнул Позова по плечу, - поехали, лучше, по домам. Подвезти тебя?       - Не откажусь, Катя забрала мою машину сегодня.       Высадив коллегу возле метро, Шастун не спешил трогаться с места, куря уже третью сигарету.       Через открытое окно он рассматривал спешащих куда-то людей и ему казалось, что время словно утекает мимо вместе с сигаретным дымом.       В современном религиозном обществе отстаивать свою позицию атеиста было достаточно тяжело. С самого детства, сначала родителями, а потом в школе детям внушалсяи пиетет перед Церковью и ее законами.       Привычка контролировать что говоришь, как и когда, въедалась, избавиться от нее было чрезвычайно сложно.       Антон был слишком молод и не помнил «Огненного колеса Инквизиции», которое прокатилось по стране 70 лет назад, когда по обвинению в колдовстве или измене могли забрать абсолютно любого, даже в отсутствие объективных причин.       Черные машины подъезжали к домам, люди в церковных хламидах входили в подъезд и выводили нужного человека или целые семьи. Это могло произойти ночью, днем, в разгар рабочей недели либо в ленивые выходные дни.       Конечно, на костре никого не сжигали, не средние века же, но вот допросы Инквизиции, как говорят, не отличались особой гуманностью.       В чем-то Шастун оправдывал и поддерживал Церковный Трибунал. В разгар информационных войн действовать приходилось жестко, даже жестоко. Но то десятилетие до сих пор отражается на их обществе.       Обычным делом было сначала оглянуться через плечо, прежде чем сказать что-либо про Церковь или секты.       Секты… легально существующая оппозиция Церкви. Официально зарегистрированные сообщества. Злая ирония.       Именно Огненное колесо позволило приоткрыть завесу в мир магии. Маги, ведьмы, провидцы и прочие объединились против общего врага.       И попали в другие враждебные руки – когти бюрократии.       В Санкт-Петербурге, являющимся духовным центром северо-западного церковного округа, официально зарегистрированной сектой являлся Темный дом. Именно Темный дом вел реестр всех «необычных» людей, людей с экстрасенсорными способностями, добровольно признавшихся в «ведовстве» и подтвердивших свои способности.       Те, кого многие боялись и те, кому еще большее количество поклонялось, безлико были названы в законе «О сектантстве» Магами.       Медиумы, пророки, предсказатели, ведьмы, все это бюрократической системе было совершенно неважно. Всех уравнивали сухие официальные определения.       Зарегистрированных в Темном доме магов обычно не трогали, за исключением обязательств проходить обязательную церковную инспекцию раз в год.       С определенной стороны это было неплохо, так как отсеялись шарлатаны. Достаточно было проверить, имеется ли запись об определенном маге в реестре Темного дома, случаи мошенничества почти исчезли в этой сфере.       Но существовало и множество ответвлений от официального «Сообщества ведьм» как прозвали Темный дом. Именно за ними охотились Инквизиторы. И именно на их защиту встал много лет назад дед Антона, за что до сих пор его семью преследуют церковники.       И Арсений вероятнее всего знает об этом. Не может не знать.       Молодому человеку это казалось унизительным, словно он уже в чем-то провинился перед инквизитором.       Шастун затушил сигарету и выкинул в стоящую неподалеку урну. От этих воспоминаний Антон бы с удовольствием избавился, но не получалось.       «Ты защитник», - голос матери жил в его голове, сердце.       Антон сел в машину и помассировал виски. Он никогда бы не хотел работать вместе с церковниками.       Его цель – защищать людей.       Иры дома ожидаемо не оказалось.       Антон не спеша принял душ, разложил купленные по дороге продукты. Ужин готовить было лень, поэтому Шастун довольствовался разогретой в микроволновке лазаньей.       Развалившись на диване, Антон перещелкивал телевизионные каналы, не решаясь остановиться на каком-то одном. Когда Шастун уже немного задремал под бормотание виджея музыкального канала, в квартиру ураганом ворвалась Кузнецова.       - Антон, ты не поверишь, куда нас с тобой сегодня пригласили. Просыпайся, милый! –       Ира присела на край дивана и нежно дотронулась до лица мужчины.       Антон приоткрыл глаза. Кузнецова улыбалась, ее глаза сияли. Он дернул девушку на себя, зарываясь пальцами в волосы на затылке.       - И на какое очередное безумно интересное мероприятие ты хочешь меня взять? Где мне снова умирать от скуки и самое главное, что мне за это будет?       - Пока аванс тебе будет. Вот такой, - Ира чувственно поцеловала Антона, - и такой, - поцелуями Ира переместилась на челюсть, а затем опустилась на шею, - и такой.       - Ммм. Может, сразу к возврату основного долга?       - Сначала мы пойдем на вечеринку, а потом и проценты получишь, - Кузнецова вспорхнула с дивана и исчезла в спальне.       Шастун лениво почесал грудь и щелкнул в очередной раз пультом.       Через пару минут Ира стояла перед ним, переодетая в платье пудрового цвета, расшитое пайетками. В руках она держала вешалку с темно-серым костюмом-тройкой Антона.       - Так куда мы идем? – мужчина все-таки поднялся с дивана.       - Ты слышал о художнике Мантии?       На вечеринке, которая должна была быть посвящена открытию выставки «Бал грехов», а в итоге на которой отмечали приезд Мантия, было, по мнению Антона, никак.       Он ожидал, что мероприятие будет происходить в одном из жутких подвалов Петербурга, которые уже давно были приспособлены для проведения закрытых вечеринок, но все действо было перенесено в модное арт-пространство, залитое уже столь ненавистным Антону белым цветом.       Шастун по привычке пытался развлечь себя вкусной едой и алкоголем, но на его пути к тарталеткам с креветками встала дама лет от тридцати пяти до пятидесяти. Сказать точнее, благодаря явно не одной пластической операции, которые оставили несколько неестественные разрез глаз и улыбку, Антон не мог.       Она уже минут десять пыталась втолковать Антону, насколько талантлив Мантий, интимно понижала голос, когда речь заходила о противоречиях между Церковью и Яром.       - Да? И что же произошло между Вениамином, - тут Антон постарался манерно потянуть имя художника, - и этими, - Шастун запнулся в попытках подобрать нужные слова, - этими…       - Плебеями? Они озадачены только тем, чтобы удержать так внезапно свалившуюся на них власть. В искусстве их дуболомы совершенно ничего не понимают. Вы понимаете, эти инквизиторы, - дама опять понизила голос, отчего Антон был вынужден нагнуться, чтобы расслышать, что ему говорили, - пытали бедного Вениамина!       - Что Вы говорите. Это просто невероятно. А из-за чего?       - Он же просто современный Дали! Гениев всегда преследовали из-за их непохожести на других, их особого взгляда на мир!       Как понял Антон, перед ним стояла фанатка. Одна из тех, кто пытается делать вид, что что-то понимает и видит в модном артхаусе. Бунтари, которым все равно, против чего протестовать. Главное сам процесс, а не цель. Перчинку при этом придает легкое заигрывание с властями и официальной идеологией.       Извинившись, мужчина отошел в сторону.       Ира, как обычно, чувствовала себя как рыба в воде и уже болтала с незнакомыми людьми, аккуратно пытаясь выведать нужные ей сведения.       Про убийство точной информации не было и из-за отмены открытия выставки ходило множество слухов.       - Хотите шампанского? – к Антону подошла высокая девушка в длинном белом платье.       - Не откажусь, - Шастун принял бокал из рук незнакомки.       - Меня зовут Ольга, - девушка протянула руку.       - Антон, - мужчина галантно слегка прикоснулся губами к запястью Ольги.       - Вам здесь скучно?       - Немного, - Антон мягко улыбнулся.       - Хотите, я покажу Вам, где настоящее веселье?       - Немного странное предложение. Хотите пригласить на вечеринку к конкурентам Мантия?       Ольга громко хохотнула, обнажая неестественно белые зубы.       - У него нет конкурентов. Мантий единственный. Пойдемте, Антон, только допейте, - девушка сама залпом выпила шампанское и поставила бокал прямо на пол. Развернувшись, она оглянулась через плечо, дожидаясь, пока Шастун последует ее примеру.       Глухое спереди платье открывало загорелую спину Ольги. На длинной цепочке, заканчивавшейся в районе поясницы, призывно при каждом шаге покачивался крупный кулон, украшенный бриллиантами.       Выпитое залпом шампанское опьянило, даже слишком. от бокала такого эффекта быть не должно.       Они шли с Ольгой по длинному коридору, стены которого были украшены многочисленными картинами местных художников.       В одной из ниш за тяжелыми драпировками скрывалась неприметная дверь без ручки. Ольга постучала условным сигналом, и дверь открыли изнутри.       Она поманила пальцем Антона и взяла его за руку, когда мужчина приблизился.       Вместе, державшись за руки, они шагнули в темноту, разбиваемую яркими вспышками неонового света.       В противовес звучавшей в главном зале классической музыке, скрытое помещение было заполнено тяжелыми басами, словно заполнявшими все повальное помещение, отражаясь от кирпичных стен, звуки будто пробивали насквозь грудную клетку, меняя ритм сердца.       Вцепившись в плечо Антона, девушка заставила его наклониться к себе.       - Осторожнее, здесь ступеньки, - горячее дыхание обожгло ухо.       Ведя за собой Антона, Ольга, приподняв подол платья, начала спускаться по лестнице. Белая ткань словно горела во тьме.       Шутливо она придержала за руку Антона на последней ступеньке.       К ним тут же подошел официант, протягивая поднос с бокалами.       Ольга взяла рюмки с темно-зеленой жидкостью и одну отдала Шастуну. Антон понюхал жидкость. Пахло травами, спиртом и чем-то сладковатым. В свете прожекторов в рюмках блестел лед.       Ему показалось, что Ольга усмехнулась и залпом выпил содержимое рюмки. Горло приятно обожгло и жжение сразу смягчилось проскользнувшим маленьким кусочком льда. На языке остался горький вкус трав.       Девушка тоже выпила свой напиток и прикрыла глаза от удовольствия.       Антон чувствовал, как по телу разливалось спокойствие вместе с приятными волнами мягкой энергии, окружавшая духота отступала, а басы уже бились в унисон с сердечным ритмом.       Он позволил Ольге стянуть с себя пиджак, оставив жилет. Мобильник она засунула ему в карман брюк. Антон подвернул рукава рубашки.       Шастун обхватил девушку за талию и притянул к себе, мазнув пальцами по обнаженной коже спины, дотронулся до кулона.       Легкое желание охватывало мужчину. Виной тому был алкоголь, легкий наркотик или музыка, он не знал, но чувство не было неприятным.       В ярких вспышках клубного света Антон разглядел расширенные зрачки девушки, взгляд остановился на приоткрытых губах.       Ольга вывернулась из рук Антона, крепко взяла его за запястье и повела за собой в толпу, пробираясь к маленькой сцене в центре зала.       Сцена была окружена решеткой, отгородившей находящихся на сцене от зрителей.       За решеткой, на сцене стоял высокий мужчина. Его глаза были закрыты, руки подняты вверх. Он плавно двигался в такт музыке, словно напитываясь энергией окружающих.       Позади него стоял мольберт. Что точно было изображено на холсте, Антон разглядеть не мог, только отдельные яркие пятна. Мольберт придерживала хрупкая девушка в белоснежном кружевном белье. Возле ног ассистентки художницы стояли банки с краской, из которых торчали кисти, рукоятки которых были испачканы. -       Вы здесь? Вы со мной? – мужчина кричал, его голос, усиленный микрофоном, разносился по залу. В ответ ему слышался одобрительный гул голосов.       Антон скорее догадался, чем разглядел, что на сцене был сам Мантий. С помощью Ольги, перед которой, казалось, расступалась толпа, они подошли почти вплотную к сцене. Мантий тем временем открыл глаза и подошел к мольберту. Широкой кистью он нанес несколько мазков на холст.       Затем он опустился на колени. Толпа загудела.       Его помощница высунула язык и провела чем-то несколько раз по нему. Антону показалось, что это была бритва в металлической оснастке.       Девушка уже сделала несколько шагов к художнику и наклонилась к нему. Мантий поднял голову и улыбнулся. Белые зубы блеснули в темноте.       Из приоткрытого рта помощницы на художника полилась кровь, попадая на лицо , губы, язык, стекая на шею и рубашку мужчины. Он жадно сглатывал кровь, попадавшую на губы и язык, словно художника мучилажажда .       Мантий облизал губы.       - Да, - его выдох разнесся по залу. В одном простом слове сочеталось желание, удовлетворение, удовольствие.       Ольга провела рукой по предплечью Антона, привлекая к себе внимание. Покрытые красной помадой губы девушки шевелились, она что-то говорила, но из-за грохота музыки, Антон не слышал, что именно. Он наклонился к Ольге.       - Да, - выдохнула она, губами дотронувшись уха Антона.       Бороться с опьянением становилось сложнее. Шастун стал забывать, зачем он сюда вообще пришел и наблюдает сейчас чуть ли не за трапезой вампира.       Полуобнаженная девушка на сцене тем временем провела языком по своим ладоням и размазала кровь по лицу Мантия. Он поднес ладонь к ее рту.       Кровь текла между его пальцев, мужчина бережно собирал ее в сложенную лодочкой ладонь.       Мантий подошел к мольберту и поверх краски провел окровавленной рукой, оставляя бордовые разводы. Он протянул руку к помощнице.       Провоцируя кровотечение, девушка потерла травмированный язык о зубы несколько раз. Плотно сжав губы, она наклонилась к руке Мантия и открыла рот. Через несколько секунд художник размазывал кровь по картине.       Шастун почувствовал острое отвращение к происходящему на сцене. От вида крови на картине его чуть не стошнило.       Горячие ладони сжали его плечи.       Ольга потянула его на себя. Желание, до этого бившееся где-то глубоко за ребрами, словно полоснуло по сердцу и легким, опустилось ниже. Антон жадно припал к губам Ольги.       Ему было приятно ощущать мягкость женских губ. Единственное, что было непривлекательно, так это вкус какой-то субстанции, которой были покрыты зубы Ольги.       Так делала Ира, мазала зубы вазелином, чтобы помада не отпечатывалась. Антон сжимал девушку в объятиях, позволяя ее языку ласкать собственное небо.       - Горите все! – громкий крик, почти вой, заставил молодых людей оторваться друг от друга.       - Смотри! – восторженно прокричала на ухо Антону Ольга, сжимая его запястье. Мантий схватил свою картину и кинул в решетку.       Толпа взревела.       - Вы хотите ее? - Мантий схватил картину в руки и поднял над головой, — это то, что я могу показать вам, пока не отняли. Это свобода!       Тут же начался импровизированный аукцион.       Антон высвободил руку из хватки Ольги и поспешил к выходу. Начинала болеть голова, да и тошнота усиливалась. Организм пытался избавиться от наркотика хотя бы дать понять хозяину, что неплохо бы оклематься.       Что за дрянь намешали в напитки, Шастун не хотел думать, обещая себе утром попытать их эксперта.       У первой ступеньки лестницы один из официантов успел сунуть ему пиджак, про который Антон забыл.       Перед глазами все плыло, погружая в одно темно-серое марево.       - Кто хочет свободу? Кто готов заплатить кровью, как Минерва? – голос Мантия был повсюду. Ему хотелось подчиниться, остаться здесь, бороться за свою свободу со всеми.       Очнулся Антон только на улице. Как он выбежал (вышел, выполз?), Шастун не помнил. Молодой человек сидел на поребрике, опираясь локтями о колени. Пиджак валялся рядом. Боль билась в левом виске, безумно хотелось пить.       Нащупав телефон в кармане брюк, Антон набрал короткое сообщение и отправил его Кузнецовой.       Она появилась через пару минут.       - Я тебя потеряла. Где ты был? – Ира подошла к мужчине и погладила по голове. Антон обнял ноги Иры и носом потерся о ее колено, замирая.       Ира хихикнула было, но потом, почувствовав, что Антон не движется, осторожно присела рядом, насколько позволяло платье.       - Что с тобой? – В ее голосе звучало беспокойство.       - Просто устал. День был тяжелый, - рассказывать, о том, что он видел в подвале, Антон пока не хотел. Алкоголь, кровь, крики толпы и музыка мешались в голове, путая разум.       Ира накинула ему на плечи пиджак и вызвала такси. Иногда она тонко чувствовала Антона и знала, когда нужно остановиться.       Новые знакомые подождут, сейчас им нужно было домой.       У всех бывают сны, которые преследуют годами. Такие сны могут меняться, трансформироваться, но общая канва остается одной и той же.       У Шастуна такой был.       Впервые сон приснился Антону, когда мужчине было лет 12-13.       Промерзшая земля, покрытая тонким слоем снега, река, неторопливо несущая холодные темные воды. Во сне Антона всегда была вечная зима, либо поздняя холодная осень с рано выпавшим снегом.       Иногда шел снег, иногда сквозь тяжелые серые облака пробивалось солнце.       Но во сне всегда присутствовала девушка.       Она стояла на краю причала, уходящем метров на двадцать от берега.       Ее длинные темные волосы слегка развевались на ветру, как и полы белого платья, похожего на безразмерную ночную рубашку.       Девушка всегда стояла спиной к Антону, вглядываясь вдаль, пытаясь что-то разглядеть, как думал Антон, на противоположном берегу, почти всегда затянутом туманом. Ранее утро. Каждый раз Шастуну снилось холодное ранее утро. Редкие снежинки оседали на волосах, от морозного воздуха кожа покрывалась мурашками.       Когда он впервые во сне осмелился подойти к девушке и дотронуться до ее ледяной руки, она оттолкнула мальчика и тот упал в воду.       Проснулся Антон, задыхаясь и долго потом кашляя, словно действительно наглотался воды.       Сон повторился через неделю. Шастун не решился подойти и остановился в метрах двух от девушки. Его влекло к ней по непонятной причине.       Незнакомка обернулась через плечо и прошептала: «Защити».       После чего сон повторялся приблизительно раз в год.       Антон становился старше, первоначальный страх отступал, его заменял интерес. Подросток даже читал сонники, пытаясь разгадать игру собственного подсознания.       Но всегда где-то в глубине билась мысль, что за этим может скрываться нечто большее.       Иногда во снах его незнакомка была молчалива и они просто сидели рядом на краю причала, свесив ноги почти к самой воде, рассматривая противоположный берег.       Иногда Антон что-то рассказывал девушке, но она не отвечала, погрузившись в собственные мысли.       Тогда Шастун просто осматривался, но обычно туман был настолько густым, что разглядеть что-то дальше метров пяти-десяти не представлялось возможным.       Через три года она заговорила вновь.       - Учись видеть, - она неопределенно кивнула головой, привлекая внимание Антона к окружавшему их миру. Звенящая холодная тишина разбилась, унося с собой густой туман, оставляя только легкую дымку.       С того момента Антон стал замечать, что его сны становились более подробными. Если раньше он видел только причал, реку и девушку, то теперь мог рассмотреть лес, расположенный справа от причалаа.       С годами туман отступил полностью и Антон увидел небольшой дом на берегу.       Сложенный из бревен, с вымытыми, казалось, до скрипа окнами с причудливыми наличниками, он казался очень уютным.       Затем Шастун увидел колодец, прикрытый плоской крышкой. Антон не помнил, был ли он всегда в его сне или появился только сейчас.       - Учись запоминать.       Следующее наставление почти свело Шастуна с ума. Он пытался запомнить все, что видел и слышал. Он лихорадочно учил стихи, и целые поэмы, и длинные тексты на английском языке.       Это утомляло.       А еще Антон искал такой же пейзаж. Вместе с родителями или тайком он бегал на вернисажи, искал среди множества картин ту самую, что была бы похожа на его сон, искал в Сети, в альбомах живописи, но не находил.       А потом отпустило.       Шастун забросил стихи и поиски картины. Он устал и остановился. Антона устраивало то, что видеть столь желанный пейзаж он мог раз в год или чуть чаще, просто наслаждаясь хрупким миром сна.       Антона только огорчало то, что он не мог подойти ближе и рассмотреть домик и колодец в своем сне.       Его путь всегда лежал на причал. Противоположный берег скрывала легкая дымка и сквозь нее Шастун мог рассмотреть хвойный лес.       Он привычно прошелся по причалу, вслушиваясь в тихий плеск воды.       Сегодня хрупкую тишину разбивал навязчивый звук распиливаемого ручной пилой дерева.       Девушка все также стояла на краю. Ее длинные волосы развевались на ветру, как и подол безразмерного белого платья-рубашки, украшенного широким кружевом.       Антон подошел ближе, замирая в метрах двух-трех от нее. Он вдруг почувствовал, что сегодня его впервые ждали.       Девушка повернулась к Антону.       Ее красота всегда восхищала Антона. Карие глаза внимательно следили за мужчиной, во взгляде читались доброта и какое-то потустороннее понимание.       Бледные губы шевельнулись. К звукам пилы присоединился бой часов.       - Время пришло. Защити, - повторила она давнюю, самую первую просьбу. Хотя нет.       В этот раз это была не просьба, а приказ.       Часы отбили последний удар. Мир словно разбился на осколки.       Антон проснулся от звука будильника.       Шастун ждал инквизитора в кафе недалеко от Гороховой улицы. Он приехал раньше и успевал выпить кофе с любимым лимонным пирогом       По давно забытой привычке, Антон копался в он-лайн соннике. Все по правилам, сонник был размещен на официальном сайте Темного дома и был одобрен, наверное, десятком магов.       На экране телефона то и дело возникало всплывающее окно, навязчиво предлагающее услуги бесплатного дежурного консультанта.       Телефон пиликнул, открылось окно смс-сообщений.       «На месте».       Коротко, лаконично. Ожидаемо.             Антон закрыл сонник и тяжело поднялся. Голова после неспокойной ночи еще была тяжелой, хотя и не настолько, как ожидал Шастун. На улице его ждал Арсений. Уже в привычном черном пальто, спрятав руки в широкие рукава, Попов отрешенно разглядывал прохожих, которые, осознанно или нет, старались обходить инквизитора стороной.       Как и вчера, рыцарь храма был без своего напарника.       - Доброе утро, - Антон первым протянул руку для приветствия.       - Доброе, - пожав руку следователю, Арсений сделал приглашающий жест рукой в сторону черного автомобиля.       Как и его хозяин, автомобиль напоминал хищного зверя, приготовившегося к прыжку.       - Держи, - Антон, усевшись в машину, протянул Арсению бутылку воды. Церковник улыбнулся и убрал бутылку в подставку.       Из вежливости, Шастун хотел взять кофе Арсению, но, припомнив церковный этикет, который вбивали в школе, решил не рисковать. Сейчас шел пост, и Антон не знал, насколько строго его придерживался инквизитор исходя из своей работы.       - Строгий, - плавно выруливая со стоянки Попов ответил на не заданный вопрос. Антон нахмурился.       - И сколько ты уже не ешь?       - Три дня. Осталось четыре, если тебе интересно. И я понимаю твое беспокойство, это не влияет на мою работоспособность.       Разговор не клеился. Арсений внимательно следил за дорогой, Антон просматривал бумаги. Образ художника с окровавленным лицом и безумными глазами, рисующим чужой кровью, стоял перед глазами. Шастун боялся признаться, что не знает, как начать разговор.       -Как обычный опрос. Он такой же человек, как и все. Просто безумный, - Арсений снова словно прочитал его мысли.       Антон замер и уставился в окно, нервно поглаживая пальцами документы.       - У тебя на лице все написано, ты не сказал ничего лишнего, - Попов потянулся к бутылке с водой.       - Почему ты сегодня один? Ты не сможешь допрашивать, точнее, то, что Яр скажет тебе не будет иметь законной силы.       - Во-первых, допрашивать я не собираюсь. Я только помогу тебе вывести разговор в нужное русло. Думаю, ты уже знаешь, что в прошлом у Мантия были разногласия с Церковью, подчеркивать сейчас нашу заинтересованность невыгодно не вашему ведомству, ни нам. Во-вторых, ты же есть. Я могу взять тебя в свидетели и, сразу отвечу на возможный вопрос, здесь не важны твои религиозные предпочтения.       - Все это превратится в ад с точки зрения юрисдикции, - нахмурился Антон.       - Тогда мы просто отвезем его туда, где адом не будет, - Арсений припарковал машину.       Антон оглядел двор. Обычный двор-колодец, с высокими домами, непонятного цвета стенами. В каждом таком дворе словно царил свой мир, с особыми правилами, устоями. На них хмуро посмотрел какой-то лысый мужик, деловито ковыряющийся в багажнике собственного автомобиля.       - Я думал, что Мантий выберет что-то более модное для своего проживания.       - А что может быть моднее полуразвалившегося дома для человека, отрицающего роскошь? К тому же он утверждает, что в замкнутых пространствах лучше концентрируется энергия творчества– Арсений допил воду и выкинул бутылку.       Попов первым зашел в парадную, открыв кодовый замок.       - Ты здесь не первый раз? – Антон догнал инквизитора возле лифта.       - Не первый, - лаконичный ответ церковника словно подчеркивал нежелание поднимать эту тему.       Лифт натужно заскрипел, поднимая их вверх. Мантий жил на последнем этаже, и, вероятно, выкупил квартиры на всем этаже. По крайней мере, только здесь было чисто, стены покрыты свежей краской, старые деревянные окна были заменены на пластиковые.       Всего на этаже было три квартиры, номера на дверях отсутствовали.       Арсений постучался в правую дверь.       Пару минут спустя дверь открылась. На пороге стояла худая девушка в длинном свободном светлом платье, через ткань которого просвечивало белье.       - Господин инквизитор. Как неожиданно, - она посторонилась, пропуская внутрь мужчин, - с Вами Ваш новый напарник? Теперь вам разрешено ходить в светской одежде?       - Антон Андреевич Шастун, следователь, - Антон показал удостоверение. Девушка в удивлении приподняла бровь.       - Господин Попов, может, поясните?       - Безусловно, Гела, безусловно. А пока будьте любезны, позовите Вениамина. Уверен, он здесь.       - Сначала я хотела бы услышать причину вашего нахождения здесь.       - Думаю, они хотят спросить, не сам ли я убил несчастную девушку из Галереи.       На пороге одной из комнат стоял обнаженный по пояс Яр.       Художник был высок, худ, с бледной кожей человека, редко появляющегося на свежем воздухе.       Его широкие черные брюки были заляпаны краской, как и кожа на животе. Поперек груди проходили поблекшие тонкие шрамы. Поймав взгляд Антона, художник потянулся за рубашкой, висевшей на крючке рядом с ним.       - Пойдемте со мной, -развернувшись, Яр накинул рубашку. Но Шастун успел разглядеть, что спина художника также испещрена тонкими шрамами.       Арсений шагнул вперед, следуя за художником, но обернулся, чувствуя, что Антон за ним не следует.       - Эти шрамы, - Антон выдохнул сквозь плотно сжатые зубы, - это…       - Не сейчас, Антон, - Арсений дотронулся до плеча следователя, останавливая возможные вопросы или гневный выпад.       Почувствовав на себе заинтересованный взгляд Гелы, Антон скинул руку инквизитора и, обойдя его, первым зашел в комнату, в которой скрылся Вениамин.       Оказалось, что зашли они в мастерскую художника.       Это было просторное светлое помещение, залитое утренним солнечным светом. От тяжелого запаха краски Антон чихнул.       По стенам были расставлены картины. Некоторые действительно были интересными и привлекали внимание.       Антона привлекла картина, на которой был изображенизвергающийся вулкан. Над ним прямо в воздухе висела гигантская сковорода, на которой жарилась яичница. Рядом с вулканом, залитые лавой, лежали скорлупки огромных яиц. Присмотревшись, Антон рассмотрел, что это были разбитые головы людей, и яичница была из мозгов, а не яиц.       -И что же Вас привело сегодня в мой дом? – от дальнейшего разглядывания картин Антона отвлек Яр.       Он стоял возле мольберта и водружал на него свежий холст.       - Вы были знакомы с Софьей Буравской?       - Элоизу, я буду называть ее так, привычнее, знали многие. Очень талантливая девушка. Все ее выставки были успешны. Она обладала неповторимым чутьем, отыскивая среди тысячи подделок настоящие бриллианты.       - Вы сейчас и про себя?       Вениамин улыбнулся, взял в руки карандаш.       - Глупо отрицать очевидное. Мою новую выставку курировала она. Но лучше об этом переговорить с Гелой, она занимается всеми формальными вопросами.       - Кстати, Арсений, как Вам мой новый зуб? – художник улыбнулся шире. В левом клыке блеснул рубин.       Шастун удивленно посмотрел на инквизитора. Как ему показалось, у церковника дернулась щека.       - Надеюсь, Ваша рука зажила и не беспокоит. Мой зуб меня совершенно устраивает, - Яр словно насмехался над Поповым.       - Насколько близко Вы общались с Буравской? – Арсений задал вопрос спокойно, игнорируя выпады художника.       - Знаете, Арсений, а ведь Вы стали моей музой на некоторое время. Так возбуждающе, загадочный молодой инквизитор, жестокий и милосердный одновременно. Мантий отошел к стене, передвинул несколько картин и поставил одну на свободный мольберт.       Это был портрет мужчины, очевидно, священника. Лицо скрывалось в тени глубоко капюшона, ярко выделялись пронзительные синие глаза. Перед собой мужчина держал меч, рукоять которого была изображены в виде креста.       Открытые участки кожи мужчины были покрыты какой-то серой субстанцией, похожей на плесень. Она выедала кожу, мышцы, на пальцах, сжимающие рукоять меча, уже частично обнажились кости.       Изображенный мужчина был чем-то неуловимо похож на Арсения.       На следующей картине, которую показал Яр, был изображен тот же мужчина. Теперь Антон мог безошибочно узнать Попова. Вениамин лишь немного идеализировал его облик.       На этой картине мужчина, в таком же, как у Арсения, черном пальто, прикрывая лицо капюшоном, сидел в кресле, опираясь подбородком на ладонь левой руки, локоть которой покоился на подлокотнике, при этом сам подлокотник был покрыт острыми шипами. Кровь с локтя стекала вниз, за пределы холста, тонким ручьем. В правой руке священник сжимал человеческое сердце.       Третья картина отличалась от предыдущих двух.       На ней мужчина, Антон никак не мог называть изображенного на картинах Арсением, был обнажен. Он стоял возле открытого окна. Развивающиеся занавески за его спиной принимали форму крыльев. Перед мужчиной на кровати лежала обнаженная фигура, сочетающаяся в себе формы мужской и женской фигур.       Плавные линии бедер, талии, свойственные женщинам, перетекали в сильные мышцы мужской спины. Округлая грудь, слегка очерченная тонкими мазками, скрывалась за подушками.       - Достаточно, - Арсений встал рядом с Антоном. Вениамин засмеялся.       - Арсений, мне показалось, что Вы сейчас Антону Андреевичу глаза закроете.       - Насколько близки Вы были с Софьей Буравской? – голос Арсения звучал ниже, в нем ощущалась скрытая угроза. Хищник напрягся и приготовился к прыжку. Мантий вернулся к мольберту и торопливо что-то начал рисовать.       - Я уже сказал, что все подробности о нашей совместной работе вы можете уточнить у моей помощницы, Гелы.       - Отвечайте на вопрос, - Шастун уже стал уставать от этой игры, которую вели Арсений и Вениамин, если, конечно, все это можно было назвать игрой.       Демонстрация картин выбивала из колеи. Оценить с художественной точки зрения картины Антон не мог, он мог полагаться только на произведенное впечатление от полотен.       Создавалось ощущение, что Яр был несколько одержим инквизитором.       Вениамин застыл, опираясь на мольберт.       - Мы вместе молились.       - Где?       Художник нервно почесал нос, потом подбородок, потер глаза.       - Вы очень странный, Антон Андреевич. Неужели непонятно? Присутствие Арсения Вам ни о чем не говорит?       - Отвечайте, Яр, - Антон скрестил руки на груди.       - В Храме безымянных богов.       Шастун глубоко вздохнул. Теперь претензии Церкви к художнику стали вполне понятны.       Если Темный дом был скорее бюрократической организацией, внешне поддерживающий «загадочный и мистический» образ, то Храм безымянных богов был полноценным ответвлением от Церкви, прямым оппонентом. Антон сам не раз выезжал на вызовы, касающиеся деятельности Храма. Жертвоприношения (благо, только животных), шумные обряды, распространение запрещенных веществ, используемых в церемониальных целях, это лишь небольшой список, запрещенных действий Храма безымянных богов. Антон видел, что художник пытался скрыть нервозность, сделав вид, что увлечен рисунком.       - Кто вместе с Вами… молился?       - Не помню. Слишком много людей. Всех и запомнить сложно, - Вениамин манерно тянул слова, вызывающе смотря на следователя. Быстро взял себя в руки.       - Я думаю, Вы сможете их всех вспомнить, - Попов что-то достал из внутреннего кармана пальто и подошел к художнику.       - Вы хотите помочь мне прямо сейчас? – Вениамин изобразил испуг на лице, широко раскрыв глаза и открыв рот в притворном ужасе.       - У Вас есть время до вечера. После чего будьте любезны, приходите со списком в отдел №-кий.       - А если нет?       Арсений перехватил руку художника и одним отточенным движением застегнул на запястье тонкий браслет.       - А если нет, кто-то придет и спросит. Напомню, что пока Вам запрещено покидать город.       Клеймение. Дань средневековым обычаям, облаченные в современные технологии. На самом деле, браслет был интересен только небольшим шариком посредине тонкой цепочки. Это был жучок, указывающий местонахождения объекта слежки инквизиторов. А также при его наличии выехать из города или страны было невозможно. Конечно, от браслета можно было избавиться, но не простым людям. Металл, из которого был сделан браслет, не поддавался обычной обработке.       -Что Вы делали вчера? – Шастун решил вернуть опрос в обычное, с его точки зрения, русло.       - Был в Италии. Забирал свои работы. Вы их уже видели, - Вениамин вернулся к работе. Как будто все произошедшее его и не касалось, - если Вам нужны билеты, фотографии – Гела все предоставит.       - Где находится следующая картина, которую должны выставлять?       - Здесь. Она вон там, - Мантий ткнул пальцем в левый угол.       Картина была завешана белой хлопковой тканью.       Антон осмелился снять ткань, открывая холст.       На картине были изображены скелеты, стоящие вплотную и откровенно ласкающие друг друга. Черепа были скрыты пышными венецианскими масками. Свободными руками скелеты держали музыкальные инструменты – скрипку и флейту.       - Демоны похоти и наслаждения. Тесно связаны, всегда в тандеме. Всегда живы.       - И как они помогают? – Антон пытался найти тот же смысл в картине, что и в первой цикла.       - Они услаждают. И помогают, если ВЫ готовы усладить ЧУЖИХ демонов.       - Вениамин, Вы с ума сошли? – казалось, Попов был глубоко шокирован такой трактовкой.       - Нет, Арсений, совсем нет. Это моя авторская трактовка. Официальная, как Вы помните, совершенно другая. Но, так как нас все равно ожидает повторная встреча, можем поговорить еще и об этом.       Антон только смотрел на инквизитора, ожидая пояснений. Судя по виду церковника, прямо сейчас следователь объяснений не дождется.       Не зная, куда деть кусок ткани, который все еще держал в руках, Шастун просто положил его на свободный стул.       - Я жду Вас сегодня, адрес на моей визитке, - протянул руку Антон художнику. Тот принял визитку и небрежно бросил на подоконник. Мантий жадным взглядом оглядел фигуру Антона, отчего молодому человеку стало неловко.       - Знаете, Арсений, мне кажется, я нашел новую музу. Но Вы тоже заходите. Картины «Аллюзия» прекрасно продаются.       Инквизитор дернулся от этих слов, на мгновение растеряв былую невозмутимость.       Гела проводила их, протянув папку с копиями документов – билетов и фотографий из Италии, подтверждающих алиби художника.       Лифт при спуске заскрипел еще более угрожающе, чем при подъеме вверх.       - Ты любовник Яра? – решил задать вопрос в лоб Антон. Отчего эта бредовая идея вообще пришла ему в голову, Шастун предпочитал не думать. Чтобы что-то выяснить у него было одиннадцать этажей.       Арсений бросил на него разгневанный взгляд и спрятал руки в рукавах пальто. Возникшая неловкость разлилась по лифту, занимая все свободное пространство.       - Извини, не хотел обидеть. Но эти картины…       - Яр любит чувствовать себя безнаказанно. Он знал, что эти картины никогда не будут разрешены к демонстрации в России. Отказав в проведении выставки, Церковь, по сути, вывела их из действия нашей юрисдикции, они же не публичны.       - То есть…       - Я могу только набить ему морду, - зло выдохнул Арсений.       - Да, неловко, - Антон бы засмеялся, но что-то его остановило. Но так ситуация комична: один мужик рисует другого мужика без спроса, представляя его голым. Точнее, пишет. Непристойно, откровенно. Для инквизитора это должно быть удар по самолюбию, профессиональному в том числе. Но, в принципе, Яр представляет Попова красавцем, грех жаловаться.       - Но что-то вас связывает?       - Что-то да.       Антона осенило.       - Ты допрашивал его? Пытал?       - Да, - Арсений ответил равнодушно, обыденно. Скрывать от временного коллеги что-либо было бессмысленно, недомолвки, тайны могли помешать расследованию.       Шастун первый раз в жизни находился в одном помещении с человеком, который пытал, сознательно причинял боль другому, чтобы получить нужные сведения. И хорошо, если просто получить, а не внушить что-то другое или заставить признаться в том, чего не совершал.       Антону стало немного противно. Всегда было от упоминания Инквизиции. Он посмотрел на руки инквизитора, будто они прямо сейчас были испачканы кровью.       - Мантий… что значит его имя?       - Пророк.