Дети Локи

      Вали сбежал. Нарви растерянно смотрел ему вслед, а затем бросился в погоню. Но на площадке перед лифтом Хель его остановила.       — Подожди, — предостерегающе произнесла она, держа брата под руку крепко, но осторожно. — Я знаю Вали. Ему надо остыть. Он сам вернётся, когда захочет.       Нар посмотрел на сестру, не менее обеспокоенную, чем он сам, затем на лестницу. Где-то внизу ещё раздавалось глухое эхо шагов.       — Да, ты права, — обречённо произнёс Нарви. — Надо узнать, что произошло.       Они зашли в квартиру. Нар скинул ботинки в прихожей и тут же прошёл в гостиную. Хель поджала губы и, ввиду обстоятельств, простила ему раскиданную обувь и мокрую дорожку, которую оставлял на полу растаявший снег с его одежды.       Локи как ни в чём не бывало допивал свой чай сидя за столом. Фенрир сидел подле, но вид у него был крайне недовольный. Хвост волка метался из стороны в сторону, он то и дело оскаливался, будто злился на собственные мысли. Чёрная шерсть стояла дыбом. Нарви молча переводил взгляд сперва на брата, потом на отца, словно размышляя, кого просить к ответу первым.       — Что, во имя Ангрбоды, тут у вас случилось? — спросила Хель, оказываясь подле мужчин раньше, чем Нар успел произнести хоть слово. Она даже не сняла пальто, хотя прежде всегда оставляла его в прихожей.       По-скольку Локи сделал вид, что это к нему не относится, отвечать пришлось Фенриру.       — Отец и Вали повздорили, — сообщил волк и покосился на бога обмана. — У них появились разногласия относительно Рагнарёка и предшествующих ему событий. А ещё Вали обвинил его в убийстве Сигюн.       — Может хватит говорить так, будто меня здесь нет? — поинтересовался Локи, отставляя пустую чашку.       — Да, именно так мы и сделаем, — процедил Нарви, сложив руки на груди. Внутри него тоже закипал гнев. — Может начнёшь говорить сам за себя?       — Может и начну, — Локи сделал пол оборота на стуле, закинул ногу на ногу и внимательно посмотрел на сына. — Что ты хочешь узнать?       — Тебе вообще всё равно? — рыкнул Нар, шумно дыша. — Твой сын сбегает в неизвестном направлении, а ты пьёшь тут чай, будто всё нормально.       — Мне не безразлично произошедшее, — спокойно пояснил трикстер, криво улыбаясь. — Но Вали не помешало бы следить за языком и за тем, какие вещи он говорит. Это дельный совет от того, кому зашили рот в своё время.       — И почему, интересно, Вали думает, что ты убил Сигюн? — спросила Хель, недоумевая. Исходя из рассказа Нарви, смерть богини была роковой случайностью. Но на всякий случай женщина готовилась к тому, что ей придётся оттаскивать брата от отца.       — Потому что я косвенно причастен к её гибели, — беспечно ответил Локи. — И я этого не отрицал.       Руки Нарви опустились, когда он услышал слова отца. Пальцы сами сжались в кулаки, и он едва сдерживал себя, чтобы не ударить сидящего перед ним мужчину.       — Ты что сделал? — переспросил Нар, делая ударение на втором слове. Он едва ли верил в происходящее.       — Успокойся, Нарви, — с отеческой улыбкой произнёс Локи. — Умереть от того, что на тебя напал собственный брат — это одно. Стать братоубийцей и сбежать — это другое. Но наблюдать, как одного твоего сына превращают в хищного зверя, как другого разрывают на куски… Как кишки родного дитя касаются твоих обнажённых членов…       — Остановись! — выкрикнул Нар. Воспоминания о прошлом снова и снова терзали его душу. Никогда из его памяти не сотрутся мгновения смерти и годы пребывания в Хельхейме. Нарви схватился за горло, где стояла ещё одна заплатка из искусственной кожи, будто это могло защитить его. — Я понял.       — Ничего ты не понял…       Локи встал. Дети расступились перед ним, и мужчина прошёл в гостиную. Сумерки уже опускались на город, а потому богу не потребовалась его повязка, которую он оставил на столе. Нарви, Хель и Фенрир недоуменно следовали за отцом, чтобы увидеть, как он ходит по комнате из стороны в сторону. Локи словно размышлял о чём-то. Трикстер полностью отстранился от окружающего мира. Он слонялся, едва не натыкаясь на стены и мебель. Вся манера его поведения, походка, выражение лица, губы, что шевелились, будто перебирая слова, выдавала внутреннее беспокойство.       — То, что сделали с тобой и Сигюн — это ужасно, — прошептала Хель, садясь в своё кресло. Она говорила с отцом, как с ребёнком, которого стоит успокоить. — Но у нас впереди другое будущее. Не стоит портить отпущенное нам время на ссоры и воспоминания прошлого.       Нарви опёрся плечом в свод арки между столовой и гостиной, ожидая, что же будет дальше. До конца поверить в искренность трикстера было сложно. Фенрир прошёл в комнату и лёг у ног Хель. Все они ждали, что же скажет отец.       — Мы оба лишились рассудка в тот день, — Локи заговорил громко, будто декламировал театральную роль, чтобы каждый, кто слышал эти слова, мог почувствовать его боль. — Мы остались во тьме и тишине, и только проклятая змея шипела и плевалась ядом, угрожая лишить меня зрения. Сигюн была стойкой и смелой. Она страдала молча, как и все женщины. Всё, что я от неё слышал — это речи о любви и молитвы, обращённые к мудрости Одина. Она надеялась, что Одноглазый может нас помиловать. Но я не понимал, зачем мне такая жизнь, в которой я лишён моих детей. И я вспоминал, как асгардцы повязали моего Фенрира, как превратили в волка моего Вали, как он разорвал моего Нарви. Я помнил каждый взгляд, полный отвращения, брошенный на мою Хель, и каждое мерзкое слово, сказанное о моём Йормунганде. И каждый раз, когда яд змеи падал мне на лицо и обжигал мою кожу, гнев мой становился всё сильнее. Я кричал слова проклятия и призывал Рагнарёк! Мировое Древо содрогалось от моего крика. Сигюн умоляла меня одуматься, но я был безутешен. Я чувствовал запах крови, видел очертания неподвижного тела на земле, осязал липкость кишок своей обнажённой кожей. Я выл, я рыдал, и я раз за разом убивал богов Асгарда своими словами. Да, Сигюн приходилось это слушать, хотела она или нет. Она много плакала, а затем слёзы высохли. И она больше не обращалась ко мне. И слова её стали бессмысленны. Потом замолчал и я, ибо более не видел отдушины в пустых угрозах. А потом…       Локи ходил по комнате. Он то хватался за голову, то складывал руки на груди, то бешено жестикулировал. Его зрачки были расширены, а рыжие волосы выбились из-под ленты и растрепались. Кожа его покрылась испариной, он часто и шумно дышал. Все его слова были искренними и настоящими. На столько настоящими, что становилась страшно. Хель, Нарви и Фенрир застыли на своих местах и смотрели на него, едва дыша, а меж тем трикстер даже не думал останавливаться:       — Потом пришёл Вали вместе с отрядом великанов, и я понял, что мы будем спасены или отомщены. Он не заговорил со мной, не посмотрел на меня. Все его движения были чёткими и выверенными. Он забрал тело Нарви с собой, а оставил мне надежду на лучший исход. С того момента я был спокоен. Я не знал, что сделал Вали, но почувствовал себя необычайно сильным. Не на столько, чтобы разорвать оковы, но на столько, чтобы выдержать своё заточение. Вали всегда был моим любимым сыном, ибо слишком сильно походил на меня. Я говорю это не в обиду Нарви, — Локи тепло улыбнулся сыну, а затем перевёл взгляд на Фенрира и Хель. — И уж тем более не в обиду детям Ангрбоды, которые всегда были сильными и умели постоять за себя. Но с момента появления сыновей Сигюн, таких маленьких и беззащитных, я знал, что нужен им. Я всегда любил своих детей, всех детей, больше себя самого. И всё было относительно спокойно, ровно до того момента, покуда я не узнал пророчество о Рагнарёке и о своей роли в нём. Я попытался держаться подальше от сыновей Сигюн, чтобы боги не решили использовать их в своих интересах, чтобы уязвить меня. Но что случилось в итоге? Мои уловки не сработали. Я всё потерял…       Локи упал на диван и закрыл ладонями глаза, которые уже болели и слезились. Или это были горькие слёзы от очередной потери сына? Трикстер не мог сказать. Да и не захотел бы говорить. Поток слов иссяк в нём.       Фенрир первым вышел из оцепенения. Он пробежал в соседнюю комнату, осторожно схватил зубами чёрную повязку со стола и принёс её отцу. Локи с благодарностью принял её и завязал себе глаза.       — Фенрир, идём со мной, — только и смог произнести Нарви, направляясь в прихожую. Он сказал это очень тихо, словно груз слов Локи упал на его плечи. В каком-то смысле это было так. — Возможно, Вали сейчас потерян для себя и для нас, но это не повод его не искать.       Волк вышел вслед за братом в прихожую. В тишине квартиры было слышно, как Нар обувается. Звякнули замки, а затем дверь захлопнулась и снова стало тихо.       — Вали отыщется, отец, — Хель подошла к отцу, помогла ему улечься в кровати и заботливо накрыла одеялом. — Отнюдь не всё потеряно. Даже для таких как мы.       Сперва женщине показалось, будто Локи её не слушает. Но его губы сложились в бессменную улыбку, и богиня смерти по-настоящему поверила в правдивость собственных слов.       Напрасно Нарви и Фенрир блуждали по округе до поздней ночи. Напрасно Хель ждала, сидя у окна с чашкой кофе и телефоном в руке. Вали не объявился, а его следы прикрыл свежий снег. Нар вернулся домой с видом висельника, которому отложили казнь на один день. Локи предложили поспать в гостевой спальне под присмотром Фенрира, а сам Нарви лёг в гостиной на раскладном диване, на случай, если Вали вернётся сам.       Утром, едва только занялся рассвет, Хель вышла из своей комнаты. Она плохо спала, в голове был туман, и всё тело как будто набили ватой. Женщину слегка пошатывало при ходьбе. Когда она вошла в гостиную, Нарви уже сидел на сложенном диване, одетый в джинсы. Выглядел он тоже не слишком хорошо. Его взгляд был устремлён в пол, лицо посерело, руки тряслись, как у наркомана, не получившего дозу. Увидев его состояние, Хель тут же оживилась.       — Подожди, сейчас сделаю тебе инъекцию, — опомнилась женщина и метнулась в свой кабинет, чтобы принести порцию питательного средства и шприц. Её розовый шёлковый халатик развивался за ней, как белый халат врача. Всё же, пусть образ Хельги Локдоттир ушёл, в душе Хель всё равно оставалась доктором.       После питания Нар немного пришёл в себя. Физическая слабость отступила, но он всё равно был подавлен. Он не спал почти всю ночь, мучаясь кошмарами. Нарви чувствовал неладное с самого начала. Путешествие домой стало для них нелёгким испытанием. Вали, вечный болтун, вдруг резко притих. Говорил только по делу и делал только то, что от него требовалось. Он ухаживал за отцом и братьями, но был как-то отстранён. Чтобы как-то разрядить обстановку, Нарви пришлось взять роль «заводилы» на себя, с чем он справлялся с трудом. Уже тогда стоило оградить Локи и Вали друг от друга.       — Вы освободили отца раньше срока, вот моё мнение, — произнесла Хель, присев рядом с братом и положив голову на его обнажённое плечо. — Ведь согласно пророчеству, он должен был освободиться в конце трёхгодичной зимы, а не в середине.       — Как и Фенрир, — вставил Нарви, ещё больше помрачнев. — Как и я.       — Может из-за этого мы все не в себе? — спросила женщина, словно не замечая его дурного настроения. — Из-за сорванного пророчества и мира, который катится во тьму Нифльхейма? И мы вместе с ним туда катимся, потому что Рагнарёк близится, а мы к нему не готовы.       — Отец хороший стратег, но плохой предводитель, — со вздохом отозвался Нарви. — Но придётся его принять таким, какой он есть. И восполнить его слабые стороны.       — Правда не стоило его оставлять наедине с Вали. Я всегда опасалась, что отец перегнёт палку, — произнесла Хель, вспомнив прошедший день. Её мысли скакали с одной темы на другую. — Знаешь, Нарви, когда мне казалось, что Локи нас использует, жить было куда проще. А сейчас, когда я увидела его таким уязвимым — мир будто пошатнулся. Я считала его всемогущим, похоже. Такое ощущение, что вся моя жизнь до этого была ложью. Хочется всё обернуть в шутку, но это невозможно.       — Я никогда не был близок к отцу, — признался Нарви, потерев усталые глаза через отёкшие веки. — Я даже не знаю, что и думать. Он изображал безразличие к нам для того, чтобы асгардцы не поняли, как он на самом деле любил? Действительно, похоже на шутку.       — И кто из нас мог представить такое, — протянула женщина, проведя ладонью по левой стороне своего лица. — Да о чём говорить, я много лет и подумать не могла, что кто-то вообще способен полюбить меня. Я гонялась за призраком любви. Я тянулась к Бальдру, который любил всех без разбору, но даже он при виде меня становился мрачен. Я пыталась полюбить Барнабаса, но сейчас он где-то на этажах «Хельхейма», застыл в ожидании последней битвы, и мне он безразличен. Только сейчас поняла, что вы единственные меня любили. Ты, и Вали, и отец.       — Я тоже люблю тебя, сестра, — раздался рык со стороны гостевой спальни. В дверях показался Фенрир. — Отец ещё спит. Мне кажется, пора повторить нашу прогулку и поискать Вали ещё раз.       — Да, ты прав, не время отдыхать, — вторил ему Нарви. — К тому же я волнуюсь за брата. Впервые я не знаю где он и что с ним.       — Прежде приди в себя, — строго дала указания Хель, встав на ноги и посмотрев на Нарви сверху вниз. — Если потребуется ещё одна питательная доза, я дам её тебе. Потом бери Фенрира и отправляйтесь на поиски. Вали оставил машину, а на своих двоих уйти далеко не мог. Придётся искать самым простым путём, ибо его рунные тату могут защитить его от магии.       — Вали явно не жаждет, чтобы его нашли, иначе давно бы вернулся, — вставил своё Фенрир.       Нарви напросился в ванную Хель, чтобы не будить отца. Ему хотелось смыть с себя остатки усталости и подготовиться к долгой прогулке. Нар решил, что приведёт брата домой, чего бы ему это не стоило.       Вали тоже не спал всю ночь. Он бродил по городу в одиночестве, пил кофе в ночных кафе, перекидывая мрачные мысли из пустого в порожнее. Он сам не заметил, как вышел за пределы города. Поймав попутку, он попросил незнакомца вывезти его к морю. За несколько купюр, что нашлись у Вали в кармане, водитель с радостью подкинул его до доков. Вал вышел к морю с того самого причала, с которого Нарви когда-то нырнул в ледяную воду, чтобы пообщаться с Мировым Змеем.       Вали прогулялся вдоль воды, а затем, поплотнее закутавшись в тёплую парку, устроился на берегу, сев на валуны. Он встретил там серый холодный рассвет. Влажный солёный воздух немного прочистил его мозг. Гнев Вала уже остыл, но он не представлял, как сможет вернуться домой и посмотреть в глаза отцу. Печаль по матери была слишком сильной, чтобы он мог простить трикстеру его прегрешения. Но с другой стороны, Локи в каком-то смысле имел право на то, чтобы быть озлобленным. Асгардские боги не слишком хорошо с ним обходились, а месть за Бальдра оказалась излишне жестока и несправедлива.       Вали очень много думал об отце и старался припомнить ночь казни на сколько это возможно.       Вал стоит рядом с братом Нарви и держит его за руку, чтобы не трястись от страха, как сопливый мальчишка. Он уже считается мужчиной, но так страшно, как в этот раз, ему никогда не бывало. Чуть поодаль от сыновей стоит Сигюн. Она едва заметно дрожит, но крепко держит в руках широкую глиняную миску. Все они легко одеты, а здесь, глубоко внизу, очень холодно. Их вывезли из Асгарда насильно и даже не сказали зачем.       Боги что-то говорили про их отца. Но Вали давно его не видел. С тех пор, как Локи убил Бальдра, а затем устроил скандал на осеннем пиру, сыновья и жена его не видели и не знали, где он пребывал.       Они стояли под стражей остальных богов, ожидая неизвестно чего. Но всё стало куда яснее, когда привели отца, мокрого и обнажённого, опутанного в какую-то сеть. Он был спокоен, даже весел немного, не смотря на свой постыдный вид. Даже когда Тор выбивал в трёх огромных валунах дыры и ставил их на ребро один к другому, словно доказывая величину своей силы, ни один мускул на лице Локи не дрогнул.       Трикстер потерял своё самообладание немного позже, когда боги вывели вперёд Вали, расцепив их с братом руки. Последнее, что видел Вал — это испуганный взгляд бога обмана и его дрожащие губы.       Вали открыл глаза. Перед ним, сколько видел глаз, была серо-голубая вода, рябая от ветра. Мужчина вскочил на ноги, едва не подскользнувшись на камнях и вгляделся в воду. Может быть ему показалась, но тёмная тень мелькнула где-то там, под толщей воды. Или это было отражение серых густых облаков, скользящих в небе?       — Йормунганд, это ты?! — выкрикнул Вали, смотря на море.       Столь ясные картины из прошлого мог послать ему лишь его молчаливый брат. Но на свой вопрос Вал не получил даже мысленного ответа.       А затем море всколыхнулось. Поднялась волна высотой с дом. Вали даже не успел испугаться, а волна уже обрушилась на берег и забрала его с собой. Толща воды поглотила мужчину, как хищный зверь. Мир вращался вокруг него в серо-зелёной мгле. Он абсолютно потерял ориентацию и только всполохи света с одной стороны указывали, что поверхность там. Но толку от осознания этого факта было немного. Вода казалась такой густой и не давала Вали всплыть. А меж тем приходило осознание, что запас воздуха в его лёгких не безграничен. Да, он был богом и владел магией, но начертить рисунок под водой или достать плашечку с руной было не возможно, а наличие божественной крови отнюдь не было гарантом непотопляемости. Он же не Ньёрд в конце концов.       Вали опускался всё ниже и ниже. Возможно, он уже дрейфовал у самого дна. Сказать было сложно. Руки не слушались его, глаза закрывались. Ему вдруг вспомнились слова отца: «Хочешь называй себя Вальтером Локсоном. Хочешь живи в Мидгарде с братом и сестрой. Однако тогда ты погибнешь бесславно, как погибнут все девять миров»!       А ведь каким безумным ни был Локи, в этот раз он оказался прав. Сейчас Вали именно погибает, глупо и бесславно. Разве об этом он мечтал? Разве так хотел завершить свою жизнь? Ещё в детстве, когда он и Нарви дрались на деревянных кинжалах, потому что настоящее оружие им никто не доверял, они мечтали умереть в бою. Асгардцы верили в то, что смерть должна быть достойна их, а не наоборот. Это и отличало богов от слабых людей.       Сверкающие пузырьки взвились ввысь. Вали сжал губы так сильно, как только мог, но воздух выходил через нос. Неприятно сдавило грудь. Пальцы немели от холода. Удивительно, как Вал мог забыть, что сейчас зима. Последняя зима, вечная. Предвестник всеобщей гибели. Вероятно, Вали не суждено дожить до финальной битвы. Сын злился на отца за то, что тот внушил ему свою мораль, но сейчас он понимал, что всё было совсем не так. Мысль о том, что путь к Рагнарёку единственный верный, пришла к нему давно. В тот самый момент, когда Вали бежал из той пещеры в облике рыжего волка…       Вал открыл глаза. Он должен бороться. Не для того он прошёл свой длинный путь, чтобы сгинуть в воде. Но сил не было. Руки и ноги не слушались. Вали открыл рот и беззвучно закричал, выпуская на волю миллион пузырьков спасительного кислорода.       Его крик был услышан. Чёрная длинная тень скользнула под ним и Вали почувствовал, как незримая, но могучая сила толкает его на поверхность. На одну секунду перед финальным толчком напротив Вали оказался огромный оранжевый глаз с узким зрачком, а затем сын Локи выпал на берег, ударившись о камни.       Со стоном Вали наблюдал, как опадает волна, вызванная Йормунгандом. Изо рта мужчины текла вода. Вал перевернулся на живот и его обильно вырвало водой, затем желчью. Он чувствовал себя слабым и одновременно переродившимся. Он был новой версией себя. Мокрый и беспомощный, как младенец. Вал лёг на холодную мокрую гальку, прижался к ней щекой и закрыл глаза. Он не знал, что ему делать дальше, ибо слишком ослабел после такого купания. Быть может, если ему удастся поспать, ответы придут.       — Ну, ну, — вдруг раздался над его головой хриплый шёпот, похожий на рык, и что-то тёплое и мягкое ткнулось ему в лицо. — Нарви, сюда, я нашёл его!       Вали почти не помнил тот отрезок времени, когда Нарви и Фенрир тащили его домой. Ему было очень хорошо, когда Нар прижал его к себе. Вроде они погрузили его в фургон и Фенрир лежал рядом, согревая своим теплом, но наверняка сказать было сложно. Дома сестра и братья крутились возле него, стягивая мокрую одежду, как с куклы, а затем вытирая кожу и волосы от влаги. Как только Вали оказался в кровати голым, то тут же потерял сознание.       Сквозь дрёму до Вали доносились голоса. Хель и Нарви перешёптывались на кухне, будто он их не слышал. Более того, Вал не сомневался, что и отец их слышал. Вот только трикстера такие вещи мало волновали, а Валу было стыдно, словно это он виноват в случившейся размолвке.       Когда Вали проснулся, была глубокая ночь. Он лежал на диване в гостиной под горой одеял. Ни брата, ни Фенрира, ни тем более Локи рядом не оказалось. Почувствовав жуткую сухость во рту, Вал вылез из постели, закутался в одеяло и тихо вышел на кухню. Двери в обе спальни были приоткрыты, но Вали не решился кого-нибудь будить.       Вал вскипятил себе чайник и заварил ароматного травяного чаю. Он сел за стол и долго пил обжигающий напиток маленькими глотками. Бледный свет луны прорывался в окно столовой, и Вали завороженно смотрел на небесное светило. Мужчина уже почти задремал снова, но его разбудило чужое вмешательство. Напротив Вали за стол сел Локи. На нём были только пижамные штаны непонятного цвета, а взлохмаченные волосы беспорядочно разметались по плечам. Но в каком бы облике не представал Локи, он всегда был обворожителен.       — Я не в настроении, отец, — пробормотал Вал, хотя это предостережение вряд ли прозвучало уверенно.       — А я думаю нам самое время поболтать, — произнёс трикстер заговорщицким шёпотом. — Мёд поэзии развязывает язык. И нам пришло время поговорить как отцу и сыну.       Локи поставил на стол большую объёмную бутылку из тёмного стекла. Судя по стуку, с которым она встала на столешницу, бутыль была полна до горла.       — Откуда у тебя мёд поэзии? — спросил Вал недоверчиво. Достать его было невозможно, но ведь его отец сам Локи, который не уступал по хитрости своему побратиму Одину.       — Я шучу, — с улыбкой сказал бог обмана, вертя в руках бутылку. — Это не мёд поэзии, а обычная медовуха. Нарви достал её по моей просьбе у какого-то медовара по имени Бар. Может это родственник нашего Одноглазого?       Вали рассмеялся. Спасибо, что Нар не покупал медовуху у «торговца» с нелепым именем Супермаркет.       — Ну вот, тебе уже весело, — Локи подмигнул сыну и подтолкнул к нему бутылку. — Я не хочу, чтобы ты печалился или злился на меня.       — Я думал, что тебе безразлично, что я чувствую, — Вали всё же решил не отказываться. Отец не стал бы ему вредить, а потому мужчина взял бутылку и пригубил напиток. Медовуха была некрепкой, в ней почти не чувствовался алкоголь, зато отчётливо можно было ощутить вкус северных ягод.       — Ты плохо меня знаешь, — произнёс Локи, и было заметно, что эти слова даются ему с трудом. — И это тоже моё упущение. Близится Рагнарёк. Миры погибнут, и, как гласит пророчество, мы все умрём. Самое время сплотиться и стать семьёй, пока у нас ещё есть время.       — Но ты ведь знал, — протянул Вали, передавая бутылку отцу, — знал это чёртово пророчество и всё равно последовал ему?       — Ведь ты знаешь, для чего нужен Рагнарёк, знаешь не хуже меня, — трикстер отпил из бутылки, а затем продолжил. — И кто, если не я, устроит его. Кто, если не я? Я, подобно нашему мудрому Всеотцу Одину, принёс себя в жертву во имя благой цели. Единственное, чего я не хотел — ваших страданий. Я не знал, но догадывался, что они используют семейные узы в качестве моих цепей.       Вали взял бутылку и сделал большой глоток. С трудом сглотнув мёд, Вал выдал то, о чём думал со вчерашнего вечера:       — Не пытайся убедить меня сейчас, что всё это время мы были тебе не безразличны. Да ты понятие не имел, что мы чувствовали!       Вали сказал это слишком громко, а затем резко притих. Но даже если Хель, Нарви или Фенрир услышали его, то не спешили прийти и выяснить, в чём дело. Локи похихикал над сыном, затем выпил медовухи и продолжил диалог.       — Ты так считаешь? Вали, сын мой, я никогда не думал, что скажу это тебе, — Локи сделал ударение на последнее слово. — Ты ужасно недальновиден. Я держался от вас подальше не потому, что вы были мне совершенно безразличны. Я уже тогда предвидел, что вы будете расплачиваться за мои грехи, если асгардцы поймут, как вы мне дороги. Но вы упрямо тянулись ко мне. И что из этого вышло?       — Ты бог лжи и назови хоть одну причину, почему я должен тебе верить? — Вали выдернул руку из-под одеяла и ткнул пальцем в отца, но на приличное обвинение у него уже не хватало сил. Покрывало скользнуло с его плеча, и Вал поспешно завязал его на подобие туники. Он уже забыл, что ведёт дискуссию обнажённым.       — Просто посмотри на меня сейчас и вспомни, каким я был, — произнёс Локи, налегая на столешницу, чтобы быть ближе к сыну. — Асгардские боги не уязвляли меня так, как ты. В тот день, когда Брокк зашил мне рот, а Тор при этом держал меня крепко, чтобы я не вырывался, все смеялись надо мной, даже Один, мой побратим. Но я не чувствовал себя так паршиво, как в момент твоего ухода вчера вечером. Нарви и Хель не спали всю ночь. А я лишь притворился спящим. Думаешь я не переживал за тебя? Я успокоился только тогда, когда смог связаться с Йормунгандом, и тот обещал позаботиться о тебе.       — Спихнуть меня в ледяную воду, едва не утопив — это его забота? — спросил Вали удивлённо и выпил ещё одну порцию мёда.       — Иногда побывать на грани смерти — это лучшая встряска, — заметил Локи, принимая у сына бутыль.       — Ты знаешь это не по наслышке, — сказал Вал. Он осознавал, что мог быть не прав перед отцом, но не был готов сказать это вслух.       Лёд между ними постепенно таял. За окном разразился буран, затмив свет луны, но между сыном и отцом внезапно стало тепло, что они не замечали понижения температуры.       — Вали, ты мой любимый сын, и я смотрел твоими глазами на мир не потому что пытался впихнуть в твою голову свои мысли, а потому, что я хотел быть рядом с тобой, — язык Локи слегка заплетался. Он всегда быстро пьянел, и часто это становилось причиной неприятностей трикстера. Сегодня был не тот случай. — Вали, может быть, я вёл себя как плохой отец, но сказать, что я вас не любил — оскорбление для меня. То, что мы мыслим одинаково — это промысел судьбы. Но судьба коварна, и я не по своему выбору стал причастен к концу света. К тому же, даже если б я захотел, то не смог бы его остановить. Я делился этим с Сигюн, но она уже не слышала меня. Да она бы и не поняла. А я слишком поздно узрел твоими глазами живого Нарви, чтобы поделиться с ней надеждой на наше воссоединение.       — Судьба не решает всё на свете, — Вали одновременно и понимал отца, и не мог полностью согласиться с ним. — Многое определяет наш выбор. Ты ведь хотел начать Рагнарёк и убил Бальдра для этого. Или ты будешь отрицать это?       — Отрицать я более ничего не собираюсь, — пообещал Локи и поспешил объясниться. — Однако ты всё понимаешь по-своему. Убийство Бальдра, разумеется, было мной спланировано, но не для того, чтобы дать толчок к началу конца. Я убил Бальдра не для того, чтобы уничтожить его самого, но только его кончина могла подорвать дух асгардцев.       — Что ж, тебе это удалось, — Вал выпил ещё мёда, чтобы не сболтнуть лишнего.       — Но ты думаешь, что я распланировал всю свою жизнь, так? — спросил Локи с иронией. — Я, по большей части, действовал по наитию. Результат одних деяний приводил к злу, результат других — к благу. Так или иначе, за счёт меня, асгардские боги, включая Тора Громовержца и Одина Всеотца, получили очень многое. И в определённый момент своей жизни, а это было после того, как я выяснил пророчество, я начал замечать, что мои поступки всё более вредоносны. И когда у меня появилась идея, а не убить ли в самом деле нашего солнценосного мальчика, чтобы он более не плакался о своих дурных снах, я понял, к чему это приведёт. И мне это понравилось. Я на самом деле устал быть изгоем в том мире, в который привёл меня Один. Иногда я проклинал тот день, когда мы с Одноглазым побратались на крови. Но даже тогда Рагнарёк казался мне чем-то далёким и чем-то весьма нереальным. Я думал, что это будет очередной проказой, не воспринимал его серьёзно. Заставили меня поменять решение сами Асгардцы. Когда меня вели в ту пещеру, я даже не сопротивлялся особо. Я догадался, к чему всё идёт, и меня мало волновала моя участь. Я предполагал, что меня скуют в цепи, как Фенрира, и оставят там. Но, к сожалению, всё пошло не так. Когда меня привели в пещеру, и я увидел вас и Сигюн, уверенность моя пошатнулась. Может быть, ты не видел, ибо был напуган, но в моих глазах, если б ты встретился с ними хоть раз, ты бы уловил не меньший страх. Я не хотел, чтобы вам причиняли вред. Я старался казаться спокойным, чтобы не доставлять удовольствия вашим палачам. Но когда тебя превратили в волка и ты растерзал Нарви, моё сердце едва не остановилось. Можешь не верить мне — это твоё право. Но когда ты сбежал, а асгардские боги, довольные своим судом, удалились, оставив мне на прощание змею, плюющуюся ядом, и верную жену, которая будет меня от этого яда ограждать, крик мой содрогнул горы, отнюдь не от того, что яд обжог мне лицо. Снова и снова я звал вас по именам. И, наконец, ты пришёл. Как же я был счастлив тогда…       Из глаз Вали брызнули слёзы. То, о чём говорил Локи было правдой. Их воспоминания совпали, а значит, трикстер не лгал. Стена между сыном и отцом была сломана. После этого Вали и Локи беседовали до рассвета. Даже когда медовуха уже кончилась, они всё говорили и говорили, будто действительно испили мёда поэзии. Возможно, это была сила внушения трикстера.       На рассвете, когда солнце взошло и озарило столовую через большое окно, Вали завязал Локи глаза. Локи улыбнулся сыну очень тепло. Поддавшись внезапному порыву, Вал обнял отца, крепко, как только мог. Локи сперва стоял как оглушённый, а затем обнял сына в ответ. И ни один из них не слышал и не чувствовал, как другой плачет, ибо каждый думал, что содрогается от собственных рыданий.