Артек

Мытарства Юри в отряде закончились, когда Виктор Андреевич наконец додумался отвести его в центр дополнительного образования и детского творчества. Юри не был уверен, что сможет выбрать себе что-нибудь по душе без должного знания русского языка, но его опасения оказались напрасными. Можно было зайти в любую дверь и посмотреть, чем там занимаются, или просто посидеть и отдохнуть на уютных мягких диванчиках в прохладных коридорах, побренчать на стоявшем в углу пианино. Чего здесь только не было: медиа-студия, гончарная мастерская, студия печатной графики, кружок римской мозаики, драмкружок, судомодельный и авиамодельный кружки, кружок мягкой игрушки и студия, где мастерили поделки из подручных и подножных материалов (шишки, ракушки, жёлуди, хвоя), и многое другое… В центре царила спокойная дружественная атмосфера. Ведь здесь собрались люди, увлеченные общим делом. Юри почувствовал, что ему здесь хорошо, потому что его никто не задирал и не требовал всюду ходить строем. Кроме того, сюда разрешалось приходить в любое время, кроме обеденного и тихого часа, который тут почему-то называли абсолютом, и сидеть, сколько душе угодно. Душе Юри было угодно сидеть тут почти всё время, и вскоре он пожалел, что не очутился здесь раньше и потратил столько времени на хандру, когда можно было вместо этого заняться чем-то полезным и интересным. Он решил не останавливаться на том, что уже умеет, и научиться чему-то новому. Новым с элементами старого оказалась студия печатной графики, где парни и девчата своими руками создавали книжки-раскладушки с рисунками и небольшим количеством текста, чем-то похожие на японские додзиниси. Преподаватель объяснил Юри, что всё, что воспитанники сделают в «Артеке», они могут увезти с собой домой или подарить обретенным здесь друзьям. Юри вознамерился сделать подарок для любимого вожатого, но пока не представлял, какой именно, поэтому поначалу просто изучал технику рисунка под руководством преподавателя и практиковался на небольших картинках. Новому увлечению он отдался со свойственными ему трудолюбием и усидчивостью, стоившей ему ухудшения зрения в средней школе, и часто засиживался в центре допоздна, забывая о времени. Однажды Юри даже опоздал вернуться в корпус к отбою, и Виктор Андреевич пришёл за ним. Юри торопливо спрятал рисунок с силуэтами двух парней, сидевших на скале на фоне моря, и извинился. — Ничего, ты не один сегодня такой, — успокоил его вожатый. — Нам нужно ещё Алтына, который готовится к конкурсу диджеев, из студии звукозаписи забрать и Плисецкого, который таскается туда с ним в качестве группы поддержки. Они шли по опустевшим полутёмным коридорам, и Юри внезапно захотелось, чтобы Юры и Отабека не оказалось в студии, и они с Виктором смогли бы ещё немного побыть наедине. Было так глупо и банально влюбиться в вожатого, который на несколько лет старше и считает тебя ребенком, но Юри уже вляпался по уши, и было поздно убеждать себя, что Виктор нравится ему только как человек. В студии звукозаписи было темно, на выключенном пульте лежали наушники, а Отабек с Юрой — на полу без футболок, целуясь взасос. Юри просто офонарел от открывшейся в полосе падающего из коридора света картины. — Плисецкий, Алтын, вы не вернулись в корпус к отбою. Если вас не будет в кроватях к половине одиннадцатого, то после проверки старшие вожатые вклеят мне, а я вклею вам, и, поверьте, это будет не фотография в альбом, — сказал Виктор и вернулся в коридор, закрывая за собой дверь. — И вы ничего им больше не скажете? — не выдержал Юри. — Об аморальности и недопустимости подобного поведения в лагере? — грустно усмехнулся Виктор Андреевич. — Если молодому человеку в таком возрасте что-либо запретить, то он сразу же примется срывать все запретные плоды в радиусе досягаемости. А так, может быть, эти оболтусы задумаются, что на моём месте мог сейчас оказаться не столь толерантный человек, и происшествие получило бы огласку со всеми вытекающими последствиями в виде общественного порицания и писем родителям. Это заявление стало для Юри полной неожиданностью. Может быть, в таком случае, Виктор нормально воспримет и его любовь? Нет, не может. Юри никогда не решится на подобное признание. Да и зачем она Виктору? Небось длинноногие красотки гроздями на него вешаются. Через пару минут в коридор вывалились пунцовый Отабек и злой, как тысяча чертей, Юрий. Всю дорогу Юри предавался размышлениям, в результате которых проникся к Юрию сочувствием, как к товарищу по несчастью. Виктор тоже не проронил ни слова. Отабек с непроницаемым видом смотрел в сторону моря. Плисецкий уткнулся в телефон, делая вид, что отвечает на сообщения. И как только не грохнулся, не глядя себе под ноги? Лагерь располагался на пересечённой местности, и Юри даже днём умудрялся спотыкаться о многочисленные камушки, то и дело попадавшиеся ему под ноги. В корпусе Юри торопливо разделся и, не чистя зубы, юркнул под одеяло. Юрка плюхнулся на кровать, не раздеваясь, и сунул в уши наушники, даже не пытаясь делать вид, что спит. Это он зря. Обычно после того, как проходила проверка, закрывали дверь, и можно было потом хоть твист танцевать. А вот если заметят, что кто-то не спит, то обязательно отчитают и снова заглянут, и, прощай тогда надежда почитать с телефона.