ColorFull: Homecoming

      Гэбриэль была странным ребёнком. Слишком тихая, слишком скромная, слишком послушная… С самого рождения в ней было слишком много «слишком», и никто не знал причин этому. Никто, кроме неё самой.       Очнувшись в своём новом теле в утробе матери, она с удивлением осознала, что помнит большую часть своей прошлой жизни как колорфулла.       Ей, конечно, не то, чтобы было что вспомнить: вся её память о тех временах составляла бесконечные бои и разговоры о тактике, а если не их, то ужасно скучные отчёты об итогах проведённых операций. Смерть и уныние – всё, чем являлись её будни. Однако были и вещи другого толка. Приятные воспоминания о молодости, проведённой с друзьями, о брате, кода тот ещё не окончательно поехал на мести, об одиноком дереве, росшем неподалёку от дома их семьи…       Гэбриэль помнила, как пряталась в его корнях, ещё будучи малюткой-ангелом, пытаясь скрыться от ужасов Странногеддона. Помнила и то, как повзрослев, в особо тяжёлые времена возвращалась к нему и подолгу сидела на его ветвях, глядя в кромешно-чёрное небо над головой.       Дерево было её убежищем. Её тихой гаванью. Но его больше не было, и теперь её домом стало уже другое место.       Человеческий мир довольно сильно отличался от Эдема – её планеты: растения здесь имели зелёную листву и яркие цветы, небо менялось в зависимости от времени суток, и ночью в его бездонной глубине можно было увидеть слабое мерцание звёзд. И пусть его сильно перебивало сияние городских фонарей и вывесок, Гэб всё равно могла увидеть их, что немало будоражило её ум.       Люди тоже отличались от её прошлой расы – это были двуполые создания, имеющие чёткую форму, кожу, органы, кости и кровь, а продолжительность их жизни в сравнении с колорфулльской и вовсе казалась мгновением. Особенно для бывшего серафима.       Впрочем, это было хорошо, даже очень хорошо! Так Гэбриэль могла более не беспокоиться о последствиях своих решений, ведь смерть придёт к ней раньше, чем она вообще успеет начать переживать о чём-либо.       Новая жизнь манила её перспективами, и, чёрт возьми, она была готова ими воспользоваться!       Вот только у Вселенной были немного другие планы.       Новой семьёй Гэбриэль стала счастливая пара из разряда тех немногих, которые сходятся в школе или колледже и по каким-то совершенно волшебным причинам не разводятся спустя года три.       Амелия и Джейсон Ли любили друг друга до глубины души, почти не ругались и вели спокойную, размеренную жизнь на окраинах Нью-Йорка. Они не были богаты, но и не жаловались на бедность. Единственным, чего им не хватало для большего счастья, были дети.       Они были женаты уже почти восемь лет, однако ни одна из попыток обзавестись ребёнком не увенчалась успехом. Ни естественное, ни искусственное зачатие не давало плодов, попытки усыновления также оканчивались отказом. Но когда Джейсон и Амелия уже почти смирились с их бедой… случилось чудо.       Будто услышав их отчаянные мольбы, Бог подарил им ребёнка. Девочку с неестественно яркими зелёными глазами, сверкавшими словно два изумруда, и блестящими золотисто-русыми волосами, казалось, светившимися изнутри. Но хотя странности в их чаде удивляли пару, Амелия и Джейсон полюбили дочь всем своим сердцем, и Гэб была готова полюбить их в ответ.       Однако прошло несколько месяцев, и в один день отец Гэбриэль не вернулся домой, а спустя пару дней его тело нашли в одном из переулков неподалёку.       Амелия горько рыдала, оплакивая любимого мужа, но человек – создание непостоянное, и лишь год спустя она нашла утешение в объятьях другого, а по прошествии ещё двух лет отношений, они поженились.       Поначалу всё было хорошо. Новый отец был дружелюбным и приветливым мужчиной, души не чаявшим в малышке Гэб. С женой он тоже был нежен, никогда ей не грубил и вёл себя крайне уважительно.       У него была успешная карьера, куча друзей разного толка и клёвая машина. Но человек – создание лживое, и даже за самым красивым фасадом может скрываться бездонная пропасть, полная ужасных мыслей и отвратительных желаний.       Всё началось, когда компания, в которой работал Боб Томпсон – так, кажется, его звали – развалилась.       Боб долго искал новую работу, спрашивал друзей, но ему всё время как-то не везло: то должность занимали быстрее, чем он даже пробовал позвонить, то предложенная друзьями вакансия ему не подходила, то на понравившееся место брали кого-то моложе, симпатичней и женщину. Его это невероятно злило, а так как поделать с этим было ничего нельзя, первыми, на ком он начал срывать гнев, стали жена и падчерица.       Их квартира быстро заполнилась криками и звоном бьющейся посуды. Не проходило ни дня, чтобы «родители» не грызлись друг с другом. Гэбриэль раздражало это, но она прекрасно понимала, что, будучи ещё малышкой, не сможет ничего изменить.       Прошла ещё пара лет, зеленоглазой исполнилось шесть, и в очередной день Амелия исчезла.       Никто не знал, что случилось: убили её или же она сама, бросив дочь, сбежала от мужа, изводившего её. Однако факт оставался фактом – она пропала, и никто никогда больше не видел её.       Боб винил себя в случившемся. Он много переживал и даже пытался искать жену, но шли годы, Гэб росла, и её отчим впал в отчаяние.       Не зная, что делать, он всё чаще топил своё чувство вины в алкоголе, а неспособность отыскать работу пытался замять не самыми законными вариантами быстрого заработка. Гэбриэль знала обо всём этом и не могла осуждать его – все совершают ошибки, но годы шли, она росла, и странности в её поведении всё больше пугали окружающих.       Понемногу люди вокруг всё чаще начали замечать, что «малютка Гэбби» была до невозможности рассудительна и хладнокровна для своего возраста, и что частенько её лицо едва ли отображало хоть сотую долю обычных человеческих детских эмоций. И если к необычному цвету волос и глаз можно было привыкнуть, то к жуткому поведению девочки, будто выбравшейся из очередного фильма ужасов, – было нереально.       К несчастью для Гэбриэль, одним из тех, кого смущали её «особенности», был Боб. Почти не трезвевший, наблюдая за падчерицей, он всё чаще ловил себя на тревожных мыслях о её происхождении.       Амелия не любила рассказывать о погибшем муже, поэтому Бобу Томпсону было попросту неизвестно, когда и почему тот умер. Незнание, смешанное со спиртом в крови, было отличным кормом даже для самых безумных фантазий, включавших в себя кровавые жертвы древним богам и молитвы в церкви Сатаны, и вскоре сам образ девочки с необычно яркими зелёными глазами начал вызывать у него отторжение.       Гэб была в курсе, что деньги, на которые они с отчимом жили, брались незаконным путём. Боб тоже знал, что ей это известно.       Именно поэтому в тот день, когда аккуратно спрятанные за шкаф пачки зелёных купюр бесследно исчезли, пьяный мозг отчима-параноика первым делом заподозрил в пропаже юркие ручки странной падчерицы. А когда в их квартиру вломилась полиция наперевес со знакомым свёртком, мужчина, давно опустившийся на самое дно социальной лестницы, и вовсе рассвирепел.       Лишь вернувшись домой из участка, откуда он выбрался не иначе как чудом, Боб Томпсон направился на поиски Гэбриэль и очень скоро нашёл её в своей спальне, где одиннадцатилетняя увлечённо искала что-то под кроватью.       Мужчина зло скрипнул зубами и вошёл в комнату, звучно хлопнув дверью. Зеленоглазая слабо вздрогнула и, высунувшись из-под предмета интерьера, скептически покосилась на него. Он часто был раздражённым – последствия постоянного похмелья, – так что для девочки в его настроении не было ничего необычного.       Гэб спокойно поднялась на ноги и натянула милую улыбку, отображавшую её безобидность для опекуна. Она прекрасно понимала, что её неспособность показывать эмоции, как нормальные дети, нервировала его, и искренне старалась хоть как-то сгладить это, учась подражать людям вокруг. Не помогало.       Боб молча двинулся к ней, что не могло не вызвать у бывшей военной опасений. Различать угрозу она научилась ещё в прошлой жизни, и в этот момент звериные движения отчима буквально сквозили ей. Однако что-то ей подсказывало, что попытки сбежать не приведут ни к чему хорошему, поэтому даже когда мужчина подошёл к ней, грубо схватив за плечо, она не сдвинулась с места, лишь продолжая внимательно наблюдать за сменой выражения на его лице.       — Это ведь была ты, да? – выплюнул Томпсон, тряхнув её. – Я тебя спрашиваю, ты, девчонка!       — О чём ты? – искренне удивилась она, за что мгновенно заработала хлёсткий удар по лицу.       Гэбриэль тут же схватилась за собственную щёку, зашипев. Эта реакция была куда естественнее её попыток изобразить нормальную человеческую мимику, что невольно вызвало у Боба удовлетворение. Наконец-то эта мелкая соплячка была похожа на живого ребёнка, а не на грёбаного андроида с хреновым ИИ!       — Я спросил тебя: это ты рассказала копам о деньгах?! – закричал он, но в ответ получил только непонимающий взгляд. – Деньги, черти тебя дери! Те, из-за шкафа!       — О… эти деньги, – протянула зеленоглазая, сообразив, о чём он. – Я никому не говорила о них, не понимаю, как кто-нибудь мог узнать. Может, это был кто-то из твоих друзей, пап?       Опекун дёрнулся от её обращения. С тех самых пор, как он стал замечать в поведении бывшего серафима пугающие знаки, ему становилось неуютно каждый раз, когда Гэб звала его «папой». Зловещая маленькая девочка, звавшая его отцом – явно не предмет его мечтаний, и от этого пресловутого «пап», прозвучавшего сейчас, по его спине побежали мурашки.       Она была слишком умной для десятилетки! Слишком рассудительной и спокойной! Особенно после того, как он, блин, ударил её по лицу! Это не просто бесило, это, чёрт возьми, пугало!       А как пропитанный спиртом мозг справляется с тем, что его пугает?       Конечно же бьёт.       Когда на Гэбриэль обрушились болезненные удары, она могла лишь тихо радоваться тому, что её тело было куда как более стойким, чем у обычных людей. Она слабее чувствовала боль, её кости были крепче, органы плотнее, и заживало на ней всё куда быстрее. Будь на её месте обычный ребёнок – он был бы уже мёртв, и какой бы ужасной ни была подобная мысль, это было правдой.       Гэб не кричала и даже не скулила, что раздражало Боба сильнее. Очень скоро ему надоело обычное избиение «куклы», и в голову пьяницы пришла идея поинтереснее.       Мужчина поднялся на ноги и прошёл к своему шкафу, раскрывая давно покосившиеся дверцы и принявшись что-то тщательно разыскивать. Найдя искомое, он вновь повернулся к зеленоглазой, сжимая предмет в руках. Лишь по одному его взгляду она могла ощутить, что дело обретает дурной оборот.       — Пожалуйста, нет! – пискнула девочка, отползая подальше от угрозы в лице обезумевшего отчима.       — Нет? – коротко усмехнулся опекун и направился к падчерице, сжимая в руках широкий кожаный ремень. – Ты смеешь мне указывать, соплячка?!       Чувствуя надвигающуюся опасность, Гэбриэль поспешила подняться на ноги, однако единственный путь к выходу из комнаты был загорожен тушей толстого пьянчуги. Боб неминуемо приближался к ней, но вариантов спасения для ребёнка было немного.       — Папа, пожалуйста… – пятясь, шепчет она, пытаясь надавить на жалость испуганным видом и ласковым обращением, но на звереющего Томпсона это подействовало скорее обратным образом.       — Не «папкай» мне тут! – взревел он. – Готов поспорить, этот ублюдок сдох ещё до твоего рождения, маленькая тварь! Никогда я твоим отцом не был и не собирался стать!       — Н-но ведь…       — Повисла со своей шлюхой-матерью на моей шее, создаёшь проблемы! Признавайся, это ведь ты сказала копам про те деньги!       Внутри Гэб вскипело негодование. Она ведь ясно сказала, что ничего никому не говорила, и что она не в курсе, как кто-то мог узнать о накоплениях опекуна! А теперь он ещё и оскорблял её кровных родителей из этой жизни! Тем не менее, выживание в сложившейся ситуации требовало беспрекословного подчинения и покорности. Девочке было необходимо притвориться как можно более белой и пушистой перед поехавшим.       Несмотря на внутреннее унижение, она была обязана сыграть свою роль как можно лучше. И Гэбриэль сделала это, задушив гнев и выдавив на лице самый что ни на есть искренний испуг и непонимание. Нервно сжав подол платья – действие, которое можно было трактовать и как покорность, и как угрозу, – она посмотрела на мужчину наполненными слезами изумрудными глазами.       — П-папа… – всхлипнула она едва слышно.       Боб замер на месте, ошарашенно глядя на девчонку, ещё мгновение назад похожую, скорее, на бездушную марионетку. Робота. Однако теперь… теперь всё было по-другому.       В его животе разлилось странное, омерзительное желание, мгновенно отобразившееся во взгляде пьяницы, и инстинкты Гэб тут же забили тревогу. Она знала – время бежать, и её не нужно было уговаривать дважды.       Как жаль, что детское тело не способно тягаться со взрослым.       Попытавшись обогнуть препятствие в лице отчима, Гэбриэль, схваченная за волосы, мгновенно оказалась лицом в стене. В голове зазвенело от внезапного удара, а в глазах поплыло.       — А-ха-ха-ха-ха! Куда это ты пытаешься убежать?! Ну ничего, я покажу тебе, что происходит с теми, кто не держит язык за зубами! – расхохотался Боб, таща дезориентированную девочку к кровати.       — Я ничего никому не говорила! – рыдала зеленоглазая, пытаясь вырваться. – Пожалуйста, хватит!       — Заткнись, мелюзга! Твои визги меня раздражают!       Последующие несколько часов для Гэбриэль запомнились самым что ни на есть кошмаром. Боль, отвращение, обида и унижение сплелись в ней в прочный узел, навсегда обрубив в бывшем серафиме любое желание связываться с кожаными мешками и породив в ней глубокий страх ко всем мужчинам.       События этого дня преследовали её в страшных снах ещё очень долго. Она больше не говорила, а волосы её навсегда обрели тёмный оттенок. Все её грёзы о лёгкой и счастливой жизни как человека пошли коту под хвост. Она больше не испытывала жалости к Бобу Томпсону и даже не пыталась его понять. Единственное, о чём думала девочка теперь – вопрос выживания. И первым, что было ей необходимо ради достижения этой цели, стало ничто иное, как избавление.       Избавление от мусора, разрушающего её жизнь.       Гэб была умным и рассудительным существом, но также она являлась хладнокровной убийцей, имевшей тысячелетний опыт за своей спиной. Ей ничего не стоило подстроить несчастный случай с кем-нибудь, и единственная причина, по которой одиннадцатилетняя всё ещё не сделала этого, состояла лишь в том, что никто пока не угрожал её внутреннему спокойствию своим существованием.       Буквально один лёгкий толчок с лестницы – и Боб Томпсон исчез из её жизни. Свёрнутая шея и множественные переломы, вызвавшие внутреннее кровотечение, быстро решили проблему, а хорошая актёрская игра позволила остаться девочке вне подозрений.       Полиция сочла произошедшее случайностью. Соседи причитали о жестоких играх судьбы. Никто и не подумал о том, что плачущий навзрыд ребёнок может быть истинным виновником произошедшего.       Так Гэбриэль, обретя статус «сироты с печальной судьбой», оказалась в детском доме. И хотя она знала, что приют не сулит ей ничего хорошего – всё было лучше жизни с отчимом-алкоголиком.       Зеленоглазая молча смотрела на утопающий в тумане пейзаж за окном, сидя в старенькой машине работницы социальной службы. Та, явно чувствуя себя неловко, всё время болтала на отвлечённые темы, которые, по её мнению, могли бы быть интересны девочке одиннадцати лет. Но пустая болтовня о принцессах, платьях и любимых мультфильмах не вызвала внутри бывшей военной ничего, кроме скуки и апатии. Девушка за рулём казалась Гэб излишне наивной, неопытной и даже глупой, и тем не менее её напористость не могла не вызывать уважения.       — Не волнуйся, – вдруг улыбнулась соцработница, взглянув на девочку. – Когда мы приедем, ты сразу заведёшь кучу друзей, вот увидишь!       Лишь усилием воли темноволосая не расхохоталась, услышав это.       Вскоре машина остановилась у высоких ворот, и Гэбриэль покинула салон авто, направившись внутрь приюта. Однако несмотря на надежды соцработницы, она всё так же продолжила молчать и не проявила даже капли инициативы в общении со сверстниками.       Дети быстро почувствовали, что новенькая отличалась от них: взаимодействия с ней были похожи на битьё о бетонную стену, и очень скоро даже самые настойчивые и любопытные прекратили все попытки поладить с безэмоциональной девочкой, смотревшей на мир пугающе пустыми зелёными глазами.       — Несчастный ребёнок, – качали головами воспитатели. – Ах, если бы всё было по-другому.       Впрочем, их жалость ничем не улучшила ситуацию немой. Наоборот, благосклонность работников детского дома только больше отдалила от неё других ребят, и те стали считать её высокомерной выскочкой, которой всё было дозволено. И хотя Гэб догадывалась об отношении обитателей приюта к ней, она не собиралась ничего предпринимать до тех пор, пока они не начнут действовать первыми.       Вот только порча вещей, подножки и прочие мелкие пакости не то чтобы могли как-то вывести темноволосую из себя. Поначалу она даже не обратила внимание на всё это, пожаловавшись сотрудникам приюта только тогда, когда у неё совсем не осталось целой одежды, поскольку все вещи, привезённые ею из дома, оказались либо искромсаны ножницами, либо испачканы какой-то уж очень плохо отстирываемой дрянью.       В тот раз воспитатели подняли такой шум, что дети ещё долго ходили по стеночке смирно. Наказали всех – и виновных, и нет. Гнева работников сумела избежать только жертва издевательств в лице Гэбриэль.       Ребята и без того были обозлены на зеленоглазую, явно игнорировавшую систему, сформировавшуюся в их приюте: по негласной традиции, каждый новенький должен был присоединиться к одной из компаний, тем самым заняв одну из ступенек в иерархии. Компании помогали «своим», и отказ новенькой от участия в системе приравнивался к отказу от защиты.       Тем не менее Гэб было глубоко плевать на всё это.       Ей не было дела до иерархии или взаимодействий между группами. Её не интересовало общение или дружба. Ей не была нужна защита. Единственной целью немой было тихое существование без лишних тревог.       Дети не могли понять этого, что их и злило, и вся эта история стала для них последней каплей.       «Сегодня вечером. Задний двор», – гласила записка, и, хотя зеленоглазой хотелось проигнорировать её, она прекрасно знала, что независимо от того, откажется она следовать инструкциям в ней или нет, её будут ждать большие проблемы.       В условленное время она пришла на место встречи, где её уже ждал автор записки в лице главаря одной из «банд» в приюте. Девочка едва сдержалась, чтобы не закатить глаза, когда её «внезапно» окружили другие ребята из его шайки. По идее, это должно было напугать Гэб, однако кучка злобных молокососов, самому старшему из которых на вид было не больше четырнадцати, скорее забавляла её, нежели вызывала страх или тревогу.       — Гэбриэль Ли-Томпсон… – угрожающе протянул главарь, нависая над немой. Та невольно подумала, что для завершённости образа ему не хватало карикатурного злодейского смеха. – Думаю, ты догадываешься, для чего мы тебя позвали.       Темноволосая равнодушно подняла взгляд на мальчишку, но отсутствие ответа никак его не смутило: все знали, что она не говорила.       — Ты пробыла здесь достаточно долго, чтобы узнать наши порядки. Мы даже дали тебе время привыкнуть ко всему, чтобы ты сама решила, к кому присоединиться! Мы на многое закрывали глаза, ведь ты была новенькой, но что мы получили вместо заслуженной благодарности? Стукачество! Думала, мы так просто это оставим?! Думала, мы позволим тебе так просто расхаживать тут с важным видом после того, что ты сделала?! Да мы тебя так изобьём, что ты забудешь, как думать!       Ответом послужил тяжёлый вздох. Настолько стереотипная злодейская речь не могла звучать угрожающе, тем более, если её произнёс ребёнок. Гэбриэль и так хотелось просто развернуться и уйти, а после этого монолога, очевидно репетируемого перед зеркалом несколько часов, если не дней, это желание возросло многократно. Девочке потребовалось немало сил, чтобы удержать себя на месте. Какой бы испанский стыд она ни испытывала, ввязываясь в детские игрища, она понимала, что её проблемы не решатся, если она никак не ответит сейчас.       Главарь тем временем пыхтел от злости. Отсутствие какой-либо реакции со стороны немой на его хулиганскую речь немало его оскорбило. Он ведь так долго тренировал её, а в ответ получил только вздох и взгляд мёртвой рыбы! Да как она посмела!       Кулаки мальчишки давно чесались в неутолённой жажде вмазать этой выскочке по лицу, и кем он был, чтобы этому сопротивляться? Замах, удар, но вместо щеки зеленоглазой кулак столкнулся с её рукой, мгновенно сжавшейся в крепком захвате. На секунду пацану показалось, что во взгляде немой проскочили живые искры, но в следующее мгновение эти наблюдения отошли на второй план – он скорчился на земле, хватаясь за самое ценное, что у него было. Мужская половина банды сочувствующе зашипела.       — Ах, прости, поскользнулась, – произнесла Гэб, смотря на мальчишку сверху вниз. – Знаешь, я становлюсь такой неуклюжей, когда мне становится страшно.       Дети так и замерли, уставившись на темноволосую перед ними. За все месяцы, проведённые в приюте, она не произнесла ни слова, и никто из воспитанников не знал, почему. Сейчас же, слыша тихую вдумчивую речь двенадцатилетней, они испытывали шок.       — Ты, кажется, планировал избить меня до потери памяти? – продолжала девочка, медленно обходя сжимающегося на земле хулигана. – Ты можешь попробовать, конечно, но на вашем месте я бы не стала поступать так глупо. Ты ведь умный и наверняка понимаешь, о чём я.       — Т-тупая сука… – прорычал мальчишка, смотря на зеленоглазую, нависающую над ним. Ребята вокруг поддержали его возмущённым бурчанием.       Гэбриэль разочарованно выдохнула. Конечно же, дети были слишком глупы, чтобы оценить её угрозы. Она попробовала с другой стороны:       — Если у кого-то из вас все ещё есть мысли о том, чтобы отомстить мне, советую держать их при себе. Думаете, запертая дверь комнаты меня остановит? Пф! Мне не трудно подождать, пока вы останетесь одни или потеряете бдительность, и тогда… Что ж, ваш конец и так ясен. И, как ни печально, пожаловаться на меня у вас тоже не выйдет. Всё же несчастному ребёнку с печальной судьбой поверят куда как больше, нежели кучке дебоширов из проблемных семей.       На этот раз реакция со стороны воспитанников детского дома была верной. Оценив угрозу, часть детей побледнела, другая же ожидаемо разозлилась.       Темноволосая улыбнулась. Да, такой настрой со стороны кучки молокососов нравился ей гораздо больше. В ближайшее время к ней вряд ли кто-нибудь сунется, а значит дело сделано, можно уходить.       Гэб молча двинулась в сторону пожарного выхода, через который она и пришла, не без интереса наблюдая за тем, как шайка хулиганов расступалась перед ней, словно море перед Моисеем. И ведь буквально несколько минут назад они строили из себя крутых злодеев, улюлюкая и насмехаясь над «слабачкой», сейчас же они лишь опасливо косились в сторону «угрозы».       Достигнув заветной двери, зеленоглазая остановилась и резко обернулась.       — Ещё кое-что: можете всем растрындеть о том, что я говорю – мне плевать, но только попробуйте от меня избавиться – вы сами удивитесь, как быстро ваша попытка вскроется и обо всём происходящем узнают взрослые, – а затем с улыбкой добавила: – Надеюсь, больше не свидимся.       Прошла пара дней. Слухи быстро распространились среди детей, и пусть многие продолжали считать их выдумкой, результат был на лицо: к Гэбриэль больше никто не приближался и даже не пытался заговорить.       Сотрудники приюта тоже заметили эти перемены, однако для них причины подобного оставались неизвестными, что только усилило их беспокойство за несчастную немую. Темноволосой это было только на руку. Внимание воспитателей обеспечивало ей дополнительную защиту на случай, если предупреждение сработает не так, как ей хотелось. Но пока всё было хорошо, и Гэб позволила себе немного расслабиться.       Её жизнь вновь наполнилась тихими, беспечными буднями, где никто не лез к ней, не портил её вещи и не строил зловещих планов – мир и благодать.       Девочка знала, что это не продлится долго.       Был вечер – один из тех многих, что ещё наполнены теплом заходящего летнего солнца и запахом свежих фруктов и цветов. Гэбриэль шла по длинному пустому коридору, заранее чувствуя неладное. Она жила в приюте уже год и давно успела заметить, что обычно в это время тут было достаточно людно.       Этот коридор объединял основной корпус с пристройкой, поэтому здесь всегда ходили как взрослые, так и дети. Но не сегодня. Сегодня здесь была лишь она и знакомый мальчишка, явно ждавший её.       Немая остановилась, глядя на теперь уже бывшего главаря одной из местных компаний. Слухи о том, что тебя побила девчонка, разрушили бы чью угодно репутацию, и этот хулиган не стал исключением. Тем не менее, зеленоглазая не понимала, зачем ему ждать её тут. Догадывалась – да, но всё же не понимала.       — Гэбриэль Ли-Томпсон, – выплюнул ребёнок, отрываясь от стены.       — Тебе что-то нужно, Грегори? – мило улыбнулась она, внимательно наблюдая за звериной походкой приближающегося к ней мальчишки. – Странно, мне казалось, мы всё обсудили ещё тогда, на заднем дворе. Неужели у тебя такая короткая память?       — Ты! Чёртова выскочка! Ты разрушила мою жизнь! – закричал хулиган, схватив девочку за воротник.       — Тебе тринадцать, твоя жизнь ещё даже не началась, чтобы её разрушать, – пожала та плечами.       Грегори вздрогнул всем телом, уставившись на двенадцатилетнюю, смотревшую куда-то в потолок, словно происходящее её совершенно не волновало. Словно ей было… скучно.       Внутри мальчишки вскипела ярость. В руке блеснула холодная сталь, тут же направленная в сторону темноволосой. Бывший главарь шайки сам не понял, в какой момент его рука остановилась, сжатая в болезненных тисках чужих пальцев. Его голова опустела. Только страшное понимание вертелось в глубине его ума – в тот раз ему не показалось. Гэб действительно отличалась от других чем-то большим, чем странный взгляд и нежелание разговаривать.       Гэбриэль выглядела не менее взбудораженной происходящим. Перемещая ошарашенный взгляд с ножа на ребёнка, его державшего, и назад, она будто бы находилась не здесь. Что-то явно не давало ей покоя.       — Ах, так это произойдёт сегодня? – вдруг произнесла она отрешённо.       Заминки хватило, чтобы хулигану удалось вырвать свою руку из чужой хватки и вновь замахнуться на девчонку, но на этот раз её спас вовремя поставленный блок. Лезвие скользнуло по выставленному запястью, глубоко рассекая кожу, но нового удара уже не последовало.       Со стороны двери послышались крики, и Грегори вдруг оказался скручен одним из воспитателей. Нож отлетел куда-то в сторону, но мальчишке уже не было до этого никакого дела: за секунду до того, как всё случилось, он отчётливо заметил раздумья, отразившиеся в зелёных глазах Гэб, будто та решала, позволить ему ранить её или нет.       Она знала.       Хулиган взвыл. Происходящее казалось ему бредовым сном. Не мог же он действительно попасться на её удочку! В мыслях всплыло старое предупреждение: «Только попробуйте от меня избавиться – вы сами удивитесь, как быстро ваша попытка вскроется…».       Всё это просто не могло быть взаправду. Такое не может быть правдой! Как она это провернула? Каким образом?       Тринадцатилетний поднял ошарашенный взгляд на девочку, вокруг которой вовсю суетились взрослые. Они пытались остановить кровь, но без наложения швов, похоже, было не обойтись.       — Кто ты, блять, такая?! – завопил он, дёрнувшись в попытке вырваться из хватки сотрудников.       Гэбриэль даже не удосужила его взглядом, пройдя мимо в сопровождении воспитателей, судорожно зажимавших её рану, и последовавшие ей вслед крики она тоже проигнорировала. Её внимание занимал незнакомец, стоявший в толпе взрослых – странный старик, сверливший её взглядом пары внимательных карих глаз.       Старик, который видел её насквозь.       В медпункте, куда её отвели работники приюта, зеленоглазая столкнулась с ещё одной личностью, которую ранее никогда не видела. Улыбчивая женщина с необычно-знакомым лицом помогла ей зашить и обработать рану. Она не была похожа на врача или медсестру, но отточенные движения говорили о большом опыте, что не могло не озадачить девочку.       Когда женщина покинула комнату, её место занял старик. Подвинув стул поближе, он сел перед немой, натянув стандартную улыбку «добряка» – одну из тех, которые взрослые используют, чтобы втереться детям в доверие. Но Гэб не была ребёнком и отлично ощущала фальшь, скрытую в ней.       — Тебя зовут Гэбриэль, верно? Рад нашей встрече, я профессор Мейсон Пайнс, но, если хочешь, можешь просто звать меня «дядя Диппер», – дружелюбно проговорил он, протянув ладонь для рукопожатия.       Темноволосая смерила её оценивающим взглядом, но пожимать не торопилась. Осторожное поведение девочки невольно вызвало нервный смешок у профессора. Не то чтобы такая реакция не была им ожидаема, но он всё же надеялся, что двенадцатилетняя хоть как-то ответит на приветствие.       — Эм… Ладно, – отводя руку пробормотал Диппер. – Мне сказали, ты несколько остерегаешься мужчин, пожалуй, мне стоило это учесть.       Гэбриэль не ответила, продолжая молча смотреть на собеседника.       Старик поёжился. Пустой взгляд ребёнка заставлял его чувствовать себя неловко.       — Я – учёный, занимаюсь исследованием паранормальной активности и аномальных зон, – чуть менее уверенно продолжил он, потирая шею. – Я слышал, что последний год в вашем приюте происходят довольно странные вещи, и недавно, связавшись с вашим директором, я получил разрешение приехать и провести исследования…       Пайнс внимательно посмотрел на зеленоглазую.       — Я приехал, чтобы проверить, действительно ли ты являешься «аномалией», как говорят слухи, или же ты просто обычный ребёнок.       В глазах девочки загорелся огонёк интереса, не укрывшийся от глаз профессора. Это была первая живая реакция за их разговор, он не мог её не заметить.       — Я навёл некоторые справки о твоём прошлом, поспрашивал воспитателей, съездил в твой старый дом, послушал, что говорят там… Хочу сказать, ты довольно любопытная персона, Гэбриэль, и мне бы очень хотелось услышать твою историю. То, как ты сама её видишь, понимаешь?       Диппер шумно выдохнул и замолчал, а затем, наклонившись к темноволосой, тихо прошептал:       — Я знаю, что Боб Томпсон умер не случайно.       В комнате повисла тишина, прерываемая лишь тихим стрёкотом сверчков за окном и чьим-то смехом, раздавшимся из коридора. Старик наблюдал за лицом ребёнка, сидевшего перед ним. Казалось, ничто не может разбить маску равнодушия, застывшую на нём, как вдруг девочка рассмеялась.       — Ха-ха, я уже думала вы скажете: «Гэбби, ты волшебник!», зачем так пугать-то?       — Пугать? – удивился учёный. – Разве не все дети мечтают попасть в школу волшебства? Я, например, точно бы не отказался от такого.       Гэб только неопределённо хмыкнула в ответ.       — Что именно вы хотите узнать, дядя Диппер?       — Что-то помимо пустых слухов и слов запуганных детей.       — Говорите так, будто я злодейка какая-то, а ведь я даже ни одного кролика не убила и в тёмные пещеры никого не водила.       — Да, ты всего лишь толкнула своего отчима с лестницы.       — Он заслужил.       — Он умер.       — В ином случае, на его месте оказалась бы я.       — Ты в этом так уверена? – протянул старик с сомнением.       Гэбриэль снова засмеялась, этот разговор её явно забавлял.       — Если я скажу вам, что давно знала и о вашем приезде, и о ране, которую получу сегодня, и о ваших вопросах, поверите ли вы мне… или назовёте сумасшедшей? – таинственно сказала она.       Пайнс изумлённо моргнул. Слова зеленоглазой звучали интригующе, и пусть учёный понимал, что доверять аномалиям – себе дороже, ему также было известно, что они редко приписывали себе умения, которых на самом деле не имели.       — Что-то вроде видений или пророческих снов? – спросил профессор с любопытством. Ему действительно было интересно узнать больше об этой способности.       — Я просто знаю, – коротко ответила темноволосая.       Мужчина замер, непонимающе смотря на ребёнка. Гэб тяжело вздохнула.       — Для вида, к которому я раньше относилась, свойственно иметь, скажем так, особые таланты. У каждого представителя свой индивидуальный дар, но иногда они могут повторяться. Мой дар – знать, что случится, но встречались и менее полезные способности.       — И ты… просто знаешь? Извини, но мне правда хочется понять принцип.       — В вашем желании нет ничего плохого, – махнула рукой девочка. – Но объяснить будет действительно сложно. Если честно, я сама довольно поздно поняла, что он у меня есть. Можно сказать, мне пришлось заплатить большую цену за саму возможность этого.       — … Полагаю, это какая-то личная история?       Гэбриэль взглянула на Диппера странным взглядом, и, подумав, произнесла:       — Я осознала его в день, когда казнила своего лучшего друга.        Старик молчал, не зная, что ответить, но зеленоглазая и не ждала его ответа. Она просто продолжила говорить.       — Честно говоря, чувство дежавю преследовало меня всегда, но в тот раз оно ощущалось как никогда явно. Происходящее казалось странным. Я не могла отделаться от ощущения, будто я уже переживала всё это, хотя точно знала, что это была первая казнь, проводимая мной.       Я помню, как во время подготовки молодняк обсуждал деяния моего друга. Среди них был один ребёнок, особо отличавшийся экспрессивностью: громко говорил, смеялся и много жестикулировал. В тот раз он опрокинул находившуюся рядом стойку, из-за чего оружие, находившееся в ней, посыпалось. Несмотря на эмоциональную манеру речи, совсем не свойственную нашему виду, обычно он был весьма аккуратен, но в тот момент мне казалось, что он ронял эту чёртову стойку уже не раз.       Меня долго уговаривали не назначать ему серьёзное наказание сначала его друзья, а потом и его начальство. Только благодаря их словам я смогла осознать, что то, что произошло, действительно происходило лишь здесь и лишь сегодня.       Позже подобное повторилось ещё несколько раз в тот день, однако самым запоминающимся моментом стали последние слова моего друга…       Гэбриэль затихла и прикрыла глаза, погружаясь в воспоминание.       — «Ты всегда будешь моим другом», – сказал он тогда, но я ощущала всё так, будто он повторил это тысячи раз. Только для меня одной, – произнесла она и, рвано выдохнув, вновь посмотрев на учёного. – В один миг всё стало таким очевидным и простым. Таким… правильным. Предчувствия стали естественными и больше не удивляли меня, а чувство дежавю превратилось во что-то вроде маркера, обозначающего момент, когда известное мне будущее, наконец, случится.       Девочка тихо усмехнулась своим мыслям.       — Поначалу я пыталась игнорировать свой дар так же, как делала всегда, но, к несчастью, это было невозможно. Знать и не сделать ничего – тяжёлое бремя, поэтому я… А впрочем, неважно.       — Подожди, ты… что? – всполошился Пайнс. Ему было интересно узнать, что хотела рассказать Гэб, но та лишь издала ещё один смешок.       — Когда я умерла… – будто издеваясь, продолжала она.       — Стой, что ты тогда сделала?       — … и переродилась в новом теле, я решила прожить другую жизнь, непохожую на ту, что была раньше, – жизнь, наполненную счастьем и свободой, но даже после смерти мой дар работал исправно, и потому я знала, что мне уготована немного иная судьба.       Диппер издал тихий стон и устало откинулся на спинку стула, продолжая слушать. Гэбриэль никак на это не отреагировала.       — Тем не менее будущее – штука изменчивая: каждое действие приводит к стольким последствиям, что не счесть, и довольно часто происходило такое, что предсказанное мной попросту не случалось, так что я не сильно волновалась за свою судьбу ни когда отца убили грабители, ни когда мама исчезла… События сменяют друг друга, причины становятся следствием, следствие – вероятностью, но мне, если честно, всё равно, пока я могу продолжать жить так, как сама того хочу. Именно поэтому мне было плевать на Боба Томпсона, его алкоголизм и преступный заработок. Меня могут бить, на меня могут кричать – это никогда не было проблемой для меня, но… но…        Девочка так и застыла, невольно напугав профессора. Старик не знал, что ему делать, казалось, что Гэб вот-вот заплачет, однако ни слёз, ни криков от неё не последовало, только тихий зловещий шёпот:       — Никто не плакал по этому животному.       — Значит, ты убила его, чтобы защитить себя?       — В каком-то смысле.       — Тогда… из мести?       — Скорее из разочарования, – тяжело вздохнула темноволосая. – Не соверши он того поступка… всё рано или поздно наладилось бы. Повзрослев, я бы покинула его, чтобы продолжить своё тихое существование, и мы оба были бы счастливы, но что случилось, то случилось.       — … Ты сожалеешь?       — Нет, – после короткого молчания ответила зеленоглазая. – Сделанного не вернуть, и сожаления тоже ничего не изменят.       Учёный отчётливо ощутил ложь в её словах, но промолчал. Чужая душа – потёмки, и насильно лезть в неё мужчине не хотелось. Тем более, если речь шла об аномалии, которая однажды уже убила человека.        — Тогда что насчёт местных детей? Их ты решила запугать по схожим причинам?       — Вы снова выставляете меня злодейкой? Как мило, но, боюсь, вы ошибаетесь. Мне с самого начала не было до них совершенно никакого дела, и после того, как я сделала им предупреждение – тоже. И если какой-то сопляк и по сей день продолжает мочиться в штаны из-за одной безобидной фразы – это не мои проблемы.       — Ты сказала, что убьёшь их всех.       — О-о-о, да как я вообще посмела сказать подобное толпе хулиганов, явившихся, чтобы избить меня до полусмерти! Ещё и точно зная, что один из них однажды нападёт на меня с ножом! – патетично схватившись за сердце воскликнула Гэбриэль. Пайнс смущённо кашлянул в кулак.       — Я не знал.       — Конечно же вы не знали. Даже тупой никому бы не сказал о том, что собирался совершить уголовное преступление. Особенно взрослому. Особенно тому, который пришёл в их приют с неизвестной целью. Напротив, они бы предпочли настроить вас против меня, обретя нового союзника, нежели честно признаться, что они сами нажили себе проблем, решив сунуться к тому, кто им не по зубам.       — Возможно, ты права, – пожал плечами старик. Людям он доверял всё же больше. Гэб фыркнула.       — … Вы ведь слышали слухи обо мне в других местах, верно? – тихо спросила она, внимательно смотря на собеседника.       — Конечно, – кивнул профессор.       — Тогда вы должны были заметить странность, не так ли? Забавную закономерность, что только в этом приюте и только среди детей все слухи обо мне имеют настолько негативный оттенок.       — Пожалуй, так и есть.       — И что слухи о моих паранормальных способностях тоже начали распространяться именно тогда, когда я поселилась здесь.       Диппер было открыл рот, чтобы вновь согласиться, как вдруг застыл, осознав, что именно сказала девочка. Подозрительный взгляд учёного столкнулся с парой неестественно-зелёных глаз, искрящихся хитростью.       Вот чёрт.       — Ты спланировала нашу встречу, воспользовавшись своим даром? – мужчина и сам не до конца верил своим словам. Предположение звучало не просто бредово – безумно. Он знал лишь одну аномалию, способную планировать на таком же высоком уровне, но даже сама вероятность сравнения чего-то или кого-то с тем демоном пугала его до дрожи.       — И да, и нет, – ответила Гэбриэль, но её слова совсем не утешали. – Тут мне, пожалуй, стоило бы пояснить: столь явная ненависть со стороны детей не входила в мои планы, но я с самого начала знала, что я не смогу им понравиться. Взрослым тоже некомфортно со мной, вон, даже несмотря на сочувствие, они продолжают придумывать разнообразные легенды обо мне. Самая популярная, вроде, что я была рождена в ходе кровавого ритуала, пошедшего не по плану. Именно поэтому все мои близкие умирают, а я сама такая странная.       — Полный бред, – поморщился учёный. – Если бы ты действительно была рождена в ходе подобного ритуала, независимо от того, пошёл он как надо или нет, ты бы нуждалась в постоянной подпитке человеческой плотью и кровью, но никто из детей не пропал и даже не пострадал за всё время твоего пребывания в приюте!       — Вот и я о том же! – воскликнула темноволосая, всплеснув руками. – И это звучало бы смешно, если бы не было так оскорбительно! Аргх! Не важно! Я продолжу, если вы не против.       — Да-да, конечно.       — В общем, я знала, что детскую любовь мне не получить. Взрослые тоже не горели желанием забирать в семью настолько странного ребёнка, но жить в приюте до совершеннолетия, придумывая всё более изощрённые способы отвадить от себя окружающих – та ещё морока, поэтому я решила распространить слух о своей аномальности.       Это было на удивление просто: где-то оставить намёк на самый вероятный исход чьего-то решения, где-то показать свою нечеловеческую силу, где-то бросить загадочный взгляд или улыбку… И вуаля! Все сотрудники приюта начинают обсуждать твои паранормальные способности!       Мне оставалось лишь ждать, когда в детский дом прибудет кто-то, ведомый городскими мифами, чтобы узнать, что я такое и что я могу.       — Не сказал бы, что в начале нашего диалога ты горела общением, – усмехнулся Пайнс.       — Простите. Для начала мне хотелось убедиться, что вы – тот, кого я действительно жду.       — Как? – сказал старик, не понимая.       — Проверив, достаточно ли вы умны, чтобы понять очевидное, – протянула Гэб.       — … Смерть Боба Томпсона.       — Никто даже не предполагает, что я – убийца, – кивнула зеленоглазая.       — И всё же это не объясняет, почему ты решила рассказать мне всё…       Девочка лишь странно улыбнулась, глядя на мужчину, удивлённо хлопающего своими карими глазами.       — Вы сами знаете ответ, дядя Диппер.       Будто по команде, дверь в комнату распахнулась, и внутрь медпункта зашло несколько взрослых. Среди них была и та приятная женщина, которая помогла зашить и обработать рану Гэбриэль. Учёный поднялся со стула и направился к ним, быстро вступая в беседу, кажется, начатую ещё давно.       Зеленоглазая тихо вздохнула и отвернулась к ближайшему окну, погружаясь в свои мысли. Итог разговора не был ей известен, но интереса для неё он всё же не представлял…       — Гэбриэль? – тихо позвала женщина, приблизившись к «немой». Та обернулась. – Ещё раз здравствуй, мы не смогли как следует познакомиться раньше. Меня зовут Амабэль Пайнс, коротко – Мэйбл. Я сестра-близнец Мейсона.       Темноволосая моргнула и, приветливо улыбнувшись, протянула ей руку. Амабэль мягко пожала её ладонь и осторожно присела на освободившийся стул.       — Ты, наверное, удивляешься, зачем мы вдвоём приехали сюда, ещё и донимаем тебя разговорами… Не устала?       Гэб отрицательно качнула головой.       — Вот и славно, – сказала женщина и откинулась на спинку стула, издав тихий стон удовольствия. Девочка внимательно проследила за её действиями. – Знаешь, все эти «взрослые» разговоры та-а-ак утомляют, – объяснила Пайнс, заметив удивление ребёнка. – Предпочитаю, чтобы с ними разбирался брат – так проще.       А затем, подумав, Мэйбл добавила:       — Пусть хоть где-то его излишняя серьёзность имеет смысл.       Гэбриэль издала смешок на это. Отношения между Амабэль и Мейсоном чем-то напомнили ей её былые отношения с Мишей. Это невольно развеселило темноволосую.       — Пожалуй, на этом мы закончили, – вдруг произнёс подошедший Диппер.       — Так быстро? – удивилась кареглазая, взглянув на близнеца. – Мы с Гэбби ещё даже поговорить толком не успели…       — Ну, нам в любом случае пора ехать, мне бы не хотелось вернуться в Гравити Фолз позже внуков.       — Ох, ты прав, – расстроенно вздохнула женщина.       Гэб тем временем уже встала со своего стула, направившись в сторону выхода из медпункта. Она давно хотела вернуться в свою комнату, но подходящий момент подвернулся лишь сейчас.       — А? Гэбриэль, куда ты? – крикнул ей вслед учёный.       Девочка остановилась у двери и обернулась.       «За вещами, – жестами ответила она. – Ведь я еду с вами».