***
Как всем прекрасно известно, беспринципней мужчины, решившего поиметь женщину только женщина, решившая выйти замуж. Никому не секрет, по крайней мере в нашем авиаполку, что война кончится через год, а у моей новой матери был вещий сон, из которого следовало, что я вернусь живой и здоровый: руки-ноги целы. Так я о чём. Таня Николашина легла со мной в постель, а теперь она в интересном положении. Как уверяет, от меня. До меня у неё никого не было и, как она уверяет, кроме меня, никого. Раз мы вернулись в родную воинскую часть, то это повод жениться. Полкан имеет полное право совершить процедуру регистрации брака. Я было замялся, а она пошла к замполиту, который обещал разобраться с моим моральным обликом, проведением, недостойным комсомольца, и принять меры. Повод есть, причём очень серьезный: лишили девичьей чести и обрюхатили. Что интересно, моя младшая сестра Маруся заметила эти происки, ведь её расспрашивали обо мне в мирное время, и этому фактически содействовала. На меня раскатывала губы двоюродная сестра Таня, но наши дети, скорее всего, будут лишенцами, поэтому Маруся ей писала, что мы слишком близкие родственники. Женская логика в этом предельно проста: сейчас в воинских частях мужчин больше, чем женщин. Как только закончится война, мужиков на всех не хватит. Поэтому об обустройстве личной жизни надо думать сейчас, а не потом. А если учесть, что я ей нравлюсь, могу колдовать, ведь слабость рецессивного гена пока никто не отменял, доживу до конца войны живым и здоровым, то надо хватать сейчас, а то уведут.***
Командир нашего авиаполка вызывает меня на ковёр. Татьяна Николашина сидит с таким видом, как будто ей дали «героя». Присутствует замполит, который по сути надзирает за волшебниками и старше нашего полкана по званию, старший лейтенант медицинской службы Иванов, он же военфельдшер Семёныч, штабной писарь, моя младшая сестра Маруся, ещё несколько человек. — Товарищ капитан, старшина Егоров по вашему приказу прибыл, — докладываю я. — Товарищ Егоров, на вас поступила жалоба, — говорит полкан. — Вы обесчестили комсомолку. — Я не виноват. — Вы мужчина или кто? Да, я теперь мужчина, поэтому виновен по умолчанию. — Так точно, мужчина. — Во избежание заведомо ложных доносов проведём экспертизу. Старшина Егоров, младший лейтенант Николашина подойдите к столу. На столе лежит серебряный нож, стоит фаянсовая миска, стоят графин с водой, кувшинчик и флаконы. — У комсомолки Николашиной одноплодная беременность, поэтому всё просто. Дайте мне правые руки. — Будете проводить религиозный обряд? — спрашивает один из присутствующих. — Вас, товарищ майор государственной безопасности, никто не спрашивает. Это определение отцовства: если итоговая жидкость синяя, то будет мальчик, и его отец товарищ Егоров, если малиновая, то девочка, отец товарищ Егоров, если голубая, то мальчик, товарищ Егоров отцом не является, если бордовая, то девочка, отцом не является. Приступим. Полкан наливает в миску воду из графина, надрезает наши руки, крови окрашивает воду. Что-то бормочет, подливает зелье из флакона, потом мы что-то ждём, он достает маленькую кадильницу, окуривает какими-то травами, что-то беззвучно шепча, потом наливает и кувшинчика красное вино в два маленьких стакана и велит отпить половину. Остатки вина выливает в миску и молча смотрит на неё. Жидкость в миске принимает тёмно-синий цвет. — Будет сын, старшина Егоров является отцом ребёнка, — говорит полкан. — Что скажете? — Я же говорила! — громко заявляет Татьяна. — Согласен жениться, — говорю я. Полкан достаёт из стола папку с бланками, достаёт свидетельство о браке. — Просто жениться? Так не пойдёт, — говорит товарищ майор. — Отправить в штрафбат мы его не можем, воевать и так некому. — Исключите из Комсомола? — спрашиваю я. — Зачем так жестоко? Понизим в звании. — В рядовые, — говорит майор. — И лишить ордена. — Нельзя в рядовые, — отвечает замполит. — Партия сказала надо! — Хорошо, — говорит полкан. Писарь заполняет свидетельство о браке. Писарем у нас девочка-волшебница школьного возраста, которая в штабе косит от боевой службы. — Виктор Владимирович Егоров, клянёшься ли ты своей магией быть мужем этой женщины, заботиться от ваших детях, отбывать из семьи только по работе, на промыслы, военным и семейным делам, сохранять её жизнь и здоровье, в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит вас? — Да, — говорю я. — Татьяна Матвеевна Николашина, клянёшься ли ты своей магией быть верной женой этого человека, носить его фамилию, хранить домашний очаг, заботиться о его детях, почитать его, хранить жизнь и здоровье, в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит вас? — Да, — отвечает Татьяна. — Данной мне государством властью объявляю вас мужем и женой. Нас окутывает белое свечение. — Кровать готова? — спрашивает полкан. — Да, — отвечает писарь. — А это обязательно? — спрашивает замполит. — Конечно, свадьба должна быть доведена до конца, — отвечает полкан. — Более того, мы должны присутствовать во время процесса. — А почему она обещала быть верной женой, а он нет? — Потому, что женщины от измены залетают, а мужчина сунул, вынул и пошёл. Она его приворожила, так что придётся жить так. — Я не пользовалась магией, — говорит моя жена. — Это в данном случае не важно, — говорит полкан. — Как я понимаю, по поводу вашего интереса, товарищ Егорова, возражений нет? — Нет, — соглашается Татьяна Егорова. — Вот и прекрасно, — сказал полкан. — Расписываемся в свидетельстве о браке. Сначала расписываюсь я, потом Таня. Командир берёт нож. — Много крови там не надо, капельку из пальца. Слегка касаемся свидетельства о браке и говорим «Согласен» или «Согласная». — Согласен, — говорю и касаюсь свидетельства о браке, которое тут же окутывает красное свечение. — Согласная, — говорит Татьяна и касается свидетельства о браке, которое тут же окутывает красное свечение. — Прошу в кровать, — говорит полкан. Замполит и майор государственной безопасности смотрят широко ошалевшими от происходящего глазами. Мы раздеваемся, нам дают стакан вина, выпить по очереди один на двоих. Пьём. Совершаем половой акт при свидетелях. После выполнения супружеского долга подхожу к полкану. — Товарищ капитан, что мне теперь делать? — В каком смысле? Если ты рядовой, то я по инструкции должен отстранить тебя от полётов, но практически это невозможно. Орден не снимут, лишат представления, которого и без того лишат. Так что не дрейфь, прорвёмся. — А с женой мне что делать? Мой отец — нормальный человек, мать ничего про это не говорила. У кого можно узнать про магические браки? — Значит так, пока еби жену и ничего не обещай. Где-то послезавтра я смогу поговорить с тобой на эту тему. Я обещал Николашиной отпуск у родни на несколько дней, съездишь с ней. Ты теперь муж. Я потом тебе всё расскажу про твои и обязанности права и обязанности в вашем случае. Вечером в столовой праздничный ужин по случаю вашей свадьбы. А пока иди переселяйся в её каморку при ангаре. Она живёт вместе с Марьяновой, ту выселишь. Просто скажи, что я приказал. — Так точно. Разрешите идти? — Не так формально, ты не в пехоте, иди. Семёныч должен вас сфотографировать.***
Даша Марьянова уже съехала из каморки площадью около шести квадратных метров. Вместо двух нар по краям комнатушки уже поставили одни большие. Такие шикарные условия только здесь, на полевых аэродромах надо жить в общих землянках. Вижу военфельдшера Семёныча, иду к нему. — Привет, страдалец. Поймали тебя. Девки — страшные твари, по себе знаешь, — коварно подмигивает. Я помню, в прошлой жизни мы оба были женщинами. — И как дальше жить? — интересуюсь я. — Всё не так уж и плохо. Танька была приличной девкой, это я тебе как Оливия Шарлотта Джонс говорю. — Ясно, — вздыхаю я. — Замполит нужен не только для собраний, но ещё для таких дел. После войны всех мужиков, у которых есть руки, ноги и хуй, власти будут заковывать в кандалы Гименея. Я получил цветную фотоплёнку. Проявлять плёнку будет сам полкан при помощи магии, так что пора фотографироваться. Молодую приводят в порядок. Да, я помню. Будет налог на бездетность, именуемый в народе налогом на яйца. В прошлой жизни мне про него бабушка рассказывала. Наконец появляется моя жена, она явно причесана, в новой форме. Я тоже иду переодеваться. Семёныч нас фотографирует. Я вспоминаю, как я в далёком будущем, будучи девушкой, показывала свои сиськи в интернете. Уговариваю жену сняться в обнажённом виде, она неожиданно легко соглашается. Но я тоже должен так сфотографироваться. Оказывается, чулки на ногах моей благоверной ненастоящие, они нарисованы. Семёныч говорит, что пока я был в лётном училище, Дима Плюшкин поработил Машу Вронскую, которая добровольно ушла в пожизненное рабство. Очень красивый процесс на полдня, если считать с торжественным изгнанием из рода, которое проводил Илья. Таня неожиданно поддакивает, она была на свадьбе, там было очень красивое лишение невинности жениха и невесты, которое проходило в горящей пентаграмме. Даже не так, упоминать про лишение девственности или чего-то на таких свадьбах категорически нельзя: он стал мужем, она — женой. Таня девушка достаточно скромная, но если надо выйти замуж или велит муж, то она согласна.***
Жареная черноморская барабулька, которой нас угостили на ужине, мне не понравилась. Мелкая невкусная костлявая рыбёшка.