Не от других

      Волны мягко плескались о берег в последний день августа. Несмотря на чудесную погоду, просторный корнуэльский пляж был практически пуст. Отдыхающие и собачники, подбиравшиеся слишком близко к некоему определённому участку побережья, вдруг вспоминали, что им нужно забрать тётушку Мэйбл с игры в лото, или пойти и оплатить парковку, или даже неожиданно для себя осознавали, что и сами толком не знают, что вообще делают на пляже, когда стоило бы сидеть дома.       Единственные, кого, судя по всему, не настигало это странное ощущение, принадлежали к сборищу преимущественно рыжеволосых людей, спустившихся по обрывистой тропе с верхушки скалы, где виднелся крошечный коттедж. Теперь они сидели кто на пледах, кто на шезлонгах, а трое молодых парней вколачивали в песок большую полосатую ветрозащитную ширму.       Это были не первые посиделки, которые они устраивали этим летом. Прилагая все усилия для того, чтобы держать родных поближе к себе, Молли Уизли настойчиво приглашала всех на обеды, ужины, поздние завтраки, прогулки по деревне, вылазки в магловский Лондон… Что угодно, что могло помочь им забыть обо всём, что случилось, и кого они потеряли. Она не хотела выпускать детей из виду — и с подозрением оглядывала каждое отклонённое приглашение, подчёркивая, что из хорошей погоды надо успеть извлечь максимум. Когда Гарри мельком упомянул, что ни разу в жизни не проводил день на пляже, было мгновенно решено, чем заняться в последний день перед отъездом Гермионы и Джинни в школу. Пикник был организован с не меньшей точностью, чем какая-нибудь военная операция.       Хотя Молли не говорила об этом вслух, она явно досадовала и нервничала из-за того, что её дочь возвращается в школу (не говоря уже о том, что некоторые из её сыновей начинали намекать, что пора бы им снова жить отдельно, а не в родительском доме), так что прийти обязаны были все. Это относилось и ко всем «бродячим кошкам» семьи: к Гарри и Гермионе, конечно, а ещё к Андромеде, Тедди и даже девушке Перси, Одри, сидевшей теперь с неловким видом в компании большой семьи, из которой никого, кроме Перси, раньше не встречала, и нервно поглядывавшей на Флёр, чья фигура была настолько прекрасна, что это даже пугало.       Джинни уютно устроилась в шезлонге, погрузив ноги в тёплый песок. Она прикрыла глаза — солнце окрасило темноту под веками в сумрачно-оранжевый цвет, — и слушала голос Гарри, решительный и полный энтузиазма, доносившийся со стороны ширмы.       — Кажется, мне удалось отследить его до Хорватии. Знаю, мы все решили, что след обнаружить уже невозможно, но я много думал о том разговоре с мадам Марш, и я правда считаю, тут может быть что-то…       — Гарри, — перебил его Рон, отложив свою часть ширмы, — видишь вон тот молоток? Если ты не перестанешь говорить о работе, схлопочешь им по лбу.       Джинни открыла глаза и повернулась к ним, надеясь посмотреть, что будет, если Рон разойдётся всерьёз, но Гарри лишь сконфуженно улыбнулся и продолжил поддерживать шест в вертикальном положении.       — Я по-прежнему считаю, что следовало просто применить магию, — проворчал Чарли, сражавшийся с другим краем ширмы в одиночку. — Маглоотталкивающие чары ведь работают, не так ли?       — Незачем рисковать, — твёрдо ответил Артур. — На скалах тоже могут быть маглы. Используем магию только в самом крайнем случае.       — У малыша волосы синие! — возмущённо выпалил Рон. Тедди радостно загукал на коленях у Андромеды, не подозревая, что Рон показывал на него молотком. — Если маглы это увидят, сразу поймут, что тут что-то не так, он выглядит нелепо!       — Ничего подобного! И его никто не увидит, — возразил Гарри. — На нём же панамка надета. — То, что Тедди раз за разом стягивал эту самую панамку и бросал подальше, видимо, не имело значения.       Укрепив, наконец, ширму, насколько это было возможно, Гарри, Рон и Чарли присоединились к остальным: плюхнулись на пледы и стали глядеть на море. Гарри, как Джинни прежде, немедленно закрыл глаза и подставил лицо солнцу, нежась под тёплыми лучами. Она всё лето не могла на него насмотреться, восхищаясь, как чудом, тем, что он есть на свете, благодарная всем своим существом за то, что он жив, хотя иногда, просыпаясь по утрам, не помнила, что он и вправду здесь. Она просыпалась с воспоминанием о том, как он лежал у ног Хагрида, её захлёстывало горе, с каждым новым днём заново настигало — и тут же исцелялось. Это было мучительно.       — Думаю, мне бы понравилось жить у моря, — пробормотал Гарри, открыв наконец глаза и глядя на волны.       — Да, наверное, было бы здорово, — отозвался Рон. — Только чтобы не в Австралии, да, Гермиона? — Он не заметил, как Джинни закатила глаза, потому что самозабвенно заулыбался, глядя на свою девушку, которая сентиментально просияла в ответ.       — Да, кстати, как твои родители, Гермиона, вернулись к прежней жизни? — спросила Молли, копаясь в корзинке для пикника.       — Ну, они уже, кажется, не так злятся на меня, — весело ответила Гермиона. — И мы собираемся завтра вместе позавтракать, до того, как я поеду в школу.       Рон помрачнел.       — Знаешь, ещё не поздно изменить решение…       — У нас будут выходные в Хогсмиде, — утешила его Гермиона, потянувшись со своего шезлонга и погладив его по руке.       — Но вот в её комнату он уже не сможет пробраться, — тихо сказала Джинни под увещевания Гермионы, обменявшись с Гарри лукавой улыбкой. Они до сих пор как-то поддерживали невысказанное соглашение, каждую ночь меняясь с Роном комнатами, сталкивались в коридоре, как будто просто шли в ванную, сознательно избегая зрительного контакта. Гарри удивлялся, как это Рон ни разу не принялся читать ему мораль насчёт всего этого, но Джинни заметила, что в таком случае настал бы конец и его ночным визитам к Гермионе, так что, пусть он и вёл себя порою как идиот, даже ему было понятно, что в его же собственных интересах лучше молчать обо всём. Как они будут справляться со сном в одиночестве, без любимого человека рядом, который мог успокоить после кошмаров, она не представляла…       Всем раздали сэндвичи, курицу, бисквиты, горшочки с клубникой; из магически охлаждённой сумки достали позвякивавшие друг о друга бутылки с настойкой из корня маргаритки. Даже несмотря на то, что всё это было прежде прикрыто большими салфетками из шотландки, Джинни всё равно почувствовала, как вместе с кусочком сэндвича у неё во рту захрустел песок, но затем мама достала очень красиво украшенный торт, который отнял у неё, вне всякого сомнения, несколько часов, и тогда Джинни решила, что ничего говорить о песке не стоит, и вместо этого тихо смотрела, как беседуют остальные члены семьи.       — Нет-нет, — сказала Флёр Артуру, протянувшему ей бутылку сидра. — Спасибо, но мне не нужно. — Его секундное замешательство быстро сменилось восторгом, когда она взялась расспрашивать его о недавней работе с магловской техникой.       — Эти штуки называются «стирательные машины», и они просто потрясающие, я хочу принести одну домой, поставил бы в сарае…       Чарли, не забывая откусывать сэндвич, принялся выкапывать яму в песке под руководством хихикающего над ним Билла, сопровождаемым обеспокоенными предупреждениями насчёт осыпающихся стен от Перси. Джордж смотрел на них с непонятным выражением на лице, в нём читалась почти зависть, и Джинни подумала — может, он захочет к ним присоединиться, но он так и продолжал только смотреть на них угрюмо.        — Давайте его мне, — предложил Гарри Андромеде. — Нет, не волнуйтесь, поешьте спокойно, я его подержу…       Вскоре Тедди вывернулся у него из рук и оказался рядом с ним на пледе, увлечённо стараясь схватить импровизированный мячик из скомканной фольги, которым с ним играл Рон, как маленьким серебряным снитчем. Джинни улыбнулась малышу, посылая воздушные поцелуи, испытывая странную смесь радости и печали: он выглядел совершенно как Тонкс.       — Он уже начал сам переворачиваться, — поведал Гарри с набитым сэндвичем ртом. — Ты скоро и ползать начнёшь, да, дружок?       Тедди посмотрел на Гарри. Ярко-синие волосы посветлели до бирюзового.       — Я смотрю, он любит этот цвет, да? — сказала Джинни. — Такой яркий. Красиво. — Перед её внутренним взором мелькнуло розовое пятно среди серого каменного крошева.       — Иногда, когда он спит, они становятся чёрными, — заметил Гарри. — Должно быть, это их натуральный цвет, Ремус говорил, они были чёрными, когда он родился.       — Ты правда собираешься опять вернуться на площадь Гриммо? — спросила Джинни, внимательно глядя на него. — Только для того, чтобы можно было его забирать, когда у тебя не будет дежурств?       — Ну, он ведь всех будит ночами, верно? — тихо ответил Гарри, осторожно щекоча Тедди ногу. Джинни знала, о чём он умалчивает. Это не Тедди будил всех по ночам, хотя она, конечно, и ворочалась время от времени с боку на бок, когда он начинал плакать. Дело в том, что Тедди просыпался от криков, все от них просыпались, они разносились по всему дому, до самого дальнего уголка. Ночные кошмары подкрадывались к ним незаметно, как летифолды. Кошмары снились им всем, некоторым чаще, чем другим, и запасы зелья сна без сновидений неуклонно таяли…       — Но уверен ли ты, что справишься со всем один? Это не так уж просто, ты сам говорил, — высказала она свои сомнения напрямую.       Он усмехнулся ей, напустив на себя оскорблённый вид.       — Ну, да, не просто, но я был всё-таки не настолько ужасен, не правда ли?       — Нет, вовсе нет, — признала она. Вообще-то, он был очень даже хорош. Боявшийся сначала настолько, что едва мог держать его на руках, с каждым визитом Гарри становился всё более уверенным в своих действиях и в итоге даже пришёл к тому, что начал умолять Андромеду позволить ему проводить с Тедди ещё больше времени. Да, он до сих пор ужасно переживал и злился на себя, когда совершал ошибки, и да, когда ранним утром ему не удавалось успокоить плачущего Тедди, он вечно твердил, что всё потому, что малыш скучает по своим родителям, и что это его вина… Но, невзирая на это, Тедди помогал ему собраться с мыслями, помогал ему исцелиться, перенаправить своё горе в заботу и внимание к кому-то, кто был ему почти родным.       — Я тоже там буду, — вклинился Рон. — Но, смотри, на ночь оставаться не стану. И пелёнки менять не собираюсь.       — Ох, Рон, ну должен же ты помочь хоть немного! — отчитала его Гермиона.       Рон махнул рукой в сторону Гарри.       — Он знает, что я просто шучу. На самом деле мне нравится этот маленький карапуз. — Судя по лицу Гарри, у него были некоторые сомнения, но Джинни знала, что, как и с Коростой и Сычиком, такое пренебрежительное иногда с виду отношение Рона к малышу лишь прятало его сильное чувство привязанности.       — Ну же, Джордж, — послышался мамин голос с явственной ноткой мольбы. — Хотя бы попробуй.       — Не хочу, — отрешённо отозвался Джордж. — Я съел сэндвич.       — Но ведь это торт с ирисками, Джордж, твой любимый…       — Я не голоден, — повторил он. Даже в такой замечательный тёплый день, среди этого жёлтого и голубого великолепия Джордж по-прежнему выглядел усталым и больным и упорно отказывался заняться хоть чем-нибудь интересным. Глядя на него, Джинни ощущала холод, даже сидя под солнечными лучами. Будет ли он когда-нибудь прежним? Хотелось бы ей это знать.       Мама посмотрела на него с отчаянием, но он отвернулся, вперив взгляд в магловскую рыбацкую деревушку, видневшуюся поодаль на побережье.       — Можно нам по кусочку, мам? — быстро сказал Билл, бросив выразительный взгляд на Чарли.       — Да, — спешно откликнулся Чарли. — Выглядит здорово…       Джинни отлично знала, что Чарли ненавидит ириски. Она тоже взяла себе немного, попыталась ободряюще улыбнуться маме, но было болезненно очевидно, что, как и всё это лето, они лишь делали вид, что счастливы, притворялись, будто всё нормально. Очень часто она чувствовала себя так, словно все они брели по какому-то замёрзшему озеру, а лёд у них под ногами шёл трещинами, угрожая ввергнуть в разрушительное отчаяние, преследовавшее их в течение многих недель после битвы.       Однако — медленно, но верно — эта тактика начинала приносить свои плоды. Может быть, не для Джорджа, но для всех остальных: когда они заставляли себя делать вид, что счастливы, что всё нормально, со временем это получалось у них как-то естественнее, почти непринуждённо. Андромеда открыла книгу и с каждой минутой выглядела всё более умиротворённой, Чарли говорил с отцом о своих планах насчёт того, чтобы вернуться в Румынию, Одри с ужасом во взгляде смотрела на Гарри, отважно пытавшегося вовлечь её в общий разговор, покачивая Тедди у себя на колене.       — По большей части это налоговое право, — торопливо произнесла Одри, разглядывая свои ноги. — Ничего увлекательного, не то что у тебя, наверное, у тебя очень интересная жизнь, да? То есть я не хочу сказать, будто все эти трагические события были интересны… ты, наверное, не любишь об этом говорить, прости меня, я просто никогда ещё не встречала никого с настолько увлекательной жизнью, большинство людей думает, что право — это жуткая скука, особенно налоговое, но я, вообще говоря, большую часть времени работаю с гоблинами, и это, конечно же, интересно, если рассматривать всё в социально-экономическом контексте магического сообщества, особенно после всех этих быстрых изменений в организации работы управленческих структур за последние годы…       — Звучит очень интересно, — вежливо ответил на это Гарри. — Так вы двое и познакомились?       — Да, так и было, — громко сказал Перси, явно пребывающий в восторге от себя. — Я тогда был ассистентом по вопросам налоговой политики в отношении налогов на производство и импорт мётел и других транспортных артефактов… — По мере его речи взгляд Гарри постепенно терял сфокусированность, и Джинни едва сдерживала смех, а вот Одри глядела на Перси с выражением абсолютного восхищения.       — Мы разговаривали часами напролёт, — несколько глуповато улыбнулась Одри. — Он был таким джентльменом, и у нас случилась такая захватывающая беседа, когда мы сверяли отчётность по ведущим гоночным моделям…       Джинни посмотрела на Гермиону, рассчитывая обменяться весёлыми взглядами, но, к её разочарованию, Гермиона выглядела даже немного на самом деле заинтересованной. Гарри старательно избегал встречаться с ней взглядом, но, когда Перси принялся мучительно детализировано рассказывать о проблемах, касающихся налогов на прибыль компании «Чистомёт», она больше не могла этого вынести.       — Вы там хоть иногда не забываете целоваться? — громко перебила она Перси. Все изумлённо уставились на неё.       — Джинни! — одёрнула её Молли.       — Что? Это вопрос вполне по существу, я просто хочу убедиться, что они не всё своё свободное время проводят за обсуждениями налогов, — упрямо проговорила она, с радостью наблюдая, как Перси и Одри заливаются румянцем совершенно одинакового оттенка.       — Одри, мне так жаль, что моя дочь…       — Ничего, — пискнула Одри. — Всё в порядке!       — Моя сестра иногда ведёт себя как ребёнок, — выдавил сконфуженный Перси. — Не обращай на неё внимание, Одри…       Одри выглядела теперь ещё более испуганной и смотрела на Перси с нарастающим отчаянием. Джинни даже почувствовала некоторый прилив вины; без сомнения, Одри изо всех сил старалась произвести о себе хорошее впечатление.       — Прости, Одри, — сказала Джинни. — Я не хотела тебя смутить, я только хотела убедиться, что Перси удовлетворяет все твои желания.       — Джинни!       Молли была шокирована, Андромеда прикрывалась книгой, чтобы не выдать своего смеха, Рон и Чарли смеялись, ничуть не сдерживаясь, и даже Джордж наблюдал за всем этим с интересом. У Гарри тряслись плечи — так сильно он старался перестать хихикать.       К несчастью, Перси, в суматохе бросившийся утешать свою смущённую девушку, споткнулся об уголок пледа и врезался в Гарри, который, пытаясь отодвинуть Тедди подальше от беды, не успел вовремя пригнуться, так что Перси, взмахнув в падении рукой, с громким треском заехал ему прямо в лоб.       — Осторожнее, Перси, а то ещё шрам ему оставишь, — выдал вдруг Джордж.       Его слова прозвучали как раскат грома в ясном небе. Все до единого на него уставились. Он, кажется, и сам себе удивился. Гарри первым захлебнулся смехом, и это нарушило повисшее было молчание, вся семья тоже восторженно засмеялась. Джордж смеяться не стал, и на его лице снова проступило выражение меланхолии, но это было первое проявление настоящего Джорджа, которое они увидели за несколько месяцев, и это всех окрылило.       Когда солнце опустилось ниже к горизонту, они разожгли небольшой костёр и расселись вокруг него, упорно игнорируя тот факт, что воздух постепенно делался холоднее. Смех и улыбки становились всё более искренними. Немного поплакав, Тедди уснул у Гарри на руках.       Послышался чей-то кашель, и всеобщая болтовня разом утихла: поднялись Билл и Флёр.       — Как нам кажется, сейчас наступил подходящий момент, чтобы рассказать вам… — начал Билл.       — О мой Бог, — воскликнула Молли, глядя на них обоих со смесью шока и восхищения.       — …что мы ждём ребёнка, — договорил он, улыбаясь жене. Все опять разразились радостными возгласами, вскакивая на ноги, чтобы обнять и поздравить пару. Тедди проснулся и раздражённо заплакал, но с лиц Гарри и Андромеды не сходила широкая улыбка. Новость о будущей новой жизни была фантастически прекрасной. Тем вечером они все словно увидели крошечный отблеск своего будущего, и это стало для них лучшим из возможных лекарств.       Когда Гарри наконец передал Тедди обратно Андромеде, Джинни села рядом на плед и притянула его в объятие — несмотря на то, что здесь была вся её семья. В конце концов, у них оставалось лишь несколько часов друг с другом.       — Рождество наступит ещё так нескоро, — тихо сказала она.       Он поцеловал её в лоб.       — Я буду по тебе скучать. Но будет проще, чем раньше. Мы по крайней мере сможем друг другу писать — и встречаться в Хогсмиде по выходным.       — И ещё я смогу официально объявить Ромильде, что у неё нет шансов.       Он улыбнулся её словам. Они быстро огляделись, желая убедиться, что никто на них не смотрит. Флёр до сих пор находилась в центре внимания, все были поглощены чудесной новостью и не сводили с неё глаз. Гарри поцеловал Джинни, поцелуй был глубоким и наполненным сокровенным смыслом, он словно согрел её изнутри.       — Эй! — Рон их всё же увидел, и Гарри тут же отстранился, чтобы не привлекать ещё больше внимания.       Позже, когда все снова начали о чём-нибудь болтать (Андромеда и Молли уже принялись предлагать имена для будущего малыша), Чарли закопался в свою яму уже по пояс, Джинни заметила, что Джордж поднялся и, никому ничего не сказав, отошёл к морю. Она пошла за ним, волнуясь, вдруг он накричит на неё, велит оставить его в покое, как уже делал несколько раз этим летом, но, когда она встала рядом с ним на линии прибоя, он никак на это не отреагировал. Ветерок приятно ощущался на коже, несмотря на прохладу, он развевал их волосы, бросая в глаза. В закатном сиянии солнца веснушки Джорджа казались почти коричневыми.       — Это была настоящая шутка, — просто сказала она.       — Ага, — ответил он хрипловатым голосом. Он прерывисто вдохнул — лишь раз, а потом его дыхание сделалось медленным и ровным. — С тобой всё будет в порядке? — неожиданно спросил он, чуть помолчав. — В… в школе.       На этот вопрос она всем отвечала одинаково, даже Гарри, но Джорджу решила ответить честно.       — Нет. — Он посмотрел на неё. Волны плескались у их ног. — Но это ничего, — сказала она.       Он едва заметно кивнул.       — Ну, если что, у тебя будет Гермиона. — Какое-то время он опять молчал. Джинни показалось, что он намерен сказать что-то важное, поэтому она терпеливо ждала, что будет дальше. — Я собираюсь снова открыть магазин, — произнёс он наконец.       — Правда? — она не смогла сдержать надежду в своём голосе, и губы словно сами собой сложились в улыбку. Ей не хотелось его спугнуть или слишком надавить на него, но он лишь кивнул ещё раз и отвёл взгляд туда, где небо встречалось с морем. Там, в отдалении, на волнах покачивался белый треугольник, поблёскивая в неярком вечернем свете.       — Да, я… я устал, — признался он искренне. — Я целыми днями ничего не делаю, только сижу там, и… это утомляет.       — Я понимаю, что ты имеешь в виду, — мягко ответила она. — Тебе нужно какое-то занятие.       — Дело даже не в этом, — сказал он, по-прежнему пристально глядя на парусную лодку. — Вы все играете роль счастливой семьи, ведёте себя так, будто всё хорошо, и мне бы хотелось вести себя так же… Но я всегда чувствую себя слишком усталым для этого.       — Если мы были недостаточно деликатны…       — Нет, — прервал он её, всё ещё глубоко дыша. — Он ведь был и твоим братом. Я не могу продолжать вести себя так, словно одному мне его не хватает. К тому же скоро в нашей семье появится малыш, и мне нужно быть с вами, вернуть себе способность… ну, ты понимаешь, радоваться таким вещам и ценить их.       Волны мягко лизали их колени. Джинни вдруг осознала, что прислонилась к нему, и он машинально обнял её за плечи. Они оба разглядывали лодку под белым парусом.       — Он бы хотел, чтобы магазин открылся снова, — тихо сказала она, слушая, как стучит его сердце, ровно, спокойно и сильно.       — Да… Всё теперь будет по-другому. И я буду другим. Но ты права. Это ничего.