Не от других

      Джинни, умудрившуюся уснуть глубоким сном на мамином плече, разбудил какой-то невероятный шум. Полупроснувшись, она протёрла глаза и покосилась на людей вокруг. Все почему-то вскакивали с мест и куда-то спешили, кричали что-то, но она не могла расслышать, что именно.       — Что такое? Будет новая битва?       — Тело, — коротко ответил Чарли.       — Что? — нахмурилась Джинни и сверилась с часами. Она проспала всего только час. — Чарли, что за?..       Но он уже был в самой гуще волшебников и волшебниц, толпившихся у двери, что вела в одну из боковых комнат. Джинни пошла за ним и по дороге вспомнила, что в эту комнату Кингсли и Слагхорн отнесли тело Волдеморта. Толпа улюлюкала и кричала, плюясь и извергая проклятия, и когда Джинни, пригнувшись, проскочила у кого-то под локтями, то поняла, почему.       Тело Волдеморта, почти полностью скрытое под грязноватой на вид простынёй, выносили наружу Гарри и Кингсли. Гнев толпы не был направлен на них, но, несомненно, это всё было крайне неприятно, и, судя по тому, как Гарри выглядел, ему до сих пор не удалось сколько-нибудь отдохнуть.       — Зло! — кричала ведьма рядом с Джинни. — Чистое зло! Мерзость!       Кто-то из толпы бросился вперёд и ударил по телу, практически свалив его с носилок-каталки. Гарри, нервный и напряжённый, чуть запнувшись, сказал что-то этому человеку.       — Прошу вас, мистер Флум, — непреклонным тоном проговорил Кингсли. — Я понимаю, вы расстроены…       — Он убил её, — прорыдал мужчина. — Отдал приказ, чтобы её убили! — Джинни вдруг его узнала: это был тот человек, который всегда стоял за прилавком в «Сладком королевстве»…       — Дайте нам пройти, мистер Флум.       — Нам должны разрешить сделать с ним всё, что мы пожелаем! — яростно выкрикнул Симус. — Он не заслуживает никакого уважения! — Послышался гневный одобрительный шум, Гарри в отчаянии уставился в пол, словно не мог смотреть ни на тело, ни на толпу.       — Надо как можно скорее избавиться от него, — сказала профессор Макгонагалл. Джинни только теперь заметила, что она стояла рядом с Кингсли. — Расступитесь и дайте нам покончить с этим. — В ответ лишь раздались новые крики протеста, губы профессора сжались в ту знакомую тонкую линию, что всегда предшествовала снятию факультетских баллов, и она рявкнула: — Вот как вы слушаете нашего нового министра магии и человека, который нас всех спас? Подумайте, каково им, и дайте пройти, чтобы они могли закончить своё дело!       Гарри с благодарностью посмотрел на Макгонагалл и продолжил прокладывать путь сквозь толпу, неуклюже таща за собой каталку. Люди расступились, но шли следом, не в силах обуздать горе и гнев, не переставая выкрикивать оскорбления в адрес Волдеморта.       — Они не были такими смелыми, пока он разгуливал тут вживую, да? — заметил Рон, пробившийся поближе к Джинни.       — Я думала, вы трое улизнули от всех, чтобы отдохнуть, — сказала она, следуя по главному холлу за этой необычной похоронной процессией.       — Да, мы почти дошли до Гриффиндорской башни, но наткнулись на Кингсли, и он спросил Гарри, не хочет ли он с этим разобраться. Вряд ли он прямо-таки хотел, но ты же знаешь, какой он — не может сказать «нет».       Джинни видела теперь только спину Гарри, но напряжённость в его плечах и склонённая голова создавали впечатление, что он делает всё это из последних сил, стиснув зубы. В замок уже прибыли несколько репортёров, и его окружали щелчки и вспышки камер, наставленных неприятно близко, почти в упор.       — А Гермиона где? — спросила Джинни у Рона, перекрикивая шум толпы.       — Легла спать, я тоже пойду и лягу сразу, как только с этим будет покончено.       — Ты же тоже небось едва на ногах стоишь! Иди спать!       — Нет. Мне нужно присмотреть за Гарри, — ответил он голосом, полным заботы.       Они покинули замок, пересекли лужайку вслед за Гарри и Кингсли, миновали то место, где лежал Гарри — как они думали, мёртвый, — и теперь шли там, где разворачивались основные события битвы. Судя по всему, их ждал по-весеннему тёплый день. В утреннем свете хорошо были видны пятна крови, обагрявшие траву.       Тело опустили на землю. Джинни заметила хогвартских учителей, помогавших Гарри и Кингсли: они разводили руки в стороны, требуя отойти и дать им свободное пространство. Люди уже формировали широкий полукруг.       Откуда-то успели собрать дрова, и Гарри с Кингсли левитировали их на тело, создавая своего рода погребальный костёр.       — Надо было положить его наверх, — яростно бросила Демельза. — Чтобы было видно, как он горит.       — Нет, я рад, что он внизу, — возразил Симус. — Там ему самое место.       Кингсли хлопнул Гарри по плечу и кивнул. Помедлив мгновение, Гарри наставил волшебную палочку на основание пирамиды и выпустил в неё голубые языки пламени. Они быстро охватили все дрова, Джинни тут же ощутила тепло — а она стояла на расстоянии по меньшей мере пятнадцати футов.       Вновь раздались щелчки камер, Гарри резко развернулся к ним, вздрогнул и, осознав свою ошибку, направился к оставшимся брёвнам. Он поднял палочку, но рука у него дрожала, и тогда, ни слова не говоря, он сунул палочку обратно в карман и поднял бревно руками. Джинни сомневалась, что кто-то другой заметил. Внимание большинства людей вокруг было поглощено бесновавшимся перед ними пламенем. Некоторые издавали одобрительные возгласы, а другие лишь следили за ним взглядом, сохраняя мёртвую тишину.       Кингсли, по-видимому, заметил — и, должно быть, желая вызволить Гарри из неловкого положения, последовал его примеру и тоже принялся подбрасывать дрова вручную. Они стояли очень близко к костру, жар, наверное, был невыносимый.       — Эти фотографы меня прямо в панику вгоняют, — пробормотала Демельза. — Все эти вспышки — словно опять повсюду летают заклятия.       — Ну, по крайней мере, они направлены не в тебя, — произнёс Рон, внимательно следивший за Гарри. — Надо сказать им, что они должны оставить его в покое.       — Нет, Рон, — остановила его Джинни. — Знаю, соблазн велик, но не стоит. Как только это закончится, мы сможем увести его куда-нибудь и спрятать от них. Он не скажет тебе спасибо за лишнее нагнетание ситуации.       Толпа наконец-то затихла, большинство людей теперь молча глядели на бело-голубые языки пламени, на лицах была написана ненависть пополам с горем. Гарри и Кингсли так и ходили от костра к куче брёвен и обратно, по вискам стекал пот, они двигались медленно, часто пошатывались — наверное, головы кружились от жара. Джинни почувствовала, что Рон обнял её, и вспомнила, как Кэрроу сожгли все вещи, принадлежавшие Гарри.       — Где держат пленников? — спросила она. — Пожирателей смерти, которых успели поймать?       — Отвели в подземелья, но их не очень много. Большинство из них сбежали.       — А Кэрроу там? — ожесточённо поинтересовался Симус. — Я бы нанёс им визит, пока они не под охраной Азкабана.       — Без понятия, — отозвался Рон.       Симус кивнул. В глазах его мелькнуло что-то тёмное.       — Пойду проверю. Кто-нибудь хочет ко мне присоединиться?       — Я с тобой, — откликнулся Терри Бут с неприкрытой злобой во взгляде. Прозвучало ещё несколько согласных возгласов, и те, кто больше других натерпелись от Кэрроу, направились в замок, поддавшись злости. Джинни хотела пойти с ними, хотела тоже причинить Кэрроу страдания, но отвлеклась на Гарри.       — Кажется, он вот-вот в обморок упадёт, — тихо сказала она Рону.       — Прямо с языка сняла, — ответил он, проталкиваясь вперёд. Флитвик попытался его остановить, визгливо настаивая, чтобы он отошёл назад. — Простите, профессор, но мне нужно поговорить с Гарри…       Рон и Джинни пересекли пустое пространство, где жар от костра чувствовался ещё сильнее. Рон протянул руку и тронул Гарри за плечо. Гарри подскочил на месте, рука дёрнулась в карман, а потом он увидел Рона и мгновенно расслабился.       — Идём, дружище, — негромко позвал его Рон. — Ты своё сделал.       — Нет, мне надо…       — Гарри, ещё немного, и ты потеряешь сознание, — твёрдо прервала его Джинни. — Пошли.       Она взяла его за локоть — вспышки фотоаппаратов тут же участились, некоторые камеры из тех, что покрупнее, даже задымились, едва не взрываясь, — и, хотя Гарри стоял к ним спиной, он крепко зажмурился. Рука под её пальцами дрожала.       — Иди, Гарри, — сказал Кингсли. — Всё закончилось.       Гарри поднял на него взгляд.       — Я позже найду вас, надо обсудить…       — Да, да, поговорим позже. Идите в больничное крыло.       — Мы его отведём, — пообещал Рон и аккуратно повёл Гарри прочь. Гарри шагал словно во сне, у него был странный взгляд, какой-то невидящий. Вокруг мелькали люди, многие из них выкрикивали имя Гарри, просили поговорить с ними, пытались его коснуться, но он смотрел в никуда, чуть склонив голову.       — Уйдите с дороги! — закричала им Джинни. — Оставьте его в покое!       Рон вёл себя куда более дипломатично, просто просил людей дать им пройти, хотя и использовал локти в довольно агрессивной манере, не выпуская из крепкой хватки плечо Гарри. Репортёры и фотографы, оставшиеся позади, никак не могли определиться, что им теперь делать. Снимать нового министра на фоне горящего тела Того-Кого-Нельзя-Называть или же пойти за Избранным? Джинни помогла им принять решение, выпустив Летучемышиный сглаз в здоровяка-фотографа, который самым нахальным образом кричал: «Поттер!», преследуя их.       — Куда мы идём? — недоумённо спросил Гарри, когда Рон потащил его куда-то в сторону от Гриффиндорской башни.       — Ты что, не слушал? В больничное крыло.       — Что? Нет, я в порядке, мне просто нужно поспать…       — Вот в больничном крыле и поспишь, — отозвался Рон, сильно напомнив Джинни маму.       — Кровати там нужны тем, кто действительно получил ранения…       — Их уже почти всех переместили в Мунго, — возразила Джинни. — Пошли уже, так можно весь день спорить…       В больничном крыле толпились целители и группки людей, семьями, однако, как и сказала Джинни, пациентов было совсем немного. Большинство из персонала, судя по всему, занимались лишь уборкой и делали записи о состоянии тех, кто пришёл провериться, хотя несколько кроватей были отгорожены ширмами.       К ним поспешно подошла издёрганная на вид блондинка-целительница в форме больницы святого Мунго.       — Я могу вам помочь? — спросила она, не отрываясь от планшета. — Вы кого-то ищете?.. О! — Она узнала Гарри и беззастенчиво уставилась на него с открытым ртом.       — Э-э… нет, не беспокойтесь, — пробормотал Гарри, но тут слово взял Рон.       — Мадам Помфри здесь?       Услышав своё имя, мадам Помфри вышла из-за одной из ширм с охапкой бинтов в руках.       — А, Поттер, странный был год без вас, то и дело появляющегося тут. И Уизли с вами, совсем как в старые добрые времена. Что ж, давайте вас посмотрим.       — Со мной всё хорошо, правда, — заверил Гарри. — У вас наверняка и так забот хватает…       Мадам Помфри повернулась к светловолосой целительнице.       — Белинда, сходите в Большой зал и приведите, если получится, остальных Уизли. У них у всех рыжие волосы. Можно было бы заодно осмотреть их всех сразу.       — Хорошо… — слабым голосом проговорила Белинда и, не сводя глаз с Гарри, попятилась в сторону выхода. — Конечно…       Рон с Джинни подвели Гарри к ближайшей кровати, и, присев на краешек, он посмотрел на Рона.       — Я же сказал тебе, надо было идти спать вместе с Гермионой…       Рон начал было спорить, но тут они заработали строгий взгляд от мадам Помфри.       — Прекратите это, молодые люди, хотя, мистер Уизли, я думаю, будет неплохо вам сходить и привести сюда мисс Грейнджер, её тоже следует проверить. Лучше мне убедиться, что с вами всё в порядке, пока вы ещё здесь.       — А потом нам можно будет отправиться домой? — произнёс Рон с таким выражением, словно это было бы величайшим чудом на свете.       — Разумеется. Я даже рекомендую вам именно так и поступить, здесь вам не найти никакой тишины и покоя, вон уже идут даже разговоры о том, чтобы организовать уличную вечеринку в Косом переулке, а я сомневаюсь, что вам хотелось бы выслушивать, как вас будут упрашивать в ней поучаствовать. — Рону не нужно было повторять дважды, он хлопнул Гарри по плечу и рванул прочь из комнаты. Гарри практически никак на это не отреагировал, и мадам Помфри смерила его проницательным взглядом.       — Похоже, что вы находитесь в состоянии шока, мистер Поттер. Уверена, не вы один. Потребуется определённое время, но вы постепенно научитесь справляться с тем, что произошло. — Она посмотрела на свою груду бинтов. — Я сейчас пойду уберу это, не вздумайте никуда уйти, вас обоих обязательно нужно осмотреть. — Она отошла и отгородила их ширмой, скрывая от остальных присутствовавших в больничном крыле.       Наконец-то они остались вдвоём — и оба осознали это. Джинни, до сих пор стоявшая у кровати, куда они усадили Гарри, медленно подняла на него взгляд. Он тоже посмотрел на неё. Взгляд его зелёных глаз пронзил её насквозь.       Она сделала к нему шаг ровно в тот же момент, когда он, протянув руку, коснулся её талии дрожащей ладонью и притянул её ближе. Она прижалась лбом к его лбу, и, хотя никто из них ничего не говорил, оба тяжело дышали, и Джинни пришлось сжать губы, чтобы не дать себе расплакаться. Потянувшись к нему, она дотронулась до его лица, провела по щекам. Он придерживал её за спину, и она чувствовала сквозь рубашку тепло его рук.       — Прости меня, — прошептал он.       Она выпустила дрожащий выдох — и только тогда поняла, что всё это время сдерживала дыхание, — и прижалась к нему теснее. Он обвил её руками, крепко обняв, они держали друг друга в объятиях впервые с того дня, когда он ушёл, и оба испытывали такую благодарность за то, что были сейчас здесь, были живы, за то, что всё это наконец закончилось…       Их поцелуй был очень мягким, полным нежности и заботы, они наслаждались каждой его секундой. Сердечные раны Джинни только-только начинали затягиваться, было всё ещё трудно поверить, что он вернулся, она боялась, что, если поцелует его слишком крепко, он рассыплется в пыль и она снова его потеряет, но этот поцелуй словно стал для неё обещанием. Они отстранились друг от друга, лишь услышав громкий кашель мадам Помфри.              ***       Следующие несколько дней Джинни была погружена в ощущение какого-то онемения. Все они. Маленькие вспышки радости, казавшиеся почему-то чуть ли не украденными, поджидали их в самые неожиданные моменты, когда, забыв на время обо всём случившемся, они делились с друзьями всем пережитым, тяжестью бремени, что несли так долго и что теперь наконец-то было с них снято. Когда, стоило Гарри показаться на пороге Большого зала, его тут же буквально вынесло прочь огромной стаей сов; когда он, Рон, Гермиона и Джинни прятались от приближавшихся журналистов, забравшись на дерево; когда она рассказала ему о вечеринке Хагрида «Поддержим Гарри Поттера» — и он покатился со смеху; когда они пролезли на крышу через дыру в стене и смотрели на взрывающиеся звёзды Дедалуса Диггла.       Иногда она не знала, что и думать, не могла разобраться в собственных эмоциях, затопляющих её, как ледяная вода. Деннис Криви и Заха отправили камеру Колина в «Пророк», и теперь его фотографии, проявленные без использования магии, показывали всем картины битвы, замороженные во времени, жуткие, намертво врезающиеся в память. Джинни не хотела называть их прекрасными — но не знала, как ещё их называть: Колин с таким неподдельным мастерством передал живые эмоции, запечатлел лица людей, не знавших — Джинни в этом не сомневалась, — что их фотографируют, так искусно сумел передать вспышки ярких цветов — и любви — посреди серой пыли и каменного крошева. Она долго плакала над фотографией Тонкс, кричавшей в небеса, обнимая мужчину, которого в сопроводительном тексте описали как «член Ордена Феникса, оборотень». Но ярость Гермионы после того, как она увидела эту подпись, придала ей сил — как и то, что они поступили как настоящие британки и написали в «Пророк» ужасно гневное письмо по поводу этой заметки, не пожалев на это целого часа своего времени и тщательно продумав каждое слово, каждое предложение, составив письмо таким образом, чтобы от него уж точно нельзя было так просто отмахнуться.       Занятия какими-нибудь полезными делами, казалось, уменьшали её чувство вины, помогали забыть, что она провела Колина тайком обратно в замок, что применила Непростительное проклятие (пусть даже к кому-то, кто этого заслуживал), что последние секунды своей жизни Тонкс потратила на то, чтобы оттолкнуть её, желая защитить. Так что они с Гарри, Роном и Гермионой с головой погрузились в работу, помогая Макгонагалл организовать людям места для сна, отстраивая стену, под которой погиб Фред, проверяя вместе с Флитвиком громадное количество писем, присылаемых Гарри, на предмет безопасности.       Но неотступное чувство горя всё равно оставалось всеподавляющим. Они не отправились домой сразу, как бы этого ни хотелось Рону, — вместо этого провели в Хогвартсе ещё около недели, занимались восстановлением замка, организационными работами, но чаще присоединялись к бесконечным похоронным процессиям. Поляна, где располагалась гробница Дамблдора, постепенно превратилась в настоящее кладбище.       Молли плакала над могилой Фреда — она хотела похоронить его в родной деревне, но Джордж настоял на том, что правильнее было, чтобы Фред остался здесь, в той земле, где он сражался за всё, что есть в мире хорошего. Это был единственный раз с самой битвы, когда Джордж произнёс что-то вслух, поэтому они сделали так, как он сказал, испытывая благодарность уже за то, что он вышел из состояния прострации. Но, конечно же, после этого он снова замолчал, почти ничего не ел, помногу спал; разговорить его было невозможно.       Гарри помогал нести гробы — не только Фреда, он помогал всем, кто об этом просил, и с каждым гробом, что он взваливал себе на плечи, будто становился всё старше и взрослее и однажды признался Джинни, когда они выпили чуть больше огневиски, чем следовало, что каждый следующий казался тяжелее предыдущего. «Я бы хотел, чтобы они перестали просить меня об этом, — сказал он, стыдясь самого себя. — Они постоянно говорят мне, как много это для них бы значило, и я не могу отказать, хотя даже не знаком с большинством из этих людей». Однако он ни разу никому не отказал в их просьбе, и, хотя каждый раз это ощущалось словно свежая рана, Джинни видела, как сильно это помогало семьям тех пятидесяти — или около того — человек, которых они потеряли.       Последней каплей стала Андромеда, прибывшая на похороны своей дочери и зятя. Она молча передала Гарри Тедди и отошла к гробу — оплакать дочь. Гарри глядел на ребёнка тем же расфокусированным взглядом, какой был у него в больничном крыле, а потом принялся просить у него прощения, снова и снова, всхлипывая всё громче и громче, когда малыш начал вырываться и плакать.       — Гарри, прекрати… Гарри! Это не твоя вина…       — Я сделал это с ним, — беспомощно выдавил он. — Посмотри, посмотри только, что я с ним сделал…       — Его жизнь не будет похожа на твою, Гарри, — в отчаянии попыталась найти слова Джинни. — Нет, у него есть ты, и Андромеда, и мы все, в его жизни будет так много любви…       — У него могли быть братья и сёстры, — прервал её Гарри, не сводя глаз с верещавшего младенца. — У него так много могло быть — а я отнял у него всё это.       — Долохов и Беллатрикс Лестрейндж отняли это у него, — напомнила ему Джинни. — И Волдеморт. И никого из них больше нет.       Но Ремуса, Тонкс, Фреда и Колина этим было не вернуть. Иногда она замечала Гарри возле леса, он вглядывался туда с какой-то непонятной тоской, и она задавалась вопросом — надеялся ли он, что если он вернулся, то и они могут, — но он никогда об этом не говорил. Просто брал её за руку, и они шли гулять вокруг озера, постепенно, кусочек за кусочком, рассказывая друг другу свою часть истории.       Похороны Снейпа вызвали бурный протест: почему его хоронят вместе с героями битвы, ведь он, очевидно, должен быть сожжён, как Волдеморт, как все Пожиратели смерти?       Но Гарри настоял на том, чтобы поступить именно так, а победа над Волдемортом вознесла его выше, чем когда-либо, он фактически превратился в живую легенду, и с ним никто не стал спорить. Гарри сам провёл похороны. Он рассказал всем о жизни Снейпа, и, несмотря на то, что «Пророк» превратил всё это в крайне скандальную и неприглядную историю, не говоря уже о чрезмерно сексуализированном описании Лили Поттер под обильным количеством фотоснимков, люди постепенно начали понимать, что в действительности Снейп был совсем другим человеком, отличавшимся от того образа, под которым прожил всю свою жизнь. Гарри оставил лилии на его могиле.       В их последний день в Хогвартсе у Гарри и Рона произошёл спор. Преследуемый воспоминаниями о том, как его друг по собственной воле ушёл на смерть, даже не попрощавшись, Рон стал проявлять, мягко говоря, гипертрофированную заботливость, практически не выпуская Гарри из поля зрения, настолько душа его своей заботой, что даже Молли в сравнении с ним казалась сдержанной, и постоянно говорил со всеми о своём беспокойстве насчёт того, как помочь Гарри восстановиться после испытанного им шокового состояния. Когда Гарри с энтузиазмом принял предложение Кингсли вступить в аврорат, Рон отреагировал на это с ужасом и гневом.       — Ты сказал, что пережитых проблем тебе хватило на всю жизнь! Ты сам так сказал! Ты наконец-то избавился от убийц, преследовавших тебя с детства, — а теперь подписался на всё это снова!        — А чем мне ещё заняться? — спросил Гарри. — Я толком ничего больше и не умею, разве не так? Не думаю, что мне подошла бы офисная работа, и не хотелось бы тебя разочаровывать, но мне не станут платить за то, что я буду весь день торчать у тебя под боком, чтобы ты не волновался, что со мной что-нибудь случится.       — Ты мог бы играть в квиддич! — выпалил Рон. — Или… Или… — Он беспомощно умолк, уши порозовели от злости, а всё остальное лицо, наоборот, побледнело, и от этого веснушки отчётливее бросались в глаза.       — Я хочу разыскать оставшихся Пожирателей смерти, — проговорил Гарри. — Мне казалось, ты тоже этого хотел. Ты только вчера упоминал, как тебя бесит, что многим удалось улизнуть.       — Ну, да, но… — Рон обескураженно повернулся к Джинни: — Тебя это совсем не беспокоит? — требовательно спросил он её. — Он вполне может вернуться после первого же своего рабочего дня в мешке для трупов.       — Ну, зная Гарри, он просто восстанет из мёртвых ещё раз, — проворчала Джинни.       Тогда Рон обратился за поддержкой к маме, разделявшей отчасти его тревоги, но в итоге она сказала:       — Ты же давно уже хотел стать аврором, да, Гарри?       Гарри кивнул в ответ, и Рон наставил на него палец в обвиняющем жесте:       — В таком случае я тоже стану аврором! Мы пройдём через это вместе.       Гарри улыбнулся.       — Прекрасно, — весело согласился он.       — И ты никогда больше не будешь заводить эту шарманку, якобы ты должен справиться со всем в одиночку.       — Ладно.       — И ты никогда больше не уйдёшь умирать, даже не попрощавшись.       — Обязательно сначала попрощаюсь, ага.       Когда в конце концов они вернулись в Нору, оказалось, что большую её часть превратили в груду обломков. Но, как и в Хогвартсе, они отстроили её заново, и это возымело даже целебный эффект, потому что было полезно сосредоточиться на чём-то, кроме воспоминаний и потерь. Молли нашла стрелку от часов с именем Фреда на полу кухни и разрыдалась, прижимая её к груди, а потом засунула её в ящик комода, чтобы, подумала Джинни, никогда в жизни больше его не открыть.       Гарри и Рон приступили к работе в аврорате и возвращались по вечерам настолько измученными, что начинали клевать носом, ещё сидя за ужином, но не теряли целеустремлённости и увлечённости. Гарри к тому же постоянно приносил домой большие бумажные папки, похожие на ту, что притащил тогда на свадьбу Макнейр, чтобы поиздеваться над ними, — и просиживал за документами по полночи, сосредоточенно хмуря брови.       По ночам она часто прокрадывалась к нему в комнату, они перешёптывались обо всём на свете, не выпуская друг друга из объятий, перемежая разговоры поцелуями. Если Рон их и слышал, то, по всей видимости, ничего не имел против, поскольку они с Гермионой тоже старались проводить вместе как можно больше времени, а кроме того, на целую неделю они отбыли в Австралию.       За это время, что они провели наедине, Джинни и Гарри начали по-настоящему узнавать друг друга. Гарри открыл ей даже те свои секреты, которых не знали Рон и Гермиона. Он рассказал ей, как ему довелось увидеть гибель своих родителей глазами Волдеморта, и каждое слово их ссоры с Роном, когда обстоятельства сыграли на самых сокровенных его чувствах, на его горе и ревности, и о том, как он шёл через лес, и его сопровождали те, кого он любил.       — И потом, когда я стоял там, перед ним, — прошептал он однажды ночью, — то мысленно вспоминал всех, кто был мне небезразличен, всех, ради кого я это делал. И в самом конце я подумал о тебе, вспомнил тот жаркий взгляд, который иногда появляется в твоих глазах, то, как ощущались твои поцелуи… Если бы я знал, что это будет последним, что я увижу, дорога туда показалась бы мне намного легче.       Его слова тронули её до глубины души, и глаза наполнились слезами. Она поцеловала его, страстно, как ещё никогда не целовала, и, если Гарри находил её взгляд жарким, он был абсолютно прав, потому что в глубине самой её сути что-то жарко пылало. Ощущение уверенности и понимания того, что, если есть любовь — в конце любой истории всё будет хорошо.