Человек смертен и приговорён к поражению, потерям и забвению. Но мы не можем понять — почему вы не отчаиваетесь?
«Дух Даэдра»
Порой я думаю: как вы, жалкие смертные, не сходите с ума, не плачете каждый миг от своей ограниченности, скованности, бренности жизни?.. Как можете радоваться и любить, крохотные песчинки в бесконечных дюнах вечности?.. Как, наделённые — злая шутка! — разумом, не приходите в отчаяние, осознавая неизбежность и окончательность конца?.. Нам, даэдра, и великим, и малым — не разрешить этой загадки. Но, возможно, среди Князей я ближе всех к разгадке. Алкоголь — прекрасен. Чудо, истинное чудо, созданное вами. Бескрылые, короткоживущие черви, чей удел стать прахом, не успев и понять, что жили, — создали совершенство. Венец творения. И едва ли сами поняли всё величие сотворённого. Алкоголь — это крылья за спиной. Это возможность вырваться из плена суетного, повседневного, никчёмного — и увидеть неведомое. Алкоголь — рвущиеся цепи причинно-следственных ограничений; лишь опьянённый разум сбрасывает условности, приличия, непреложные законы — и становится свободен. В дрожащих руках каждого пьяницы — Колесо, и он, неразумный и счастливый, вертит его, постигая Башню — хоть и не понимая умом. Алкоголь — ласковый шёпот утешения; обещание чуда; надежда в отчаянии; забытье в горе; чистый и свободный полёт духа, вырвавшегося из ограниченности смертного бытия… Тирания разума, знающего о своей ограниченности, свергается лишь чарами опьянения. Да, я сам пьян сейчас, и потому столь красноречив. Каждый народ находил свой путь — и свой напиток. Хмельной и весёлый нордский мёд открывает двери в Совнгард и дарит бесстрашие перед лицом смерти. Вина Сиродила и Саммерсета, кроваво-красные и солнечно-золотые — страсть и амбиции, упоение победой; имперцы и альтмеры одинаковы — и различны, как терпкое красное и лёгкое белое вина. Дети Валенвуда дики и непредсказуемы, как ротмит — они пьяны не кровью, но плотью своей земли. Пепельные изгнанники в тени горы — мастера готовить пьянящие взвары и обманывать свою смертность. Каджиты ценят сладость, и за сахаром своих лун забывают о горечи жизни. Разве что умные, но глупые двемер держались за трезвый рассудок… И где теперь двемер? Каждая раса искала и нашла свой путь обмануть отчаяние. Какой же из путей я назову прекраснейшим? Сложный, сложный выбор. Сложный вопрос, мой милый маленький смертный. А что выберешь ты? Быть может, утончённое золото саммерсетских вин? Разнузданную пряность красных вин? Прозрачность и негу розовых? Или, постой, я знаю — пиво? Эль? Флин? Мёд? Амброзию? Выбирай, мой маленький смертный, выбирай свой путь из оков серых будней. Какой из дивных напитков поможет тебе отринуть диктат разума? Я готов каждому петь дифирамбы — но лучше пить, чем петь. Но есть один напиток, которого лучше не касаться. Бесценный и древний. Редкий и опасный. Страшный, как кошмар без пробуждения. Оседающий пеплом на губах и лавой обжигающий горло. За единственную бутыль — маленькую резную бутыль, пахнущую ядом, безумием и давно ушедшей эпохой — ценители отдают состояния. Этот напиток не делят ни с друзьями, ни с любимыми. Лишь вернейшему из врагов могут предложить глоток — врагу и самому себе. Не понимаешь, смертный? Древний бренди Дагот. Ненависть преданного Дома, разлитая в глиняные бутыли, спящая под песни Сердца Мира в пепльных руинах Красной горы. Кровь Шестого дома, пережившая его величие, падение и возрождение. Чистый яд… И прекраснейший из напитков Нирна. Позволь, я опишу, что будет с тобой, едва ты, смертный, осмелишься потревожить пробку, залитую окаменевшим за века воском. Твои пальцы задрожат в предвкушении, сердце забьётся под ключицами, а губы пересохнут от волнения. Твоих ноздрей коснётся запах — запах пепла и тления, запах праха; не пытайся вообразить его — он непредставим. Просто верь мне. Вдыхай его, тщетно пытаясь приготовиться — к первому глотку древнего бренди Дагот нельзя быть готовым. Наклони бутыль над старинной резной чашей — клянусь, в этот миг любые свечи вспыхнут тревожно-алым. Густой и вязкий, как тёмная смола, напиток потечёт неохотно, капля за каплей, тягучий и медленный. Дремлющий в своём тысячелетнем безумии. Остановись сейчас — даже одного глотка будет слишком много. Но поздно — ты уже в плену священнодейства, в путах древнего ритуала. Ты уже не сможешь остановиться. Коснись его губами. О, его нельзя пить — он осядет на языке пеплом, он забьёт твою глотку прахом, и ты задохнёшься, забыв, как дышать. Но в следующий миг он обернётся расплавленной магмой, кровью самой земли, жаром тысячи извержений обрушится в желудок. И ты поймёшь. Ты поймёшь — так, словно всегда это знал: тебя нет. Нет воли, нет свободы, нет разума. Нет времени, нет завтра и вчера. Нет страха и надежды. Ты — лишь эхо колокола под высокими сводами пещеры. Ты — отзвук песни Дома. Взмах крыла скального наездника в багровом небе; тень сухого, мёртвого кустарника над озером лавы. Ты меньше, чем разумное существо — и стократ больше. Чужая воля наполнит тебя — и ты отзовёшься безмолвным ликованием сосуда, уставшего быть пустым. Чужие смыслы, далёкие и непонятные, звёздами зажгутся в темноте твоей никчёмной прежде жизни. Голосом отца и руками матери обернётся зов древнего бренди. Ты станешь частью великого целого. Утратишь себя. Обретёшь себя. Никогда больше не станешь собой. Уснёшь и проснёшься одновременно. О, мой маленький смертный, не бойся: разум, ваша любимая игрушка, причина ваших горестей и страданий, однажды вернётся к тебе. Когда? Когда стихнет эхо колокола под сводами пещеры. Когда века обернутся секундами. Когда ты забудешь даже тени суетных смертных страстей. Вечность спустя, не раньше. Ну, быть может, с одного глотка твоя вечность будет длиться пару минут. Ты не сразу вспомнишь своё имя. Забудешь, зачем тебе губы и язык. Воля и разум испугают тебя, ты не захочешь их обратно — ведь теперь ты знаешь, как прекрасно не быть собою. Из-под твоих век будут течь слёзы отчаяния — сухие слёзы из соли и пепла. Из горла вырвется стон — плач о потерянном не-до-бытии. Кто коснулся единожды бренди Дагот — навсегда его пленник. Кошмаром и надеждой останется память на дне души. Страх и желание будут раздирать тебя надвое. Сотни раз ты будешь касаться бутыли, снова и снова, и отдёргивать руку в ужасе. И всё равно повторишь. Нет для вас, смертных, чувства слаще, чем не быть собой. Быть частью чего-то большего, чем всего лишь ваши жалкие ограниченные жизни. Обменять свои разум и волю на сладкое чувство небытия. Но, впрочем, я пьян и лжец — не поверишь же ты даэдра, в самом деле. Быть может, бренди Дагот — всего лишь старое кислое вино? Не узнаешь, пока не попробуешь, так ведь? Смелее, смертный. …твои пальцы дрожат, и на губах вкус пепла и праха…