Свет

— И Вы это называете «прекрасным двором», мой дорогой доктор? — насмешливо спросил мужчина, стряхивая пыль с дорожного плаща. — Вячеслав Владимирович, я сам в растерянности. Мой друг никогда так не запускал свой дом.       Доктор бывал у Андрея Борисовича лет пять назад, когда отдавал ему своего сына на обучение. Денег на хорошие учёбные заведения не было, поэтому вся семья решила вверить младшего сына проверенному человеку. И когда он уезжал, то двор цвёл и ширился. А теперь… — Максим Николаевич, Вы не думали пересмотреть круг друзей? А то так можно и себя запустить. Вслед за другом, — поэт кивнул на дом, который явно нуждался в тщательном осмотре хотя бы хозяином. — Это Вам Ваше писательское чутьё подсказывает? — Житейское, мой друг, житейское. А где, собственно, ваш Андрей Петрович? — поэт недовольно посмотрел на доктора. Не для этого он проделал такой путь, ох, не для этого. — Андрей Борисович. И вот он идёт.       На крыльце действительно появился Андрей Борисович. Уже издалека молодое дарование смогло определить хозяина дома как крайне необычного человека. Во-первых, на нём были самые обычные льняные штаны, белоснежная рубаха с вышитым горлом и высокие чёрные сапоги, которые больше предназначались для охоты, но никак для встречи с гостями. Во-вторых, шёл он с каким-то беспокойством. Будто…стеснялся. — О, дорогой мой Андрей Борисович! Сколько лет, сколько зим! — раскинув руки для объятий, доктор пошёл вперед.       Мужчины обнялись и троекратно поцеловались. Вячеслав не мог видеть лица доктора, но услышал короткий всхлип. Неужели плачет? Зато на лице хозяина всё ещё виднелась какая-то паника. Хотя он и улыбался. — Максим Николаевич, простите меня за такой беспорядок. Я был…болен, поэтому не мог проследить за всем.       Андрей Борисович неловко повёл плечом, освобождаясь от объятий товарища. Он пытался что-то ещё сказать, но Максим Николаевич прервал его: — Боже, друг, чего же ты мне не написал? Я бы тут же примчался! А сын мой даже слова в письмах об этом не обронил. Вот негодник! — О, да там ничего серьёзного.       Андрей Борисович неловко улыбнулся и перевёл взгляд на молодого поэта. Тот облокотился на бричку и медленно поглаживал своё кольцо на большом пальце. Он старался смотреть на всё, что его окружало, но не на мужчин. Но почувствовав интерес со стороны хозяина, Вячеслав тут же посмотрел ему прямо в глаза. — А… а это, я так понимаю, тот самый поэт? — прошептал Андрей Борисович.       Молодой человек не услышал реплики, но понял, что речь идёт о нём. Он недовольно сжал губы. Презрение так и сочилось из него. — Здравствуйте, Андрей Петрович, — громко проговорил Вячеслав.       Мужчина медленно двинулся к нему, закатывая рукава рубахи. — Борисович. И Вам не хворать.       Андрей Борисович заключил поэта в свои медвежьи объятия, пытаясь того поцеловать в щёку. Но тот от неожиданности дёрнулся, и тонкие губы прикоснулись к нежной коже шеи. — Что Вы делаете?! — воскликнул Вячеслав. — Простите меня сердечно! Виноват! Не удержался на ногах! — не выпуская поэта из рук, проговорил Андрей Борисович. Кончики его ушей покраснели.       Теперь парень мог рассмотреть не только наряд хозяина дома, но и его лицо. Чего-то привлекательного он не смог увидеть. Изрытая морщинами и странными следами от болячек, кожа была похожа на вспаханное поле. Но пахло от неё мылом и корицей. Тонкие губы, светлые брови, такие же светлые волосы, уложенные небрежно на бок, с горбинкой нос. А вот глаза у него были необычными. Они смотрели даже не в душу, а куда-то глубже. Река… Или родник. Да, родник, из которого хочется напиться в зной.       За разглядыванием нового знакомого, Вячеслав не заметил, что тот его давно отпустил и о чём-то говорил с доктором. — Пройдёмте в мою беседку, туда Наталья Петровна нам чай и подаст, — предложил Андрей Борисович. — Отличная идея, мой друг. На свежем воздухе аппетит разыгрывается быстрее всего, — с улыбкой ответил доктор. — А Вы как считаете, Вячеслав Владимирович? — Мне без разницы, — пожал плечами поэт.       Андрей Борисович бросил на него быстрый взгляд и улыбнулся. Почему-то такая улыбка на его лице выглядела как неправильная линия, оставленная здесь случайно. — Что ж, идём.       Вячеслав приметил, что по своему двору хозяин шёл как-то понуро. Он явно не гордился разбросанными кругом сеном, лопатами, чьими-то тряпками. Даже шаг его был быстр, но поэт подмечал всё. А чаще всего сутулую спину, которая маячила впереди. Но про себя Вячеслав отметил, что рубашка обтягивает не жир, как у других богатеньких лентяев, а мышцы. — Простите, Андрей Борисович, могу я у вас поинтересоваться…       Не успел Вячеслав договорить, как мужчина тут же обернулся. — Да? — А Наталья Петровна — это Ваша жена?       Андрей Борисович потряс головой. — Нееет, это моя ключница. Я Вас сейчас со всеми познакомлю.       Они обогнули пару сараев и очутились в саду. Собственно, от сада осталось только название. Всё поросло репейником, который цеплялся на штаны. Понять хоть какую-то закономерность грядочек было невозможно, потому что их просто не было видно. Словно стоишь ты не в саду, а в обычном поле. Гнилой от времени заборчик упал на цветы. Но они бы и без него не выжили. Зато прямо в середине этого бардака стояла огромная яблоня. На ветках висели ещё зелёные яблочки, подставляя гладкие бока солнцу. В тени дерева и находилась беседка.       Как бы ни ругал Вячеслав мысленно хозяина, но беседка была прекрасна. Она, вероятно, окрашивалась каждый месяц, потому что невозможно было найти изъяна. Сделана она была из дерева, но фигурки животных, вырезанные по всем стенкам, придавали ей какой-то необычайный шарм. Крыши не было, но её вполне заменила густая листва яблони. — Ну, вот и моя беседочка, господа.       По голосу было слышно, что это единственное, чем гордиться хозяин.