Повесь на шею мне ярлык

Дрянное сегодня утречко. Такое небо серое, и противная морось холодит кожу. Не то дождь, не то просто ветер, не разберу. Дурацкий капюшон. Почему он сползает с головы? Шумно. Людишкам тоже погода не по нраву. Шныряют туды-сюды, забрызгивая себя и окружающих. Дождь пошел накрывать стеной. А, ну да. Кисейные барышни понараскрывали своих зонтов. Блять, если ещё раз хоть одна заденет меня спицей, засуну на всю длину ей ее в задницу. Даже извинений не подожду. Надо сменить песню, что-нибудь пожёстче, пусть конкретно выебет мне уши. Так устал слушать все это. Их мысли. Рассадник чуши и нелепицы. И почему-то каждый считает себя умнее других, да? Вон ты, милая вроде девчонка. Идёшь без зонта и в бумажных туфельках. Мерзнешь, промочила ноги, поплотнее запахиваешь пальтецо. У тебя ещё веснушки просыпаны на щеках, прямо как у меня. Но подожди, сейчас я открою одно ухо и залезу в твою рыжую голову. «Я дура. Что мне делать? Думала, если дам ему, смогу рассчитывать на что-то большее, чем просто место любовницы. Да какого черта, он не хочет бросить эту ленивую суку?! Я же буду лучшей женой. Блять, блятский дождь! Ебанные лужи!» Милочка, да ты жалка. Такая же как все. Подумаешь, разве что с веснушками. Лады, надо шлёпать дальше. Шигараки приспичило, чтобы я достал ему пирог из кондитерской "Мария". Тьфу, название такое же приторно слащавое, как, наверное, этот его пирог со сливками и клубникой. Как Томура умудряется есть такое? Сплошной холестерин и сахар. А я вынужден идти на поверхность, да? Потому что вы, хонорики, совсем зачахли в своем подземелье, а я единственный ещё похож на человеческое существо? Изуку сделай то, сходи туда, принеси того не знаю чего, сдохни три раза от мигрени, но принеси. Учитель, как вы там мне сказали в последний раз? Или это я ваши мысли прочёл? Не суть. Мы можем только надеяться, что Изуку научится контролировать свою телепатию. Иначе для него все рано кончится. Всю жизнь мечтал сдохнуть, подслушивая, как Даби дрочит на огромные, по его мнению, конечно, сиськи Тоги. «Бля, что там?» «Злодей?!» «А герои? Вот они, уже прибыли!» «Ебанный боже, ахуеть!» Ну и, что за переполох в муравейнике? Не ползется на службу спокойно? Все бегут от куда-то с косыми от страха рожами. Дауны включают трансляции в Ютубе. Походу что-то интересное. Может поглазеть, все равно кондитерская "Мария" последнее место, где я сейчас хочу оказаться. «На соседней улице, два квартала от центра, так близко!» Аригато, паренёк с дибильником в руках. Сейчас я тоже заценю в чем прикол. Ууу, даже с огоньком. Черт, не разглядеть получше. Люди сбились в стайку и снимают сториз. Расталкиваю локтями немилосердно. Ничего с вами не станет от пары синяков, может даже поумнеете. Великий я вас коснулся! — Господин, а что происходит? — обращаюсь словами к полицейскому. Средней жирности мужик, который в ужасе оглядывается за спину и теснит руками толпу. Не люблю говорить вслух, но приходится. Нужно, чтобы я не забыл как. — Пацан, беги от сюда, слышишь? Тут опасно! — орет коп, а в мыслях животный испуг. Ха, а ещё он дико хочет ссать и думает, будет ли видно пятно на брюках. — Не будет, дядя, такой дождик славный, дуй спокойно! — кричу я и пролажу под оградительной лентой. — Чего?! Герои на сцене. Стоят как истуканы, замирая в красивых позах. Жижеобразное существо схватило какого-то светловолосого паренька. Вау. Хорош. Хороший взрыв! Я даже вибрацию от земли почувствовал. Значит это ты добавил огоньку? Хорошо, хорошо! Но, кажись, жиже все по боку, не отпускает, да? Эй, да тебе походу не сладко, царапаешься, брыкаешься, а сам вязнешь и дохнешь в этом грязном месеве. Глаза у тебя сверкают. Страшно да, задыхаешься? — Как ты сюда попал, беги немедленно! — человек-деревяшка тянет ко мне свои плети. Спасти что ли хочет? Эй, дядя, алье, меня спасать не надо. Там у вас парня съедает какая-то поебота, может ему подмогнете? «Мы ничего не можем!» «Эта дрянь сильная!» «Сука! Если пацан помрёт, это станет таким пятном. Репутация, рейтинги! Он все похерит!» «Да где же герои посильнее? Нам так и дальше мокнуть?» «Может свалить по-тихому?» Оглядываюсь. Серьезно что ли? Вы же герои, какого черта вы думаете как обычные люди? Идите и жертвуйте собой. Да не трожь ты меня, деревяшка! Приходится отпрыгнуть и перекувырнуться, проминая асфальтом хребет. Ахуенная утренняя разминка! Парню совсем плохо, глаза лихорадочно ищут. Ищут из собравшихся шутов спасителя. Героя. Эй, не пялься на меня, я ещё должен купить пирог, а уже весь измарался. Прости? Прости, мы ничего не смогли сделать. Изуку, твоя мама, она... Это желе и по ощущениям липкое и склизкое. Луплю его куском схваченной железяки, а ему пофиг. Не трусь, не попаду в тебя, пацан. Терпи, если чо. Блять! Это болото сожрало мое оружие и вцепилось мне в руку. Терпи, сейчас будет бо-бо. Как круто ты увяз, братан! Тяну тебя за макушку колючих волос, чтобы ты смог продышаться. Вытянул, но на считанные сантиметры, а сам уж на половину в этой жиже. Вместе что ли сдохнем, али ты не хочешь? Дыши, дыши, пока можешь. И не смотри на меня так с надеждой. Я – не герой. «Всемогущий!» Я глохну. Не слышу ничего, кажется, это и есть смерть. Как прекрасно, я так устал от постоянного шума! Тишина — остутствие звуков, как мог позабыть значение? «Всемогущий!» «Они ведь живы?» «Он их спас!» Черт, я не сдох. Фальшивые голоса полезли в голову тараканами. Чешут воспаленный череп изнутри и их не вытравить, не раздавить, пока собственную тыкву не размазжишь. Открываю глаза нехотя. По чуть-чуть оглядываюсь. Меня откинуло метров на триста, парня тоже, только в противоположную сторону. Я боком упираюсь в кирпичи, а его любовно держит человек-деревяшка. Он в самом центре. Всемогущий. Стоит и пафасно пронзает взором небеса, наверно. Остатки жижи вместо дождя окрапили землюшку. Черт, это ведь был Детройтский, да? Он даже тучи разогнал своим ударчиком. Круто. Прямо как герой. В последний момент, когда надежда потеряна. Да? Где ты был десять лет назад, Всемогущий? Когда моя надежда потерялась. Ох, жутко ноет спина. Прилично меня приложило. Надо бы встать и свалить от сюда. — Придурок, кто просил тебя лезть туда? — надрывается пугало, у которого вместо рук пожарные шланги. Ладно, надсаждайся, сколько душе угодно, но помоги встать, а? Бля, снова про себя сказал, тьфу. — Помогите? — Сейчас тебе помогут, вправят мозги-то на место, суицидник. «Ублюдок Всемогущий. Заберёт все лавры. Но ничего, и про нас что-нибудь, да скажут». А обо мне подумать, не? Вдруг я ранен, не? Всем насрать, не? Слышатся визги скорой. Машина спешно выруливает и лихо тормозит, выплевывая из нутра медиков с рюкзаками и в белых халатиках. Сначала обихаживают блондинчика, который уже в сознании и на ногах стоит, пусть и шатаясь, а потом наконец и меня хватают под руки и уводят. Садят, трут полотенцем, в четыре руки проводят измерения, в глаз фонарем тычат и дают выпить чего-то горького. «Переломов нет. Думаю не стоит отправлять в больницу. Подержим, пока не отойдет от шока, а так...» Ну мне все ясненько, круглолицая мадама в обжимающем халате, можете недодумывать. Спасибочки за горькие капли, чем бы они ни были, а я пошел. Грёбаный тортик Шигараки меня заждался. — Куда, вы? Стойте! Конечно, никто меня не задерживает. Даже обидно. Слова людей так несоответствуют их мыслям. Натягиваю грязный капюшон и прорываюсь сквозь стену репортёров, которые водят хоровод вокруг Всемогущего. Я бы подслушал мысли Символа мира, но галдеж стоит непроницаемый, не выхватить отдельной фразы. Скрываюсь в толпе и медленно плетусь против течения. То и дело меня оттесняет живым потоком назад к их светилу. Всемогущему. Герою. В кондитерскую меня впустили, хоть и смотрели как на прокаженного. Толстая, лоснящаяся жиром, деваха, сколотила такую брезгливую рожу, когда я расплачивался замызганными зелёными, что ее наверно бы вот-вот вырвало. Тут к гадалке не ходи и в мысли не залазь! Теперь, когда в моих руках, наконец, оказалось кило сладкой отравы, можно возвращаться. Я за это хорошенько погоняю Томуру, если силы останутся. Жарковато, скидываю капюшон и утираю лоб. К нему прилипли кудри, да и вообще, голова чесалась. Вот погода, что у нее на уме? То дождь, то теперь солнце светит, слепя на оба глаза. От щербатого асфальта поднимается витками сизый туман. Шлёпать ещё долго, можно бы остановиться и перекурить. Не успеваю добраться до самокрутки. — Я искал тебя, постой же! Всемогущий. Запыхавшийся, возник из-за угла и стоит, уперевшись огромными ручищами в колени, скрючившись, переводя дух. — Как тебя зовут, юноша? Всемогущий выпрямляется, загораживая солнце и купаясь в его лучах, а я снимаю наушники. Это он мне сказал? И в мыслях его пустота. Ничего не соображаю. — Мидория. Изуку Мидория. — Изуку, чтож... Он медлит и мнется, а мыслей я его не слышу. Для чего же пауза? Не на закат посмотреть ведь? Или он говорит то, что думает? Он дурак что ле? — Изуку, слушай, скажу прямо. Ты не хочешь стать героем и унаследовать силу "Одного за всех"? Знаю, это звучит, бредово, но, прошу, выслушай меня. — Да, это звучит как полный бред, простите уж, — произношу. Но это не так. Мыслей у Всемогущего опять не оказывается. — Ты хочешь стать героем, юный Мидория? Ответь, и я расскажу тебе все, но обещай, что сохранишь услышанное в строжайшей тайне. Учитель, слышали? Тайна Всемогущего, над которой вы чахли столько лет, вот-вот мне раскроется. Но это и правда походит на фарс. Всё-таки я либо сдох, либо хорошенько шмякнулся тыквой о кирпичики. А может виной всему капли? — Я хочу стать героем. Всегда хотел, — я давлю из себя наглую ложь, которая при этом — чистейшая правда. Горькие капли комом подступают к глотке. Что же дала мне мед.сеструха такое, м? Слезоточивых? Почему так схватило за сердце? Руки не держат больше коробку Шигараки. Торт разбивается, пачкая своими взбитыми внутренностями асфальт. Я падаю на коленки и царапаю когтями затылок. Почему? Я плачу? Я выплакал, выплакал все тогда, мама. — Ты сможешь им стать, Мидория.