назови меня по имени.

широ восемнадцать и он, вроде как, влюбляется. влюбляется так сильно, что кружит голову, дышит он часто, грудь где-то слева греет теплом — это не болезнь, уверен (надеется) он. потому что это не больно. адам смеётся тихо, сдерживаясь, ладонью прикрыв рот, но щёки его покрываются румянцем, очки забавно спадают на кончик носа, и широ продолжает смотреть, взгляд ни на секунду не отводя. адам, на деле, серьёзный, собранный, даже строгий — широ видел, на уроках, на лекциях, в компании других кадетов, но рядом с ним, ровно как и сам широ, он таял, смягчался, был так податлив, что поражало. адам говорит с ним, чуть смущаясь, что-то про практику и неугомонных студентов. адам часто поправляет очки своими господибожекакимикрасивыми пальцами, ерошит волосы, бросает смущённые взгляды и без остановки подносит кружку к губам, постоянно забывая, что та давно пуста. широ сглатывает ком в горле, чувствуя себя непривычно слабым, мизерным, неуверенным. — знаешь, такаши, — широ воздухом захлёбывается, — никогда бы не подумал, что буду сидеть и так просто болтать с лучшим учеником гарнизона. айверсон постоянно тебя в пример ставит, но вот сейчас я здесь, — уголки губ подрагивают, складываясь в робкую улыбку, — с тобой, это… круто. широ привык получать комплименты, быть лучшим, в центре внимания, это как должное воспринимается, на это реагировать спокойно надо, одной лишь улыбкой благодарной, понимаете? он проваливается впервые в жизни, когда вдруг понимает, что дышать тяжело, да сказать нечего. он нервно мнёт меж пальцев ткань штанов на колене. адам дергает нижнюю губу зубами, прежде чем поправить очки и отвести взгляд. в следующем месяце с широкой улыбкой широ тянет ему руку и говорит: — переезжай ко мне. и чуть погодя, видя удивление на его лице, добавляет: — я всё обговорил, не волнуйся. я просто подумал, что тебе нужно больше места. комната одна и так мала? взять к примеру твой рабочий стол… не думаю, что за ним проводить какие-то занятия с детьми очень удобно. — ну, ты прав, — неловко смеётся адам, поправляя очки, — лэнс, как ты видел, довольно неуклюж. то, как он постоянно руками задевает учебники, довольно сильно… — отвлекает, — подытожил широ, — понимаю. не волнуйся насчёт места, его у меня предостаточно, мой номер довольно-таки большой для меня одного. бывает одиноко, знаешь ли. губы у адама складываются в нежную улыбку и широ ему отвечает одним рваным выдохом. на деле, быть лучшим учеником в гарнизоне и быть в почёте у айверсона удобно, это даёт ему некоторые бонусы, которые он не прочь порой использовать. широ улыбается шире, когда адам сжимает его ладонь в легком рукопожатии. вечером того же дня немногочисленные вещи адама оказываются в номере широ, а его собственный передают молодой студентке. *** через год до широ доходит что, да, влюблён он конкретно, надолго может. может навсегда. адам зовёт нежно и мягко — такаши. адам краснеет в мгновение и просит прощения тут же, когда понимает «я не знал, что у вас так не принято, я не хотел». широ мягко хватает его за плечо, улыбается. он не против, чтобы адам называл его так. адам же чувствует себя неловко, нервно поправляя очки, но после сокрушается, усмехается кратко. широ готов умереть прямо здесь и сейчас, ну, или поцеловать адама здесь и сейчас, в людном коридоре, на глазах у всех — плевать. он уходит, обязанный вести урок у молодых студентов, неловко помахав возле входа в кабинет. проходящий мимо кит бурчит что-то, сложив руки на груди. — ты должен сказать ему, широ, хватит уже. и сказать ему тот ничего не успевает, лишь усмехается: одарив его тяжёлым взглядом и покачав головой, кит нехотя плетётся в класс на урок. впрочем, тем вечером широ ничего не успевает сказать и адаму. вечерние прогулки для старших по званию не ограничиваются комендантским часом и их дальностью. широ уводит адама повыше на холмы, туда, откуда ярче будут звёзды, куда будто лишь руку протянуть хватит, чтобы их коснуться. они идут туда, где адам медленно тянет руки к очкам, будто по привычке чтобы поправить, но смотрит прямо в глаза неожиданно долго; складывает их в карман медленно и аккуратно, а после целует в губы так робко и нежно, что сердце изнутри уже кувалдой бьёт о рёбра. —  та-ка-ши. сквозь поцелуй на выдохе выстанывает адам, прижимаясь ближе, путаясь пальцами в волосах. широ прижимается лбами, улыбается мягко — губы подрагивают. скоро широ двадцать, и он, вроде как, любит безумно. *** широ двадцать три и он вписывает своё имя в список участников миссии кербер наперекор наставлениям врачей. и он, вроде как, всё ещё любит сильно, но дверь за адамом захлопывается громко, что голова раскалывается от звука, дышать становится труднее, а грудь где-то слева разрывает болью тысячи игл — он не знает, как называется эта болезнь, но ему безумно больно.