Просто позвольте мне остаться

Чувствительность уже привычно выкручена на максимум. Ловя рваный вздох за вздохом, наблюдая за каждой деталью, будто вот-вот упустит что-то важное, RK900 замирал синтетическими пальцами на коже. Ему хотелось узнать, изучить настолько подробно, что можно было написать тонну различных инструкций, каждая из которых уникальна. Гэвин всё ещё не поддаётся логике. Но это безграничное доверие, которое плещется в глазах, такое ценное, нужное, дорогое… Оно будоражит алгоритмы, заставляя сбоить системы. Эрогенные зоны людей такие удивительные. Хитросплетение физиологии, которая не прописана в базах, её не вычислишь стандартным анализом. Это можно лишь найти, прочувствовать и запомнить, записать в самом потаённом разделе памяти, шифруя так, чтобы никто и никогда, кроме андроида не мог найти. Его человек был не против исследований. То, как от, казалось, простых касаний детектив не может сдержать вздох, а в глазах будто легко вело дымкой… Завораживало. Тело человека слишком необычно. Гэвин раз за разом показывал, насколько оно непредсказуемо. RK900 медленно водил пальцами по шее, ловя мерное дыхание, а после зарывался кончиками в волосы на затылке, фиксируя шумный вздох и томно полуприкрытые веками глаза. Системы запоминали это, записывали, анализировали. Он вновь продолжал вести, чуть потянув за пряди, ловя еле слышимое шипение. Нравится. Возбуждается. Ловит кайф. Эрогенно. Девиантность рождала слишком много нового внутри андроида. То, что люди называют любопытством, заставляло его аккуратно, но упорно, ласкать каждый миллиметр кожи, касаться пальцами, синтетическими губами, языком. У Рида это рождало чистый кайф. Его будоражил интерес в анализирующих глазах, распаляло то, насколько мягко и робко порой ощущались прикосновения. Системы засекали то, как меняются показатели. Удовольствие. Желание. А после и еле слышимая просьба о продолжении. Гэвин очень редко просил сам о чём-то. Андроид не знал, почему детектив так робок в своих желаниях. Он ощущал, как дрожит, как тянется. RK900 нашёл новую слабость у своего человека. Касаться пальцами за ухом — получить лишь скромный выдох, тихое ругательство, но если прикоснуться языком, чуть задевая мочку, можно ощутить, как содрогается всем телом, сдерживая стон. Эрогенно. Риду хотелось рычать, притянуть к себе грубо, завершить эту томную ласку, но всё внутри так требовало вновь ощутить, узнать, где блядско приятно, где тянет до одури. Противоречие. Засекая это в напарнике, андроид медленно провёл рукой по шее, с силой надавливая пальцами. Предсказуемое шипение, ругательство, цепкие пальцы на плечах. Гэвин расценивал это как игру со своим кайфом, начиная злиться, но удовольствие накрывало нарастающими волнами, отчего хотелось лишь предательски стонать. Он тянулся к андроиду, резко запустив пятерню в синтетические волосы, притягивая грубо к себе. И впервые целуя так отчаянно, со всей злостью и удовольствием. Совершенно новое проявление, такое странное, но вышибающее из RK900 ошибки. Детектив ощущал, как податливо ему отвечают, насколько неопытен в таком напарник, пускай и его выверенные касания истязают его так блядско стонать, тонуть в наслаждении каждый раз. Он нашёл эту слабость в идеальном, которая будоражит. *** Привычный кофе утром, который Гэвин пьёт чисто потому, что глаза слишком уж слипаются. Но он никогда не жалел о потерянном сне, никогда не мог отказать себе в том, чтобы утонуть каждый чёртов раз. Детектив смотрел на RK900, подмечая, насколько тот любопытен. Кроток, молчалив, тактичен с ним до одури. Наедине. И вспоминал, насколько дерзок, азартен в деле. Такой многогранный, девиантный, не похожий на ту машину, которую ему приставили в первый день. Если тогда он мечтал выстрелить ему в голову, то сейчас… Сейчас он блядски стонал ночами под ловкими исследующими пальцами. Безумие? Определённо. Все равно возникало желание кричать, бранить грёбаную жестянку в спину, проклиная. Просто потому, что он всё ещё не хотел принимать то, насколько ему хорошо и приятно. Не хотел принимать, что ненавистная ранее машина может настолько сильно запасть в душу. Чувство, которое свербило каждый раз под кожей, колючей проволокой скребло слишком больно, когда взгляд синтетических глаз был пронизан безразличием. Гэвин знал, как на него может смотреть напарник. Во всей этой буре рождалось что-то такое, что вырывало душу, терзало её в клочья и вновь аккуратно возвращало на место. Обыденность стала слишком невыносимой. Похоже Гэвин сходит с ума окончательно, раз позволяет себе злиться. RK900 ловко фиксирует изменения в напарнике. Каждое его действие отдаётся реакцией, а это было слишком любопытно. И в момент, когда Рид сорвался на него, казалось, на ровном месте, выплёскивая всю ту режущую и колющую боль, он мог только замереть в анализе. Тогда андроид в полной мере ощутил, что такое человеческая привязанность и ревность. Гэвин долго не мог простить себе такое. Его крыло. Блядски сильно крыло от того, что с ним происходило. Внутри рвалось, металось, тянуло. Неуверенность, страх, агрессия, боль. Настолько горячий и мощный коктейль, будто добавь в него что-то ещё — взорвётся, разнесёт всё вокруг. В частности самого детектива. И только ночами он мог приглушить весь этот пиздец, отдаваясь в мягкие синтетические пальцы, которые продолжали своё изучение. Прикосновение чуть ниже ключиц, а после аккуратное и выверенное движение одними подушечками ниже, обводя, касаясь лишь ненавязчиво. Выдох, но такой терпеливый, будто андроид уже совсем близок, вот-вот отыщет новую эрогенность своего человека. Становилось горячо, тело под ладонями плавилось, будто растекалось раскаленным железом. Системные ошибки, целое множество окон. Рид тянется, тянет за синтетические пряди, откровенно требуя. RK900 находит, анализирует, касаясь так, как нужно. Гэвин стонет, рычит, мечется от прошибающей дрожи. Сладко, томно, горячо и остро. Блядски кроюще, до такого тумана перед глазами, до слез в уголках глаз. Прошибает. Андроид не чувствует его тело физически, он наблюдает лишь за всеми малейшими проявлениями, истязая порой так сильно, что Рид хотел с обиженным скулежом кончить. И от этого распаляло ещё сильнее. Он тонул в этом настолько сильно, что, казалось, последние пузыри воздуха ловко ускользают от него на поверхность, отправляя его самого на самое дно. *** Гэвин берёт себя в руки. Он основательно переворачивает все сплетения своих мыслей в одну кучу, перебирая только то, что навязчиво выползает, будто змея, отравляя его трезвость ума. Он не хочет больше думать о том, что происходит. Днём ему важна работа, а ночью ему важен лишь любопытный RK900. Он пытается разделить это на две части, которые никак не зависят, не соприкасаются. Но они сталкиваются, будто айсберг с кораблём. Увы, Титаником тут является его стабильная жизнь, обшивка которой с громким скрежетом прорывается под натиском такого девиантного и слишком пылкого RK900. Рид взывает ко всему, что только можно, лишь бы наконец-то в его жизни всё улеглось, а не утаскивало его за задницу во всю пучину эмоций. Он вновь отталкивал от себя напарника, не имея возможности даже толком объяснить, что происходит с ним. Но андроид слишком хорошо знает своего человека. Поэтому даёт ему время всё понять. Программы и системы RK900 давно уже сбоят на полную катушку, когда он рядом с детективом. Слишком сложно и ему самому не запутаться во всём этом ворохе алых окон и кричащих надписей, которые грозят откатить его к заводским настройкам, стереть всю его память подчистую. Но он усмиряет всё это в себе, желая по-настоящему утихомирить так же бурю внутри Гэвина. Вечером андроид не торопится. Он смакует быт, который разделяет с Ридом, запоминает такие маленькие, но очень уютные привычки своего человека. RK900 анализирует его так тщательно, что, казалось, он знает его полностью. Но вот только мысли, которые ярким ворохом обитают в голове у детектива, ему не подвластны. И с синтетических губ невольно срывается лишь один вопрос к Гэвину. — О чём вы думаете, детектив Рид? А тот не знает, что ответить. Он бы и сам был бы рад понимать, о чём он думает, упорядочивая всё то, что накопилось. Но не может. Это считывает и RK900. Андроид понимает, что напарнику нужна помощь, но, зная его, он не примет её от девиантной железки. Но всё равно пробует, идёт к детективу, обнимая того за плечи. Тот не сопротивляется. И только тогда до RK900 доходит то, что происходит с человеком. Он боится. Боится того, что всё, что происходит с ними, может остаться лишь каким-то ночным сбоем, но не более того. Его касания — лишь та малая часть, которая может убедить Гэвина в том, что он останется с ним до последнего человеческого вздоха. Это осознание будто передано ему каким-то особым сигналом прямо в голову. Андроид не понимает, как до него дошло это так просто. Всё это нелогично. Как и сам Рид. Гэвин же доходит до этого почти в тот же момент. Ему нужен RK900 не только ночью. Он хочет видеть всю палитру этих блядских девиантных эмоций, а не только лишь одну чуткую и по-своему нежную сторону напарника. Ему действительно хочется ощутить и днём на губах весь азарт от дел. Он хочет всего андроида себе, а не наслаждаться только его частью. Глупо, по-детски, ревниво. Но в этом весь Рид, он не может изменить себя. Признаться в этом сложно. И ведь хочется всё изложить, заклеймить RK900, привязать к себе. И, набираясь смелости, соскребая её из самых потаённых закоулков себя, он произносит лишь одну фразу: — Останься со мной.