Отпусти меня (не слушай меня)

Среда началась до странного спокойно. Некоторые студенты решили по весне поднакопить сил, тем самым начали пропускать занятия. В целом это повторялось из года в год, как только на улице устанавливалась хорошая теплая погода, то невинные души тянулись к свободе и веселью. В это время на их кафедре всегда было весело. Обычно Кибом особенно рьяно и многословно ругался, однако сегодня спокойно сидел на диване и тихо беседовал с Тэмином. К слову, тот тоже был до страшного умиротворен, и Минхо стало любопытно по какой такой причине две их самые ужасные бестии воспылали любовью к миру. — Не возражаете, если присоединюсь? Он сел возле химика, так как их младший занял его любимое кресло. При более близком рассмотрении Минхо обнаружил предположительную причину спокойного поведения Кибома, а именно: — Беспокойная ночь? Тот недовольно посмотрел в ответ, и вернул все свое внимание Тэмину. Минхо пожал плечами, ему было не привыкать к игнорированию со стороны его коллеги, впрочем, глубокие и яркие синяки под глазами все равно красноречиво позволяли ответить на поставленный вопрос. Он вытянул руку по спинке дивана, совсем нечаянно перед этим пройдясь пальцами по мгновенно напрягшейся шее Кибома. — Тэмин, но хоть вы можете поведать чем так осчастливлены? Тот хитро на них посмотрел, но не стал ничего лишнего комментировать. — Наверное, поделюсь с вами, вы же не против, Кибом? Все равно вы близкие друзья, а значит Минхо и мой друг тоже, — Тэмин счастливо улыбнулся, чуть прищурив глаза. Со стороны стороннего наблюдателя это выглядело как улыбка ангела, что дарит чувства умиротворения и безопасности. Но как правильно выразился их младший, они были его друзьями, а не счастливыми сторонними наблюдателями. И к тому же это была шпилька в сторону химика, поэтому Минхо и не вмешивался. — Конечно не против, — сдался тот без особых усилий, откинув красноволосую голову назад. — Мне лень ее убирать с твоей руки, сам виноват, — честно добавил он, когда встретился взглядом с физиком. Поразительно, насколько сильно он должен был быть утомлен, чтобы отказаться от физических и вербальных защит. Минхо был в очередной раз потрясен этой непредсказуемостью и чуточку тем, что объект его интереса находился так долго на близком расстоянии. — У вас самый долгий конфетно-букетный период, который я только знаю, — вдруг честно выдал Тэмин, отклонившись от основной темы обсуждения. — Ты сильно заблуждаешься, нет никакого… — Он еще официально не начат, — закончил Минхо, не менее приветливо улыбаясь, как несколько минут это делал их младший коллега. Кибому в возмущении оставалось только кипеть. — А ты мне начинаешь нравиться, Минхо, — Тэмин одобрительно кивает и показывает ему свою ладонь. Физик замечает на одном из пальцев необычное украшение, не то, чтобы это было совсем уж странно, просто их младший категорично высказывался по поводу лишних металлов на пальцах. Это Кибом обычно носил кольца, что очень филигранно смотрелись на белых тонких… — Вчера подарили, и в скором времени поведут знакомить с родителями. Минхо поджал губы, коря себя за неосмотрительность и излишнюю рассеянность, он слишком легко мог отвлечься от первоначальной темы разговора. — И этот кто-то Ким Чонин? — вернулся в игру Кибом, прокручивая свое собственное кольцо на указательном пальце. — Какие у вас странные друзья, обычно друзья не дарят кольца. — Не беспокойтесь, возможно, и Чхве Минхо когда-нибудь сделает такой дружеский подарок. — Что сказать, этот Ким Чонин очень смелый человек, — прерывает их милую беседу Минхо. Это единственное, что он может сказать, прилагая колоссальные усилия, чтобы не засмеяться и не смутиться в равной степени. Кажется, они были очень очевидны в своих попытках подружиться для всех остальных. — В этом я склонен согласиться, — хмыкает Кибом и тянется к начатой плитке шоколада. — Не понимаю, как это можно есть, — комментирует Минхо, на самом деле не понимая в чем ценность и удовольствие от поедания сладостей, если по итогу они принесут проблемы со здоровьем. — Как? — химик вопрошающе изгибает брови. — Челюстями. Тэмин давится своей порцией шоколада, старательно пытаясь замаскировать это под кашель, а Минхо очень хочет съехидничать в ответ, но наскакивает на ангельскую улыбку, споткнувшись на полуслове. В этот момент к ним на кафедру возвращаются недостающие элементы: Онью приветливо и достаточно крепко (чтобы остановить попытку побега?) обнимает за плечи Джонхена и подталкивает последнего к их столу. — Кибом, боюсь вас огорчить, — Онью присаживается рядом с Минхо, а Джонхен пододвигает к их столу стул и тоже присаживается. — Но мы только что видели, что мои студенты после пары убежали на улицу, и их даже не испугали последствия этого вопиющего проступка. — Хотите сказать, что у меня не будет последней пары? — Вероятно… — Что же, — Кибом заразительно зевает и трет пальцами глаза в попытках проснуться. Он подходит к столу, выуживая из ящика чистый лист и ручку. — Тогда я могу быстро написать докладную и пойти домой, мне надо немного… — Поспать. Он оборачивается к Минхо, и поджав губы, кивает. — До вечера, — прощается он чуть позже, схватив с рабочего стола свою сумку. — Я написал время и адрес еще утром. — Почему-то с тобой он иногда милашка, — признает Онью, а Джонхен непонимающе на него смотрит. — А с нами, кстати, даже не попрощался. — Сам в это поверить не могу. *** Кибом жил в четырех кварталах от университета, так что скорее всего даже ходил пешком до работы. Минхо ему в этом завидовал, сам он жил в западном районе города и добирался до работы очень долго. Он остановился возле чужого подъезда и дал себе минуту покоя. Весна в этом году была приветливо теплой, но к вечеру температура воздуха все равно резко спадала, поэтому поверх футболки он надел любимую толстовку. Кажется, это будет первый раз, когда Кибом увидит его не в официальной одежде. Но начиная что-то новое — хотелось и показать в себе что-то новое. Минхо до странного сильно хотел быть интересным и честным, что раньше его абсолютно не заботило. Взъерошив волосы, он посмотрел на бутылку вина в руках и подумал: какого черта он делает со своей жизнью. А потом набрал в домофоне номер квартиры. — Заходи. Открыли дверь ему не сразу, но как только Минхо встретился взглядом с Кибомом, то понял, что можно было бы и еще постоять на улице, получше настроиться или возможно пойти обратно домой. Домашний Кибом и Кибом на работе тоже имел массу отличий — домашние, но тоже обтягивающие джинсы, растянутая футболка непонятного светлого цвета с глубоким вырезом и чертов хвостик. Видимо, чтобы волосы не мешались при готовке, он собрал их наверх в маленький хвост, от вида которого у Минхо опять началась тахикардия. Вечная спутница на протяжении нескольких лет. Впрочем, если отбросить внешний вид, то химик выглядел слишком серьезным для человека с тарелкой… — А что это? — Цедра лимона, если тебе знакомо, что это. Он быстро ушел вглубь квартиры, крикнув Минхо что-то похожее на чувствуй себя как дома, но недолго. Физик хмыкнул и сразу пошел за хозяином дома, считая, что осмотреться в чужой квартире он всегда успеет. На кухне он обнаружил Кибома, который странным образом обвязывал веревкой огромный кусок мяса со специями. — Ты говорил, что твоя мама любит европейское меню, поэтому я подумал, что ты уже с ним знаком. Ростбиф будет хорошо сочетаться с вином, которое ты пока можешь убрать в холодильник. — Звучит интересно, но зачем ты связываешь мясо веревкой? Кибом посмотрел на него нечитаемым взглядом и чуть заметно ухмыльнулся. — Кажется ты нечасто готовишь, — химик прижался своей щекой к плечу, будто что-то обдумывая, а потом вернулся к приготовлению. — Мясо таких размеров перетягивают бечевкой для того, чтобы оно пропеклось внутри равномерно и лучше выглядело. Ты бы мог пока включить большую конфорку, где стоит сковорода? Минхо заторможенно кивнул и выполнил поручение, оставшись после этого около плиты. Он был больше, чем очарован, значит примерно это переживают семьи, которые занимаются совместным приготовлением еды? Кибом тем временем налил на разогретую сковороду масло и щипцами опустил в него перевязанное мясо. — Как можно находиться на кухне, перед этим не вымыв руки, Чхве Минхо? — он укоризненно направил на него щипцы, однако вся серьезность угрозы таяла от слишком сильно сведенных бровей. После того как Минхо нашел ванную, он сел за стол и смотрел как Кибом уже покрывает непонятной глазурью обжаренный кусок мяса. — Сколько оно будет готовиться? — Как минимум два часа. — И чем мы будем заниматься эти два часа? Кибом застыл с кисточкой в руках, потерянно уставившись на мясо. — Я об этом не подумал. — Можем пока просто посмотреть телевизор в зале? Давно не проводил бесцельно время, а научные журналы тоже иногда надоедают, — Минхо задумчиво постучал пальцами по столу, не поднимая взгляда на друга. — Я даже не уверен, что он работает. — С твоего позволения, я проверю. — Хорошо, я поставлю мясо в духовку и подойду. Пульт от телевизора нашелся на одной из полок, а сам телевизор пришлось до этого подключать к сети и настраивать каналы. Химик не врал, когда говорил, что тоже давно не использовал данный тренажер для сжигания излишек свободного времени. Скорее всего потому что его у них и не было. За всей этой суетой Минхо немного успокоился, он чувствовал себя очень неловко и не мог понять почему. Незнакомая обстановка для него была как выложенные шашки на шахматной доске, хотя задача игры была все та же — поставить мат. Хотя это все давно перестало быть похожим на игру. В доме было значительно теплее, чем на улице, поэтому Минхо стянул через голову толстовку и опять взъерошил волосы. Это уже начинало походить на его новую привычку, которая позволяла справиться с напряжением. А потом он заметил Кибома, который стоял в проходе между кухней и залом. И смотрел он как-то не так. — Тебе интересно, что там? — первым пришел в себя Минхо, близко подходя к другу. — Нет, абсолютно. Кибом опять грациозно прислонился к стене и поднял на него свой колеблющийся взгляд. Минхо давно заметил эту странную для себя тенденцию: он неосознанно притеснял Кибома к тупикам, и только тогда тот не выглядел хозяином ситуации. Чем больше близкого знакомства с этим человеком — тем больше нового Минхо узнавал о самом себе. Что же… Он посмотрел еще немного на нервничающего химика и, не разрывая зрительного контакта, стянул через голову свою футболку. — До сих пор не интересно? — Да. Кибом подчеркнуто не опускал взгляд, смотря на него со злым прищуром. Скорее всего, до этого он заметил не то чтобы маленькую татуировку — весь правый бок Минхо был забит физической моделью пространственно-временного континуума и, думается, это сильно выбивалось из общего представления о нем. Минхо улыбнулся сам себе, думая о том, как много и долго еще Кибом будет удивляться ему. Между тем тот отталкивает его за плечи и уходит обратно на кухню. — Живешь по принципу — чего не вижу, того и вовсе нет? — доносится ему вслед. — Не понимаю, о чем ты. — Да о многом, — Минхо возвращается к нему, притягивая за руку ближе к себе, чтобы смотреть глаза в глаза. — Отпусти меня, — Кибом взглядом указывает на сжатую кисть в чужой руке, но не предпринимает ни единой попытки высвободить ее самостоятельно. — Тебя никто не собирается слушать, когда ты сам себе противоречишь. Я очень хорошо запомнил твои слова, если не хочешь падать — не бегай, если не хочешь боли — не влюбляйся. Все просто. — Да, все просто, — повторяет за ним Кибом, с вызовом смотря на физика. Губы Минхо вновь расплываются в улыбке, а его ладони растрепывают волосы на макушке Кибома, полностью распуская собранный хвостик. Его волосы оказываются на ощупь еще более жесткими и ломкими, но даже такие ощущения приносят только удовольствие. — Только я не хочу просто. А потом Минхо подается вперед и целует его в скулу, плавно перебираясь к чужим губам, и Кибом не отстраняется. Однако длится это секунду, потому что… — Подожди! У меня ужасный характер. — Я знаю. — Я ревнивый. — И с этим мы справимся. Кибом отрицательно мотает головой, отталкивая руками Минхо: — Это же ничего не значит? Скажи, что нет. Минхо перестает рассматривать сжатые на его груди кулачки и поднимает скептический взгляд. Кибом смотрит на него с настоящей надеждой, в нем переливаются слишком сложные и яркие эмоции. Восхитительные и прекрасные, которые хочется смаковать всю оставшуюся жизнь. Он действительно надеется, что они смогут остановиться и не будут усложнять друг другу жизнь. На это есть веские причины, Кибом убежден, что человеческие отношения быстротечны и не стоят таких усилий. — Нет, это что-то значит. Просто отвечает Минхо, крепко обнимая Кибома, не отказывая себе в желании вдохнуть полной грудью запах чужого шампуня, который перебивался тонкими нотками дыма. «Теперь ты мой», — читается в этом объятье. Как только руки Кибома несмело тянутся обнять его за шею, раздается хлопок и везде гаснет свет. Минхо издает глухой гортанный звук — смеется, не размыкая губ: — У нас хоть что-нибудь может пройти нормально? Или ты действительно проклят? — Кажется пробки выбило, пойду проверю, а ты жди здесь, — насмешливо роняет химик, включая на своем телефоне фонарик. Чуть позже он возвращается, задумчиво почесывая рассеченную когда-то давно бровь. — Думаю, придется вызывать электрика. — У тебя есть свечи? — Вообще-то мясо еще не готово, если ты вдруг решил устроить романтический вечер при свечах. — У нас будет романтический вечер только с вином, как тебе идея? — Дурацкая, — фыркает Кибом, но через минуту приносит свечи, а потом открывает кухонный ящик и достает оттуда какие-то порошки и склянку с жидкостью. Потом с грохотом ставит на стол металлическую посудину. — Итак, сверни лист бумаги в трубочку, пока я смешиваю сахар и хлорат калия. — То есть у тебя в легкой доступности хлорат калия и серная кислота, но нет спичек? — Минхо сразу же догадывается, что хочет сделать его… пока туманно, кто он ему, но сердце остается все таким же взволнованным. — А что-то не так? — изумляется химик и с помощью пипетки капает сверху серную кислоту. — Нет, все так, как я себе и представлял, — отвечает ему Минхо и поджигает бумагу с помощью огня, вспыхнувшего в результате химической реакции. — Надеюсь, у тебя нет аллергии на парафин, — чуть слышно проговаривает Кибом, все также избегая прямого зрительного контакта. — Да разве может быть аллергия на свечку? — Полагаю, ты способен на многие подвиги. — Ты не спрашивал есть ли у меня аллергия, например, на мясо или лимон. — Эти ингредиенты ты уже потреблял при мне. Помолчи и открывай вино. Давай обсудим абсурдность твоего предложения. Ровно через час приходит электрик, и ровно через час и двадцать минут духовка вновь начинает работать. Минхо не удивляется, в принципе он не против все-таки чем-нибудь подкрепиться, потому что его силы уже на исходе. За прошедший час они не сдвигаются с мертвой точки, Кибом все также убежден, что идея совместного бытия ни что иное как абсолютно фатальная ошибка, которую не стоит совершать даже исходя из исследовательского энтузиазма. Его суждения звучат по сухому четко и научно, но стоит полоснуть по этому наспех спутанному гордиевому узлу заточенной бритвой Оккама, то все пойдет по другому сценарию. Однако в вопросах межличностных отношений не было привычной для них почвы из аксиом и подтвержденных законов, было лишь зыбучее море песков, где любое действие воспринималось как шаг в неизвестность, в слепое пятно. В этом и была сложность быть человеком — быть в постоянном неведении. — Мне достаточно того, что есть, — заключает Кибом, удрученно накалывая уже приготовленный ростбиф на вилку. — Я только совсем недавно полностью осознал концепцию дружбы. — Твоя причина, конечно, достаточно веская, — соглашается Минхо, сохраняя спокойное выражения лица, хотя на самом деле хотелось в очередной раз побиться головой о стол. Это тоже неплохо снимало напряжение. С Кибомом ничего не было легко, даже если это было взаимно. Но из прошлого опыта можно было вынести одно очень занимательное предположение, претендующее на закон с хорошей доказательной базой. Кибом умел защищаться только словами. — Знаешь о принципе неопределенности Гейзенберга? — начинает издалека физик, помогая сгружать грязную посуду в посудомоечную машину после сумбурного ужина. Кибом на секунду хмурится, вспоминая теорию, а затем кивает. — А если точнее сюда лучше подойдет квантовая запутанность. Мне кажется, мы как взаимозависимые частицы. Находясь по отдельности в стадии неопределенности мы можем быть любыми. Но когда одна из частиц определится, — он вновь вылавливает руки Кибома и поворачивает его к себе. — То вторая в тот же момент тоже теряет свою разновариативность. — Ты знаешь, что обычные люди не так признаются в любви? — А мы разве обычные? — Туше, и это должно было меня как-то заставить передумать? — Нет, — усмехается Минхо, задумчиво поглаживая большими пальцами тонкую кожу кистей, где сейчас так быстро стучала кровь. — А вот это да. Он обхватывает обеими ладонями такое любимое лицо и целует чуть приоткрытые губы без лишних слов. Внутри разрастается целая прожорливая черная дыра, внутрь которой по ощущениям падают все внутренности, оставляя внутри только барахлящие легкие и сошедшее с ума сердце. Кибом на вкус как то самое неведанное будущее, сладкое и горькое одновременно. Он привстает на носочки, вжимаясь в Минхо еще сильнее и обвивая руками его шею, сцепив их за спиной в замок. Минхо в этот момент больше, чем просто счастлив, плавно опуская свои горячие руки с хрупких лопаток на поясницу и растворяясь в новых ощущениях. Следующий поцелуй получается глубоким и медленным, это оказывается приятно — делить один воздух на двоих, вылавливать губами тихие вздохи и прикусывать юркий язык, который так часто выводил из себя. Следующий горячий поцелуй прекращается, когда он осознает, что прижимает химика к столешнице, опустив руки еще ниже, впрочем, не встречая ни грамма сопротивления в сложившейся ситуации. — О чем ты так задумался? Голос Кибома немного охрипший и его губы. Боже. Такие красные и припухшие, даже не верится, что это его рук дело. Точнее губ. Точнее все вместе. — Правду ли говорят, что секс на кухонном столе столь неудобен? — Минхо задумчиво склоняет голову к плечу, вытирая большим пальцем лишнюю влагу с чужих губ, позже его облизывая. — Для этих целей есть кровать, — взгляд Кибома становится совсем темным, прослеживая его жест. — Ты такой лгун, совсем недавно ты меня отшил. А сейчас… — Ты был достаточно убедительным, чтобы заставить передумать. Или недостаточно. — Пожалуй, сделаю все, что от меня зависит. Минхо действительно был человеком ответственным и обстоятельно подходил к выполнению любой задачи. Поэтому вслепую найти закрытую дверь, которая вела в спальню, и одновременно не выпускать из объятий еще немного сомневающегося химика — было сложной задачей, но осуществимой. — Я и так уже зависим… Не сойти с ума от единственной фразы, которая отдавала привычным привкусом угрозы и чего-то нового — было еще более сложной задачей. В интимной полутьме Кибом казался нечеловечески монохромным, как всегда находящийся за пределами человеческого понимания. Вызывающий чувства тревоги и интереса, вернее — желания. Правильно, Минхо хотел его и теперь действительно мог себе позволить то, о чем давно грезил. Единственное, что сильно различалось с его идеальным представлением об их первом разе — это то, что Кибом не был покладистым и податливым (даже в этой ситуации). Минхо только на секунду потерял связь с реальностью, и вот он уже сам лежал на спине и смотрел снизу вверх на довольного своим мнимым превосходством Кибома. И именно он в данный момент неторопливо и издевательски-нежно выцеловывал шею и голые плечи партнера, а не наоборот. Абсолютно без какого-либо смущения устроившись на бедрах Минхо. Этот человек точно был не от мира сего, не совпадая гранями нормальности и предсказуемости ни в одном из случаев. — Ты ожидал другого, Чхве Минхо, не так ли? — невинно интересуется Кибом, переплетая их пальцы в замок. А потом подносит ближе к своему лицу их скрепленные руки, оставляя серию поцелуев на ладони и кисти. — Рассказать о чем я думал, когда представлял, что могут сделать со мной эти самые руки? — Он медленно берет в рот большой палец Минхо и ощутимо зажимает его между своими клыками. Это так странно, ощущается амбивалентно остро и так возбуждает, что несомненно сразу чувствует и химик, поерзав на его бедрах с вопрошающе поднятой бровью. Минхо вспоминает, что от него ждут ответа, но не может выдавить из себя и слова, когда Кибом своей рукой направляет его подрагивающие пальцы себе под футболку. Кожа Кибома горячая и чуть влажная, ее хочется изучать не только через прикосновения кожи. Он точно его выжжет дотла. — Теперь моя очередь вести? — предполагает Минхо, стягивая мешающуюся сейчас чужую футболку, сразу же увлекая в очередной поцелуй. Сладко-кислый, долгий и удушающий. Кибом расслабляется, после откидывая голову назад, подставляя тонкую шею под собственнические поцелуи. — Зачем ты оставляешь на мне метки, — полустонет Кибом и притягивает за волосы Минхо, чтобы увидеть его лицо. — Чтобы никто на тебя не засматривался. — Таких глупцов мало, — он усмехается, ощутимо царапнув ногтем затвердевший сосок физика и опустив взгляд чуть ниже. — Я хочу ее попробовать. Минхо старается сдерживаться и не закончить все прямо сейчас, ведь один только вид растрепанного Кибома, который тут же склоняется поцелуями все ниже к его черному рисунку на ребрах заставляет сердце стучать в ускоренном ритме. Его губы растянуты в улыбке, и отчего-то поцелуи улыбкой ощущаются еще интимнее и серьезнее. После сладко-мучительных поцелуев, Кибом возвращается наверх и шепчет чуть слышно в самые губы Минхо: «Ты вкусный». Тот неоднозначно хмыкает в ответ, опускаясь ладонями по идеальным бокам вниз, расстегивая ширинку джинс и помогая их побыстрее стянуть с тонких ног. Тело Кибома было совершенным и как будто создано именно для Минхо, его ладони идеально помещались на чужой талии, а сжимаемая пальцами кожа была так приятна и вожделенна. Хотелось часами изучать это тело, одарить вниманием каждую родинку и каждый еле заметный шрам на светлой коже, найти все места, где поцелуи наиболее приятны и разжигают страсть в сверкающих глазах. Но сейчас Кибом откидывается на спину что-то выискивая в кровати, затем притягивая к себе ближе и вкладывает в чужие руки лубрикант. Минхо не хочет торопиться, но боль в паху действительно уже перестает быть мучительно-приятной, поэтому он стягивает с себя джинсы с нижним бельем, помогая и Кибому избавиться от оставшейся одежды. Он не может себе отказать в желании оставить свежие следы от поцелуев на хрупких щиколотках и парочку на бедрах. А затем смотрит на лицо смущенного химика, который закусывает указательный палец, казалось, чтобы сдержать себя от какой-то реплики или действия. И все-таки не останавливается: — Я уже так делал. Сам. — Представляя, что это делаю я? Кибом не находится с ответом, потому что чувствует глубоко внутри себя сразу два пальца. Он выгибается дугой, неосознанно стремясь свести колени вместе. Минхо делает паузу, а затем наращивает постепенно темп, позже добавляя и третий палец. Он никогда не думал, что даже это занятие будет таким возбуждающим, но вид Кибома, когда его трахают только одними пальцами, завораживает так, что уничтожает чувство реальности. Он специально не притрагивался к нему больше нигде, чтобы прикосновения ощущались острее. Сбивчивое дыхание, взмокшая красная челка и блестящая от пота кожа — создают новый набор фетишей в голове у Минхо, и он даже не будет пытаться их искоренить. Он подается вперед, с чувством целуя искусанные опухшие губы, только теперь осознавая, насколько он до этого действовал на автопилоте и как далеко они уже зашли. Хотелось кричать об этом на весь мир, но эти чувства должны быть только между ними, ведь настоящее счастье любит тишину. Произнеся «Я люблю тебя» одними лишь губами, он касается чужих в легком прикосновении, вслух позвав: — Иди ко мне. Кибом тут же оказывается в крепких желанных объятиях, с благодарностью целуя ключицы. А затем достает из-под подушки упаковку презерватива, нетерпеливо разрывая ее зубами, не прекращая зрительный контакт. — Я помогу надеть, — как у него еще остаются силы на ехидство, когда самому Минхо становится до темноты перед глазами хорошо и мало одновременно. Впрочем, это последнее, что Кибом способен связно произнести, потому что Минхо подходит добросовестно и со всей отдачей ко всему, в том числе и к занятию любовью. В первую очередь — к занятию любовью. Химику остается только хвататься за сильные плечи в попытках держаться в едином темпе, заглушая свои стоны беспорядочными поцелуями. — И не думай, что мы остановимся на одном разе, — останавливается Минхо после особо глубокого толчка, зайдя под идеальным углом. Он бережно убирает слипшиеся красные пряди с нахмуренного лба, заботливо заправляя их за уши. — Вот сейчас я точно отыграюсь за все потраченные нервы, готовься. Кажется, в их игре победил он. *** — Всем добрый день, я Чхве Минхо, кто меня еще не запомнил, и сегодня я буду замещать вашего преподавателя. Кто-нибудь покажите свои конспекты, мне необходимо сориентироваться, что читать. В аудитории поднялся шум перелистывания тетрадей, пока кто-то на первой парте не протянул свои конспекты преподавателю. Очень знакомый такой студент, который не удержался от вопроса: — А где… — Бэкхен, ваш преподаватель немного приболел, не стоит так переживать — с ним все хорошо. Сразу после проведенного занятия, Минхо сталкивается со своим другом в коридоре, чуть не потеряв равновесие. Все-таки бодрствовать вторые сутки без перерыва на сон — тяжко для любого организма. — Я хочу этого знать? — Онью с сомнением его оглядывает, провожая до кафедры. — Я, конечно, рад, что ты жив, но где Кибом и почему ты так одет, на улице же жара… Минхо отвлекается на пришедшее сообщение на телефон, быстро набирая ответ. — Ты не хочешь этого знать, — самодовольно бросает он, возвращая все внимание на друга. — Трижды. И один раз все-таки на столе. — О боже, — Онью прячет лицо в ладонях и мотает головой из стороны в сторону, видимо в тщетных попытках избавиться от возникших образов и предположений. — Лучше бы вселенная схлопнулась.