Angel Diaries

Аббатство Мон-Сент-Одиль располагалось и правда в живописном месте - рядом были горы, лес и бурная река. Хотя мне пришло на ум, что удаленность обители более привлекла мою родню, чем красивые виды. Монастырь святой Одилии, где мне надлежало провести остаток жизни, пользоваться хорошей славой в Эльзасе, почитанием, однако, конечно не мог сравниться по пожертвованиям, например, с монастырем Святой Женевьевы, возле столицы Франции. О том, как там тихо, мирно и будет мне прекрасно кузина Маргарита долго говорила, пока мы тряслись в экипаже. Я же не обращала внимание на ее слова, в начале, когда мы только начали наш путь, мне казалось, что сейчас прискачет граф со слугами, они повернут нас назад, по крайне мере, он просто меня увезет с Мод, или же дядя придет в себя, узнает о моей судьбе и потребует моего возврата. Но ничего не происходило. Никто нам не мешал мчаться по ухабам и рытвинам, навстречу моему монашескому будущему. С каждым днем, я все более четко осознавала, что скоро конец и возврата уже не будет, так ощущается, когда летишь на лошади в сторону пропасти, ты ее видишь, понимаешь, что кончина близка, но как бы за уздечку ни дергал - коня не остановишь. Мои слезы уже не лились из глаз так часто, их просто уже практически не было, только сейчас я понимала, что граф пытался выразить некие чувства по отношению ко мне, его забота могла так же быть продиктована и эгоизмом и иными выражениями эмоций, но все же эта была забота, пусть подобие, но чувства сии были все направлены на мою защиту. Смотря на Маргариту я видела раздражение, высокомерие и полнейшие равнодушие к моему будущему. Если бы было возможно, то кузина наверное завела бы меня в лес, где оставила бы, привязав к ели. Вот только общество могло не понять таких родственных отношений, так что монастырь был прекрасной заменой. Мод, подъезжая к месту назначения, совсем расстроилась, она стала часто плакать, гладить меня по волосам и целовать локоны, осознавая, что через несколько дней они исчезнут, как и я . О да, я растворюсь в фимиаме ладана, но зато появиться новая сестра - печальная, убитая горем и предательством родных людей, которая возможно не проживет долго. И тем не менее , сквозь мои мрачные думы проходили, словно лучи слабого морозного Солнца воспоминания о графе де Ла Фер. Его лицо, прикосновения, тот поцелуй, в ночи и под винными парами, то как он держал меня в своих руках - эти воспоминания тревожили мне душу более - ярко и болезненно они всплывали в моей голове. Болезненны они были от того, что мы разлучены навсегда, я не могла понять свои чувства к нему, мне было приятно его присутствие, его колкость, даже его причуды с веревкой или сцена в библиотеке казались мне просто странными приключениями, в то время, как постриг представлялся бездонной ямой, куда я должна добровольно прыгнуть. Однако, от долгих мыслей о нем, приходило странное состояние, которое заставляло мое сердце чаще биться, я шептала тогда молитву, ощущая потом не успокоение, а привкус обиды, что он возможно забыл уже меня или посчитал мое затворение в монастырь малозначимым для него делом. На пятнадцатый день мы прибыли в гостиничный двор при святой обители , уставшие, а мы с Мод и с заплаканными лицами, мы заняли большую комнату, где были две узкие и жесткие кровати, моей служанке был предложен тюфяк возле камина. Мод не возмущалась и не жаловалась, она была готова поселиться в Эльзасе, лишь бы хоть изредка видеться со мной, о чем и поделилась, когда мы готовились ко сну. - Но ты можешь и не найти хороший дом, люди здесь имеют другие обычаи, нравы, да и твой сын остался в моем поместье, - резонно заметила я. - К тому же, я сомневаюсь, чтобы тебя часто пускали на встречи со мной. Монахиням служанки не положены, они решат, что ты напоминаешь мне о прежней жизни, - грустно заметила я. Всю ночь мы с Мод не сомкнули глаз. Слезы теперь катились по моим щекам, не переставая, я была бы рада и месье Филиппу, но никто не появлялся. На следующее утро у нас была назначена встреча с матерью-настоятельницей Аделиной, в ее кабинете также находилась еще одна женщина, которую представили, как сестру Доминику. Аббатиса была высокого роста, с резкими, но правильными чертами лица, серыми проницательными глазами, которые казалось выворачивали всю душу, узкими губами, римским профилем. Она напоминала мне каменную статую, но не мученицы, а богини Афины. После приветствия, представления, меня внимательно рассмотрели эти серые пронизывающие глаза. Я неосознанно поправила белый, новый воротничок на своем траурном платье. - Так, значит, дочь моя, это и есть та молодая особа, которая желает возлюбить Христа? - голос матери настоятельницы был четкий, резкий, словно взмахи меча. - Преподобная Мать, все верно, сия девица по решению нашей семьи должна быть отправлена в монастырь. Она сирота и ее кузен теперь ответственен за будущее Анны, учитывая сопутствующие обстоятельства мы решили, что только святые стены успокоят ее бедную душу и помогут ей, - любезно ответила кузина Маргарита. - Дитя мое, желаешь ли ты сама принять постриг? - спросила меня аббатиса. Я хотела сказать правду, но тут вмешалась кузина: - Мать-настоятельница, нам надо поговорить с вами о этих обстоятельствах, мой брат возможно их не расписал в письме, они очень деликатны. Аббатиса кивнула. - Сестра Доминика, покажите мадемуазель де Бельфор нашу часовню, - она повернулась к своей помощнице и вскоре мы шли с означенной сестрой по крытой галереи. - Вам тут понравится, у нас красивое место, дух святой Одилии принес сюда умиротворение, - сказала мне моя спутница. Я мрачная шла за ней. - Я не хочу принимать постриг, - просто ответила я. - Но этого хочет моя родня, я для них обуза. - Возможно, что сейчас близкие наоборот заботятся о вас , дорогая, а вы просто напуганы и расстроены, - сестра Доминика попыталась меня утешить, она стала рассказывать о часовне, о том, что в монастыре, кроме святой Одилии, жило в свое время несколько известных монахинь, слава о которых так же вышла за пределы сего места. Я слушала в пол уха, мои мысли в голове сбились в бесформенный клубок, понимание того, что у меня более не будет иного будущего заставило меня тихонько заплакать. Но вскоре пришлось осушить слезы платком и вернуться в кабинет матери-настоятельницы. Мне было сказано, что я должна остаться в монастыре , дабы подготовиться к постригу, о моем желании уже не спрашивали. - Дитя мое, ты будешь пребывать с сестрами в дормитории, заодно и увидишь , как они там живут, тебе помогут подготовиться , успокоят дух, расскажут о необходимых действах , - просто поведала мне аббатиса. - Когда ты будешь готова, мы введем тебя в наши ряды христовых невест , - после женщина протянула мне руку, коснувшись, как полагается, ее губами я была уведена на свое новое место жилья, на Маргариту я не могла смотреть, злость и обида охватывали все мое существо. Дормиторий был длинной комнатой из грубого, темного камня, с рядом узких кроватей и довольно жестких, над местами для сна висело несколько простых, но больших распятий. Стены комнаты были покрыты изморозью, огромный камин, который находился здесь, отапливал только часть помещения - возле себя. Сестра Репарата заведовала этим местом для сна, это была худая, высокая женщина, молчаливая, с зелеными глазами. Она давала указания тихим голосом, всегда подходя довольно близко. Вскоре я узнала, что у нее было повреждено горло, а тихий голос был результатом сего недуга. Она определила мне место поближе к камину, скептически оценив мой бледный, изможденный вид . В обязанности тех, кто располагался возле теплого места входило вставать по ночам, подкидывая новые дрова, чтобы очаг не потух. Сегодня дежурить должна была моя соседка, ее кровать располагалась возле камина, напротив моей. Ее имя было сестра Аннунциата. Она выглядела довольно молодой, может на пару лет старше меня, с очень грустными карими, большими глазами, красивыми чертами лица, которые указывали на благородное происхождение. Сестра Репарата поведала мне, что моя соседка тоже недавно приняла постриг. Но она не выглядела умиротворенной, она периодически плакала, была молчалива, практически не реагировала на обращение к ней, просто сидя и смотря в стену. Ей доверяли только приносить дрова, подметать дорожки в саду, так как я подозревала это ,сестры опасались за состояние ее рассудка. В эту ночь я спала плохо, постель была жесткой, мне было несколько холодно, ведь тонкое одеяло, которое мне выдали не могло меня согреть. Пока я одевалась в свои платья, темного цвета, правда рассталась с корсетом, теперь у меня был корсаж, который я могла сама застегивать спереди, мне позволили оставить одежду из благородных тканей, но до принятия пострига, однако от шелковых чулок пришлось сразу отказаться, мне выдали теплые , серые, из шерсти, но они здесь, в промораживаемых помещениях были больше уместны. Я проснулась от чужих всхлипываний, сестра Аннунциата стояла возле камина на коленях, в своей простой ночной рубахе, лицо ее было заплаканным. -Вам плохо?- шепотом спросила я , она быстро повернулась ко мне и посмотрев мне в глаза кивнула. Я закуталась в одеяло, встала и подошла к ней. - Вы можете простыть, плиты тут ледяные, - я помогла ей встать, она не сопротивлялась, ее действия были безвольны. - Отчего вы печальны? - просто спросила я, остальные монахини спали, не обращая на нас внимание. - Меня насильно оставили здесь, -ответила мне сестра, у нее был приятный бархатистый голос, с испанским акцентом. - Меня тоже, - понимающе ответила я. Моя собеседница сжала мне руку, словно этот общий факт связал нас, как нить. - Меня привезли сюда, потому что я полюбила. Хосе был испанским дворянином, но его семья враждовала с моей, мы познакомились в церкви, в Перпиньяне, где я жила с семьей. Но родные узнали об этом, отослали меня во Францию, к дальним родственникам, однако он приехал тоже сюда. Мы хотели сбежать и обвенчаться, но мое письмо перехватили, меня отправили в монастырь и постригли насильно, а его закололи, - смотря на древние камни поведала она мне. - Это ужасно, но вы хоть узнали, что такое любовь, я же не могу точно утверждать, - я рассказала свою историю, частично конечно, упуская особо пикантные моменты, мне тоже хотелось как-то выговориться. Сестра улыбнулась. - Мне кажется, что этот мужчина вас любит. Возможно, у вас будет шанс отсюда выбраться, - она вздохнула и бросила побольше поленьев в камин, подняв сноп искр в воздух. Я покачала головой. - Я не уверена, что граф даже знает, где я, - грустно возразила я ей в ответ. На следующий день меня отвели в лазарет при монастыре, помогать сестре Терезе. Этой невысокой, старой женщине, которая была довольно активной, говорила быстро и имела решительную походку. - Дитя, ты будешь варить отвар, - она подвела меня к большому котлу, где уже нечто булькало. Ее кабинет куда она меня привела был большим, находился в пристройке к лазарету и здесь она варила с помощницами лекарства, делала мази. Конечно, я ничего не варила в прямом смысле, я просто помешивала жидкость длинной, деревянной ложкой и должна была следить, когда отвар дойдет до кипения, накрыть котел тогда крышкой и потушить под ним огонь. Однако, мои мысли были далеко от сюда, я думала о том передал ли месье Терри мое письмо или нет, может правда произойдет чудо и я смогу покинуть эту обитель. - Дитя мое, ты слишком рьяно мешаешь, отвар расплескался, - голос сестры Терезы выдернул меня из размышлений, я с ужасом обнаружила, что некоторая часть темной жижицы пролилась на плиты под моими ногами. - Простите, - я пробормотала. Подумав сестра дала мне метлу и отправила подметать от снега, выложенные старыми плитами, дорожки в саду. Я в одиночестве занималась этим около часа, потом почувствовала, что сильно продрогла, во время работы я так и не согрелась, наоборот я почувствовала сильную усталость, опустошение, обиду на всех и расплакалась. Отбросив метлу я села на каменную скамью, она была практически занесена снегом, но я не обратила на это внимание. Мои плечи вздрагивали, а холодные пальцы размазывали ручейки слез по щекам. -Не стоит сидеть на холодной скамье, потом сестре Терезе с тобой придется долго мучатся, - услышала я сердитый голос. Передо мной стояла монахиня, у нее было полноватое красивое лицо, серо-голубые добрые глаза, которые притягивали взгляд, она была невысокого роста, несколько коренастой. - Простите, - я пробормотала сквозь рыдания и хотела уйти. Меня же просто взяли за руку и повели в сторону небольшого сарайчика, тут было тепло, сестра что-то толкла в ступке, сидя на перевернутом бочонке, меня она посадила на такой же. - Тут теплее, тебе надо согреться. Меня зовут сестра Одилия и я часто готовлю лекарства для болящих. Я кивнула, решив, что логично, когда монахиня берет имя той святой, в чью обитель она пришла. - Я пока не знаю, чье имя возьму, да это и не важно, - отмахнулась я, мне была предложена старая черная накидка, я с благодарностью приняла ее. - Что значит не важно? Тебе все равно имя какой святой ты будешь прославлять? - сестра удивленно посмотрела на меня. - Если честно, то я предпочла бы молиться им дома, а не здесь. Я не хочу принимать постриг, - с горечью в голосе ответила я. - Так не принимай, ты должна стремиться к Христу, а не тяготиться этим, - резонно заметила монахиня. - Моя родня так не считает, я сирота, у меня нет мужа, я не могу искать более ни у кого поддержки или защиты, - я чувствовала, как слезы подбираются к горлу. - Мне кажется, что у тебя и правда призвание в другом, например в воспитании детей, - моя собеседница внимательно посмотрела на мое лицо. - У меня самой семьи не было, я тут живу с рождения, но я знаю, что многие были счастливы просто находясь замужем. - Возможно, но я это не смогу проверить, - я вздохнула. - Ты кого-то успела полюбить? - Не знаю, я не могу точно утверждать, ибо никогда не испытывала любовь, но один человек вызывает во мне смешанные чувства. Я их описала, а собеседница кивнула. - Похоже на нее , - подтвердила она. -Этот человек проявлял о тебе заботу, не зная тебя слишком хорошо, возможно, что это где-то грань с любовью. - Хотя он мог просто заботиться о безопасности своего подопечного, - слабо возразила я. - И тратить на тебя дорогие плоды, уделять тебе свое время, дарить красивые подарки? Не думаю, он бы просто отослал тебя к дяде и начал с вами тяжбу, - возразила монахиня. - Мужчины порой не так выражают чувства, как мы женщины. - Это уже не имеет смысла, сама моя жизнь уже не имеет смысла, - всхлипнула я. - Ну, никогда не стоит так говорить, - она наблюдала, как я кутаюсь в плащ. - Тебе стоит молиться Господу и своей святой, они помогут тебе, а про всякие обрывания жизни думать забудь, к тому же до принятия пострига много чего может случится, - она вышла из сарая, я же осталась сидеть, меня сморил сон. Очнулась я на лавке, была вся покрыта снегом и не помнила, как сюда дошла. Все таки, несмотря на плащ, который согревал меня в сарае, но сейчас куда-то исчез, я продрогла, почувствовав себя не очень хорошо и вернулась в дормиторий, стоя возле раскаленного камина думала о разговоре с монахиней. Сестра Репарата подойдя поближе обратила внимание, что я сильно бледна, а пальцы у меня посинели. Мне было приказано оставаться возле теплого очага, одна из сестер принесла мне после мою порцию еды, когда я отогревалась под тремя одеялами, укутанная внимательной сестрой Репаратой. Вскоре меня сморил сон, никто меня не будил, видимо сестры решили дать моему организму начать борьбу с простудой. Проспала я весь день, а когда очнулась, то была уже ночь. Сестры спали, я с удивлением отметила, что место сестры Аннунциаты пустовало. Сестра Абра, которая должна была следить за камином, уснула, а учитывая ее преклонный возраст, мне показалось это естественным. Огонь в камине практически погас, я бросилась кидать поленья, но вскоре поняла, что дрова закончились. Их запас хранился при входе в галерею, возле двери. Монахини показали мне, где они расположены, чтобы в случае необходимости я могла поддержать огонь или же развести его. Взяв достаточно дров я отправилась назад, проходя мимо входа в лазарет, где чуть не столкнулась с сестрой Аннунциатой. Она появилась неожиданно, в темноте коридора, от чего я вскрикнула и упустила свою ношу. Дерево с громким стуком упало на плиты, я стала быстро собирать дрова, на ощупь, смотря на сестру, та же стояла неестественно прямо, бледная, ее глаза были сфокусированы в одну точку. - Сестра Аннунциата, ты меня сильно напугала, с тобой все в порядке? - я с беспокойством посмотрела на нее. Губы монахини шевелились, но звука не было, затем наконец ее слова стали более четкими. - Я свободна, я иду к нему, наконец-то, - она заметила меня, ее рука вцепилась в мое плечо, она была очень холодной. - К кому? - не поняла я. - К Хосе, моему жениху, мы будем вместе. Это зелье, оно дало мне свободу, - девушка вытащила из складок одежды маленький пузырек с бесцветной жидкостью, от него исходил еле уловимый запах миндаля. - Не смей брать! - услышала я громкий возглас, к нам приближалась сестра Одилия, ее лицо было перекошено от гнева. Она выхватила пузырек из бледных пальцев Аннунциаты и спрятала себе в рукав. Схватив, не совсем вменяемую мою собеседницу, сестра Одилия потащила её по коридору, но перед тем, как скрыться она резко повернулась ко мне и четко произнесла, смотря прямо в глаза: - Не повторяй ее ошибку. Вернулась я дрожа всем телом, с дровами, я чувствовала, что случилось нечто страшное. Бросив свою ношу на пол я забралась под одеяло, только я успела натянуть ткань до подбородка, как в комнату влетела сестра Доминика, она стала будить некоторых старших монахинь, что-то шепча им на ухо. Монахини стали быстро одеваться и выходить в коридор, я привстала на локте и спросила сестру Доминику, когда та находилась возле моей кровати: - Что случилось? - Горе случилось, но тебе сейчас лучше уснуть, дитя мое, - она накрыла меня получше одеялами и быстро покинула дормиторий. На следующее утро я узнала о смерти сестры Аннунциаты, она выпила яд, ее пытались спасти в лазарете, но не смогли. Скончалась сестра ночью, как раз, когда я несла дрова. Яд который она выпила пах миндалем и им травили крыс, она украла его во время работы у сестры Терезы. Слушая все это, от достаточно болтливой сестры Жанны, я почувствовала, как будто земля уходит у меня из-под ног. Я сильно побледнела и привалилась к стене, решив, что я расстроена из-за этой новости, Жанна помогла мне вернуться к моей кровати и позвала сестру Терезу, та осмотрела меня и объявила, что принесет настойку из мяты. Мать-настоятельница после смерти Аннунциаты приказала обыскать вещи недавно принявших постриг сестер и всех тех, кто должен был это сделать. Было очевидно - в монастыре не хотели этого повторения. Сестра Доминика расспросила меня о чем я говорила с покойной, в дормитории, я честно пересказала нашу беседу. После меня не оставляли уже одну, в лазарет тоже не отправляли работать, там теперь помогала сестре Терезе пара пожилых монахинь. Я же была направлена в библиотеку монастыря, к сестре Аурелии, перетирать книги и полки от пыли. Я не знала похоронят ли бедную сестру здесь или просто отдадут тело родне, которая ее сюда упрятала, в любом случае все молились за спасение ее души, негласно был объявлен траур, сестры практически не общались друг с другом, у многих были задумчивые и заплаканные лица, если ее и осуждали, то не вслух. Мать-настоятельница пригласила меня на беседу, после моего первого дня работы в библиотеке. Она была одна в кабинете, когда я постучавшись, зашла туда. Выглядела Преподобная Мать бледной, уставшей и задумчивой, под глазами залегли темные круги, она указала мне на стул, напротив своего стола. - Дитя мое, скоро подходит дата для пострига, но последние события указали мне на то, что следует лучше изучить все факты твоего желания его принять, - просто сказала аббатиса. - В прошлый раз твоя кузина поведала мне, что ты вступила в преступную связь с неженатым дворянином, который воспользовался твоей наивностью и совратил тебя с пути праведного, - продолжила женщина пытливо смотря на меня. - Это неправда, он мне ничего не сделал, - вспыхнув отреагировала я. - Граф де Ла Фер заботился обо мне, он пожалуй единственный, кто побеспокоился о моем здоровье. Аббатиса приподняла бровь. - Сие имя мне знакомо, но ничего предосудительного не могу сказать о этой семье, - подытожила она. - Почему бы тебе, дитя, не рассказать мне все, с самого начала, - мне было предложено поведать честно историю. Я ее рассказала, пропустив правда совместную ночь и знакомство с призраками, заменив людей стрелявших в меня на разбойников. - Ты сказала аббат д' Эрбле? - повторила удивленно аббатиса. Я кивнула, поведав, что он был мушкетером , а сейчас служит Богу. - Вы его знаете? - спросила я. - Конечно, он сын моей двоюродной сестры, - просто поведала моя собеседница. - Что ж, дорогая, я вижу кузина твоя о многом умолчала, а может не знала, но пока твое принятие в монахини откладывается. В душе моей возликовали радостные возгласы, я была счастлива, покидая кабинет. Выйдя из него я пошла другим коридором, который до этого не видела , он ввел в заброшенную часть сада, я же просто перепутала его с основным, в темноте. Там я наткнулась на старую статую, она стояла в углу, большая часть ее потемнела от времени, но лицо прекрасно было видно. Это было лицо сестры, которая утащила покойную Аннунциату, внизу читалась надпись "Святая Одилия, 662-720 гг." Это было последнее, что я успела прочесть, стены покачнулись, голова заполнилась туманом и я упала без чувств, на холодные плиты.