(Не) титановые

      Сны Эрену снились, сколько он себя помнил, причем самые разные: глупые и не очень, фантастические и до жути реалистичные, страшные и приятные.       Кошмары он, правда, никогда толком не запоминал: подробности растворялись, стоило открыть глаза, но гадкое чувство липкого, тяжелого, стекающего по горлу страха не оставляло еще долго. Спал он беспокойно, а кошмары заставляли его вертеться так, что Эрен наворачивался со второго яруса в кадетском корпусе до тех пор, пока не переехал к Жану на нижнюю полку, и упал с нее еще два или три раза прежде, чем Жану надоело и он сам лег на край, задвинув Эрена к стене.       Иногда он орал во сне. Будил половину спальни, и на следующий день над ним хихикали и шушукались, кто-то смотрел насмешливо, кто-то — сочувственно, некоторые крутили пальцем у виска. Руки иногда так и чесались начистить умникам рожи, но Микаса с Армином быстро и доступно объяснили, что будет только хуже, и Эрен терпел. Хуже не хотелось.       Правда, после первого боя смешки прекратились, как отрезало: теперь они все были такие. Со снами.              Жан спасал. Реально помогал: держал, если надо, будил, если мог, заставлял выговориться, а иногда и прореветься, чтобы стало легче. Эрен не сразу оценил, однажды даже наорал на него: Жан лег сверху, прижимая его к кровати, и Эрену привиделось, что его хоронят заживо. Жан посмотрел зло, вытащил из-под себя его руку и показал рассаженное в мясо предплечье: Эрен колотился так, что разодрал руку о каркас кровати.       Ему бы не было стыдно за тот случай, если бы Жан обиделся, отвернулся и заснул (как сделал бы сам Эрен, например); но он тяжело вздохнул, успокаиваясь, свесился с кровати, нашаривая моток бинта — в спальне всегда валялись, вечно кто-то калечился, кому-то что-то терло, тряпки расходились только так — и занялся его рукой, велев тихо: выкладывай.       Эрен не выложил: картинки к тому моменту уже испарились, осталась только холодная тяжесть во всем теле да дрожь по хребту. Жан глянул на него исподлобья, наскоро затягивая бинт, оторвал зубами, отплевался от ниток и протянул ему руку:       — Сюда иди, чучело. — Эрен прислонился к нему плечом, и Жан обхватил его одной рукой, вытер лоб другой. — Все, давай, дыши.       — Скажи, что все нормально, — попросил Эрен.       — Все отлично, — кивнул Жан, — ты даже не разбудил никого, кроме меня, все привычные.       Он говорил что-то еще, тихо, мягко и монотонно, и Эрен отрубился прямо у него на плече, едва напряжение в животе отпустило, а утром, проснувшись раньше, лежал неподвижно: будить Жана второй раз за ночь было стыдно.              Надо сказать, Жану тоже доставалось снов, а Эрену тоже доставалось дерганного соседа по койке. В первый раз он здорово перепугался, когда заметил, что Жана крупно и сильно трясет, и похолодел еще больше, когда понял, что тот просто лежит и беззвучно рыдает во сне. Оказалось, что Жан так реагировал на самые стремные из своих снов, а на остальные максимум морщился или стонал негромко, и Эрену даже стало неловко за то, что он практически не имел шанса проснуться и помочь. Жан посмотрел странно и сказал:       — Ты у меня под боком лежишь. Живой. Мне достаточно, что ты дышишь, еще б ты вскакивал каждый раз, ага, давай не надо.              Сны Эрену снились разные, но те самые догнали, пожалуй, довольно поздно. И слава те, Господи, в кадкорпусе с него бы не слезли, пацаны тогда такое друг другу не спускали без миллиона шуток и подначек.       Он проснулся от собственного стона и жгуче покраснел, наткнувшись на ухмылку Жана и его заинтересованный взгляд. Тот перекатился на живот и, замешкавшись на секунду, подпер рукой правую щеку: раньше всегда подпирал левую, но так как щека почти закрывала обзор, после потери глаза пришлось переучиться.       — Рассказывай, — потребовал он, не переставая ухмыляться, и Эрен отвернулся:       — Да блин, это не кошмар, отстань.       — Нет, если бы выяснилось, что сон, в котором мы трахаемся, ты считаешь кошмаром, я бы даже обиделся.       — А может, там был не ты? — выпалил Эрен, совершенно по-детски, и Жан заржал, расслабленно потягиваясь:       — Ты разговариваешь во сне, ты помнишь, да? — тот вспыхнул, и Жан притянул его к себе за шею, чтобы поцеловать. — Рассказывай давай.       — Нахера?       — Как я смогу воспроизвести, если ты молчишь, как рыба об лед?       — Воспроизвести? — вылупился на него Эрен, чувствуя, как жар снова подступает к лицу, и Жан закатил глаза:       — Слушай, учитывая, как ты стонешь и мечешься, мне как минимум интересно, что ты такое себе фантазируешь, что тебя так плющит. Ну? Расскажешь?       Эрен колебался пару секунд и решительно рванул его на себя:       — Покажу.