why do I feel scared in the morning?

Есть в мире чувства, которые никогда не пожелаешь испытать даже врагу, например, чувство безответной любви или чувство разбитого сердца. А как насчёт того, что ты чувствуешь в два часа ночи, захлёбываясь в слезах, когда у тебя умер отец, а твой единственный лучший друг уезжает в Сиэтл? Как насчёт того, что он ставит тебя перед этим фактом в день своего отъезда, хотя ты уже знаешь это от его семьи? Как насчёт быть полностью разбитым, с неистовым звоном рассыпаться на пол собственной комнаты, в которую больше никогда не войдёт ни друг, ни отец? Как насчёт замкнуться в себе и искать утешения в написании писем, которые ты всё равно не отправишь? Это слишком жестоко, желать кому-то такого. Но что делать, если это переживаешь ты? Нейтан лежал на кровати, которая последние несколько дней была похожа на свалку. Сначала не было времени на уборку, хотелось занять всё своё время Уорреном, провести вместе каждую минуту до его отъезда, в последний раз отправиться в их пиратское приключение на заднем дворе. А теперь не было сил; из жизни Нейтана пропали два самых дорогих человека, мир потерял свои краски, а сам парень повзрослел за один день на несколько лет. Посетить похороны родного отца, того, с кем они вместе копили на поездку в Париж, того, кто отдавался семье на все сто десять процентов, того, кто дал ему имя и обещал оберегать до последнего вздоха — не то, что ты бы хотел в тринадцать лет. Уильям был хорошим человеком, прекрасным отцом и мужем, он старался делать всё для жены и сына, и это его погубило. Фура, чёртова фура убила не человека, а целый мир. Этот мир пах как бекон и кофе из «Двух китов», этот мир был наполнен шутками и каламбурами из утренних газет, этот мир клал доллар в банку ругательств за каждое «ох, чёрт» или «вот дерьмо!», сказанное при сыне. Этот мир всегда был готов принять в свои объятья и провести ценный урок. Весь дом был насквозь пронизан памятью об Уильяме. На столе лежала его кепка, его пепельница с надписью «Орегон», в гараже остались его инструменты, коробки с ненужными, но памятными вещами и коллекция дисков с кантри музыкой. Он был на каждом шагу, от него никуда нельзя было деться. Это помогало и убивало одновременно. Было ощущение, что он отошёл и вот-вот придёт, сядет за стол и будет перебирать счета или спросит, где его клетчатая рубашка. Это ощущение делало больно, отдавалось в сердце. Нет, он не отошёл, вот его свидетельство о смерти, вот чёрный костюм, в котором Нейтан ходил на похороны, вот документы от машины, которые не имеют никакого смысла, потому что машина была сильно повреждена и теперь находилась где-то на свалке. Предатели. И отец, и Уоррен постоянно говорили, что не бросят, они врали, бессовестно врали! Вот он, Нейтан, лежит, брошенный всеми, и сжимает в руках телефон. Он написал несколько сообщений другу, но тот не отвечал. Конечно, у него новая жизнь в Сиэтле, он веселится и ему нет дела до какого-то старого друга. Старого лучшего друга. Такое бывает, рано или поздно. «Мы никогда не расстанемся, клянусь!» превращается в «сообщение прочитано. абонент был в сети пятнадцать минут назад». И где же они? Один в могиле, другой в Сиэтле, что, в общем-то, одно и тоже. Нейтан был разочарован в мире слишком рано. Он был так мал, но сейчас ему казалось, что в волосах проступает седина, голубые глаза тускнеют, по венам течёт кровь, перемешанная с ненавистью и словами «моя жизнь — ад». В голове мысли сливались в одно сплошное месиво, в котором невозможно было разобраться. В воздухе витал страх. Страх будущего без двух людей, которые заставляли его чувствовать себя живым, которые наполняли его существование смыслом. Не было больше ничего, что заставляло его просыпаться по утрам. Школа? Его столько лет учили складывать, умножать, делить и извлекать квадратные корни, искать тайный смысл в словах мёртвых людей и решать задачи, но никто не научил, что делать, если ты в один день остался один, если мир рухнул и ничего не будет как прежде. Мать? Он всегда больше любил отца. Джойс — прекрасная женщина, чудесная и заботливая, но… этого было мало. Она никогда не знала, что творится в голове у её сына и, казалось, не хотела знать. Друзья? Какие к чертям друзья? У Нейтана не было никого кроме Уоррена, он всегда был сам по себе. Люди вокруг не понимали его и иногда даже травили, заставляя делать ужасные вещи. Совсем недавно он подстроил взрыв на уроке химии, чтобы отомстить обидчику. У него не было дара убеждения, он не всегда мог решить ситуацию мирно, но хитрость и сила всегда были на его стороне, с их помощью он получал то, что хотел. Сейчас он ничего не хочет. Теперь не было смысла, не было целей, не было ничего. Слёзы давно закончились, плакать было нечем. Нейтан не вставал с кровати уже, бог знает, сколько. Всё тело затекло и ныло, шея болела, но физической боли было недостаточно, чтобы заглушить моральную, чтобы не слышать мыслей из-за собственных криков, чтобы чувствовать себя живым. Мало. Это слово отпечаталось в сознании, и его осенило. Вот оно, вот решение проблемы, призрачный шанс на то, что этот ад в голове закончится. Нейтан встал с кровати и, шатаясь, подошёл к шкафу. Выдвинув ящик, он начал раскидывать вещи в поисках заветной вещи. Старые открытки, фотографии, глупое письмо Уоррена из детства, рисунки и канцелярия без разбора летели на пол. Не найдя нужного, Прайс гневно вскрикнул, но это больше походило на нечеловеческий рык. Со всей силы он ударил рукой об угол стола. Запястье адски заныло, из-за чего нейтан снова закричал. Да, это помогало. Когда отвлекаешься на боль в руке, на миг становится плевать. Уильям и Уоррен вылетали из головы в тот момент, когда тело пронзала боль. Рука, на которой явно скоро будет синяк, давала знать о реальности, тянула его из мыслей и чувств вниз, в его комнату. Стоило боли чуть утихнуть, мысли нападали с новой силой, голос в голове нападал с воинственными кличами: «Ты жалок и никому не нужен!», «Отец предпочёл смерть такому сыну, как ты!» и «У Уоррена не было сил тебя терпеть!». Где-то далеко разум бился в агонии, здравый смысл умолял принять факты, ни Уоррен, ни Уильям не были виноваты, но его не было слышно из-за собственных криков, голоса в голове и перемешанных мыслей, которым не хватало места внутри, и они потоком лились из рта, носа и ушей. Нейтан перестал считать, сколько раз ещё он бил себя, падал всем весом на угол комода и бился об пол. Он не унимался, пока почти всё тело не начало неистово болеть. Было больно лежать на холодном полу, было больно вставать и идти до кровати, было больно лежать и смотреть в потолок без мыслей в голове. Джойс стояла за дверью и спрашивала, что случилось и всё ли в порядке, но Нейтан ничего не отвечал. Было больно говорить, больно вспоминать, больно существовать в этом чёртовом мире. «наверное, останется много синяков, придётся что-то соврать», — подумал он и закрыл глаза.