По ту сторону зеркала

1. "Да чтоб вам всем провалиться!" - уже, наверное, в тысячный раз произнес я про себя. Это же надо такое придумать - отдых в деревне! Да вашу ж мать! Как мне бросить свое логово? Свой компьютер? Врач сказал, что перемена обстановки, свежий воздух и здоровое питание пойдут мне на пользу, и мать ухватилась за эти слова. Ну, предположим, врач прав. Наверное. Все-таки пару месяцев назад я подхватил воспаление легких, аукнувшееся осложнениями. Хорошо сходил на ночную тусовку на озере, ничего не скажешь! Для санатория, даже самого недорогого, у нас, к сожалению, средств было недостаточно, поэтому матери и пришлось найти в деревне бабульку, сдающую комнату на все лето. А сама она осталась в городе, вкалывать на двух работах... Вот так я и оказался в Замшелке. Деревня на все сто процентов соответствовала своему названию – какая-то вся замшелая, с покосившимися домами и заросшими палисадниками. Даже наличие озера не делало ее, удаленную от города на двести километров, желаемой целью для дачников. Молодые уезжали в районный центр или города побольше, а те, которые остались, вели неравную борьбу с безработицей и зеленым змием. Старики же неторопливо доживали здесь свой век, не особо заботясь о том, что происходит в "большом мире". Надо ли говорить, что об интернете здесь знали только, благодаря телевизору? Телефон и тот на всю деревню один был - в конторе председателя. И в этом аду мне предстояло жить целых полтора месяца! От досады я повыдирал половину своей длинной, крашеной в черное шевелюры. Во время поездки на автобусе из районного центра я успел обгрызть покрытые черным лаком ногти и расколупать дизайнерскую дырку на джинсах до гигантских размеров. Даже плеер с любимым Мерилин Мэнсоном не помогал справиться с накатившей депрессией. Проблемы начались, как только я вышел из автобуса. Куда мне было идти? Я не имел ни малейшего понятия. И спросить некого - единственная неасфальтированная улица была пустынна. Закинув рюкзак на плечо, я неторопливо двинулся вдоль нее, иногда пиная гриндерами подвернувшиеся камешки. Вдруг метрах в ста на обочине я увидел шатающегося, явно поддатого мужика и поспешил к нему. - Здравствуйте! - крикнул я, почти нагнав его. Мужик обернулся... и заорал: - АААААААААААААААА! А потом дал деру, подняв с земли облачко пыли. Ну, вот и первый контакт с «аборигенами». В надежде встретить кого-нибудь более адекватного пришлось идти дальше. Проходя мимо какого-то огорода, я заметил там упитанный, обтянутый цветастым байковым халатом задок склонившейся над грядкой бабки. - Эй! - крикнул я. - Вы мне не поможете? - А?.. - переспросила бабка, выпрямляясь, и тут же охнула, хватаясь за поясницу. Потом разглядела меня, оперевшегося на шаткий штакетник. - Ой, чур меня! Господи, спаси от окаянного! Бабка перекрестилась. Я вздохнул. Ну, вот опять! А что вы хотели, деревня все-таки. Могу поспорить, что гóтов здесь, наверняка, еще не видели и немудрено, что спутали меня с нечистым... Я улыбнулся как можно дружелюбнее: - Не подскажете, где Мария Афанасьевна Кочетова живет? Бабка еще рьянее стала креститься и запричитала: - Да за какие грехи, господи, ты меня наказываешь-то? Изыди, нечистый, нет надо мной твоей власти! Ага, стало быть, это и есть моя хозяйка. - Да успокойтесь вы! Я - Саша, ваш постоялец. Мать же договаривалась с Вами на лето. Бабулька притихла, подслеповато щурясь. - Чего только земля не родит! - пробормотала она. Я же подумал, что ободок с рожками на волосах явно был лишним. 2. Домик, в котором мне предстояло жить, был небольшой, деревянный. Внутри оказалось на удивление уютно и чисто. Мария Афанасьевна выделила мне комнатку. - Сынок мой жил тут, - с грустью сказала она. - Потом вырос, да в город уехал. Теперь только раз в год сюда с женой и ребятишками наведывается... Вещи из сумки я переложил в громоздкий сундук и, скинув гриндеры, растянулся на кровати. Хорошо! Вот еще бы компьютер сюда! В комнатку заглянула бабка и сказала: - Пойдем, с дороги чайку попьешь, я утром пирожки с яйцом напекла. А то, вон какой бледный, аж губы почернели! Я не стал объяснять ей, что это помада. Не поверит ведь. Аппетита не было, но обижать бабку хотелось еще меньше (мало ли, подсыплет потом крысиного яда в суп), поэтому я согласно кивнул и встал. Выходя из комнаты, я краем глаза заметил, как Мария Афанасьевна положила мне под подушку иконку. *** Вот правду говорят, что аппетит приходит во время еды! Я умял пять пирожков, оказавшихся до ужаса вкусными, и выпил три чашки чая на травках. За чаем бабка разузнала, что мне недавно исполнилось пятнадцать, что рос я без отца, что учился на "отлично", но чуть не остался на второй год из-за длительной болезни. Особенно ее интересовал мой прикид. Я пытался объяснить про готов, но она только непонимающе морщила лоб и качала головой. От обильной еды клонило в сон, и я решил пойти подремать. Каникулы у меня или как? Проснулся я, когда начало вечереть. За удобствами и холодной водой для умывания баба Маня (она просила ее называть именно так), смотревшая по старому черно-белому телевизору какой-то сериал, послала меня во двор. Совершив водные процедуры, я взбодрился и стал думать, чем бы заняться. Для начала решил посмотреть на озеро. Как типичной сове, мне не мешало то, что солнце уже село, и деревню укутали сумерки. Дом бабы Мани стоял в конце главной дороги, от которой ответвлялась извилистая тропинка, ведущая к озеру. По ней я и пошел. Минут через десять в нос ударил запах тины, и я услышал кваканье лягушек. Еще немного, и озеро - зеркальная гладь, отражающая лунные блики, - открылось моему взору. Идиллия, если не считать комаров, яростно напавших на мою бренную городскую тушку. Я присел на песок у кромки воды, обхватив себя руками - от ночной прохлады и близости озера кожа покрылась пупырышками. Я размышлял, не поплавать ли нагишом во все еще теплой водичке, когда шорох кожистых крыльев и тонкий писк отвлекли меня - летучая мышь пролетела так низко над головой, что даже задела волосы! Я посмотрел вслед улетающему исчадию тьмы и увидел на другом берегу высокий шпиль церкви. Ни огонька не освещало ее, колокол не звонил... Вообще, церковь выглядела заброшенной. Ну, прямо обитель вампиров! Когда я вернулся с озера, баба Маня, ворча, что не подписывалась ухаживать за полуночником, все же подогрела мне молочную лапшу и села с чашкой чая напротив. - Баба Маня, а что за заброшенная церковь стоит на другом берегу озера? - спросил я. Она перекрестилась и сплюнула через плечо: - Нечистое место! Монаха-отшельника убили в ней еще во время революции. Церковь долго стояла заброшенной, а потом молодой семинарист приехал в Замшелку. Мало-помалу восстановил церковь, люди тоже то пожертвованием каким, то делом помогали. Про души ведь свои думали... А в 46-м случилось в церкви той богомерзкое деяние. Осквернила святое место ведьма проклятая, Квитка. Сынок ее помер от тифа сразу после войны. Похоронили его на церковном кладбище. А Квитка совсем с ума сошла, ведь еще двое ее детей, постарше, на войне погибли. Вот она и хотела с помощью некромантии Кирюшку-то своего воскресить из мертвых! Но некромантия та и Квитку саму угробила, да и отца Кондратия в могилу утянула. Нашли их под утро, всех синих и скрюченных, волосы и те поседели. А в жилах ни кровиночки! Обоих Квиткин воскресший сынок-упырь высосал! Чтобы и они упырями не стали, их тела сожгли, да заупокойную молитву над прахом прочитали. А потом для верности в освященной земле похоронили. А Кирюшкино-то тело так и не нашли! Стала про ту церковь дурная слава ходить, мол, привидения там, да упыри завелись. Местные-то давно в нее ни ногой, а приезжие, кто по дурости или незнанию там побывал, все после клялись, что и близко к ней больше не подойдут. Вот и стоит она по сей день и еще сто лет простоит... Дурное место, ох дурное. У меня от рассказа бабы Мани мурашки по спине побежали! Определенно, мне стоило наведаться в загадочную церковь! Вот прямо с утра и пойду. 3. Так как компьютер и телефон конфисковала мать, а кормить местных комаров своей кровью не хотелось, то перед сном я решил полазить в шкафу, стоящем в моей комнате. В нем оказался, помимо кучи бесполезных памятных вещичек, целый склад старых журналов - подшивка "Техники Молодежи" за десять лет, начиная с середины восьмидесятых. Ими-то я и зачитался до половины пятого утра... так что все планы наведаться с утречка в церковь полетели коту под хвост, потому что проснулся я только в полдень. Сегодня мне было лень наводить марафет с подводкой глаз и губ, поэтому я лишь прошелся пятерней по длинным волосам, натянул белую футболку с желтым смайликом и черные джинсы. На кухонном столе меня ждали вареные яйца, молоко, белый хлеб, масло и чай. Баба Маня пропадала где-то в огороде, так что я, все еще пребывая в полусонном состоянии, позавтракал и вышел на улицу. - А, Сашенька, встал уже? Позавтракал? - Ага. - Так скоро и обедать будем! Я вот в огороде укропчику нарвала, лапшу с курочкой варить буду. Мне стало немного совестно, что старушка из-за меня так суетится, готовит обеды-ужины... вот я сдуру и предложил: - Вам помочь? - Ну, если только курочку ощипать... - улыбнулась баба Маня. У-у-у! Если бы я знал, что кроется за этими невинными словами! Когда я увидел обезглавленную тушку птицы с все еще окровавленной шеей, то помогать пришлось мне - начало тошнить. После того, как баба Маня, суетясь, причитая и отпаивая чаем с мятой, снова привела меня в чувство, она сама взялась за ощипывание, отправив меня подальше. А точнее, на озеро. И вот я, прихватив плавки и полосатое полотенце, пошлепал по тропинке к местному водоему. Песчаная полоска у воды пустовала, так что я мог сполна насладиться одиночеством и солнцем. Вдоволь наплававшись, я развалился на полотенце. Так как просто валяться было скучно, я стал осматривать окрестность. Взгляд тут же зацепился за церковь на другом берегу, даже в свете яркого полуденного солнца выглядевшую мрачно и загадочно. Невольно вспоминая вчерашний рассказ бабы Мани, я погрузился в размышления о бедной матери, потерявшей всех своих детей, и о том, было ли случившееся в церкви правдой. Наверное, я задремал, потому что мне почудилось, что я слышу тонкий плач и зов о помощи, идущий из церкви... Ведь не мог же он быть на самом деле? 4. Вообще-то я был бледный, как смерть, что в сочетании с черной одеждой, волосами и подводкой глаз выглядело, на мой взгляд, шикарно. До сегодняшнего дня. Все-таки я заснул на берегу, и теперь все мое тело, включая лицо, покрылось пунцовыми пятнами солнечного ожога. Мало того, что они жутко болели, так еще и выглядел я так, словно побывал в кипящем котле самого Сатаны! Появляться в таком виде на улице было опасно для жизни прохожих, так что, наевшись до отвала жареной картошки (к лапше с курицей я теперь на пушечный выстрел не подойду, и вообще подумываю о том, чтобы стать вегетарианцем), я плюхнулся на старенький скрипучий диван перед телевизором и провалялся до вечера. Когда же стало смеркаться, я вдруг вспомнил, что хотел увидеть церковь вблизи. Сказав старушке, что пошел подышать свежим воздухом, я решился на вылазку. В рюкзак положил маленький фонарик, перочинный нож и полуторалитровую бутылку с минералкой, которуя привез из города - все еще было жарко, несмотря на севшее солнце. Идти вокруг километров пять с хвостиком не хотелось. Подумав, я решил пройтись вдоль берега, вдруг попадется какая-нибудь лодка. Через полчаса поисков лодка нашлась, но вся дырявая, до краев затопленная водой. Так что мне все же пришлось идти окружным путем через лес. Часам к одиннадцати я устал, как собака, но добрался до церкви. Старинное здание из камня мрачно темнело в густых июльских сумерках. Казалось, темные проемы окон алчно смотрят на меня, поджидая жертву, полную горячей свежей крови... А может и не смотрели. Может, это просто я тут трясся от страха, как осиновый листок, перед каким-то архитектурным уродцем! Тряхнув головой от досады, я смело пошел вперед, твердо намереваясь убедиться, что рассказ бабы Мани всего лишь выдумка. Неприятным сюрпризом оказались густые заросли ежевики, окружавшие церковь. Так просто и не пролезешь! Я обошел церковь вокруг, и мне неожиданно повезло – у кромки кустов росла раскидистая груша, ветви которой упирались прямо в крышу кельи. Взобравшись по ней, я легко преодолел колючее препятствие, но теперь не знал, как мне спуститься с крыши. А зачем спускаться? Вон там выбитое окошко, через которое можно проникнуть внутрь здания! Осторожно, чтобы не оступиться, я на цыпочках пробрался к окну и заглянул в него. Пришлось достать фонарик, потому что внутри было темно. Тонкий луч света осветил покрытый толстым слоем пыли чердак кельи, куда, по-видимому, сгружали старую мебель, разбитую посуду и прочую дребедень. Мое внимание привлекло большое с резной деревянной рамой зеркало, стоящее в углу. Оно тускло блеснуло под слоем вековой пыли, когда луч фонарика скользнул по гладкой поверхности. С некоторым трудом - рама была узкая, и острые осколки разбитого стекла торчали из нее, словно зубы чудовища, - я залез через окно на чердак. Затаив дыхание, сделал один осторожный шажок - не хотелось сломать себе конечности, а то и шею, если пол чердака обрушится. Но настил из старых досок, хоть и тревожно скрипнул, все же выдержал мой вес, и я рискнул пойти дальше. Приблизившись к зеркалу, я замер в нерешительности. Все же было что-то жуткое в том, чтобы рассматривать свое отражение в кромешной тьме в месте, о котором ходит дурная слава. Я провел пальцем по зеркалу, и на его пыльной поверхности сверкнула серебристая полоса. Рама говорила о том, что зеркало было очень старым, но само оно ничуть не потускнело, было ясным и сверкающим. Нашарив в кармане рюкзака носовой платок, я стал очищать зеркало. Пару раз громко чихнул из-за попавшей в нос пыли. Вскоре оно снова засияло первозданной чистотой. Довольный проделанной работой, я сел перед ним на пол, скрестив ноги. Всмотрелся в свое отражение и заметил странность: как бы я ни поворачивал голову, фигура в зеркале не двигалась. А потом случилось совсем невероятное: мое отражение встало на ноги, когда я сам продолжал сидеть, парализованный страхом. Отражение улыбнулось, и я услышал, будто сквозь толщу воды: - Привет! Взвизгнув, как девчонка, я бросился к окну. - Куда же ты?! - крикнуло мне вслед отражение. Я остановился и обернулся. Зеркало теперь слегка светилось. Оттуда на меня смотрела моя копия. - Не уходи! Я так соскучился по общению. Я нерешительно сделал шаг к зеркалу. Сердце перестало выпрыгивать из груди, и теперь страх пересиливало любопытство. Присмотревшись, я понял, что парень в зеркале не был моим двойником. Во-первых, у него были светлые, соломенного цвета волосы и голубые глаза. Во-вторых, одет парень был в штаны из сукна, рубаху на завязках и длинное черное пальто. Таких вещей у меня никогда в жизни не было. - Кто же ты?! - изумленно прошептал я. Парень в зеркале опять улыбнулся. - Меня зовут Кирилл. А тебя? - Саша. - Очень приятно. Я автоматически кивнул, а потом нахмурился: - Слушай, а ты не тот Кирилл, которого мать, ведьма Квитка, выкопала из могилы и хотела воскресить из мертвых? Улыбка Кирилла пропала. Губы сложились в плотную тонкую линию. - Моя мать не была ведьмой. Она не выкапывала мое тело, а просто пришла в церковь ночью проститься со мной в последний раз перед тем, как меня закопают! Бедняжка, ее сердце не выдержало горя, ведь все мои братья тоже погибли. Инфаркт. Это местные сплетницы, которые всегда завидовали ей, придумали небылицы! - Прости, - мне стало стыдно. - За что купил, за то и продаю. Но тогда как ты можешь объяснить тот факт, что ты здесь... сейчас... и в зеркале? Кирилл отвел взгляд и вздохнул. - Когда я умер, то, как будто парил над собственным телом. Было легко и спокойно, болезнь больше не мучила меня. Помню, как меня принесли в гробу в церковь, и как ночью пришла мать. Но я не смог помочь ей, когда она умирала, пытался, но мои руки проходили сквозь нее, и никто не слышал моих криков о помощи. Следущее, что помню - я остался здесь один, в церкви. Кричал, но никто не слышал. Я бродил по пустым коридорам, кельям, подвалу... Долго, одинокий и несчастный. А потом на этот чердак пришел ты. Я во все глаза смотрел на него: - Ты помнишь, в каком году умер? - Да... В марте 1946-го. Осторожно прикоснувшись к зеркалу, я посмотрел ему в глаза. - Кирилл, сейчас 2012-ый. Изумление на его лице говорило о том, что парень потерял счет времени. Я подозревал, что произошло: когда его тело принесли в церковь отпевать, душа была рядом и попала в это зеркало, как в ловушку - недаром существует поверье закрывать зеркала, когда кто-то умирает. И с тех самых пор Кирилл жил в зазеркалье. Но еще один вопрос не давал мне покоя: - Кирилл, а почему мы с тобой так похожи??? 5. Этот вопрос мы обдумывали, наверное, минут пять. Потом Кирилл спросил: - Может, твои предки родом отсюда? Слух резануло жаргонное "предки", но я не стал заморачиваться над этим, ведь Кирилл мог иметь в виду не только родителей, но и ПРЕДКОВ, в прямом смысле этого слова. - Отец погиб в Чечне в 96-ом, мне тогда только три месяца было. Надо бы разузнать, откуда он родом. А мать рассказывала, что родилась во Владивостоке. Слушай, а прикольно было бы, если б мы с тобой оказались родственниками! Кирилл задумчиво кивнул, а потом спросил: - Саш, а что было в Чечне? - Война. Он нахмурился, желваки так и заходили. - Я думал, после 45-го наши потомки будут более миролюбивы. - Пока для некоторых война будет источником дохода, она никогда не прекратится. Будет вспыхивать то тут, то там, - пожал я плечами. Кирилл подошел ближе и прикоснулся с той стороны к поверхности зеркала. - Саша, ты просто не представляешь, как мне здесь было плохо одному, - сказал он с такой тоской, что у меня сжалось сердце. Я тоже положил руку на стекло, туда, где лежала его. Мне даже показалось, что я чувствую тепло его ладони. - Теперь ты не один, - сказал я. Кирилл улыбнулся. *** Мы разговаривали с Кириллом всю ночь напролет... Казалось, я знал его всю свою жизнь! Мы говорили обо всем на свете, и темы для разговора не иссякали. Я даже не заметил, как быстро прошло время - рассвет бледной, тоненькой, словно волос, полосой расчертил чернильно-синий горизонт. - Тебе, наверное, уже пора, а то твоя бабулька шум поднимет, - тревожно посмотрев на окно, сказал Кирилл. Я кивнул, поднялся на затекшие ноги и сказал: - Я приду сегодня вечером, обещаю! Уходя, я чувствовал спиной тоскливый взгляд Кирилла, провожающий меня. Пока я продирался обратно сквозь лесок, окончательно рассвело. Выйдя на тропинку, ведущую к дому бабы Мани, я увидел там целую толпу. Старушка и, правда, подняла шум, и теперь все соседи галдели и обсуждали случившееся. Пара-тройка ребят моего возраста заметила меня раньше остальных. Высокий конопатый парень с раскосыми зелеными глазами под растрепанной челкой звонко крикнул: - А вон ваш пропащий идет! Все, как один, повернулись в мою сторону. Под взглядом двух десятков любопытных глаз мне стало до ужаса неуютно. - Что здесь происходит? - нахмурившись, спросил я. - Он еще спрашивает! - зычно крикнула толстуха в ярко-розовом платье. – Шляется, незнамо где, а старушка тут инфаркт заработала! Вот черт! Я стал продираться сквозь толпу к дому, сердце сжалось от волнения за бабу Маню. Толпа расступилась, и я увидел ее, без сил лежащую на деревянной лавочке в палисаднике, а рядом парня в белом халате - фельдшера, - измеряющего ей давление. - Какой еще инфаркт? Каркают тут... Просто давление от волнения поднялось. Сейчас валерианки выпьет да чай из ромашки, и будет ваша бабулька снова бегать! Я облегченно вздохнул и подошел поближе. - Баба Маня, прости дурака! Думал, быстро вернусь, а загулял... Баба Маня тяжело вздохнула: - Эх, молодежь! Не была бы голова прикручена как следует, и ее бы теряли везде! Разогнав толпу зевак, я проводил бабу Маню в дом. - Сегодня я буду готовить, а Вы отдохните! - сказал я. Хотя глаза слипались, и я с удовольствием завалился бы спать, но совесть грызла. - Да что ты, милок, мне уже лучше! Я сама все сделаю. А ты иди матери позвони, а то она беспокоится. - Она сегодня звонила? - удивился я. - Еще же и девяти нет! - Да нет, она со вчерашнего вечера тебя ждет! Блин, блин, блин!!! Вот почему всегда так?! Когда я целыми днями сидел дома, то никому не нужен был, а тут один раз отлучился на всю ночь, так переполох до небес подняли! До конторы председателя нужно было идти пешком минут двадцать. Подумав, я зашел к соседям. У калитки на меня со звонким лаем набросилась черная собачонка, рыча и не пропуская дальше. Через секунду в окне показалась рыжая лохматая голова - тот самый парень, которого я видел у дома. - Чего хочешь? - Слушай, у тебя велосипед есть? Мне в контору срочно надо. Парень почесал нос. - А почему я должен давать свой велосипед? Я тебя не знаю. Это в своем городе можешь на каждом углу велосипеды одалживать, а у нас тут другие порядки! - важно закончил он. Я вздохнул и порылся в кармане джинсов. Достал купюру и продемонстрировал ее рыжему. Тот сразу оживился и уже через полминуты стоял на пороге веранды. - Пошли, - позвал он меня. Мы обошли дом. На другом конце двора был гараж, покрытый ржавыми листами жести. Парень открыл висячий замок, и мы вошли внутрь пахнущей бензином и пылью постройки. У левой стены стоял черный велосипед, наверное, старше самого владельца раза в два. Я отдал деньги и сел на велосипед – сиденье сухо скрипнуло подо мной. - Смотри, аккуратнее, дороги тут неровные! - предупредил меня рыжий. - Угробишь велосипед, мой батя с нас обоих шкуры спустит! - Спасибо за предупреждение! - ухмыльнулся я. *** В конторе было тихо. Постучавшись в кабинет, я осторожно открыл дверь. Председатель, полный мужчина лет сорока пяти, сидел на стуле и читал газету, и когда я вошел, с удивлением посмотрел на меня. - Здравствуйте! - я вежливо улыбнулся. - Могу ли я воспользоваться Вашим телефоном? Мне надо позвонить маме в город. - А-а! Так ты и есть тот пропащий, которого искало все село? Приятно познакомиться! - Председатель громко рассмеялся. Да уж, слухи в деревне распространяются, похоже, со скоростью света! - Ну, тогда звони, а то мамка-то, поди, волнуется! Я кивнул. Желтый телефонный аппарат с диском был пододвинут к самому краю стола, поближе ко мне. Я, на память набрав номер, приготовился ждать, но трубку сняли после первого гудка. - Алло! Алло! – мама, похоже, была в истерике. - Мам, это я, Саша. Со мной все в порядке. - Боже мой! Сашенька! Где ты был?! - Гулял. Мама всхлипнула. Голос ее звенел от напряжения: - Ах, гулял?! Его ищут чуть ли не с собаками, а он, оказывается, гулял! Сашка, разве так можно?! Я вздохнул. - Мам, ну все же в порядке. Просто не заметил, как время прошло. Больше так не буду пропадать, обещаю. Мама еще несколько раз всхлипнула. - Саш, обещай, что будешь беречь себя. Пожалей мать, ведь ты у меня один на всем белом свете остался! - Обещаю, - я вдруг вспомнил, о чем хотел спросить. - Мам, а у нас родственников в Замшелке нет? - Нет. А почему ты спрашиваешь? Я поколебался, потом ответил: - Да, просто тут парня видел, а мы с ним очень похожи. Наверное, совпадение. - Да, сынок, наверняка, совпадение. Хотя... ты знаешь, твой дед по отцовой линии из тех мест. У него старший брат на войне погиб, а сам он долго не мог вернуться домой с фронта. Когда приехал, то узнал, что мать и младший брат в 46-ом от тифа умерли. Никого у него не осталось, вот он из деревни в город уехал. Меня бросило в холод. Потом в жар. - Понятно. Ладно, мам, я пойду уже, бабе Мане помогу. - Пока, Саша! Я в субботу приеду. - Ага. Пока, мам! Целую! Положив трубку, я еще минуту сидел неподвижно, смотря в одну точку, пока голос председателя не вывел меня из задумчивости. - Ммм? - Я спрашиваю, поговорил с матерью? - Угу, да. Спасибо. Я, пожалуй, пойду. - Иди, сынок. И не теряйся больше! - Постараюсь. Выйдя на улицу, я машинально сел на велосипед и поехал назад. Солнце припекало плечи, лето искрилось яркими красками. А в голове у меня все мелькала мысль, что заключенный в зазеркалье Кирилл - мой двоюродный дедушка. 6. После голубцов и компота из крыжовника (я лично собирал ягоды, до крови изодрав руки шипами) меня сморил тяжелый сон. - Помоги мне. Темнота. Чердак. Зеркало. Из зеркала на меня печально смотрит Кирилл. - Помоги мне. - Как я могу тебе помочь? - спрашиваю я. - Ты должен забрать меня отсюда. Они скоро смогут видеть меня, и тогда мне конец. - Кто "они"? Кирилл в страхе оборачивается. - Разве ты не видишь их? Призраков? Монстров зазеркалья? Я пытаюсь всмотреться в зеркало, но образ Кирилла размыт, он тает... Все же я вижу вдалеке белесые тени с темными провалами глаз. - Как мне вытащить тебя оттуда? - У нас с тобой одна кровь! Голос Кирилла далек и он дрожит от отчаяния и страха. - Я не понимаю! - кричу я. - ...сквозь зеркало... Я улавливаю только окончание фразы. - Кирилл! Я не слышу! Я опираюсь о зеркало руками, пытаясь проникнуть на другую сторону. - Кирилл!!! - зову я. И просыпаюсь. Я обнаружил себя, стоящим перед зеркалом в комнате. Собственное отражение напугало меня до ужаса. Похоже, я бродил во сне. Я отошел от зеркала, краем глаза заметив в отражении белесую тень с темными провалами глаз, неотрывно следящую за мной. *** После сна на душе было неспокойно. Ситуация с Кириллом, заключенным в зеркало, выводила меня из душевного равновесия. Вот, уже до лунатизма дошло! Я не знал, была ли его просьба о помощи правдой, или мне все это приснилось - ведь вчера он ни словом не обмолвился ни об опасности, ни о фантомных фигурах. Но я не сомневался в их реальности - глаза меня еще никогда не подводили! Теперь в любой отражающей поверхности, будь то само зеркало или начищенный бок самовара, я видел их, чувствовал на себе призрачные взгляды. Это жутко нервировало, заставляло дергаться, сомневаться в собственной уравновешенности. Взвесив все "за" и "против", я решил спросить обо всем этом самого Кирилла. Чтобы снова не волновать бабу Маню ночной отлучкой, я написал ей коротенькую записку и двинулся в путь. Еще вечером я узнал, что в деревне есть лодочная станция, и взял напрокат маленькую лодку, которую потом спрятал в зарослях камыша. Через озеро путь до церкви не занял и получаса. Похолодало. Ночное небо затянуло тучами, моросил мелкий дождик, и церковь выглядела еще более мрачной, чем вчера. Взобравшись на чердак кельи знакомым путем - по груше, - я поспешил к зеркалу. Но его гладкую поверхность больше не освещало серебристое сияние. - Кирилл, - тихо позвал я и дотронулся до прохладного стекла. Он не откликнулся. - Я хочу помочь тебе. Я вытащу тебя оттуда, только скажи, что нужно делать! Тишина. В голове вдруг всплыли слова из сна: "У нас с тобой одна кровь". Зеркалу нужна моя кровь? Или даже не зеркалу, а его белесым обитателям? Ну, хорошо! Пусть так и будет! Я дам им желаемое. Сбросив рюкзак с плеча, я дернул молнию. На дне лежал швейцарский складной нож. Вынув лезвие, я, не раздумывая, полоснул себя по ладони. Руку прошила боль, и ладонь, словно чашу, начала заполнять кровь, выглядевшая в темноте черной. В нос ударил тяжелый металлический запах. Я прижал окровавленную ладонь к зеркалу. Сначала ничего не происходило, а потом руку снова буквально свела ужасная, выжигающая дотла боль, и я, вскрикнув, отдернул ее. На месте пореза теперь темнело пятно, от которого быстро расползались ветвистые линии, холодя кожу ледяными искорками. - Что за черт?! Черные лианы вились, поднимались по руке, и вот я почувствовал их холодное касание на шее, груди; еще несколько секунд - и я выглядел так, словно сделал тату на все тело. Линии вдруг вспыхнули ослепляющим голубоватым светом и исчезли. - Что за черт... - повторил я. Я взглянул на свое отражение в зеркале... и сердце пропустило удар - мои волосы побелели, а белки глаз исчезли - их затопила непроглядная тьма. И все же я продолжал видеть - каждую линию, острую, как лезвие ножа; каждую пылинку. Я тряхнул головой в надежде избавиться от наваждения. Но ничего не исчезло. Мало того, перед глазами замелькало, и я почувствовал ужасное головокружение, дезориентацию. Как будто мою голову во все стороны поворачивал невидимый кукловод. Тело больше не повиновалось мне. Когда же я осознал присутствие чужого разума, проникшего в мой мозг, то потерял сознание. 7. Я очнулся от яркого света, бьющего в лицо, и не мог вспомнить, как оказался в лесу. Солнечные лучи пробивались сквозь листву, пахло сыростью - ночью шел дождь, - и ботинки были в грязи. Я остановился как вкопанный, пытаясь сообразить, что произошло. Вспомнил ночные события и то, как в голову, словно червь в яблоко, вгрызается что-то огромное, черное и зловещее. Краем сознания я все еще ощущал, что это ЧТО-ТО до сих пор во мне. Внезапно мозг пронзила яркая, горячая вспышка боли. Я застонал и, обхватив голову руками, упал на колени в грязь. "Саша, здравствуй!" - Кирилл?! – вскрикнул я в изумлении. "Да. Спасибо, что освободил меня. Но теперь извини, мне нужно твое тело, чтобы оставаться в этом мире. Ты пока поспи". - Что?.. - растерялся я сначала. А потом понял. Все понял до конца. - Нет! Не надо, Кирилл! Но безжалостная темнота снова поглотила меня. *** Следущее, что помнил - я смотрел на свое отражение в блестящем боку самовара. Смотрел и не узнавал. Волосы посветлели до пшеничного цвета, даже краска с них, и то, вся слезла. Лицо осунулось, черты заострились, делая меня лет на десять старше. И глаза. Мои обычные, карие. Но все же я замечал, как проблескивает в них голубой цвет. - Съешь еще пирожок, Саша? - баба Маня подвинула широкое блюдо с румяной выпечкой ближе ко мне. - Спасибо... - пробормотал я и взял один пирожок. Тут же вздрогнул от вида своих рук: костлявые длинные пальцы, ногти какого-то нездорового, желтоватого оттенка, как у заядлого курильщика. И это ощущение дискомфорта, как будто в голове обрело жизнь что-то чуждое. Кирилл использовал меня. Задурил мне голову тем, что он в опасности, давил на жалость. Подтолкнул меня дать свою кровь для проведения ритуала соединения душ. Он вселился в мое тело, в мой разум. Читал мои мысли, как раскрытую книгу. Я быстро понял, что за время нахождения в зазеркалье сила Кирилла ослабла. Поэтому он не мог пока до конца подчинить мой разум, и я периодически приходил в себя. Но как много времени потребуется Кириллу для того, чтобы восстановиться? Будучи энергетическим вампиром, он высасывал жизненную силу у окружающих. Ему достаточно оказаться в толпе, и тогда… И те белесые призраки в зазеркалье... это были несчастные, пойманные в зеркало души, которые служили ему закуской! Он выпивал их досуха. Это они звали на помощь. Это они просили меня об освобождении, захлебываясь в плаче. Теперь я знал все это наверняка. Кирилл вторгся в меня, читал мой разум, но теперь я тоже мог читать ЕГО разум. Клинок оказался обоюдоострым. А раз так, то у меня еще есть шанс одержать над ним верх! Во что бы то ни стало. Конец первой части.