Зарисовки по Divinity: Original Sin 2

– Ты можешь доверять мне, – улыбается Сандор. Он улыбается, глядя на Ифана, улыбается, когда поворачивается к Этерану, и наверняка продолжает улыбаться, передавая Люциану Исток. – Нет! Ифан кричит. Или, может быть, шепчет. Или, может быть, не издаёт ни звука, когда Исток вытекает из него стремительным потоком под жалобный скулёж мохнатого брата, быстро, очень быстро, недостаточно быстро для того, чтобы Ифан не успел осознать новое предательство. Нет. Невозможно! Да. Возможно снова. Мир меркнет вокруг него и снова возвращается улыбкой Сандора, и снова меркнет, и снова возвращается, когда же закончит кружиться проклятая карусель?! Нет! Удар, очень похожий на хук в челюсть, обрывает пытку и позволяет Ифану упасть в благословенное небытие. Чтобы тут же вернуть его обратно. Скула ноет, когда Ифан разлепляет веки. Перед ним снова лицо Сандора, без тени улыбки, но от этого не легче. Ифан выбрасывает кулак прежде, чем успевает подумать хоть одну связную мысль. Голова Сандора дёргается назад, он вскидывает руки, зажимая разбитый нос. Сила истока воет гневно вместе с волком. Ифан замахивается на новый удар и застывает. Исток гудит в нём, вокруг него, в его мышцах, в его душе, в земле под ногами и в ветре над головой. – О, теперь я уверен, ты определённо живой, – гундосит Сандор сквозь ладони. – Осталось выяснить, в своём ли уме. Что случилось? Ифан сглатывает. В его памяти до сих пор стоит улыбка Сандора, спокойная и нежная улыбка предателя. Он трясёт головой, не в силах понять, где находится и как сюда попал. Рядом, поскуливая, крутится волк, тычется мохнатой мордой, холодным носом, прижимается крепко, ещё крепче, вливается в кровь и плоть новой волной Истока. Ифан глубоко вдыхает, ловя губами вкус напоенного гарью и силой воздуха, и по-прежнему не может понять. Сандор хмуро качает головой, берёт его лицо в ладони. Его пальцы привычно жесткие, мозолистые, мокрые, насквозь знакомое отрезвляющее прикосновение. – Это Король-бог. Перед самым последним ударом он бросил заклинание, и ты закрыл меня. Мы ударили в ответ, я, Принц и Хворь, и вышвырнули его в пустоту, но ты... тебя накрыло. Что это было, Ифан? Король-бог. Сражение. Люди, эльфы, гномы и ящеры, и океан Истока. Смутные картины, блёклые и размытые, проступают в памяти Ифана, однако не могут тягаться с последним воспоминанием, чётким, словно выгравированным на металле. Слишком чётким для обычного воспоминания, возможно. – Кошмар. Это был кошмар, – Ифан опускает голову, не в силах смотреть Сандору в лицо. – О том, как всё могло случиться. О том, что ты мог выбрать иначе. Выбрать избавить мир от Пустоты. Руки Сандора твердеют, он наклоняется ближе, заставляя Ифана вновь посмотреть на него, хватая взглядом взгляд и не позволяя отвернуться. – Нет! Это был кошмар о том, чего не могло произойти никогда. О чём я никогда даже не думал! И Ифан верит ему. Лживое воспоминание рвётся под напором его веры, как истлевшая ткань, рассыпается и сгорает. Ифан судорожно втягивает ноздрями воздух, наполненный запахом грозы, пепла, крови, Истока и Сандора, потом утыкается лбом ему в плечо. Сандор стискивает его в объятиях, и они сидят так, пока насмешливо-раздражённое фырканье Красного Принца не заставит их вернуться к делам бренного мира. (Ифан так и не узнает о нескольких мгновениях колебания, когда благо мира перевешивало жажду справедливости и чужое доверие. О том, что Сандор солгал).