refrain

Хосок отрывается от телефона и бросает взгляд на макушку Чонгука, развалившегося у него на коленях. Так раздражает. Хочется дёрнуть ногой и попросить наконец отлипнуть. Квартира Хосока хоть и маленькая, но никогда не казалась такой тесной и душной до того момента, как в жизнь Хосока безвозвратно вплелось существование Чонгука. Хосок закатывает глаза и откидывает голову на спинку дивана, стараясь выбросить все мысли из головы, чтобы не распалять себя ещё сильнее. Чонгук оглаживает его колено ладонью, наверняка почувствовав, что всё тело Хосока напряглось, но ничего не говорит и не спрашивает, в чём дело. Ходит по грани, но ловко избегает срыва в пропасть. И Хосок не знает, благодарен ли он ему за это. Внутри бурлит такая странная гамма эмоций, что Хосок уже совсем ничего не понимает. Дни, каждый похожий на другой, слепляются друг с другом и оставляют после себя разве что неприятную оскомину разочарования. Хосок ненавидит себя за то, что познакомился с Чонгуком. За то, что влюбился в него. И одновременно с этим, Хосок абсолютно уверен, что так бы никогда и почувствовал в своей жизни жажды обладать чем-то, жажды к чему-то стремиться, если бы не Чонгук. И тот факт, что дни Хосоковского календаря уже никогда не перелистнутся, делает эту надежду самым ужасным и невыносимым чувством, что Хосок когда-либо испытывал. Поэтому Хосок наклоняется ближе и кусает Чонгука за шею, злостно вцепляясь зубами в его кожу. Потому что у него нет слов, чтобы иначе выразить своё отчаяние. Чонгук громко взвизгивает и дёргает за волосы на его макушке. Шипит и брыкается, отчего всё становится настолько суматошным и неприятным, что Хосок невольно отстраняется и заглядывает Чонгуку в лицо. Он об этом не догадывается, но его глаза горят безумным блеском, а губы, искажённые в кривом подобии улыбки, жутко алеют, будто измазанные кровью. Чонгук судорожно втягивает воздух и ощущает себя на Хосоковских коленях в западне. — Ты с ума сошёл? — шепчет он. — Ты же, блять, не вампир, чтобы так кусаться. Сначала Чонгук хотел это выкрикнуть. Наехать на Хосока за то, что он сделал, но сердце сжалось в страхе, и голос резко пропал. Хосок игнорирует его слова, а может действительно не слушает, что Чонгук говорит. И в отличие от него его голос звучит твёрдо и уверено. — Я тебя ненавижу. Чонгук шумно сглатывает, испуганный подобной резкой переменой настроения, и пытается в Хосоковских глазах найти хоть какую-то подсказку. — Что… что ты имеешь в виду? — спрашивает он осторожно, сдаваясь. Хосок поднимает взгляд и пожимает плечами. — То и имею. Чонгук наконец решается поднять ладони и схватиться за ноющее на шее место. В голове ворошится целый рой мыслей: от плохих до самых отвратительных. Но одновременно с этим Чонгука не покидает ощущение, что что-то не так. Он торопится подняться с Хосоковских колен, усаживается рядом поудобнее, поджимая под себя ноги, и хмурится, полный твёрдого решения не оставлять всё так как есть. — Я так понимаю, что успел упустить сейчас что-то весьма важное. Хосок качает головой и пытается отмахнуться, но Чонгук ловит его запястье и крепко сжимает его ладонь в своих. Он смотрит внимательно, и глаза его полны решимости. Хосок невольно зацепляется вниманием за наливающуюся гематому на его шее, и в мыслях становится ещё гаже, чем было до этого. — Это не то, о чём бы мне хотелось сейчас говорить, — морщится он, надеясь, что этого будет достаточно. Но, вероятно, его поведение выбило из Чонгука всякое желание идти на уступки. — Нет. Мы поговорим прямо сейчас. Потому что ты можешь утверждать, что ненавидишь меня, сколько хочешь, но я-то вижу, что дело не в этом. — А в чём? — ядовито усмехается Хосок и смотрит на Чонгука с вызовом. Ему не важно, какой будет ответ, он вполне уверен, что все его догадки будут далеко мимо цели. Но одна лишь самоуверенность Чонгука раздражает до скрипящих зубов. — Ты мог уйти без меня. Но я здесь. А значит ты хочешь, чтобы я был рядом, — Хосок шумно сглатывает на этих словах, поражённый тем, насколько это похоже на правду. — Ты просто чего-то боишься, но я не понимаю чего. И не пойму, если ты не скажешь мне об этом! — Да нечего говорить! Что ты хочешь от меня услышать? Ты меня не знаешь, — выкрикивает Хосок и подлетает с места, широко всплескивая руками. — Ты ничего обо мне не знаешь, но уже судишь так, как будто я веду себя из ряда вон. — Обычно ты не такой, — твёрдым, но спокойным голосом, спорит Чонгук. — Это ты так думаешь, — Хосок едва себя удерживает от того, чтобы разбить что-нибудь первое попавшее под руку, поэтому обхватывает себя руками и поворачивается к Чонгуку спиной. — Ты провёл со мной один вечер и уже уверен, что я тот, на кого можно положиться. А почему? Да потому что тебе было грустно и одиноко и тебе подвернулся под руку пьяный я. Хотя я просто искал себе приключений на задницу. И потому, что ты был не в состоянии послать своего брата нахер, ты решил остановиться на предлоге в виде меня. Или скажешь, что я в чём-то ошибаюсь? Когда Хосок резко к нему оборачивается, он рассчитывает увидеть на лице Чонгука что-то болезненное. Он жаждет упиться Чонгуковским разочарованием, его обидой. Чтобы злость, сжигающая его внутренности, преисполнилась триумфа, тем самым спасая от опустошённости. Но Чонгук спокоен и сосредоточен. Он внимательно смотрит на Хосока и спрашивает: — То есть тебя беспокоит то, что я мог тобой просто воспользоваться? Что всё это не по-настоящему, а просто было навеяно алкоголем и желанием сбежать? Хосок невольно отступает на шаг назад, напуганный чем-то, чего он пока ещё не понимает. — Потому что я не мог полюбить тебя, ведь я пока ещё ничего о тебе не знаю, — продолжает Чонгук. — Да, ты всё правильно понимаешь, — Хосок всё же находит в себе сил ответить, даже если лишь шёпотом. Чонгук тяжело вздыхает и опускает голову. — Это и правда так. Любой из твоих друзей знает тебя больше, они успели пройти с тобой через многое. Но знаешь. Мне кажется, что того, о чем знаю я, вполне достаточно, чтобы дать мне шанс. — Так ты просишь дать тебе шанс? — усмехается Хосок. — Я прошу попробовать мне довериться. Хосок качает головой и прячет взгляд. Заламывает пальцы и тяжело выдыхает, но никак не комментирует сказанное. Но это не значит, что ему ничего не хочется сказать. Просто в голове сумбур и мысли кишат абсолютно несвязанные друг с другом. И весь этот калейдоскоп страшит даже больше собственной болезненной привязанности к Чонгуку. Довериться хочется безумно. Особенно, когда Чонгук представляет из себя эдакий оплот надёжности и спокойствия. Вот только голос в Хосоковской голове вкрадчиво нашёптывает кое-что, с чем Хосок бороться не может. Ведь неважно, во что Чонгук верит. Он может быть убеждён в собственных словах, но одна лишь его уверенность не делает их непреложной правдой. Но даже так Хосок бы дал ему шанс. Вот только все те, дни, когда Хосок тонул в нём и безнадёжно влюблялся, все те бесконечные часы, которые в любой другой день дали бы им совместную историю, общий оплот и опору. Всего этого нет для Чонгука. А у Хосока больше нет сил на веру. — Если честно, — голос Чонгука вырывает Хосока из задумчивости, и он вспоминает, что их разговор пока ещё не закончен. — Я сейчас испытываю столько всего. Это какое-то сумасшествие. Чонгук нервно смеётся, а Хосок смотрит на него так, словно он и вправду сумасшедший. — Я так переживаю из-за всего этого и даже злюсь на тебя, но при этом, — Чонгук поднимает на Хосока блестящий влажный взгляд, — я чувствую что-то похожее на… торжество? — Торжество? — переспрашивает опешивший Хосок. — Ну это, наверное, не совсем правильное слово, но это точно не радость. Что-то громче и оглушительное. И не совсем весёлое, знаешь, — Чонгук мотает головой, будто вытряхивая оттуда ненужные мысли. — Не важно. Просто это такое облегчение видеть, что тебе не всё равно. Хосок на эти слова невесело усмехается и прикрывает глаза. Он опирается спиной о стену и пытается дышать размеренно. Злость постепенно уходит, и её место медленно, но верно занимает ощущение полного опустошения. Чонгук и правда ни при чём. Он верит в светлое будущее, верит в Хосока. Верит с самого начала, с самого первого дня вкладывает в Хосока куда больше смысла, чем тот на самом деле из себя представляет. И это не его вина, что Хосок так долго шёл к тому, чтобы ответить на его чувства тем же. — Иди сюда? Когда Хосок открывает глаза, то видит, как Чонгук раскинул руки в приглашении к объятию. Чонгук мягко улыбается, несмотря на то что в его глазах читается только грусть, и это окончательно выбивает из Хосока всё дерьмо. Он на негнущихся ногах добирается до дивана и обрушивается в Чонгуковские объятья. Его плечи вздрагивают, а с губ срывается жалобный всхлип. — Всё нормально, ты можешь поплакать, — шепчет в его волосы Чонгук и чмокает его в макушку. Хосок даже не понимает, в какой из моментов из его глаз рванули предательские слёзы. Но стоит лишь начать, уже не остановиться. У Хосока уходят минуты и минуты на то, чтобы успокоиться. Футболка на плече Чонгука успевает вымокнуть насквозь, и это было бы до ужаса неловко, не будь так всё равно. Хосок приподнимается и утирает предплечьем влажные щёки прежде, чем заставляет себя повернуться к Чонгуку и виновато прошептать: — И-извини. Глаза у того сначала расширяются в удивлении, а затем Чонгук не может удержаться от позабавленного хихиканья. И в уголках его глаз собираются крохотные морщинки, от чего у Хосока вновь начинают дрожать губы. — Что? — недовольно спрашивает он, но голос его подводит, срываясь на хриплое сипение. Чонгука, кажется, это забавит лишь сильнее. Хосок раздражённо прокашливается и снова спрашивает: — Ну что? — Ничего, — отвечает Чонгук с мягкой улыбкой и чмокает моментально смутившегося Хосока в кончик носа. — Просто ты выглядишь очень мило. — Хватит шутить, — усмехается Хосок и трёт лицо, будто так можно что-то исправить. —У меня всё лицо опухло. — Я знаю. Поэтому и мило. Хосок тяжело вздыхает, но решает не спорить. Он опускает голову на сухое Чонгуковское плечо и глубоко вдыхает запах его кожи. Запах, который уже словно въелся в само Хосоковское существование, и без которого он уже не может представить самого себя. — Ты удивительный, — говорит Хосок. — И именно это всё и портит. — Почему же? — недоумевает Чонгук. — Разве это не должно было быть комплиментом? — Потому что рядом с тобой я чувствую себя ещё более жалким, чем это было до тебя. Эти слова даются Хосоку нелегко, но ему нравится их произносить. Он чувствует, что наконец позволил Чонгуку увидеть хоть что-то от себя настоящего. — Думаешь, что я круче тебя? — игриво спрашивает тот. — Я постоянно хожу к Намджуну, потому что у меня никогда нет денег даже на еду. — Не ври, — возмущается Хосок и щипает Чонгука за подбородок. — Я знаю, что у тебя есть деньги. — Ну это пока что, — усмехается на это Чонгук и лишь крепче обхватывает Хосока, укачивая его в своих руках. — К тому же сейчас Сокджин немного за мной побегает и когда об отмене свадьбы узнают со стороны невесты, назад пути мне не будет. Меня ненавидели с детства, а после такого будут ненавидеть ещё сильнее. — Это потому что они мудаки, — морщится Хосок. — Отчасти это, конечно, правда, — Чонгук тяжело вздыхает. — Но отчасти это и потому, что я всегда всё делаю по-своему. И постоянно недостаточно серьёзный, знаешь. Никогда не понимаю, когда пора сбавить обороты и начать вести себя подобающе статусу. Чонгук кривит лицо, и Хосок льнёт к нему ещё ближе. — К тому же, я из тех, кто вечно собирается, но никогда до дела так и не доходит. — По тебе и не скажешь, — хмыкает Хосок. — Стоит мне о чём-то попросить и ты сразу делаешь. — Нет, серьёзно. Я самый настоящий король прокрастинации. Просто я безумно влюблён и не могу тебе отказать. — Ты в курсе, что чем больше ты рассказываешь о своих минусах, тем нелепее они кажутся? Если ты всего лишь хотел доказать, насколько ты идеальный, ты мог просто согласиться с моими словами. Я бы не стал попрекать тебя тщеславием. — Кошмар, ты такой противный, — дует губы Чонгук. — А я тебе о том и говорю. — Это твой единственный недостаток. — Синяк на твоей шее с этим не согласен. — Я буду считать это проявлением твоей безразмерной любви. — Фу, — хмурится Хосок. — Давай, ещё скажи: «Бьёт — значит любит», и тогда я в тебе бесповоротно разочаруюсь. — Серьёзно? Подожди, дай-ка я попробую, — Чонгук с крайне серьёзным лицом прочищает горло, и Хосок уже готов к дешёвой клоунаде. — Бьёт — значит любит. — Ты идиот, — качает головой Хосок и собирается сползти с Чонгуковских коленей, но тот его удерживает. — Зато теперь не такой уж и идеальный. — Не угадал. Мне нравится, что ты идиот. Это мило. И забавно. — Тебе надо записаться на курс комплиментов. Потому что после твоих мне постоянно обидно, знаешь ли, — наигранно ворчит Чонгук, на что Хосок довольно хихикает. Хосок прикрывает глаза и затихает, и Чонгук тоже больше ничего не говорит. Они будто застывают в моменте, и это неожиданно накатившее спокойствие погружает Хосока в приятную дрёму. Он сосредотачивается на дыхании Чонгука и его тепле и не думает больше ни о чём. Хотя бы ненадолго, но всё же Хосок позволяет себе насладиться моментом.