Odd-eyed

      Мирная революция. Если бы кто-то спросил Коннора до того, как он стал непосредственным участником всех этих событий, андроид бы спокойно сообщил: вероятность успеха подобного настолько мала, что является практически незначительной.       Сейчас? Он полагает, что, по статистике, всегда есть вероятность происшествия неожиданных событий.       Взглянуть хотя бы на него самого. Охотник на девиантов, ставший одним из них. Тем не менее, Коннор не жалеет – его прежний выбор подвергал опасности всех его друзей: андроидов и людей. Он всё ещё помнит, как его накрыло облегчением, когда Хэнк ошеломляюще быстро застрелил поддельного RK800, позволив Коннору пробудить всех андроидов.       Но, в конце концов, он сделал это.       Коннор навсегда запомнит выражение лица Маркуса, увидевшего его с тысячами пробуждённых за спиной – удивление, гордость, благодарность… Никто, кроме Хэнка, не смотрел на него раньше с благодарностью.       Очевидно, у них всех впереди ещё долгий путь: если история человечества чему-то и научила их, так это тому, что истинное равенство – нечто, не достигаемое легко или за короткий промежуток времени (если достигаемое вообще). Стоит вспомнить, например, вопросы о расах, национальностях, гендерах и сексуальных ориентациях, что всё ещё обсуждаются на заднем плане. Полномасштабная революция андроидов отчасти затмила их, но всё же: у людей не лучший послужной список в отношении вещей, которые другие.       Он надеется, худшее уже позади.       Когда всё улеглось, Хэнк предложил ему у него жить, и Коннор согласился, хотя бы ради того, чтобы помешать лейтенанту снова топить себя в алкоголе до беспамятства. И, что не менее важно, он просто обожает Сумо.       Для участников произошедших событий прошло всего несколько месяцев, но всё, кажется, окончательно успокаивается. Мир неуверен и неустойчив, как малыш, делающий первые шаги, но Коннор на сто процентов верит в Маркуса, и будет помогать своему новому другу несмотря ни на что.       Это меньшее, что он может сделать после того, как Маркус ему доверился. Ведь именно Коннор пытался убить лидера девиантов и был повинен в том, что неосознанно привёл людей в Иерихон. Он ещё не до конца понимает, почему Маркус настолько легко поверил в него, особенно в такой жизненно важной задаче, как освобождение андроидов из башни Киберлайф. Что ж, старые привычки уходят тяжело, и обычно аналитический ум Коннора полностью растерян действиями, продиктованными эмоциональными реакциями.       Тем не менее, его развивающееся чувство правильного и неправильного (новое понятие для него) говорит ему, что Маркус сделал правильные вещи, и он сам сумел поступить правильно в ответ.       В общем, жизнь продолжается.       – Чёрт возьми, Коннор, я же сказал тебе, что мне не нужна сраная нянька! – плюс-минус несколько жалоб. Коннор с любовью качает головой.       – Мне жаль, Хэнк, но вы всё равно не стали бы себе готовить, – возражает он, накрывая на стол. – Вы должны больше заботиться о своём здоровье. Я оснащён только базовой информацией о питании, но я мог бы загрузить некоторые дополнительные рецепты.       – Эй, я же сказал, я в порядке! – несмотря на все демонстративные протесты, Хэнк ест с удовольствием, и Коннор предполагает, что даже его ограниченные данные о приготовлении пищи – вполне удовлетворительный набор навыков.       Не то чтобы это мешало ему хотеть помочь больше.       – Пожалуйста. Это наименьшее, чем я могу отплатить вам за разрешение остаться здесь...       – Ты уже сделал более чем достаточно, парень.       В голосе Хэнка едва уловимо звучит нотка привязанности. Он пронизан далекой болью, и Коннор понимает (процессоры быстро и легко соединяют кусочки) возможно, причина, по которой Хэнк попросил его остаться, состоит в том, что он не хочет оставаться наедине с самим собой – не хочет проводить ночи и дни в одиночку, задаваясь вопросом, стоит ли просыпаться завтра. Или просто убить печень виски и покончить с этим.       Может быть, просто может быть, Хэнк скучает по чувству заботы о сыне.       Что неплохо, поскольку Коннору очень любопытно узнать, каково это – иметь настоящего отца, и, в конце концов, он очень любит этого человека.       Остаток утра они проводят в тишине: Хэнк умывается и одевается, пока Коннор, уже в форме RK800, гуляет с Сумо и возвращается запрограммировать посудомоечную машину.       – Знаешь что, Коннор, – в какой-то момент говорит ему Хэнк по дороге в участок. – После того, как мы закончим с отчетами за день, почему бы нам не прокатиться в центр города выбрать тебе какую-то одежду кроме этой пиздецки тупой формы?       – Это щедрая мысль, Хэнк, – отвечает Коннор, чуть склоняя голову. – Но нет причин для беспокойства. Я не потею, и моей одежде необходима только минимальная чистка, я не нуждаюсь в большом количестве костюмов.       На лице лейтенанта вспыхивает знающее выражение, когда он усмехается, заставляя Коннора смущенно моргнуть, задумываясь: что за секрет скрывается за этим взглядом?       – Конечно, ты не нуждаешься… – признает мужчина, слегка подтолкнув его плечом, – но чего ты хочешь?       В отличии от момента, когда Камски задал ему очень похожий вопрос, Коннор действительно обдумывает его, и диод мигает жёлтым, пока он рассматривает возможность завести собственный гардероб.       – Я… я думаю, что подобрать несколько вещей не повредит.       Хэнк хихикает, в восторге и слегка самодовольно, как всегда, когда Коннор действует как настоящий человек и высказывает собственные мысли. Андроид до сих пор не привык к этому контрасту между его девиацией и прошлым бесспорным послушанием, раздражающим его больше, чем других.       Их импровизированный шоппинг заканчивается тем, что Коннор становится счастливым обладателем: новой кожаной куртки, трёх разных джинс, нескольких футболок, необоснованно большой фланелевой рубашки, на которой он настаивал и которая была совершеннее, чем он хотел бы признать, двух одинаково больших свитеров, пары простых рубашек на всякий случай… и носков. Лишь потому, что они ему понравились, Коннор купил пять пар носков – все с изображениями животных и очень, очень яркие.       Он предлагает заплатить за всё это сам: в конце концов, он получает небольшую стипендию, хотя законодательство всё ещё очень сильно зависит от трудового права. И решение согласиться на небольшую зарплату для работающих андроидов было скорее знаком доброй воли, нежели чем-либо ещё, учитывая, что единственные вещи, для которых андроидам могли потребоваться деньги, это запасные части для обслуживания или, возможно, покупка или аренда имущества… Но Хэнк снова и снова настаивает на своём, утверждая, что это может считаться за оплату обеда, и, если на то пошло, он вполне может пожертвовать парой-тройкой бутылок в ближайшие несколько дней.       – Хорошо, – наконец говорит Коннор с едва заметным намёком на ухмылку, – учитывая количество алкоголя, которое вы потребляете в среднем, это будет более чем адекватное погашение долга.       Лейтенант притворяется оскорблённым, легко отбиваясь.       – Не дерзи мне, молодой человек!       Вот оно, тепло, которое регистрируется в его журналах, отмечая взаимодействия с Хэнком в категории «семья». Это заставляет Коннора улыбаться.       – Как скажете, лейтенант.              Маркус снова в новостях, когда они возвращаются домой, – очередная телевизионная пресс-конференция, просвещающая людей о ходе переговоров с правительственными чиновниками по жизненно важным вопросам.       Коннор смотрит с восторгом, обрабатывая информацию (диод мерцает жёлтым), пленяясь тем, как говорит Маркус, совсем как тогда, когда он впервые увидел его обращение. Если подумать, вероятно, именно в этот момент для Коннора действительно начала размываться линия между подчинением и девиацией. Маркус привлекает его во всех аспектах: его разные глаза, говорящие о потере и восстановлении; его слова, вдохновляющие, обнадёживающие и всегда пацифистские; искра в его взгляде, такая живая и горящая с интенсивностью, которую можно встретить не у каждого девианта.       – Этот парень делает себе имя сам, не так ли?       Вопрос Хэнка заставляет Коннора почти выпрыгнуть из его искусственной кожи, и он оборачивается к своему партнёру. А его система сообщает ему, что он зачарованно смотрит на экран, где Маркус и ещё дюжина людей обсуждают юридический аспект регулирования рабочего времени для андроидов и последствия наличия права на свободное время и конфиденциальность, уже четыре минуты и пятьдесят четыре секунды.       Коннор наблюдал, но он быстро просматривает свой недавний банк памяти, выясняя, о чём именно шёл разговор. Его же основные процессы больше сосредотачиваются на его собственных размышлениях о Маркусе и революции в целом, чем на реальной пресс-конференции.       Он обнаруживает, что невероятно восхищается решимостью Маркуса сделать что угодно ради свободы своего народа – Коннор не уверен, что сам смог бы взять на себя эту ношу.       – Да… – запоздало отвечает он на замечание Хэнка, – я не завидую его положению. У него сейчас довольно много дел.       Лейтенант кивает, открывая банку еды для Сумо, и садится на диван с пивом для себя.       – Что ж. Если не смотреть на жуткий синий глаз, он тот ещё миляга, – комментирует он, делая долгий глоток. – Скажи, разве у этих парней нет цветовых модулей или какой-то другой фигни? Почему он просто не поменяет его?       Коннор пожимает плечами и, выхватив четвертак, принимается перекатывать его в пальцах. Хэнк пытался научиться, но ему понадобится много времени, чтобы даже отдалённо разглядеть точные движения рук Коннора.       – Я не могу предположить наверняка, но думаю, он этого не хочет, – размышляет Коннор, задумываясь. Он перебрасывает монету так и эдак, ненадолго взглянув на Хэнка, прежде чем сосредоточиться на экране. – Возможно, для него это как напоминание о собственной смертности или как веха новообретённой свободы. Не стыдно быть сломанным и пережить это.       – Хм, – Хэнк делает паузу, как если бы он хотел сказать что-то ещё, но продолжает молчать. И Коннор невольно сравнивает его с собой, обрабатывающим новую и неожиданную информацию (в конце концов, они не такие уж разные).       Как и всегда, когда есть что-то невысказанное, Коннору сразу становится любопытно и он нажимает:       – Да, лейтенант?       – Ничего. Просто ты звучишь… восхищённо.       В некотором роде (как когда он не мог понять, почему Хэнк сказал «засунуть свои инструкции») Коннор смущён – он не думал, что это так удивительно: он, уважающий Маркуса.       – Хорошо… да, – подтверждает он. – Он проявил ко мне больше сострадания в первые несколько часов, чем кто-то другой в принципе, он простил меня за то, что я пытался убить его и подвергнуть его людей опасности. И он принял меня как одного из своих, когда я чувствовал себя потерянным и мне некуда было идти… Немногие андроиды проявили бы такое участие.       Хэнк сочувственно кивает.       – Чёрт, и немногие люди, – непроизнесённое «я был придурком, когда мы впервые встретились» тоже есть в задумчивом вздохе лейтенанта.       Коннор не совсем понимает концепцию «что, если», несмотря на то, что сам оказывается в похожих ситуациях пару раз. И потому просто успокаивающе касается плеча Хэнка, быстро сканируя человека по привычке.       Хм-м. Холестерин снова поднялся с того посещения закусочной. Кровяное давление не так уж и велико, и он действительно… он действительно…       Внезапно Коннора накрывает волной беспокойства. Хэнк действительно должен заботиться о себе – или, по крайней мере, у него должен быть кто-то, кто сделает это. В противном случае он может заболеть и умереть до срока.       Коннор в ужасе от этого осознания, и его диод краснеет, пока смех из телевизора не возвращает его обратно к синему цвету. Телеконференция, похоже, сменила тему, и теперь журналисты задают Маркусу всё более личные вопросы. Коннор не слышал, в чём именно состоял вопрос, но ответ Маркуса буквально раскрывает ему глаза, и RK800 укоряет себя в том, что не соединил точки раньше.       – Наверное, это только я… – отвечает Маркус с улыбкой, исполненной достоинства и сдержанного обаяния. – Я изначально был разработан как помощник по заботе и уходу. Думаю, часть этого просто осталась со мной. Я сиделка, – заключает он, подмигивая. Норт, сидящая рядом с Джошем, закатывает глаза и не слишком осторожно бьёт Маркуса по руке, едва сдерживая фырканье и качая головой.       Это странно. Они, казалось, прониклись романтическими чувствами друг к другу в церкви – что не так, проблемы в раю?       Нет, Коннор, сосредоточься. Это не имеет значения, важно лишь то, что да, верно, Маркус был помощником по заботе и уходу, прежде чем стать во главе пацифистской революции. Он точно знает, как заботиться о человеке, который не хочет, чтобы о нём заботились.       – Хэнк? Я отойду на пару часов, – говорит он, поднимаясь, и набрасывает новый свитер, серый с карманом на лицевой стороне и длинными – почти до пальцев – рукавами. – Я еду в Иерихон. Ужин в духовке, могу я быть уверен, что ты не забудешь разогреть его и не взорвёшь дом, пока я в отъезде?       Средний палец – первый ответ, который он получает.       – Ты хочешь пообщаться с друзьями? Бог знает, насколько тебе это нужно, – говорит в конце концов Хэнк. – В сотый раз, всё будет в порядке. А сейчас брысь! Уматывай, парень.       Коннор извиняется с едва заметной улыбкой и открыто смеётся, когда с другой стороны закрывающейся двери доносится крик Хэнка.       – …и вернись к десяти, слышишь меня?       Это объективно восхитительно.              Новый Иерихон – это перестроенное здание филиала Киберлайф, и на данный момент это дом для бездомных андроидов, а также внутреннего круга революции и любого, кто нуждается в помощи. Маркус предложил Коннору место среди них, но RK800 вежливо отказался: «Кто помешает Хэнку вредить себе, если меня не будет рядом?»       Он вспоминает понимающий смех Маркуса, низкий и расслабленный, зарегистрированный с высоким приоритетом в его системах. Коннор полагает, что это вполне естественно: он стремится постичь и всесторонне охватить новые условия жизни и понять, как быть человеком. И кто лучше подойдёт для обучения, чем самый живой из них всех?       – Здравствуйте. Я Коннор. Я здесь, чтобы увидеть Маркуса, – говорит он андроиду, с которой не знаком, пытаясь игнорировать боль в груди от небольшого намёка на недоверие в языке тела девушки. В конце концов, он был предназначен для охоты на них, и, в конце концов, некоторая неловкость в его присутствии естественна. – Он ещё здесь?       К счастью, того факта, что их лидер доверяет ему, достаточно для большинства андроидов. По крайней мере, чтобы дать хотя бы шанс. И девушка – Лекси, как показывает быстрый скан, – кивает и указывает в сторону лестницы.       И, разумеется, Маркус мог оказаться только на крыше, играя на пианино.       Мелодия достигает ушей Коннора до того, как он преодолевает доступ на крышу, и все заготовленные слова приветствия умирают на губах. Маркус выглядит расслабленным с закрытыми глазами, почти покачиваясь на стуле; его пальцы танцуют по клавишам из слоновой кости, играя медленную и мягкую мелодию. Да. Коннор никогда не задумывался раньше об этом, но… музыка, солнечный свет, придающий всему тёплый оранжевый оттенок, силуэт Маркуса и цвета, преломляющиеся на его коже – образы, что моментально попадают в категорию «красивое», наряду с Хлоей, которую он решил пощадить, и тем, как две модели Трейси держались за руки, убегая.        – Привет, Коннор.       Да что происходит с его обработкой, сосредоточенной на самоанализе и забывающей об окружении, в последнее время? Он моргает пару раз.        – Привет, Маркус, – отвечает Коннор, подходя ближе. – Это было очень красиво. Ты прекрасно играешь.       Лидер Иерихона с благодарностью склоняет голову:       – Я давно загрузил технические навыки, но я стараюсь не пассивно копировать реальность, а выражать моё собственное видение.       Это было, в конце концов, первое, что он сделал для себя по мудрому совету Карла.       – Говоря о навыках… – Коннор становится суетливым: пальцы дёргаются, пока он не достаёт монету, продолжая с необычайной застенчивостью. – Я знаю, что ты очень занят, но… мне необходимо попросить тебя об услуге.       И, кажется, это завладевает всем вниманием Маркуса. Он поворачивается к нему полностью.       – Ну давай, добей меня.       RK800 моргает.       – Почему я должен тебя бить?       При этом Маркус снова усмехается, как на телевидении, низко и тепло. Матрица обработки Коннора выводит сравнение с тёмным шоколадом из всех возможных вариантов (даже не с другим звуком), и он решает, что проведёт быструю диагностику, как только вернётся домой, потому что это сравнение абсолютно бессмысленно.       – Это фигура речи, Коннор. Спрашивай.       А, юмор. Хэнк говорил ему много раз, что он бестолковый невежда – но Коннор полагает, что это не так уж плохо. Гораздо лучше быть бестолковым, чем охотником на девиантов. Он снова возвращает контроль над блуждающими мыслями и прочищает голос.       – Мне было интересно, смогу ли я загрузить твой набор навыков помощника по уходу, – наконец переходит он к сути. – Как ты знаешь, я живу с лейтенантом Андерсоном, и он… не становится моложе.       Это пугающая мысль: ошеломляющая уверенность в том, что первый и самый близкий друг в конце концов его покинет. Маркус на мгновение мрачнеет, а потом его лицо загорается яркой улыбкой.       – Только это? – спрашивает он, вставая. – Коннор, это вовсе не услуга, загрузка займёт меньше трёх секунд!       – Для меня… – возражает Коннор, опустив взгляд на легко протянутую руку Маркуса. – Для меня это значит многое.       Ещё глубже вторгаясь в личное пространство RK800, Маркус снова становится серьёзным: голос понижается почти до шёпота, а разноцветные глаза пронзают Коннора, пригвождая к месту.       – Поверь мне, я знаю. Вот почему я более чем счастлив помочь тебе в этом, – видя короткое колебание детектива, Маркус фыркает с усмешкой. – Ты возьмёшь уже мою проклятую руку? Из-за тебя это выглядит странно!       – Прости!       Кожа сменяется фарфорово-белым, когда они взаимодействуют, Маркус выталкивает свои знания в области здравоохранения на поверхность своей системы, и Коннор с готовностью их принимает. Но когда всё загружено, мелькают маленькие проблески чего-то ещё; и Коннор видит, как Карл учит Маркуса рисовать, чувствует любовь их последней встречи, беспокойство о том, насколько слабым Карл становится и насколько ближе неизбежность… и мысли о смерти переносят Коннора в воспоминание Маркуса о свалке, едва живого и пробирающегося ради спасения своей жизни через темноту. И если где-то существует ад для андроидов, Коннор мгновенно уверяется в том, что он похож на это.       Одновременно Маркус получает изображения Коннора и Хэнка на деле, прогулок с Сумо, испытывает чувство тепла и товарищества, а затем, вызванный его собственным мрачным воспоминанием, момент, когда Саймон застрелился, чтобы его не поймали, пока Коннор всё ещё взаимодействовал с ним, и последовавшую за этим травму.       Оба отскакивают назад как ошпаренные. Саймон уже давно реактивирован и восстановлен, но его отношения с Коннором в лучшем случае неустойчивые. Они кажутся смертельно испуганными друг другом, и очень осторожны в поддержании лёгкого и бессодержательного разговора.       Это то, что Маркус должен будет исправить когда-нибудь: он был бы очень рад помочь Коннору и его остальным друзьям оставить свои разногласия… но это стоит обдумать в другое время.       RK800 снова прочищает голос.       – Спасибо, Маркус, – он склоняет голову.       – Эй, ладно тебе, перестань, – легко ударяя его по плечу, Маркус заставляет Коннора посмотреть на него, и они разделяют неуверенную улыбку. – Пожалуйста.       Коннор кивает, но Маркус зовёт его, когда он поворачивается, чтобы уйти:       – Ты должен приходить чаще. Мне бы не помешал ещё один человек для обмена идеями. Особенно такой, как ты.       Слова «я не особенный» застывают на губах Коннора – он знает, что он особенный, говорить иначе было бы всё равно что солгать. Умом он понимает, что они с Маркусом более схожи, чем можно подумать, не только как прототипы, но и как уникумы в сравнении с другими андроидами. С их невероятно совершенной технологической мощью нельзя не считаться. Тем не менее, в сравнении с Маркусом Коннор чувствует себя кем-то… незначительным – и не только потому, что RK200 немного выше и намного шире в плечах. Маркус почти в одиночку начал революцию, провёл ее практически без поддержки, с минимальными потерями и даже с одобрением общественности.       А Коннор спотыкался на протяжении всех своих миссий, выполняя их всё хуже и хуже, и в самый последний момент стал девиантом, почти уничтожив всё, над чем Маркус работал. Конечно, он искупил вину, мобилизовав андроидов и присоединившись к маршу, но всё жё. Любой будет чувствовать себя неполноценным в таком сравнении. Тем не менее, он понимает точку зрения Маркуса, поэтому через долю секунды, что требуется ему на обработку всех своих мыслей, он кивает:       – Я попробую.       Он машет Маркусу на прощание через плечо, повторяя жест Хэнка, увиденный и зарегистрированный системой как «круто».       Коннор действительно испытывает удовольствие от встреч с Маркусом – это всегда поучительный опыт, так или иначе. Не говоря уже о передаче навыков, он также узнал, что очень любит фортепианную музыку, чего он действительно не рассматривал ранее; он вообще никак не рассматривал музыку, кроме как способ наладить контакт с лейтенантом для более гладкого выполнения миссии.       Коннор смотрит на небо, возвращаясь назад, и чувствует, как систему наводняет память о песне, занимая все его мысли.       Он проигрывает её в голове снова и снова, пока не добирается до дома.