Испорченная душа

Родители пришли через несколько минут, и Габриэль вздохнул с огромным облегчением. Ещё бы чуть-чуть, и он сошёл бы с ума от переполняющего его чувства вины - Что случилось? - плача, произнесла мама, присаживаясь рядом со страшим сыном. - Мам, он... позвонил и попросил прийти, а, когда я пришёл, увидел его, сразу догадался, что произошло... - практически задыхаясь, тихо сказал Гейб, слегка подняв голову, но тут же опустив её обратно, вспоминая свой внешний вид. Лучше сейчас не пугать родителей ещё больше. Мельком Новак заметил отца: бледный, молчаливый. Гейб не помнил, когда в последний раз видел папу таким. Всегда весёлый, остроумный шутник сейчас был похож на тень прежнего себя. Конечно, когда тебе говорят, что твоего сына избили и, возможно, изнасиловали в чёртовой школе, нельзя продолжать улыбаться. На это больше не хватит сил. В глазах отца Гейб разглядел дикий страх, старательно скрываемый под маской холодного спокойствия. И пробираемое до самых костей чувство вины, которое, Габриэль, наверное, сам сможет отыскать в своих, если посмотрит в зеркало. На секунду ему показалось, что на лице отца заиграло осуждение. «Ты старший брат, и ты не уберёг Каса от рук того ублюдка, что сделал с ним это». Габриэль догадывался, что это сделал Винчестер, но, для начала, он поговорит с братом. Теперь он просто обязан показывать ему, что он не один. А после, этому гаду не жить. *** Успокаивающую тишину в квартире Винчестеров прервал звук открывания двери и какое-то недовольное бормотание Сэма. Дин вздрогнул, только сейчас заметив, что все время, пока не пришёл младший брат, он тупо пялился на своё отражение, про себя посылая в зеркало заслуженные оскорбления. «У Каса есть старший брат. Какого сейчас ему?» - Дин зажмурился, ударив себя по затылку. Мысли, о том, что он сделал, вряд ли дадут ему спать по ночам. Эти мысли будут преследовать его до конца жизни, даже если когда-то он сумеет выпросить прощение за содеянное. Винчестер пообещал себе, что как только снова увидит Каса будет на коленях ползать перед ним, да хоть перед всей школой. Все лишь бы хотя бы быть прощённым... большего, по крайне мере, пока Дин не требовал. - Эй, есть кто живой? - раздался задорный голос сквозь толстую деревянную дверь. Старший Винчестер слегка поморщился от веселого настроения брата, но вскоре взял себя в руки. «Твой брат не виноват, что ты мудак, Дин Винчестер. Пусть живет и радуется жизни. На его плечах нет тяжёлого груза вины» - Я, - еле слышно обозначил себя Дин. Быстро умывшись, смыв с себя остаток боли на своём лице, он быстро вышел из ванны, выдавив слабую улыбку брату, который, увидев его, сразу заметно напрягся. - Дин, что-то случилось? - настороженно спросил Сэм, ставя рюкзак на пол. «Да, Сэмми. Да, черт возьми, я настоящий мудак, придурок, аморальный урод, мразь. Да Господи, нет таких слов, чтобы описать какой я ублюдок. Я уничтожил единственного человека, кого искренне любил, но слишком много времени это отрицал. Теперь поздно. Я такое натворил...» - хотелось закричать. Так, чтобы легкие неприятно завибрировали, чтобы сорвать голосовые связки, чтобы горло болезненно обожгло, но все, что смог выдавить Дин очередное тихое «Все в порядке...», от которого уже тошнит. Но сил не хватило на ответ получше. Он просто надеялся, что брат, если и не поверит в эти слова, то не будет сейчас его мучить расспросами. Сэм поправил упавшие на лицо волосы и, слегка пожав плечами, растворился в своей комнате. Не поверил, но все прекрасно понял, поэтому и ушёл, не произнеся ни слова. Возможно, потом будет допытываться, что случилось, но не сейчас. Сейчас он оставил брата в покое. Почувствовав, что ноги постепенно ослабевают, Дин медленно зашёл в свою комнату и упал на кровать, закрыв глаза. Не прошло и пары минут, как он уснул болезненным и беспокойным сном. *** Сначала проснулась ужасная боль. Она расползалась по телу, заполняя каждую клеточку в организме, Кастиэль помнил каждый удар, совершенный человеком, которого он так слепо любил. Потом пришли воспоминания, и он почувствовал, как к горлу подкатывает истерика, перемешанная с горечью обиды и тошнотой. Отвращение к себе пришло очень быстро. Быть униженным, разорванным, растоптанным в прах самым любимым человеком - самое ужасное наказание. В сердце осталось только обида и боль, но скоро. Совсем скоро там ничего не будет. Ранее, думая о Дине, Кас улыбался, представляя, что когда-нибудь они будут вместе, а теперь... теперь от одной мысли об этом человеке все внутри сжималось, а к глазам подкатывали слезы. Кастиэль больше не ощущал тёплую любовь, что грела душу, когда Дин в очередной раз бил его. Теперь внутри ничего не было, а в сердце когтистыми лапами забирался дикий страх. *** - Все обошлось, - в голове эхом раздался голос врача, и Габриэль поднял голову, поспешно вытирая слезы с глаз. Он заметил, как родители слегка расслабились от напряженного ожидания и выдохнули почти одновременно. - Можно к нему? - тихо спросил отец. Кажется, он говорил так тихо, чтобы не выдать собственного срывающегося голоса. - Для начала мне нужно с вами поговорить, - он жестом показал отцу идти за ним, и сам скрылся в дверях коридора, ведущего вглубь больницы. Старший Новак нехотя последовал за ним. Габриэль вновь упал на стул, с которого успел вскочить, как только услышал голос врача. Сколько ещё ждать? Терпение грозилось лопнуть от долгого ожидания. Он не может сидеть здесь, когда младший брат где-то там, в недрах больницы лежит совсем один. Гейб перевёл взгляд на маму и, увидев бледное измученное лицо, пододвинулся ближе. - Эй, мам, все ведь хорошо. Все обошлось, - аккуратно сказал Габриэль. Она еле заметно кивнула, но не произнесла ни слова, намекая на то, что не в настроение разговаривать. *** Дин вскрикнул и рывком сел на постели. У него с роду не было кошмаров, поэтому дикая паника поселилась глубоко внутри, не давая успокоиться. Он нервно осмотрелся, про себя замечая, что одеяло было скомкано в мокрый комок к изножью кровати. Но это не просто сон. Не просто страшный кошмар, который растворится в следующем дне. Он сделал то, что сделал, и этого не исправить. Теперь он всегда будет возвращаться в тот ужасный день по ночам. Дин глубоко вздохнул. Ненависть к себе с каждым часом все возрастала. Он никогда не сможет простить себя за то, что сделал и, вообще, за то, что избивал этого тихого милого человека на протяжении всего выпускного класса. Винчестер поднялся с кровати, попутно вытирая выступивший пот на лице. За окном уже стемнело, но на улице до сих пор доносились крики детей и рёв машин. Как только Дин встал на ноги, к его горлу подкатила неприятная тошнота. Сорвавшись с места, он еле успел добежать до туалета, потому что рвота началась как только он склонил голову над унитазом. «Мразь». Все мысли были против него, душа разрывалась на куски, желая больше не чувствовать этой ужасной боли. Как только полегчало, Дин облокотился на унитаз, лихорадочно дрожа и всхлипывая. Не сумев справится с эмоциями, переполняющими его сердце, он закрыл глаза и совсем тихо, почти беззвучно зарыдал. *** Отец вернулся только через полчаса. Все это время Габриэль сидел на стуле, практически не двигаясь, и, закрыв глаза, старался терпеливо дождаться отца, хотя это было чертовски трудно. Когда Гейб, наконец, увидел отца, он с ужасом понял, что его догадка про изнасилования оказалась верна. Он вновь закрыл глаза и покачал головой, будто пытаясь выбросить из головы ужасную картину того, как выглядел Кас, когда Гейб зашёл в школьный туалет. - К нему сейчас можно... врач разрешил. Пошли, - совершенно не своим голосом прошептал отец и развернулся в сторону коридора. Габриэль неуверенно поднялся и, посмотрев на маму, хотел помочь ей подняться, но вдруг она сломано сказала: - Я позже подойду, иди, сынок. Гейб грустно вздохнул, но все же направился за отцом, который явно не спешил увидеть во что превратился его младший сын. *** Теплая слеза медленно покатилась по лицу, пересекая переносицу. Душевная и физическая боль перемешались воедино, создавая фонтан из отрицательных эмоций. Кас, даже очнувшись, не хотел открывать глаза. Не хотел видеть родных с их сочувственным взглядом, не хотел возвращаться в школу, где встретится с человеком, который принёс ему слишком много боли, он хотел только умереть, чтобы забыть яростные зеленые глаза, которые грели его весь год, чтобы забыть его обидные слова, режущие измученную душу, чтобы больше не чувствовать унижения, боли, обиды. Чтобы не понимать, что от любви к Дину не осталось ни следа. Дин её небрежно прожевал и выплюнул, показав, что Кас ему не нужен. Казалось, что на языке появилось неприятная горечь обиды, и оно не уйдёт с годами. Оно будет лишь сильнее. Кастиэль вздрогнул, когда услышал, как открывается дверь в палату.