nae mam daero

      Чонгук возвращается под утро с подпорченным настроением. Минхо осталась с Джином, выпроваживая последних студентов за двери, как сказала девушка напоследок на его просьбу доехать до общаги вместе — Хван и Киму необходимо решить денежный вопрос. Сколько ребята разбили стаканов за ночь, не счесть. Чон выстроил в голове идеальную картинку, где они идут бок о бок, ему хватает смелости на то, чтобы взять рыжую за руку. И, о боже, это ж фантазии, поцеловать Хван на прощание. В итоге все рушится карточным детским папье-маше из хлипкого клея и истертой бумаги.       С Джином. Чонгук рычит себе под нос, с остервенением пиная камушек. Скулит от боли в ушибленном пальце и от ревности, поглощающей все естество. Осознает, что преувеличивает, в глазах Хван ничего не загорается при взгляде на Сокджина, они даже ни разу не танцевали за всю ночь, Минхо вообще не развлекалась в чьей-либо компании. Хотя он и не видел ее передвижения каждую минуту, но почему-то верил в эти мысли. А ревность все равно пожирала, все, что связано с Хван моментально максимизируется. Любые мужчины рядом с ней воспринимаются врагами народа, инородными. Оскверняющими.       Чон с унылым видом проходит кпп, кивает клюющей носом вахтерше и поднимается на лифте до шестого этажа. Переступив порог и скинув обувь, тут же заваливается на кровать, утыкаясь носом в подушку. Мельком оглядывает соседнюю пустующую кровать, оттуда на него пялится блестящими глазами-пуговками Иви. Любимый покемон Кима, потому что «блин, она такая классная, милая, с пушистым хвостом. Хочу лису». Красивая для Тэ, и очень криповая для Гука. В темноте «оно» не кажется таким красивым с изогнутой усмешкой и черными очертаниями в свете луны. Чонгук хмыкает под нос. С Тэхёном они расстались у клуба, тот поехал со своим старым другом позавтракать. То, в каком состоянии находился Тэ, заставляло усомниться Чона в его способности дойти хоть до куда-нибудь. Нажрался Тэхён знатно, а Чонгук даже не заметил, как и когда это произошло. Ким настойчиво приглашал Чонгука, но он не в том настроении, чтобы изображать заинтересованность в чужих ностальгических разговорах. А по пьяни только к этому и тянет.       Чонгук почти засыпает, когда мелодия звонка раздается под подушкой. Глухо, с вибрациями, отдающими по лицу. Дрёма спадает, словно и не находила, и парень чувствует, что еще не скоро заснет. Чонгук тянет руку к телефону, заранее проклиная Тэхёна. Никто больше и не надумает ему звонить в такой час, кроме этой прилипалы. Как еще эсэсмэсками не закидал с бесконечными мемчиками и селфачками. Нет, иногда картинки забавными были, но то, как настойчиво Тэхён лез в его жизнь, действительно напрягало.       — Бора, ты чего звонишь? — Чонгук осоловело смотрит на высветившийся номер сестры, не до конца осознавая, что не спит. Плохое предчувствие накрывает волной. Мелкая не стала бы звонить так рано без видимых причин.       — Чонгук, — голос на том конце срывается, — маме плохо. Она в больнице.       — Скоро буду.       Парень быстро собирает вещи в спортивную сумку, пишет сообщение старосте с просьбой оформить объяснительную на пару дней. Чонгук не скупится деньгами и покупает билет на поезд, чтобы добраться до Пусана за три часа. За все время пути он поедает себя изнутри, терзается думами, выкручивает пальцы на руках до боли. Хочет разбить лоб о холодное стекло поезда, попытаться вернуть трезвый рассудок, который сейчас так необходим. Но денег нет, чтобы заплатить ущерб. Чонгук ненавидит себя в этот момент, как никогда раньше: знал, что нельзя было уезжать из родного дома, оставляя вечно болеющую маму с двумя детьми на плечах. Нужно было остаться и продолжать работать, вместо института пойти в местный колледж на рабочую специальность, а не мечтать о недостижимом. Сам Чонгук ни за что бы ни стал пробоваться в Корё, если бы не мама. Чон Чжиын буквально заставила сына заполнить заявление и отправить документы по почте, умудрилась каким-то образом выбить скидку на обучение (наверно, в виду многодетной семьи). Чонгук расплакался, когда она положила перед ним письмо из института и необходимую сумму за первый семестр. Им едва хватало денег сводить концы с концами, а его отправляют в университет в столицу. Младший брат только пошёл в младшую школу, а сестра на первый курс старшей школы. Им обоим нужны были учебники, форма и многое другое, но ни один не заикнулся о лишениях, искренне радуясь за братика, который отправится покорять большой город.       А Чонгук вместо того, чтобы быть достойным сыном, разъезжает по клубам, тратит деньги на «обновление», ненавидит собственную специальность и зациклился на съедающей весь разум влюбленности.       Когда поезд оказывается почти в родном городе, Чонгук спохватывается и наскоро пишет Тэхёну, не вдаваясь в подробности. Уехал домой. На пару дней. Хочет добавить «не пиши», но передумывает. Киму запрещать — себе хуже делать. Ибо Тэ поступает с точностью до наоборот.       А в ответ получает «уже скучашки» и поцелуйчики. И фотографию с расстроенной моськой.       До Чимина ближе, чем до общаги, а она так устала, что потратить лишние минуты на дорогу лень. Именно по этой причине Минхо с гаденькой улыбкой на лице позвякивает ключами, напевает незамысловатую песенку, поднимаясь по лестнице. Лифтом она пользовалась редко, мечтая о накачанном орехе. Паковский зад таким способом не накачаешь, но зато булки спасешь от унылой улыбки.       Хван чувствует подвох сразу, когда переступает порог квартиры — на губах оседает привкус мяты с лимоном, бергамота и корицы. Чимин любит намешивать в чай, что попало, сочетая несочетаемое. Минхо кривится от этой смеси и хмурится. Какого черта пахнет паковской говниной, когда это существо должно, по сути, отъедаться на бабушкиных харчах? Вне своей квартиры, которую Хван планировала приватизировать и насладиться в душе насадкой со сменой режима. Подруга бы поняла, будь она.       — Чимчим? — негромко, с долей опаски. А вдруг грабители внезапно между перетаскиванием телевизора и драгоценностей захотели отведать чая. Минхо осторожно ступает внутрь квартиры, заходит в комнату Пака и орет не своим голосом. — Какого хуя?!       Чимин вздрагивает от шума и распахивает припухшие ото сна глаза. Возмущенно пищит, потирая лицо ладонями. И застывает статуей. Ночью было так жарко, что он решил спать в одних трусах, и теперь Минхо может созерцать все его тело, покрытое леопардовыми пятнами.       — Так, — Хван проглатывает нецензурщину, давится собственной злобой, — я сейчас иду в душ, потому что воняю потными возбужденными подростками, а ты продумываешь в голове увлекательную историю о своих похождениях! И чтобы это не звучало бредом, и давай без лжи, я тебя насквозь вижу!       Рычит злобно, отчего слюна течет по подбородку. Скрывается в ванной, а Пак выдыхает облегченно только тогда, когда за стеной слышится звук воды. Идет на кухню и ставит чайник. Необходимо умасливать разгневанного демона, нет лучшего средства, чем любимые ритуалы. Когда Минхо выходит из душа в его футболке, отправив свои вещи в стирку, Чим встречает ее с заискивающей улыбкой и кружкой кофе. Аромат сильный и бодрящий, Пак не скупится на хороший кофе, да и кофемолку купил специально для нее. Сам парень пьет лишь чай, пока рыжая отдает предпочтение горечи, он наслаждается сладко-пряным вкусом. Хван щурится, понимает, что подкупают, но напиток принимает, благодарно кивая. В душе успела остыть и сейчас злость отошла, уступив место тихому негодованию.       — Ну, я жду.       Чимин шумно сглатывает.       — В общем, неудачно в клуб сходил. Сам вечер очень даже неплохо прошел, а вот уже когда домой собирался, меня и прижали к стенке. Избили, отобрали деньги, даже часы отцовские сперли, — столько сожаления в глазах друга, что Минхо ни на грамм не сомневается в его рассказе. Подозрение тонет под волной хорошего крепкого кофе. Она настолько заебалась за последнее время, что теряет сноровку, позволяя водить за нос. Погрязла в себе, не замечая чужих проблем. Чимину повезло — более удачного момента для лжи не найдешь.       — Ты их знаешь? — несильно кусает за кончик языка, мысленно проклиная себя. Больше ни в какие клубы она не пустит Пака одного. Чем она думала, посылая эту голубую конфетку в одиночное плавание?!       — Нет.       — Запомнил лица? — докапывается Хван. Блюститель справедливости. Для пущего эффекта не хватает яркой лампы, чтобы навести на лицо лучшего друга.       — Нет.       Чимин скрывает лицо за кружкой, утыкается взглядом в стол. В голове скачет «не спались», не переборщить бы с эмоциями. Пак редко жаловался Минхо: ей хватало увидеть картинку самостоятельно, вытащить из парня клешнями имена, а потом уже разбираться, погружаясь с головой в его! дерьмо.       — А не пиздишь ли ты мне часом? — тянет Хван, наваливается на стол, резко хватает его за шею и притягивает к себе. Пак игнорирует холодок на спине, безразлично смотрит в уже карие глаза (в его квартире всегда валяется футляр для линз Минхо) и демонстративно хлюпает чаем, — шучу, расслабься.       Сил больше нет. Она отставляет чашку и идет в спальню, болтая мокрыми волосами из стороны в сторону. Фен Минхо не любила, пусть и высыхая естественным путем, походила на пушистого бобра. Чимин моет посуду и следует за ней. Хван завалилась на его кровать в позе звезды и уставилась в потолок, периодически покусывая нижнюю губу. Длинная футболка задралась, трусы с Hello Kitty это не то, что сейчас хотел бы видеть Чимин.       — Ты точно не врешь, Чимин? Самое отвратительное, что можно сделать, это лгать лучшему другу. Ты же не опустишься до такого?       — Хван, прекрати драматизировать, еще, давай, выть начни и об стены биться в печали, — Пак хихикает, устраиваясь рядом с девушкой. Морщится от сырых волос. Минхо коалой заваливается на него, закидывая ноги и руки. Не будь он геем, возбудился бы — кожа у рыжей нежная…и обнаженная. Чимин накрывает ее одеялом, подтыкая, чтобы спина не мерзла. Любовно целует в макушку, девушка фыркает, щекоча его сосок.       — Ну, почему ты гей?! — стонет Хван противным детским голосом. — Где справедливость в этом мире?       Пак хихикает, указательным пальцем убирая рыжий локон за ухо. Неприкрытая нежность во взгляде тает мороженым на солнце, сердце Минхо сейчас ничем не отличается от него. Цепляется за чужие пальцы, подносит их ко рту и невесомо целует в мягкие подушечки. Чимин тихо смеется.         — Ты идеальный для меня, — девушка поджимает губы. Не то, чтобы мысли о парочке Минхо-Чимин так часто посещали ее голову, просто эта идея когда-то проникла внутрь, да так и осталась тлеть под коркой. Без приукрас: Пак являлся для нее самым лучшим вариантом с океаном нежности и заботы, о которых так жаждет изголодавшаяся душа. Может, поэтому у нее нет парня? Подсознательно надеется, что Чимин в один прекрасный день перебежит с радужной стороны и кинется к ней с объятиями. Минхо фыркает беззвучно — размечталась.       — Женские половые органы отвратительны, без обид, — Чимин кривится, вспоминая уроки биологии в школе и красочные картинки влагалища, больших и малых губ и прочих штук. Его передергивает, Хван заливается ослом, не прикрывая рот.       — Да ничего, в принципе, согласна, — после продолжительного смеха пришел кашель, слова выплевываются порциями. Минхо впивается взглядом в потолок. — Член выглядит более красиво и эстетично.       — Именно поэтому у тебя есть альбом с рисунками членов?       Пак не получает словесного ответа, закрывая руками лицо от ударов подушкой. Парень громко ойкает, когда рыжая задевает случайно ребро. Минхо резко останавливается и начинает лепетать, извиняясь. Шуточная борьба заканчивается совместными обнимашками. Чимин двигается ближе, ложась на спину, разморенная чужим теплом девушка снова устраивается на его груди. Осторожно, почти невесомо, чтобы не давить на ушибленные места. Пак перебирает слегка жестковатые из-за постоянного обесцвечивания волосы, чувствуя полную расслабленность. С Минхо всегда так — уютно. И другого слова не подобрать, просто одним своим присутствием Хван может избавить его от черных мыслей. Обволакивает аурой защищенности, оберегает огромным теплым коконом, который не давит. При этом умудряется не ущемлять его мужское достоинство.       Он почти не терзает себя мыслями о Юнги. И о том, что соврал лучшей подруге.       — Чимин, знал бы ты, как я тебя люблю, — скулит Минхо, приподнимаясь и утыкаясь носом в ключицы, — ты единственный близкий человек, который у меня остался.       Пак хмурится, сильнее обняв подругу за плечи. «Который остался?». Что она имеет ввиду? Хван никогда не поднимала тему родителей, тут же затыкаясь и уходя в себя при словах «родители». Сиротой она не была, он видел высвечивающиеся надписи «мать» и «отец» на экране телефона при звонках. Поэтому Чимину было странно слышать такие слова от нее.       У Пака помимо родителей были еще бабушка с дедушкой, целая куча двоюродных/троюродных братьев и сестер, дяди, тети, дальние родственники из разряда «седьмая вода на киселе». На семейные праздники собиралось столько народа, что можно устраивать футбольные турниры, несколько команд соберется. Хван же ни разу не упоминала кого-то из родни в разговорах. А все праздники проводила одна, отнекиваясь от его приглашений. Как-то раз Минхо пришла к ним на Новый год, в итоге провела весь вечер в углу с телефоном, чувствуя себя неуютно. Чужой. Ей хватило с головой ощущения ненужности, словно лишний паззл, не подходящий именно этой картине.       Единственный близкий.       Насколько же одинокой была Хван?       Минхо широко зевает и возмущенно шикает, когда Пак кладет палец ей в рот. Мстительно захлопывает челюсть, но не успевает. Чим оказался быстрее. Все воскресенье они провели за просмотром дорам и заснули под утро. Хван давно отвезла некоторые вещи на квартиру к другу, поэтому в университет пошла в свежей одежде. Хотя не отказала себе в удовольствии нацепить паковскую джинсовку. Девушка в ней утопала, смотрелась мило и безобидно.       — Почему не ешь? — Чимин смотрит на стакан с кофе в руках подруги, и немного стыдится своего аппетита: его поднос забит, да и причем не особо правильной едой. Успокаивает себя тем, что отработает двойную тренировку. — Опять на диете?       Хван фыркает, пуская пузыри в кофе. Кашляет и резко отодвигается, потому что услужливый Пак уже занес руку над спиной. Она не хотела быть травмированной, или походить на друга-леопарда.       — Ни разу в жизни на них не сидела.       — Да нет, сидела, они у тебя просто особые. Называются «довести до язвы».       Минхо хихикает понимающе. Чимин чертовски прав: у нее существуют два отношения к еде. Либо она постоянно обжирается, либо сидит на одном кофе. Зачастую второе, так как личность творческая, увлеченная. Иногда настолько уходит в рисование, что забывает про еду. Если бы не заботливый Пак, следящий за ней, давно бы в больнице лежала.       — Хэйо, — тянет Тэхён, присаживаясь к парочке за стол.       Хван щурится. Это что еще за «хэйо»? Откуда такого понабрался? Кивает парню и утыкается в телефон, пока Тэхён и Чимин увлечены беседой. Ощущение неприятное, словно чего-то не хватает. Пустовато.       — А где Чонгук? Вы ж подружки неразлучные, где потерял? — Хван пожимает плечами. Наигранно, пытается скрыть заинтересованность. Подумаешь, просто спросила о человеке, ничего такого. Но у Чимина уже столько красок на лице играет, что Минхо предчувствует новые дифирамбы в честь Бэмби. И о внезапно вспыхнувшей любви между ними.       — Семейные обстоятельства. — Тэхён тырит яблочное желе с подноса Чимина, — я хотел пригласить вас, — а сам, не отрываясь, смотрит Минхо в глаза. Зазывает, зовет падать во тьму вместе, — на выставку фотографии Шигеру Йошида.       — Японец с черно-белыми картинами?       Ким кивает болванчиком с довольным лицом, он видит интерес в зеленых глазах. Уже представляет, как поведет Хван после выставки в ресторан, а потом она наградит его минетом. Которого он мало того, что не дождался, самому пришлось делать. Тэхён усмехается, Юнги сегодня так забавно среагировал, увидев идущего в его сторону Тэ по коридору. Моментально развернулся и стартанул с ебучей скоростью света. Нужно дать ему время, рассудил про себя Ким, забросив пока мысли о раскрытии чужого очка души подальше. В его чертогах разума главенствовало зеленоглазое создание, отрицательно покачивающее головой. В смысле нет? Тэ вернулся в реальность, озвучив вопрос.       — В смысле ты не пойдешь?       — Домашняя работа, обычная работа. К тому же, один парень с 1 курса попросил помочь ему с проектным заданием. А это надолго. Не бесплатно, — усмехается Хван на скептицизм в глазах Чимина. Пак удовлетворенно кивает. Минхо и помощь кому-то? Только во время конца света, — так что я сегодня чуть ли не ночую здесь, ну либо к тебе, Чимин~а, твоя квартира все же ближе.       Весь его план рушился, как треклятый карточный домик. Даже член в штанах приуныл. Никакой минетной вечеринки. Он мог бы подцепить любую девушку, но не хотел. Ким задался целью получить оральные ласки именно от Минхо. Загорелся этой мыслью еще в тот момент, когда они разношёрстной кучей сидели у Сокджина, и девушка закусывала кончик языка между зубов, перелистывая хентайную мангу. У нее соски встали, а у Тэ член в шортах дергался от возбуждающей картины. Невыносимая, несносная. В постели хороша, чертовка. Ким от таких с ума сходил. Не влюблялся, просто реагировал остро, вставая в стойку охотничьей собаки. И пипирка под стать хозяину отзывалась.       — Я пойду, делать все равно нечего. — Откликается Чимин, стремясь подбодрить приунывшего Кима. Путь в спортзал ему закрыт на пару недель, а тухнуть в стенах квартиры с саморазъедающими мыслями нет сил.       Тэхён приободряется, поднимает вверх большие пальцы. И лукаво подмигивает Чимину, отчего Хван злится.       — Там будет алкоголь? — Минхо не горит желанием оставлять Пака наедине с Тэхёном-алкоголиком-заядлым-тусером. Вчера утром она мысленно обвиняла себя в случившемся и теперь мамкой-наседкой планировала оберегать свою желейную мармеладку. И тут же одергивается. Чимин большой мальчик, сам в состоянии выбирать компанию и способы досуга, и давление со стороны, пусть и лучшей подруги, может быть яро им пресечено. Пак — сладкое зефирное чудо, но в гневе нереально страшен, и отстоять точку зрения способен.       — Это выставка, о чем ты! — Тэхён укоряюще качает головой, да так сильно, что Хван на долю секунды почувствовала легкое подобие стыда. Отвернулась в сторону, заметив знакомое лицо, и в это мгновение Ким подмигнул Чимину. Пак сдержался от ехидной ухмылки, потому что Минхо повернулась обратно и уголки губ Тэ моментально разгладились.       — Наркотики?       — Хван! — восклицает Чим, она перегибает с гиперзаботой. Обычно Пак берет на себя роль мамочки, ему непривычно. Некомфортно. — Мы идем приобщаться к искусству, а не трахаться, колоться и бухать не просыхая.       «А я б не отказался, только без пускания по вене!» — Тэхён снова унывает. Первый пункт отпадает из-за отсутствия Минхо, ему чертовски грустно, поэтому надо выполнять последнюю часть.       Ким прячет разочарованный взгляд под челкой, вновь возвращаясь к мыслям о Хван. В голове зреет лихорадочный план по сближению с девушкой, но чего-то никак не созревается. Где-то на задворках сознания мелькает просто подойти к Минхо и напрямую сказать про секс. Вряд ли она ему откажет, сама не против будет он надеется. Минхо не похожа на нимфоманку и Тэхён допускает, что стал член-партнером. Одноразовый. Девушка никаких томных взглядов из-под ресниц на него не бросала, никаких зазывающе прикусанных губ или хотя бы отголосков чувств в глазах. Ничего. Минхо ведет себя обычно — относится к нему, как к мелочи. Ким не ждет от Хван любви, сам этим не страдает. Но хоть как-то можно выделить его из толпы? Тэхён привык к другому отношению, парня коробит, когда отклоняются от нормы. От нормы восприятия Ким Тэхёна как сексуального божества.       Юнги не хочет думать. Совсем. Нет желания размышлять над поступками, причинами, собственными чувствами. Просто лежать на кровати, в полной пустоте, обволакиваясь приятной мягкостью и теплотой. Он рефлексирует последние несколько дней, полностью погрузившись в подсознание. И причина всему этому долбанный Ким Тэхён. Маленький ублюдок.       Мин рос в обычной среднестатистической семье. Не считая пьянства отца, все было в пределах нормы. Руки на сына и жену мужчина не распускал, пил не на последние деньги, выуживая из заначек. Родители любили его, он платил им тем же, выказывая должную степень привязанности и уважения. С достоинством принимал заслуженные затрещины от отца, учился самостоятельности и умению полагаться только на себя. С детства любил машинки, игрался с другими пацанами в войнушки, дергал девчонок за косички. Обычный мальчик с обычными интересами, выросший в обычной семье.       Все изменилось, когда на биологических часах высветилась заветная цифра — 14 лет. Привет, половое созревание. Яйца звенели, кровь кипела от взбушевавшихся гормонов. Юнги ничем не отличался от одноклассников, подкатывая к девчонкам-старшеклассницам. Неумело и нелепо, строя из себя секс-гиганта. Тревожные подозрения закрались в тот момент, когда его друг Пак Сохун принес порно-видео в школу. С ужасным качеством, но хоть что-то. Они толпились за углом, нависая друг над другом, чтобы рассмотреть подробнее. Смутное ощущение неправильности волнительной дрожью прошлось по телу, когда Юнги осознал, что главное действующее лицо на экране для него — мужское. А точнее член. Интерес зажигали в Мине не девушки, а парни.       Юнги не подавал вида, искренне веря, что со временем это пройдет. Активно участвовал в обсуждении порно-актрис, да и просто проходящих мимо незнакомок, чересчур громко описывая грудь и задницу, продолжая свой рассказ деталями. Что он с ними сотворил бы. Помацал, пожамкал, провел бы членом меж грудей и ягодиц. Друзья ржали, поддакивая. А довольная улыбка Юнги совсем не казалась вымученной, пряча под собой комплексы. Время шло, а попытки загубить, искоренить неправильные чувства не давали положительного результата.       И хоть выглядел и вел себя Юнги, как самый мужественный натурал, эмоциональные зачатки брутальности никак не давали ростков.       Наткнувшись однажды на медицинскую энциклопедию, Шуга вдоль и поперек изучил статьи про подростковую гиперсексуальность, немного успокоившись. В этот период мальчиков могут привлекать как девочки, так и другие мальчики. Юнги успокоился, перестал накручиваться, и даже с некой степенью лояльности относился к эротическим снам. Нетрадиционного сексуального содержания. Чувствовал подвох, но вырезки из статей маячили перед глазами, успокаивая. Это подростковая гиперсекусальность и ничего более, твердил Шуга себе под нос, когда очередной неосторожный взгляд останавливался на мужских задницах. Ничего такого, когда остальные мальчики влюблялись в девочек, а Мин оставался наедине с «неправильностью». Время не пришло, не нашлась та, кто вызовет в нем чувства. Любви нет, ее придумали для того, чтобы оправдывать животные инстинкты. Эти отмазки уже заученным шаблоном отскакивали от зубов, кроша и пережевывая внутренности.       Юнги боролся с собой, и эта борьба, этот диссонанс между желаемым и действительным выливались в агрессию. Только вступив в болото под названием «тинейджер», Мин постоянно злился, испытывая стыд и вину. На себя. С каждым годом этот ком рос, распространяясь на ближайший круг общения, а после уже на весь мир в целом. Пубертатный период прошел, а проблемы остались. Мин не желал принимать себя настоящего, отчаянно цепляясь за образ, который примет общество. Видеть в нем жесткого ублюдка для людей было проще, чем гомосексуала. Правильнее. Шуга хотел бы говорить, что на хую вертел общество и чужое мнение, но идти вопреки все равно не мог. Подстраивался, мимикрировал.       Он настолько адаптировался, что смог переспать с девушкой. И притом не один раз. Вот только любовь не появлялась, а использование женского пола превратилось в обыденное дело. Влажные сны с мужиками не прекращались, отчего Юнги злился больше и больше.       Неправильный.       Ошибка.       Мерзкий.       Отвратительный.       Искоренить.       И все это подтвердил Ким Тэхён. Сволочь, подонок. Юнги стискивает одеяло от злости, понимая, что к негативу примешиваются оттенки возбуждения. Пока нарастающего, но от мысли, что воспоминания о минете смогли всколыхнуть в нем такое, Мина воротит. Юнги вспоминает избитого Чимина и чуть ли не взвывает. Знал бы Пак, почему попал под его тяжелый кулак, по-другому бы стал смотреть на белобрысого.       Один вид крутящего соблазнительными бедрами Чимина заставил член в штанах Юнги дернуться в призыве. В тот раз Мин не боялся голодным взглядом следить за развратным Паком, темнота клуба скрывала, поглощая уродливость истинной стороны Шуги. И как же он взбесился, когда Чимин стал тереться о другого парня. Благо, давно фанатеющая от него девчонка под руку попалась. Жаль, что спустить ей в рот не удалось. Юнги ненавидел Чимина за желание владеть им. С первого сука дня, как он увидел эти губы, этот пошлый взгляд, удивительно сочетающийся с мягкостью улыбки. Юнги вело от этого контраста. Он бесился и взрывался неукротимым зверем. Внешне оставался спокойным и невозмутимым, чувствуя, как внутри крошится его мир, заменяя все ничем. Юнги оставалось лишь собирать осколки. Вечные попытки склеить себя вновь и вновь терпели крах.       Юнги ненавидел себя.       Юнги не мог принять себя.       Чимин нервно теребит рукава пиджака, оглядываясь по сторонам. Прошло два часа с того момента, как они переступили порог. Паку скучно, ребра побаливают, а желудок выдает редкие заунывные серенады. Тэхён увлеченно рассматривает каждую фотографию, останавливаясь минут по пятнадцать. Хмурит брови, потирает подбородок, смотрит справа, слева, приближается вплотную к стене и поглядывает сбоку. Периодически хмыкает, ахает и окает. Паку некомфортно — ему достаточно беглого взгляда на фото, чтобы сделать вывод. Нравится/не нравится.       — Почему ты так вглядываешься? Ищешь скрытый смысл или тайное послание Леонардо да Винчи на современной фотографии? — Чимину надоело изображать безмолвную тень, следуя по пятам за Тэхёном. Пялиться из-за широких плеч и слушать тихое неразборчивое бормотание прямо около уха. Пак воздвиг нерукотворный памятник организатору выставки за снующих расторопных официантов с полными подносами шампанского. Три стакана и Чимин чувствует себя достаточно смелым для подвигов. А точнее, прямолинейным, чтобы сказать, что заебался.       — На выставке картин умные люди так делают, — хмыкает Тэхён, намекая на позу, жестикуляцию и долгое рассматривание. Тянет задумчивое «хм», заканчивая идиотским хихиканьем, — а я просто пялюсь, пытаясь казаться умным.       — Тэхён~и, — Чимин сдерживается от закатывания глаз, — это выставка фотографий, а не картин. Выключи эстета и пойдем отсюда, я проголодался.       — Валим, я так жрать хочу, что готов от твоей аппетитной задницы кусок отхватить!       Интеллигентность умерла в Тэхёне в ту же секунду.       Чимин умер в тот же момент, встретившись с черными глазами ненавистного человека.       Пак сидит за столом и не понимает, как оказался в такой ситуации. Напротив Мин Юнги, молчаливый и мрачный, как обычно. Рядом с ним Чон Хосок, который оказался старым другом Тэхёна. Чимин немного завидует болтающим между собой Хосоку и Тэхёну, расслабленные и веселые. Чимин напряжен, натянут тетивой, ему кусок в горло не лезет. А палочки в руках подрагивают. Он бы с удовольствием смотрел, как одна из них исчезает в глазнице Юнги, орошается багровой кровью. Искусство, не сравнимое с выставкой фотографии. Пак вздрагивает, прикусывает губу. Ему не свойственна такая жестокость, даже в мыслях.       — Как дела у Минхо?       Хосок обращается к нему и Чимин теряется на пару секунд. Во-первых, слишком оторвался от реальности, а во-вторых, Хван?       — Погружена с головой в работу, — Пак слегка хрипит из-за длительного молчания, не замечает, как слегка дергается Юнги. — Вы знакомы?       — Косвенно, — уклончиво, растягивая натянуто губы. Чимин качает головой, словно понимает. А сам не соображает, что вообще происходит. Каким образом он затесался в эту компанию? И какого черта не отказался и не свалил домой, когда Тэхён предложил Хосоку и Юнги присоединиться к ним? И откуда Ким знает Мина?       Шуга терзается теми же мыслями. Он не планировал, что обычный вечер выльется в такое. Когда Хосок рассказал о выставке, Юнги не воодушевился. Ему, честно говоря, наплевать было, куда идти. Просто на тот момент он жаждал прекратить одиночество, потому что оставаться наедине с собственными мыслями — невыносимо. Чон со своим предложением подвернулся, как нельзя вовремя. А теперь Мин осознает, что согласием сделал все только хуже.       Перед ним сидит главное действующее лицо его мыслей. Поджимает невыразимо пухлые губы, мило улыбается, когда Тэхён обращает внимание на Пака (а внутри Юнги все воет от этого) и полностью избегает Мина. Шуге больно, когда Чимин вздрагивает от его мимолетного взгляда. И уж точно это дрожь не из-за приятных чувств. Шуге неприятно, но и одновременно хорошо — таким образом он способен отомстить за свои уродство чувства. За иррациональное желание.       А еще Тэхён со своей пошлой секундной улыбкой. Но Юнги видит, замечает и понимает, кому она предназначена. По Мину не заметно, но ноги под столом выводят нервную чечетку и руки сцеплены вместе, чтобы пальцы по столу не барабанили. У Кима вид кота, и Юнги ощущает себя белой крысой. Сожрут и не подавятся. Он не привык быть жертвой, полностью слившись с личиной хищника. И уж точно Юнги не привык позорно сбегать, поджав хвост.       Они оба сидят, давятся гнетущей атмосферой, не притронувшись к еде. Не участвуют в разговорах Хосока и Тэхёна, пусть те и пытаются втянуть их. И если Чимин хоть как-то создает видимость присутствия, Юнги весь погряз в себе. Вперивается нечитаемым взглядом в Пака, выворачивает того наизнанку. Чимин дышит через раз, пропускает через себя ненависть, пытается растворить ее в здравом рассудке. Представляет, что рядом Минхо, оберегающий щит и яростный воин. Его защитник.       Хосок чувствует, что проебался, но не понимает, где и в какой момент. Юнги вроде и ведет себя, как обычно на людях — отстраненно и молчаливо, но не заметить витающей вокруг него напряженности и тревожной нервозности не может. У Чона дар свыше, он хорошо чувствует людей, эмпатически сливаясь с ними в одной плоскости. Ему не составляет труда прочувствовать чужие эмоции, жаль, что причины зачастую он не знает. Телепатия из поколения в поколения в их семье не передавалась. Хосок больше не может терпеть негатива Юнги, он решает закончить вечер встречи намного раньше, чем планировал. Ему предстоит еще задушевный разговор, от которого Мин вряд ли отвертится.       Тэхён разочарованно поджимает губы, когда Хосок и Юнги прощаются. Он провожает Мина долгим взглядом. Еще одна рыбка сорвалась: сначала Минхо, теперь белобрысый спешит убраться с глаз долой, за весь вечер не сказав ему и слова. Юнги трудно смириться, Тэ понимает, но особым терпением он никогда не отличался. Тэхён вздыхает и тянется к кошельку, прося счет. Наглые хёны свалили, не оставив денег. Хосок с довольной улыбкой прямым текстом сказал, что он платит, раз их пригласил. Один Чимин радует, разделив с ним счет пополам. И не, чтобы у Кима денег не было, банковский счет красноречиво доказывает обратное, просто хочется повредничать.       Дела на вечер:       Ким Тэхён — дрочка, марафон аниме.       Чон Хосок — вытрясывание душевных терзаний из друга.       Мин Юнги — ментальное самоуничтожение.       Пак Чимин — красное вино, Хван Минхо и режим «королева драмы».       Обещанные три дня растянулись на пять. Чонгук возвращается из Пусана в субботу вечером. Одна из многочисленных смс соскучившегося Тэхёна пестрит улыбающейся картинкой. Ким очень рад, что его лучший друг успеет на посвящение в корпусе завтра вечером. Кто додумался устроить грандиозную попойку в воскресенье, когда в понедельник с утра на пары? Чон не задается этим вопросом, не то, чтобы не интересно, просто похуй. Ему не до этого. И на посвят он не собирается.       Чонгук не идет в общагу, направляясь в парк напротив. Устраивается под огромным деревом, приземляясь на холодную скамейку. Все слезы выплаканы еще дома, поэтому Чон лишь пялится бездумным взглядом в озеро. Всматривается, выискивая перспективы будущего. Надеется разглядеть выход. Маме сделали пересадку печени и если они еле-еле наскребли на саму операцию, заложив дом в банке и заняв у немногочисленных родственников, то на дорогостоящие лекарства для поддержания состояния денег не осталось. А ведь мелким нужны деньги на школу, да и питаться чем-то надо. Благо, одна из подруг Чжиын жила по соседству и клятвенно обещала парню присмотреть за мамой и детьми. Вот только вряд ли она согласится работать на добровольной безвозмездной основе долгое время. Чонгук понимает, что через пару недель ему придется проплачивать, а в идеале нанять сиделку, пока мама окончательно не восстановится.       Денег у него нет и на собственное существование, что уж говорить об обеспечении семьи. Если Чонгук в ближайшее время не найдет работу, то загнется все семейство Чон, а не он один. Увидев высохшую маму, страдающую от боли, но с искренней улыбкой на лице, Чонгук порывался отчислиться, вернуться в родной город и поднять семью, найдя работу. Желание матери не совпало с его импульсивными порывами. Чон Чжиын осталась непреклонной, вернув сына в столицу, заверив, что они со всем справятся. Чонгук не верил и видел хорошо скрытое сомнение в глазах родного человека. Она сомневалась в собственных словах, но ради сына держалась, гордо поднимая подбородок и прикусывая щеки изнутри от боли в теле. Говорила, что напишет его бабушке с дедушкой, что те приедут и позаботятся о ней. Чонгук кивал болванчиком, сдерживая слезы. О них самих нужно было заботиться, родители мамы не молодели.       Мелкие плакали, провожая его на автобус. Чонгук порывисто расцеловывал их щеки, клятвенно обещая, что скоро все наладится. Обещал найти работу и обеспечить их. А потом горько расплакался, когда автобус пересек черту города.       Чонгук рассматривает ладони. Полностью занятый переживаниями, он отключается от внешнего мира. И поэтому чужую руку на плече замечает с опозданием.       — А что, нынче пидоры настолько храбрые, что по одному ходят?       Спусковой механизм запущен.       Чонгук никогда не думал, что сможет взорваться за секунду. Даже и не догадывался, что поднимет руку на человека за пределами ринга. Избегал драк, решая конфликты словами. Но сейчас Чой Донг оказался самым ненавистным человеком, и его ярость не видела пределов. Ему не помогли даже два друга, которые спустя минуты залитого кровавой пеленой глаз Чонгука валялись на земле вместе с предводителем. Просто не в то время, и Чонгук даже не будет терзаться муками совести. Они заслужили.       — Неплохой удар, — Донг сплевывает кровь, потирая подбородок. Во все глаза смотрит на озверевшего Чонгука, чуть ли не рычащего от ярости. Истинный берсерк. — Не хочешь заработать на этом неплохие бабки, Чон Чонгук?       Чонгуку похуй. Чонгук не раздумывает. Даже если эти деньги нужно выбивать из людей, даже если нужно кого-то ограбить. Чону плевать на других, когда мама страдает от бесконечной боли, а младшие от нищеты.       Чонгук согласен.