С миру по нитке

— Подождёшь меня минуту? Когда Джон говорил, с его губ срывались облачка пара. Шерлок не мог невольно не подумать, насколько тёплые его губы. Насколько нежные. Хоть ещё и твердые, резкие, сильные. И всё же… как прекрасно они целуют. Особенно прекрасно это на морозе. Холодно от их прикосновения… и сразу же тепло. — Ммм… Шерлок… мне очень приятно целоваться с тобой, но… но мне правда нужно… ох… Зарыться ладонями в волосы, которые Холмс так любил в золотистом цвете, и не меньше любит серебряными. Гладить, лаская и стряхивая снежинки. — Да, конечно. Подожду. Иди. Я люблю тебя, Джон. — И я тебя. Очень-очень. Не хочешь со мной? Сколько раз у них уже происходил подобный диалог за годы совместной жизни? Не сосчитать даже Майкрофту. — Нет. Я подожду здесь. Джон вздохнул, но не стал настаивать. Он никогда не настаивал. Ждал, пока его муж сам дозреет. Он вот дозрел. От осознания ли, что жизнь всё же конечна, от страха, что они оба теперь ближе к её финалу, чем к началу или даже середине? Рози выросла. Давно самостоятельная, самодостаточная женщина. Да, она любит своих отцов, но справится и без них, а вот Джон без Шерлока… Двери церкви закрылись за его спиной. Только об одном просил Джон из раза в раз. И сегодня, на Рождество, вновь повторил свою просьбу, зажигая свечу. Чтобы когда Шерлоку придёт пора уйти из этой жизни, уйти с ним вместе. Ватсон не хотел ни минуты оставаться без своего Холмса. Даже не представлять, как это — снова ходить на его могилу. А если срок доктора будет раньше… дать детективу сил перенести это. Дверь. Морозный воздух вошёл в лёгкие пригревшегося и чуть разнежившегося Джона. Запах снега смывал запахи горящих свечей и отчаянных молитв. Шерлок стоял посреди церковного двора один. Черная прямая фигура в окружении всего белого. Белых деревьев, белых заборов, белых крыш. Джон шёл к нему, почти бежал, почему же это длилось так долго? Обнять его, прижать к сердцу, будто они не виделись сто лет. Горячее дыхание смешивалось, обогревая замерзшие щёки и нос сыщика. Доктор отчаянно целовал своё счастье и чувствовал ответные поцелуи. — Идём домой, я сделаю нам чай, — предложил Шерлок. Чай — лучшее решение любых проблем. В сердце Ватсона сейчас столько любви, что он мог бы улететь в небо, как наполненный гелием воздушный шарик, и только ладонь Холмса, с которой он стянул перчатку и стиснул руку мужа, удержала его на грешной земле. — Идём. Посидим на полу у камина? У обоих давно болят колени, но эти посиделки — не то от чего можно отказаться. — Конечно, — Шерлок опустил их сомкнутые руки в карман своего пальто. — Я купил печенье в форме ёлочек с зелёной и белой глазурью. — И мой любимый ежевичный джем? — Две банки. С Рождеством, Джон. — С Рождеством, Шерлок. Два уже очень немолодых человека шли по дорожке, как будто беспричинно улыбаясь. Солнце горело на церковных шпилях за их спинами. Они шли по дорожке, вместе и рядом. Позёмка заметала их следы.