С миру по нитке

Чай был заварен по всем правилам. В меру горячий, в меру сладкий. Даже кружка Джимова любимая. Последние года два он пил только из неё. Высокая, с толстыми стенками, оранжевая в чёрную полоску. И всё же она полетела через всю комнату и разбилась о дверь, оставив от себя кляксу и кучу острых фарфоровых осколков. Целил Джим, ясное дело, не в дверь. Верный Тигр еле успел захлопнуть её за своей спиной. — Джим. — Уходи. — Но Джим! — Убирайся! Я что тебе сказал?! Кофе! Кофе, чёрт тебя дери, мне нужен кофе! Черный, без сахара! И много! А ты мне что принёс?! — В твоём положении нельзя кофе! — крикнул Тигр чуть громче, чем следовало. За дверью разлилась тишина. Очень пугающая тишина. Лучший киллер-снайпер всех времён и народов, Себастьян Моран, перепугался не на шутку. Его босс и так-то не был самым адекватным человеком на земле, а в свете всего случившегося… — Джим? — позвал Тигр уже жалея о вырвавшихся словах. Тишина. Делать нечего. Надо зайти. Тигр бы в клетку с гремучими змеями зашёл. Со скорпионами. Да что там — с настоящими тиграми было бы лучше, чем с Мориарти сейчас! Да, у того нет пистолета… вроде бы. Но он и стулом может прибить. А может и голыми руками. Атлетически сложенный Тигр был уверен, что невысокий, по-эльфийски хрупкий Джим в случае надобности уложит его если не одной левой, то с помощью правой точно. А уж в той ярости, что клубилась в комнате… но оставлять его одного было нельзя точно. Очень осторожно Себастьян взялся за ручку и, стараясь не издать ни звука, чуточку её повернул. Замер. Прислушался. Снова позвал Джима. Приоткрыл дверь. Заглянул. Джим Мориарти сидел на полу, недалеко от лужи растёкшегося чая, и осторожно складывал осколки в одну кучку. — Джим… Белая рубашка консультирующего преступника была расстёгнута, являя миру обтянутый серой футболкой семимесячный живот. — Даже кофе, — проговорил Джим, не глядя на Тигра и продолжая своё занятие, — даже кофе я не могу добиться от своего самого близкого человека. Телохранителя. Даже он не слушается меня. Как можно ожидать, что послушается ещё хоть кто-нибудь? Как? Всё? Кончился Джим Мориарти? Был, да весь вышел? — Не говори так, — Себастьян сделал пару шагов вперёд и опустился рядом. Но опустился так, чтобы в случае чего снова вскочить. И дверь за своей спиной не закрыл. — Я же о тебе забочусь. — Обо мне? — Джим положил ещё один кусочек. — Или о нём? — он кивнул на свой живот. Тигр вздохнул. — О вас обоих. Вы же сейчас единое целое. — Да… — Джим прикрыл глаза. — Мне кажется, я сдохну раньше, чем избавлюсь от него. — Джим… — Не могу больше… Не могу. Спина болит, голова болит, спать невозможно, лечь удобно невозможно. Понять, как я мог это допустить — невозможно. — Джим… — Я ведь знал, кто он. Глыба. Айсберг. Никогда никого не любил. Даже брата. Хотя трахал его периодически. Альфа трахал бету. Бету, что секса не хотел в принципе, но под Майкрофта ложился. Счастье Шерлока, что он встретил этого Джона. Омегу, что течёт по бетам. Чудо природы. — Тигр, который был и сам бета, стоически молчал. Он сам «тёк», пусть и фигурально, по омегам. Точнее — по одному конкретному омеге, что сидел сейчас напротив него. Ранимый, измученный, такой открытый… и опасный, как королевская кобра. — Счастье Шерлока, — повторил Джим, — что Джон увёл его от Майкрофта. Трахаются теперь, как кролики, где можно и нельзя. Голос у Шерлока такой… что телефон просто светится. Да и Ватсон чуть не скачет от счастья. И готов накинуться на любого, кто подойдёт к его Холмсу. Омега защищает бету! Этот мир явно куда безумнее, чем сам думает! — Джим, — Моран забрал у Мориарти очередной осколок, — её всё равно уже не собрать, не спасти. Идём, я отведу тебя в кровать. — Да почему вечно в кровать! — заорал криминальный гений, не делая, впрочем, попыток вскочить, как было ещё пару месяцев назад. — День на дворе! Я здоров и… ох… то, что я с пузом этим, не даёт тебе права… чёрт… помоги встать. Себастьян помог. — Словом… эти двое вырвались, а я… я сам влез. Как же! Соблазнить самого мистера Снеговика! Оттрахать этого альфу, что плевал на всех омег на свете! Прийти в самый разгар течки, чтобы он точно не устоял, и… ох… и завалить в его же кабинете, на его же столе. Кусать его и шептать всякий бред… как я его люблю… и как хочу… и как не могу без него. И снова, и снова, и снова. Не слыша от него ни единого слова, ни единого стона. Просто скакать на его члене. На этом его члене… Что просто идеально входил… Я просто был рождён, чтобы насаживаться на него раз за разом. Я кончал, а он — нет. Я снова, а он нет. Я в третий раз, а у него всё стоял… Как столб пограничный. Я должен был… должен был заставить его кончить! Должен был… Джим уткнулся Тигру в плечо. Но не чтобы заплакать, а чтобы толкнуть головой, как бодливый телёнок. Или, скорее, рассерженный бычок. — Решил, что резинки чувствительность глушат. Уже ничего не соображал, ни о чём не думал, ничего не хотел. Только чтобы он закричал подо мной. Потерял свою хвалёную британскую выдержку. Признал, хоть на миг, что зависим от меня, что хочет меня, что… Моран, наконец, довёл Мориарти до постели, усадил. — И он закричал. И кончил, чёртов ублюдок. И я чуть не скончался там, на его члене, так это было горячо, феерично, и вообще — заебись! Как никогда и ни с кем! А потом этот его голос. Спокойный такой, будто мы не ебались только что, а чай пили. «У вас какое-то дело ко мне, мистер Мориарти»? Да, блядь! Всегда решаю дела, сидя на члене, уляпаный спермой! Именно так! Чёрт, чёрт, чёрт! — Джим с силой три раза ударил по матрасу. — Непробиваемая глыба льда! С чего я взял, что со мной будет иначе? Он и не думает уже. Забыл, вычеркнул, а вот с этим… — Джим посмотрел на свой живот. — С этим… от которого не могу избавиться. Не мог. Потому что это часть его… Моя теперь часть его. Боже, Тигр, я такой кретин… — Джим плюхнулся на спину и застонал. — Надеюсь я сдохну в родах и всё кончится. — Джим… — Нет там ничего, под этим льдом. Никакого сердца. Если растопить — останется просто лужа, вот и всё. Как от твоего чая. Прости… Прости меня, Тигр. Просто я… не в себе. Прости меня. Моран никогда раньше не слышал от Мориарти ничего похожего на извинения. И тоже решил пойти ва-банк, как Джим тогда с Майкрофтом. Бета осторожно приподнял футболку омеги и стал целовать его живот. Горячо, сильно, но осторожно. — Себ… — А я люблю тебя. И готов скакать на твоём члене. Когда скажешь и сколько захочешь. — Тигр… — Ты прекрасен, Джим. Был прекрасен раньше и просто великолепен сейчас. — Послушай… — Если ты умрёшь в родах, я умру тоже. Вот просто умру и всё. Сердце остановиться, инсульт разобьёт… не знаю. Я не останусь растить твоего ребёнка. Я уйду за тобой. С тобой. Потому что тебя я люблю больше, чем его. Больше, чем что-либо ещё в этом мире. — Себастьян… — Джим полусел с упором на руки. Его верный снайпер перестал целовать живот и посмотрел на босса. — Где хочешь тебя расцелую. Как хочешь вылижу. Только… захоти. Захоти меня. Хоть немного. Хоть один раз. Тихий-тихий вздох, больше похожий на стон. Джим плавно снова улёгся на спину. — Как всё запутано в этом мире. Почему всё не может быть просто? — Не знаю. Так интереснее? — Себастьян ещё чуть подтянул вверх футболку Джима и поцеловал набухший и ставший очень чувствительным сосок. Лизнул, пососал. — Хоть что-нибудь от меня хочешь? Джим хмыкнул. Согнул правую руку и чуть погладил, помассировал голову Тигра. — Сейчас — спать. Но… но поцелуй там, где ты сейчас. А потом… пососи. Сможешь? Из-за живота… Себастьян смог.

***

Роды Джим пережил. Он умер три месяца спустя, заслонив Майкрофта от пули во время покушения, о котором узнал слишком поздно. Себастьян хотел убить проклятого Снеговика… и ему было плевать, что тогда жертва Джима станет напрасной. Но не успел. Его скосили четыре пули очухавшихся телохранителей Майкрофта. Хрипя и поливая пол кровью, Тигр дополз до своего Джима, посмотрел в его лицо, выпустил верную винтовку, осторожно взял босса за руку, положил голову на холодный бетон, не отводя взгляда от полуоткрытых карих глаз. И, ни о чём больше не жалея и не думая, умер. Ушёл за Мориарти, как и обещал. Его ребёнка забрали Шерлок и Джон. Майкрофт даже не поинтересовался, как его зовут. Узнал из открытки, что получил от брата через год. Никто не знал и не видел, как Айсберг рыдает в своей комнате. Никто не знал и не видел, что на могиле Мориарти всегда лежат живые цветы. Никто не знал, что это Май выбил разрешение похоронить Джима с Тигром вместе.