***
Что Джон любит в их совместных с Шерлоком вечерах? Даже больше посиделок у камина он любит, когда Шерлок играет на скрипке что-нибудь лирическое, а сам Джон читает книгу. Больше тех жарких минут, когда их жесты и движения значат больше, чем все слова в мире. То время, когда Шерлок уже улёгся, успокоился, поверил, что весь мир со всеми его острыми гранями далеко от него и больше не ранит до утра. Когда Шерлок чуть заметно вздыхает, устраивая свою гениальную голову на подушке, внимательно глядя на Джона и готовясь к их «полежалкам», безотчётно забрасывая на Джона руки-ноги. И этот вздох Джону дороже любых музыкальных импровизаций. В эти минуты Холмс становится таким открытым и простым, как никогда больше за день. Он не умничает, ничего не анализирует, и с ним можно поговорить о пустяках, как с любым обычным человеком. Джон так любит его в эти минуты, что готов сграбастать в объятия, завернуть в одеяло, и никому-никому никогда не отдавать. И иногда не отказывает себе в этом удовольствии. Именно тогда тихое «Джон, ты замечательный» звучит особенно весомо и искренне, и Джон до боли счастлив, что в его жизни есть Шерлок.***
Шерлок не говорит «я люблю тебя». Он просто не умеет. Джон был в полнейшем шоке, когда узнал, что Шерлок никогда в жизни не слышал этих слов. Ему никогда подобного не говорили. Даже в детстве. Вот он и не научился. Но Шерлок показывает это иначе. Он очень тактилен. Сейчас, когда ему можно, он касается Джона при любой возможности. Поглаживает, пусть даже кончиками пальцев, тыльную сторону ладони, когда они сидят в засаде. Касается бедром бедра, когда они устраиваются дома на диване. Стоит как можно ближе к Джону, когда внимательно слушает Лестрейда на очередном деле. А уж ночью от него вообще нет спасения. Спит Джон опутанный длиннющими конечностями Шерлока, плотно прижатый к его телу, ощущая нос Холмса то у своей шеи, то у затылка. Его никогда прежде не обнимали. Вообще не прикасались. Джон насколько может старается удовлетворить этот тактильный голод, и планирует научить и другим языкам любви, ведь в чувствах Шерлока Джон не сомневается.***
Можно было подумать, что весь мир изменился. Иначе стали восприниматься запахи, звуки, иными красками заиграло слово «близость». Для Джона это прежде всего стало ощущением комфорта в присутствии другого человека, когда с ним не нужно разговаривать. Уютно молчать вместе. Прежде Джон всегда считал своим долгом развлекать беседой всякого, с кем приходилось долго находиться рядом, иначе молчание повисало в воздухе, делало его тяжелым, непригодным для дыхания. Джон давился и кашлял, и был вынужден продолжать и продолжать разговор, даже если это вызывало всё большую неловкость. Молчать было ещё хуже. С Холмсом этой проблемы не было совсем. Они могли находится в одной комнате часами, занимаясь каждый своим, а то и ничем не занимаясь, и всё было нормально. Ну, по крайней мере нормально для Ватсона. Он всё собирался спросить, что об этом думает Холмс… но так и не собрался. Решил, что вполне достаточно озорного блеска глаз и хитрой улыбки, для логичного вывода — Шерлока всё устраивает. И… о близости. Прежде это слово означало постоянно быть рядом, но сейчас… они могли быть каждый в своей комнате, но Джон знал, что Шерлок там, над ним, и только потолок разделяет их. Можно в любую минуту подняться наверх, и Холмс будет там. И пока он там, Ватсон ощущал его. Его тепло, его ауру. И это делало Джона самым счастливым человеком на планете. Близко — не значит постоянно вместе, но несмотря на расстояние и проводимое вместе время — рядом.***
Джон не знал что Шерлок рисует. Что играет на скрипке — да, но это хобби оказалось полнейшей неожиданностью. Джон не раз видел, как Шерлок чиркает в своём блокноте, но думал, что сыщик ведёт заметки о расследуемых делах, и думал бы так и дальше, если бы однажды, собираясь вынести мусор, не наткнулся на выброшенный блокнот. А точнее, тот лежал на самом верху почти переполненного ведра, и плюхнулся на пол. Джон чертыхнулся, поставил ведро, наклонился поднять блокнот. Тот оказался чуть приоткрыт. Ватсон глянул и… подвис надолго. Позабыл обо всём, разглядывая страницу за страницей. Это определённо был тот самый старый потёртый блокнот в чёрной кожаной обложке, который Джон сотни раз видел в руках Шерлока, выброшенный, потому как чистые листы закончились. Но не заметками они были заполнены, а довольно милыми рисунками. Забавные человечки, порой нарисованные несколькими чёрточками, болтали, смеялись, ссорились, мирились, подшучивали друг над другом, буквально жили на бумаге. Ближе к середине даже стали появляться реплики! Джон три раза просмотрел блокнот от начала до конца и только головой качал. Что ещё он не знает про своего Шерлока? Много, как оказывается. Сначала Джон хотел поговорить с Шерлоком об этой части его увлечений, но потом передумал. Отложил до более подходящих времён. Только отнёс блокнот в свою комнату и спрятал в ящик. Пересматривать.***
— Джон, ты согласился бы пожить со мной вдвоём на необитаемом острове? Вопрос прозвучал неожиданно. Среди многочасовой уютной тишины их гостиной, где Джон уже некоторое время только делал вид, что читает книгу, а на самом деле снова и снова возвращался мыслями к своему необыкновенному соседу, пытаясь с помощью его же способа — дедукции — узнать, что ещё не знает об увлечениях и талантах Шерлока. Да, Шерлок — гениальный детектив, но недавно найденный блокнот с рисунками показал, что не этим одним его способности ограничиваются. — На острове? Только мы вдвоём и больше никого? Джон не стал выдавать ожидаемого «что, прости?», делая вид, что не расслышал, слишком глубоко задумавшись. — Да, — Шерлок отложил газету, аккуратно свернув её перед этим. — Я тут только что заметку прочитал о нескольких таких случаях. Представим, что это был бы остров где-нибудь в комфортном месте, где не нужно особо бороться за жизнь. Тёплая погода, песчаный пляж, бирюзовые волны, сравнительно лёгкий способ добычи еды. Как отпуск на пляже. Только один подвох. Ни единого человека на многие мили вокруг, кроме меня. — Хм… — Джон осторожно сполз со своего кресла на пол, не особо понимая зачем это делает, положил Шерлоку руку на колено, как это у него вышло во время мальчишника. — А ты? Что бы ты стал делать без твоих обожаемых расследований? — очень тихо спросил Джон — Вёл самое интересное расследование в жизни, — так же тихо ответил ему Шерлок. — Изучал своего лучшего друга. — А чем дело кончилось у них? — Ватсон кивнул на газету. — Почти все сначала очень дружили, но потом ссорились, ненавидели друг друга и не общались потом до конца жизни после того, как их находили и спасали. — Почти? — Одна пара попросила их там и оставить. Оба были женаты, имели детей, но… — Холмс не договорил, потому что рука Ватсона чуть сдвинулась с колена и погладила его бедро. — Думаю, если бы выпал жребий какое-то время остаться на острове, ты был бы единственным, кого я согласился бы терпеть рядом. И нас нашли бы раньше, чем мы рассорились вконец. А вообще… Я… — Джон поднялся, всё ещё опираясь на бёдра Шерлока и опасно приблизился к его губам. — Я уже почти как на острове. И именно с тобой…***
— Холмс, у тебя есть мечта из детства, которую можно реализовать сейчас? — спросил Джон за завтраком, мешая чай ложечкой, хотя последние дни пил без сахара — видимо, привычка осталась, — и задумчиво глядя в окно. — Ну, например, сидеть весь день на подоконнике, смотреть на людей внизу и есть сосиски. Или выйти в поле и орать сколько хочется? Спать, пока не выспишься, проснуться самому, а не от будильника или шума. Нежиться в постели, сколько захочется. Съесть одному целый торт. Ложкой. Начав прямо из середины. С этих замечательных кремовых цветочков. — Хм, — Шерлок поставил чашку с кофе на блюдце и полностью сконцентрировал внимание на Джоне. А тот продолжил, не отрывая взгляда от пейзажа за окном. — У меня и отец и дед оба военные. Поэтому — ранние подъёмы, душ, зарядка. Исключительно здоровая еда. Постоянно что-то делаешь, чем-то занят, ни минуты свободной. Сидение на подоконнике расценивалось как саботаж, и жестоко каралось. Сосиски я впервые попробовал на дне рождения друга в двенадцать лет. Кричать или бегать дома нельзя, иначе отжимания, пока не упадёшь на пол. А торт… торт на день рождения я тоже впервые увидел у того же друга. И едва не умер на месте от этой вкусноты. — Кажется, у меня появляется желание отыскать твоих отца и деда для душевного разговора. — Будто у тебя детство было лучше, — Джон обернулся, улыбаясь, но глаза были совершенно невесёлые. — Глядя на тебя и Майкрофта с трудом верится, что вы вообще были детьми. Хоть иногда играли или дурачились. Вас будто ещё в колыбели заковали в смокинги. — Хм… — Шерлок поднялся и подошёл к Джону. — Мне всегда хотелось запустить воздушного змея. В парке, где мы гуляли днём, детвора часто развлекалась таким образом. Вроде там был даже прокат змеев. Но это же бегать надо. Можно упасть. Порвать одежду, испачкаться. Упаси боже, разбить коленку. Так что… — Так что — идём искать прокат змеев! — Джон вскочил со стула, залпом допил свой чай и чуть подышал ртом, остужая слизистые. — Не найдём — смастерим! — А потом за сосисками и тортом? — Шерлок тоже довольно быстро справился с успевшим чуть остыть кофе. — Было бы неплохо, — улыбнулся Джон. — И отключим будильники когда ляжем спать, хорошо?***
Шерлок очень старался выглядеть счастливым. Очень. И мог бы обмануть кого-угодно, только не Джона, прожившего с ним бок о бок столько времени. Они пришли в тот же самый парк, где Холмс гулял в детстве, и даже прокат змеев там всё ещё был. Не факт, что тот же самый, но тем не менее. Они выбрали модель попроще и даже посмотрели инструктаж, что в зацикленном режиме демонстрировали интерактивные экраны. Даже ветер был. Запускай — не хочу. Джон опасался, что у Шерлока не получится, но после пары падений как его самого, так и змея, дело заладилось. Холмс носился по специально выделенной зоне минут пятнадцать, игнорируя любопытные взгляды детей и родителей, пока Ватсон не поймал его за рукав, и не остановил, совершенно выдохшегося. — Ничего? — тихо спросил Джон. — Нет, — признался Шерлок, опуская голову, будто он был виноват в своём разочаровании. — В детстве и со стороны это выглядело куда лучше. — Ну и хватит тогда себя мучить. Пойдём домой! Холмс вздохнул и послушался. Они сдали змея обратно, а по дороге домой зашли в магазин, за тортом и сосисками. Варкой занялся Шерлок, а Джон сел за стол, вооружившись ложкой. — Ну как? — спросил Холмс некоторое время спустя. — Очень сладко, — признался Джон и рассмеялся. — Боже, ребёнком я бы смолотил его за милую душу, а сейчас… вкусы поменялись что-ли? — Ватсон положил ложку, встал и продолжил, убирая торт в холодильник: — Знаешь, как говорят: если в детстве у тебя не было велосипеда, а сейчас есть мерседес, то в детстве у тебя всё равно не было велосипеда. Видимо, каждой радости своё время. И что недополучил в детстве, уже не восполнить сейчас… — Джон присел обратно за стол. — Может и так, — Шерлок сделал то же самое, ожидая, пока вода закипит. — Но во взрослой жизни свои радости. И если только скорбеть по тому, что ты недополучил, не замечая, что есть сейчас… Друзья переглянулись и уже с явно настоящей радостью и облегчением рассмеялись. — Но сосиски, сидя на подоконнике, мы всё же поедим, — сказал Шерлок, по одной опуская их в воду. — Мне очень хочется это проделать. И кто знает, может это занятие станет для нас любимым сейчас.