Я хочу дышать, ненавижу эту ночь. Я хочу проснуться, ненавижу сны. Попав в свою же ловушку, я погибаю. Не хочу быть одиноким, Я просто хочу принадлежать тебе…
BTS — Save Me
Лёгкость. Безмятежность. Пустота. Именно это чувствуют люди после смерти? Кромешная тьма окутывает девушку целиком и полностью. Что-то тягучее и вязкое, подобно паутине, связывает всё тело, не оставляя и малейшего шанса на спасение. Хочется позвать на помощь, закричать, но всё, что она может делать, — это лишь судорожно хватать ртом ледяной воздух и наблюдать, как белый дым безнадёжно рассеивается в пространстве. Неужели… это конец? — Моён, — вдруг разносится эхом мужской голос. — Моён! Ты меня слышишь? Так она всё-таки не умерла! Всё, что Моён приняла за реальность, оказалось просто жутким сном. Девушка окончательно убеждается в правдивости своих мыслей, когда чётко ощущает чужие прикосновения к своей руке. Кто-то — быть может, хозяин разбудившего её ото сна голоса, — бережно складывает её ладонь в свои руки, аккуратно поглаживая. Она едва заметно вздрагивает и пытается разлепить тяжёлые веки. Жгучая головная боль тотчас будоражит сознание, заставляя её резко зажмуриться. — Ты в порядке? — мгновенно реагирует сидящий рядом парень. — Не торопись: тебе нужен покой. Вторая попытка открыть глаза оказывается более успешной, и перед девушкой предстаёт смазанная картина утонувшего в тусклом свете помещения и с неприкрытым волнением смотрящего на неё незнакомца. Когда зрение немного проясняется, до Моён доходит, что находится она в одноместной больничной палате. В висках и затылке по-прежнему с грохотом стучит собственный пульс, а тело словно ватное — кажется, будто одно неаккуратное движение, и Кан моментально рассыплется на мелкие кусочки. Девушка понимает, что в больнице она оказалась не просто так, однако, как бы ни старалась, у неё не получается ничего вспомнить. Совсем. — Ты что-нибудь помнишь? — будто прочитав её мысли, дрожащим голосом интересуется парень. Моён отрицательно качает головой и переводит на него беспокойный взгляд, полный недоумения. — Кто вы? — Я — твой парень, Пак Чимин, — уже мягче произносит он, а у Моён сердце проваливается куда-то вниз от столь неожиданного известия. На секунду слабая улыбка трогает пухлые губы парня, но через мгновение выражение его лица приобретает всё тот же отсутствующий и крайне печальный вид. — Ты попала в автомобильную аварию. Врачи сказали, что из-за сильного удара головой возможна амнезия. Мне так жаль… Сердце девушки пропускает несколько ударов. Продолжительный звон в ушах вынуждает прикрыть глаза и прокрутить в голове всё сказанное этим Чимином. Словно в замедленной съёмке Моён повторяет эти слова про себя снова и снова, но никак не может в них поверить. Этого просто не может быть! — Как… это произошло? — Она с надеждой заглядывает в карие глаза напротив и, затаив дыхание, ждёт ответа. Мало ли, может, это какой-то розыгрыш, затянувшаяся шутка? Но если бы Чимин действительно сейчас шутил, Моён не составило бы труда вспомнить хоть что-то… Значит, этот парень говорит правду. Он тяжело вздыхает, опуская голову. Тёмные, почти чёрные волосы, и без того растрёпанные, беспорядочно падают на хмурый лоб. Он сжимает пухлые обветренные губы в тонкую линию и освобождает руку девушки, сокрушённо утыкаясь лицом в свои ладони. Голубая рубашка, застёгнутая на все пуговицы и подчёркивающая рельеф каждого мускула парня, хаотично собирается в районе плеч. Спустя некоторое время беспрерывного молчания он убирает руки от покрасневшего лица, поднимая усталый взор на притихшую Кан. — Это я виноват… Во всём, что случилось, — почти шёпотом начинает парень. — Мы ехали ночью по трассе, сильно поссорились и ты попросила меня остановить машину на обочине. Я долго отказывал, но в конце концов сдался. Не надо было этого делать… — его голос понижается, становится сиплым. — Дорога была почти пустой, но как только ты вышла из машины, проезжавший в тот момент автомобиль… он… — Я поняла, — сглатывая подступивший к горлу ком, она перебивает его, потому что силы слышать про то, как могла умереть, ей попросту неоткуда взять. Девушка нещадно смыкает веки и обнимает себя за плечи, пытаясь унять поднявшуюся во всём теле дрожь. — Знаю, мне нет прощения… — Ласкающий слух подобно мёду, бархатный голос Пака вырывает Моён из параллельной, до безобразия жуткой реальности, в которой её раз за разом сбивает автомобиль. Она поднимает на него стеклянные глаза и встречается с его тёплым, проникновенным взором. — Я дал самому себе обещание защищать тебя, но не смог его сдержать. Кан поспешно протирает глаза, чтобы затолкнуть подступающие слёзы обратно, замечая мысленно, как ей больно двигать руками, и натягивает вымученную улыбку. — В этом нет ничьей вины. Всего лишь случайность. Случайность, поломавшая судьбы. Случайность, разделившая их жизни на «до» и «после». Случайность… а не судьба ли? Честно говоря, Моён пытается успокоить этой фразой прежде всего себя, но Чимину эти слова сейчас нужнее всего. Он явно всё ещё чувствует себя виноватым, но пытается это всеми силами скрыть, пусть и получается у него это не так хорошо, как хотелось бы. И всё же весьма обворожительная улыбка появляется на его лице всё чаще, что непременно заставляет сердце девушки трепетать и в смятении опускать глаза. Она всё никак не может поверить или, если быть точнее, осознать, что этот красивый и, несомненно, очень очаровательный незнакомец — её парень. Чимин приоткрывает Моён немного завесу тайны её прошлого, рассказывая, что девушке всего двадцать лет, она учится на первом курсе юридического факультета. На достаточно ожидаемый вопрос о её семье Пак нерешительно отвечает, что родители Кан погибли несколько лет назад в автокатастрофе, — это по-настоящему ранит её в самую душу, словно вонзая лезвие ножа. Чимин замечает это и старается успокоить девушку, но столь тяжёлую рану не залечить так просто. Сначала она будет бесконечно кровоточить, затянется лишь со временем, на это уйдут месяца, а, может, и годы. И даже затянувшись, она оставит шрам: огромный, сухой и безобразный, что будет служить болезненным воспоминанием о пережитом. В то время как Чимин рассказывает ей о её прошлом, Моён не покидает навязчивое ощущение, будто она слушает историю какого-то незнакомого ей человека, наблюдает за ним, подглядывает втайне, пропуская все его чувства через себя. Ей совсем не хочется верить, что всё это в самом деле произошло с ней. Но и в этой истории, полной печали, находится кое-что, греющее душу. Чимин, который, как выясняется, — в свои двадцать пять лет руководит туристической фирмой отца, — с необыкновенно счастливой улыбкой кратко посвящает девушку в историю их отношений. Всё началось два с половиной года назад, когда Моён, учась в старшей школе, ездила с классом на экскурсию, организованную фирмой, в которой Пак тогда работал простым стажёром. Может, это было обыкновенным стечением обстоятельств или же сама судьба распорядилась так, что учителя что-то напутали в личных документах девушки и ей, вместе с Чимином, пришлось разбираться во всём этом. И, если сначала помощь Моён была вынужденной мерой, то, чуть позже, видя искреннее отчаяние девушки, он делал это с радостью, а не через силу. Обыкновенное желание помочь и позаботиться о девчушке превратилось во что-то большее, и Пак понял, что хочет быть рядом с ней всегда, быть настоящей опорой и оказывать поддержку во всех её начинаниях. Моён было восемнадцать, когда Чимин признался в своих чувствах. Как оказалось, безответных. Ему понадобилось почти два года, чтобы завоевать её расположение, но он ни о чём не жалеет: в конце концов, он добился того, что ему ответили взаимностью. — Вот так чужая ошибка может связать судьбы людей вместе, — смеётся Пак, отчего девушка тоже улыбается. Впервые так по-настоящему, так беззаботно, что не может не радовать парня. Ведь теперь на её плечи лёг тяжёлый груз проблем, с которым она вряд ли справится в одиночку. И Чимин готов сделать всё от него зависящее, чтобы облегчить её дальнейшую жизнь. Они ещё немного болтают о разных незначительных вещах, пока Моён вдруг не засыпает под размеренный голос парня и нежные, вызывающие мурашки по всему телу, касания их рук. Заметив, что его больше не слушают, и усмехнувшись милому виду спящей девушки, парень осторожно поднимается на затёкшие ноги, не отрывая внимательного взгляда (вдруг, разбудит) от Кан. Он почти бесшумно переставляет стул, на котором сидел, подальше от кровати и останавливается возле Моён. Мягкая улыбка трогает пухлые губы, и Чимин наклоняется к ней, невесомо целуя в нахмуренный лоб. — Ты обязательно должна полюбить меня, Кан Моён.***
Следующее утро встречает девушку ослепительными солнечными лучами, пробивающимися даже сквозь занавешенные панорамные окна. Это первое утро в её новой, обновленной жизни, лишенной воспоминаний, чувств и эмоций. Моён теперь предстоит всё испытать и почувствовать заново, — словно голый лист, с которым судьба вольна делать всё, что ей вздумается. И это до чёртиков волнует. Что на этот раз она ей преподнесёт? К счастью, после недолгого сна она всё равно чувствовала себя гораздо лучше и, потому, передвигаться ей стало намного легче. Опухшее лицо спасла найденная в ванной тканевая маска, после которой отёки, конечно, не сошли полностью, но стали менее заметными, что уже радовало. Моён не находила себе места, до сих пор свыкаясь с шокирующими подробностями своего прошлого. То, что она отделалась лишь многочисленными гематомами по всему телу, казалось чудом. А вот амнезия в тяжёлой форме была не иначе, как проклятьем… Отвлечь её смогло лишь сообщение, отправленное с незнакомого номера на телефон, который ей оставил Чимин: «Доброе утро. Я заеду за тобой через час и привезу вещи. Будь готова. Чимин» Ровно в назначенное время он приехал, как и обещал, сказав, что будет ждать снаружи. Девушка быстро привела себя в порядок, приняла душ и примерила приготовленную парнем одежду, с радостью избавившись от удручающего больничного халата. Как оказалось, у молодого человека прекрасный вкус: тёмно-синее коктейльное платье, не доходящее до колен, подчеркивало стройную фигуру девушки, отлично сочетаясь с закрытыми чёрными туфлями на невысоком каблуке. Только вот, болезненный вид не скроешь даже за самыми прекрасными украшениями — и Моён это абсолютно точно понимает. Закончив с примеркой, она проходится осторожным, кажется, даже обеспокоенным взглядом по своему отражению и невольно останавливается на осунувшемся лице. Карие глаза янтарного оттенка с заметными синяками, по-прежнему слегка опухший нос и бледные, обветренные губы. Тёмно-каштановые пряди густыми волнами обрамляют плечи, заканчиваясь чуть ниже лопаток. Кан протягивает руку к лицу, пальцами невесомо касаясь основания скулы, и спускается по щеке к подбородку — так медленно, будто боится вмиг исчезнуть, раствориться, словно пыль. Так же, как все её воспоминания. — Моён, у тебя всё хорошо? — Девушка вздрагивает, неожиданно услышав за дверью обеспокоенный голос Чимина. Она, кажется, забыла, что до сих пор находилась в ванной. — Да, прости, уже выхожу! Белый лексус парня за достаточно короткое время доставляет их в один из самых элитных районов города. Парень предупреждал, что его семья довольно обеспечена, но Моен никогда не подумала бы, что настолько. Пунктом назначения оказывается роскошный многоквартирный комплекс, при одном только виде которого у девушки захватывает дух, а Пак в то время лишь усмехается, замечая ее изумлённое лицо. Припарковав дорогое авто рядом со входом в дом, он выходит сам и помогает выбраться девушке, любезно подставив свою ладонь. Она робко благодарит его, после чего они идут к крыльцу, представляющим собой выложенные с трёх сторон ступеньки из сизого мрамора. Чимин всё это время едва ощутимо придерживает Кан за талию, так что до неё с лёгкостью доходит приятный шлейф его дорогого парфюма. Они входят в светлый холл, стены и пол которого полностью покрывает вычурная каменная плитка песочного и коричневого оттенков. Довольно минималистично, думает Моён, когда они останавливаются перед лифтом и Чимин нажимает кнопку вызова. — Надеюсь, высоты ты бояться не стала, — с усмешкой проговаривает парень, смотря перед собой. Кан не успевает ничего ответить: металлические двери наконец открываются и Чимин жестом приглашает её первой зайти в пустую кабину. Должно быть, он не требовал ответа. «Теперь понятно, что он имел в виду», — проносится в голове у девушки, когда Пак нажимает кнопку предпоследнего, девятнадцатого этажа. И вдруг ей становится интересно, какой она была до потери памяти, что в ней могло измениться? Быть может, теперь от прежней Кан Моён не осталось и следа… но плохо ли это? Ответ найти будет непросто, но очевидно одно — жизнь девушки раз и навсегда разделилась на «до» и «после», и ей придётся с этим смириться. Кажется, целая вечность проходит, прежде чем лифт настигает нужный этаж. Сердце всё это время безустанно бьётся, как ненормальное, но вовсе не из-за страха высоты, а из-за страха неизведанного: всё теперь ей в новинку. Чимин выходит первым и ждёт, когда Моён сравняется с ним. Они в привычном молчании преодолевают долгий подъездный коридор и останавливаются возле внушительной двери. Несколько тусклое освещение рисует на их лицах замысловатые узоры и, пока парень вводит код от квартиры, девушка гадает, какие эмоции на самом деле запечатлены на его лице. Он не кажется ни радостным, ни грустным. Его брови немного сведены к переносице, но уголки губ приподняты. Он… определенно волнуется. Но, почему-то, пытается это скрыть. — Прошу. Чимин впускает Кан внутрь, заходя следом, и закрывает дверь. Быстро осмотрев небольшую светлую прихожую, не захламлённую вещами, девушка следует примеру парня и собирается разуться, как он тут же вырастает рядом. — Постой, — спокойным, но в то же время не терпящим возражений тоном произносит и опускается на корточки перед Моён, заставляя её замереть от неожиданности. Горячие, как кипяток, пальцы будто нарочно касаются лодыжки одной ноги, осторожно снимая ботинок, а потом проворачивают те же действия с другой. Убрав обувь девушки к стене, Пак поднимается, и их взгляды встречаются. Моён чувствует, как к щекам приливает кровь, и опускает глаза, сцепив пальцы рук вместе. — Не стоило этого делать, я могла бы и сама справиться, — смущённо бурчит себе под нос, на что парень лишь усмехается. — Нет, не могла. Тебе нельзя напрягаться, так что с этого дня я к твоим услугам, — обнажая белые зубы в широкой улыбке, вполне серьёзно отчеканивает Чимин и легко подмигивает девушке. В следующий миг он протягивает ей руку, которую Кан, немного помедлив, всё же принимает и следует за парнем. Небольшой коридор, украшенный парой картин в стиле экспрессионизма (что Моён узнаёт со слов самого Чимина), ведёт их в просторную гостиную, плавно перетекающую в кухню чуть поменьше размером. Большие панорамные окна открывают шикарный вид на город и впускают в помещение огромное количество света, от которого инстинктивно хочется зажмуриться. Приятный интерьер преимущественно светлых оттенков наполняет всю комнату, гармонируя с тёмными элементами декора. Обогнув гостиную, они попадают в широкий коридор с тремя дверьми, две из которых, расположенные напротив друг друга, — ведут в спальни, а ещё одна, удалённая от них, в кабинет хозяина квартиры. — А что там? — не сумев сдержать любопытство, все-таки интересуется Моён, рукой указывая в сторону тёмно-коричневой, идентичной всем остальным в доме, двери кабинета. Думая, что девушка следует за ним, Чимин замирает на входе в одну из спален, но так и не разворачивается к ней. Проходит достаточно времени, но он всё молчит, будто не может найтись, что ответить, и Кан уже жалеет о том, что задала этот вопрос. Наверное, любопытство — всё-таки порок. — Это единственная комната, в которой тебе быть не стоит, — наконец, отвечает парень; его голос соскальзывает на несколько тонов вниз и приобретает неожиданную серьёзность. Моён, чувствуя какую-то маленькую, зарождающуюся обиду, ловит его беглый взгляд, который не выражает ничего, кроме растерянности и отчуждённости. Она отлично понимает, что каждый человек имеет право на личное пространство, и он не обязан докладывать ей обо всём, что находится в его доме. Но, чёрт, почему тогда внутри так больно от его слов? В груди неприятно жжёт, так что она тотчас отводит глаза, нерешительно и оттого неспешно приближаясь к Паку. Однако, спустя пару секунд он вдруг сам сокращает разделяющее их расстояние и, аккуратно взяв девушку за руку, ведёт за собой. Лучезарная улыбка озаряет его лицо, и Моён даже кажется, словно то, что она слышала от него совсем недавно, вовсе ей почудилось или, по крайней мере, было произнесено совершенно другим человеком. Сложно поверить в столь резкую перемену в парне. Кан позволяет ему совершить задуманное, но упорно избегает зрительного контакта. Вернувшись в ту комнату, из которой вышел, Пак останавливается и весьма неохотно отпускает чужую ладонь. Почти бесшумно заполнив лёгкие воздухом, он разворачивается к девушке, по-прежнему лишь краем глаза следящей за его движениями. — Моя спальня. Ничего примечательного, — словно пытаясь сменить тему, мягко произносит Чимин. Когда Моён поднимает несколько отрешенный взор, перед ней предстает огромная спальня — достаточно светлая, но с тёмными мебелью и элементами декора, — и большой кроватью прямо посередине. Необычное решение тотчас привлекает внимание: само помещение поделено на две зоны сплошной стеной, о которую опирается кровать, по бокам окруженная круглыми деревянными арками. Также по отсутствию большого количества мебели девушка сразу догадывается, что парень предпочитает минимализм излишней захломлённости. — Похоже, тебя интересует живопись, — оглядывая обстановку с большим интересом, замечает Моен. Помимо дивана и кофейного столика перед кроватью, пары кресел в другой части комнаты — напротив таких же панорамных окон, как в гостиной, — её украшает большое пейзажное полотно прямо над кроватью. Окутанная красно-жёлтым сумеречным светом, пустыня наполнена невероятной страстностью и контрастностью цветов. Квартира Чимина, и вправду, является далеко не самой далекой от искусства: почти в каждой комнате есть хотя бы одно произведение живописи. Что, конечно же, не может ускользнуть из внимания любого, кто бывал здесь хоть однажды. — Да. Сложно, наверное, это не заметить, — смущённо соглашается парень, усмехается и, чуть наклоняя голову вперёд, почти невесомо смеётся. Тёмная чёлка мгновенно спадает на лоб, хотя Пак, наверняка, долго её укладывал. Такой его неосознанный жест заставляет девушку тоже слегка улыбнуться. Они безмолвно подходят ближе к картине, не отрывая от неё взгляда. — Непревзойденный Фредерик Эдвин Чёрч, чьим мастерством я не могу перестать восхищаться, — задумчиво и даже несколько мечтательно протягивает Чимин. — Нравится? — спрашивает с какой-то особой гордостью, будто приложил к этому руку. — Да, это… великолепно. — Кан вдруг разворачивается вполоборота к молодому человеку, взором, полным непонятно откуда взявшейся проницательности, исследуя его лицо. Он непременно это замечает и переводит ироничный, но оттого не менее сосредоточенный взор на девушку. — Ты же тоже пишешь картины, я права? — С чего ты взяла? — Твое отношение к чужому творчеству… Ты не похож на поклонника, бездумно скупающего лучшие произведения любимого автора. Он тебя… по-настоящему вдохновляет. Затаив дыхание, Моён продолжает искать в лице напротив ответ на свой вопрос, как бы желая подтвердить свою теорию, но неожиданно тишину прерывает звонкий смех парня. Его звучание настолько очаровывает девушку, что она даже не злится. Ну, почти. — Это что, так заметно? — Он наконец прекращает смеяться, но чёрные глаза по-прежнему не скрывают за собой улыбку, создавая в уголках маленькие морщинки. — Ты права. Несколько часов в сутки я воображаю себя художником-любителем, всё остальное время я — руководитель обыкновенной туристической фирмы. Но мой стиль… отличается от этого. — Ты меня заинтриговал, — отшучивается девушка, невольно отводя взгляд. Быть может, эта неловкость когда-нибудь исчезнет. По крайней мере, ей искренне хочется в это верить. Кан разворачивается и, сложив руки на груди, плавными шагами направляется к выходу. — Если интересно, могу дать взглянуть как-нибудь, — так же неспешно догоняя её, выносит свой вердикт Чимин. Он не видит этого, но губы девушки непроизвольно растягиваются в одухотворённой улыбке, которую она будто из вредности подавляет, как может, пока Пак не сравнивается с ней. Между тем они приходят ко входу во вторую и последнюю по счёту спальню. Ею оказывается более нейтральная комната с белой мебелью, но размером почти ей не уступающая. В отличие от спальни Пака, по этой с первого взгляда можно сказать, что она никому не принадлежит: помимо кровати, комода, кресла и пустого книжного стеллажа, а также пары растений, в ней нет никаких личных вещей, которые могли бы принадлежать какому-то определённому человеку. У обеих спален, помимо прочего, имеются свои ванные комнаты, которым хозяин квартиры не стал уделять особого внимания, потому что они полностью идентичны. — Как тебе? — интересуется Чимин, когда они уже заканчивают с осмотром весьма приятного по стилю помещения. Парень останавливается в дверном проёме, опираясь на него и держа одну руку в кармане штанов. — Симпатично, — в последний раз оглядевшись, даёт свою оценку комнате Моён и поворачивается к Паку. — Но почему ты спрашиваешь моё мнение? — Это твоя комната, Моён. — Девушка озадаченно открывает рот, собираясь что-то сказать, но Чимин продолжает: — Я решил, что будет лучше, если у тебя будет место, где ты сможешь уединиться в случае необходимости. К тому же, думаю, ты пока не готова спать со мной в одной кровати. Голос парня настолько спокойный и обволакивающий, что Кан заслушивается и далеко не с первого раза понимает смысл последней фразы. Но когда до неё все-таки доходит — девушка мгновенно заливается краской и тупит встревоженный взгляд в пол. Слова Пака заставляют задуматься о многом, но задать те вопросы, которые, подобно рою пчел, разом закрутились в её голове, — Моён, наверное, не решится никогда в жизни. Чимин усмехается: девушка слышит это отчётливо, не поднимая глаз. В следующие пару секунд он беззвучно подходит, а понимает она это только в тот момент, когда замечает в своём поле зрения, направленном вниз, чужие ноги. Кан поднимает голову, борясь со смущением и с чувством того, что в животе прямо сейчас всё готово перевернуться вверх дном. Их взгляды встречаются, и ноги словно по команде становятся ватными, так что даже если бы она захотела, то вряд ли смогла бы убежать. — Ты так изменилась, — полушёпотом произносит парень и, хоть улыбка, прежде украшавшая его лицо, давным-давно развеялась, в голосе не слышится грусти. Не прослеживаются печаль или тоска, которых так боялась Моён. — Хватит стесняться меня, милая. Расслабься. Он заносит свободную руку над девушкой, а вторую, как и прежде, держит в кармане брюк. Кан рефлекторно вздрагивает, когда мужская ладонь ложится на её голову, слегка поглаживая большим пальцем. Глядя на Чимина, на безмятежность и нежность, что отражаются в его глазах и вынуждают пухлые губы расплыться в привычно тёплой улыбке, Моён в самом деле успокаивается. Смущение больше не бросается в безудержную атаку, штурмуя девичье сердце. Какое-то приятное спокойствие заполняет всё внутри неё и, заметив изменения в выражении лица девушки, Чимин довольно усмехается. Его рука аккуратно спускается по гладким локонам, огибая плечи и незаметно касаясь локтя, а на финише берёт пальцы Кан и сплетает со своими. — Что насчёт обеда? Я, вот, проголодался, — улыбаясь, отшучивается парень и за руку утягивает девушку к выходу из спальни. А ей ничего не остается, кроме как последовать за ним. Вдруг, это из-за голода так неспокойно в животе?***
Весь остаток дня они проводят дома, и Моён про себя подмечает, что рядом с Чимином ей очень уютно. В какой-то момент ей даже начинает казаться, что она не теряла память — просто в её жизни существует только он и никого больше, и так было всегда, потому что объяснить ту связь, что сплела их своими крепкими нитями, как-то иначе невозможно. Из Пака, оказывается, превосходный повар, и девушка убеждается в этом на собственном опыте. Он готовит им отменный обед, позволяя Кан с восторгом наблюдать за процессом, а вот от ужина они оба отказываются, посчитав, что предыдущий приём пищи был слишком сытным. Чимин предлагает посмотреть вместе какой-нибудь фильм, и вечер они проводят на диване в гостиной, в компании какой-то известной отечественной мелодрамы. Моён краем глаза видит, сидя в полуметре от парня, что тот подавляет в себе желание пододвинуться ближе и обнять девушку, но ничего не говорит. Наверное, потому что сама ещё не готова. Чимин невероятно начитанный, его безумно интересно слушать, что и делает Кан с большим упоением, так что за рассказами молодого человека оба не замечают, как наступает поздний вечер. Пожелав друг другу спокойной ночи, они в неловком напряжении разбредаются по своим спальням. Моён, решая перед сном переодеться во что-то удобное и открыв большой белый комод в своей комнате, долго пребывает в шоке от обилия вещей в нём и останавливается на нежно-жёлтой атласной пижаме, переодевшись в неё после душа, и отправляется в кровать. Спит девушка, на удивление, спокойно и просыпается только поздним утром. Легко поднявшись с постели и заправив её, она первым делом идёт в ванную и ужасается от встречи со своим отражением. — Неужели я утром всегда такая, будто меня побил кто-то… — тихо то ли спрашивает, то ли просто рассуждает вслух Моён, с недоумённым выражением лица поправляя спутанные волосы. — Надеюсь, Чимин меня в таком состоянии не видел. Кан неторопливо совершает все необходимые водные процедуры, после которых уже не так сильно боится взглянуть на себя в зеркало, и выходит из спальни. Умиротворённая тишина повсюду наводит её на мысль, что Пака в квартире нет, и она, с любопытством оглядывая каждую комнату, проходит мимо гостиной на кухню. На большом обеденном столе Моён находит чашку с кашей, таблетку в виде капсулы и прилагающуюся к ним милую розовую записку. — Ты так сладко спала, что я не смог разбудить тебя… — читает девушка первую строчку ровно выведенных букв, не веря своим глазам, и свободной рукой накрывает рот от медленно наступающего шока. Выходит, он всё-таки заходил в её спальню?! — Я уехал на работу, буду вечером. Обязательно поешь и выпей таблетку, если будет болеть голова. Не скучай. Моён ещё долго держит бумажку в руках, рассматривая с упоением, а потом, пребывая в прострации, приступает к завтраку. Если честно, ей так и не удалось свыкнуться с аварией и её последствиями, как бы она ни старалась делать вид, будто всё в порядке. Ей так тошно оттого, что она не помнит ровным счётом ничего, а ещё, почему-то, она ощущает вину перед Чимином. Ведь несмотря на всё, что он для неё делает, она не узнаёт его и в ближайшее время ему придётся переживать из-за этого. Он такого определённо не заслужил. Потерявшись в собственных размышлениях, девушка торопливо доедает уже остывшую кашу и поднимается из-за стола, но, должно быть, из-за резких движений в голову неожиданно ударяет пронзительная боль. Моён чудом удаётся устоять на ногах, и она, сильно сжав виски, будто это как-то поможет, поспешно кладёт горькую таблетку в рот и набирает в кружку фильтрованной воды, чтобы запить лекарство. Несколько глотков спасительной прохладной жидкости немного улучшают самочувствие, так что Кан слегка расслабляется. Ровно до тех пор, пока из прихожей вдруг не раздаётся звук открывающейся двери. Думая, что это вернулся Чимин, может, за какой-нибудь забытой вещью, девушка отставляет пустой стакан в сторону, аккуратно складывает тарелку в посудомоечную машину и, наспех вытерев руки полотенцем, идёт к источнику шума. На лице Кан непроизвольно вырисовывается улыбка от предвкушения предстоящей встречи. Но она мгновенно гаснет, как только Моён проходит в коридор, потому что видит она там совсем не Чимина.