Неприятный сюрприз

      Насэцу словно плыла по коридору с самодовольной улыбкой: «В таком наряде, это будет даже легче, чем я думала».       Когда гримеры закончили свою работу, и все были в сборе — начались съёмки. По сюжету клипа Шо сначала должен был беззаботно скакать на лошади. Но Фува никак не мог выдать нужное выражение лица. Стоило ему взглянуть на Кёко, как его мысли путались, а голова шла кругом, и он никак не мог изобразить безмятежность.       — Шо-чан, соберись же, наконец, — призывала его продюсер, — мы уже час снимаем сцену, которая в клипе длится пятнадцать секунд.       — Да знаю я! — огрызался Фува. — У меня живот болит.       — Не похоже, что ты корчишься от боли, скорее витаешь в облаках.       — И долго мне ещё придётся тебя ждать? — возмутилась Насэцу. — Разумеется, я знала, что ты не профи, но не думала, что ты настолько не умел. Мне надоело терять из-за тебя время. Я ухожу. Вернусь, когда ты, наконец, сможешь это сделать. Если, конечно, сможешь.       — Кёко-чан… — вмешалась Шоко.       — Я буду у себя, — оборвала её Насэцу. — «Он сам роет себе могилу». Могами сидела в гримёрке не зная, чем себя занять. Она закинула ноги на парфюмерный столик и, откинувшись на спинку стула, смотрела в потолок. Спустя десять минут раздался стук в дверь.       — Кёко-чан, — услышала девушка голос Шоко, — Кёко-чан, мы готовы.       — Отлично.       — Могами-сан, — обратилась к ней продюсер, — тебе надо подойти к Шо-чану и поцеловать его. Ты должна сделать это так, чтобы без слов стало понятно, как велика сила Ведьмы Леса над мужчинами и, в том числе, над молодым аристократом.       — Нет проблем, — махнула рукой Насэцу.       — Начали!       Фува сидел на лошади и сосредоточенно искал выход из лесной чащи. И вдруг он увидел прекрасную деву, которая плыла ему навстречу. Шотаро соскочил с седла и, сделав пару шагов, застыл на месте. Насэцу приблизилась к нему и посмотрела таким томным взглядом, что всё существо Фувы встрепенулось. Он ощутил такое вожделение, которое даже представить себе не мог.       Не успел Шотаро подумать об этом, как Насэцу положила одну руку ему на грудь, другой обхватила его за шею и, притянув блондина к себе, коснулась губами его губ. Сначала она целовала его очень мягко и нежно. Затем игриво, словно завлекая, соприкасалась с кончиком его языка. А когда ощутила, что он полностью в её власти, поцелуй наполнился страстью. Шо не смог с собой совладать и крепко прижал к себе Ведьму Леса.       «Ну вот, теперь она меня оттолкнёт, и мы… мы сделаем это снова!» — обрадовался Шо, но его надежды не оправдались: дева стала целовать его более страстно. Фува не верил, что такое можно сыграть. Отказывался верить. Он словно утонул в этом поцелуе.       Сцену пора было завершать, и Ведьма Леса освободила губы молодого аристократа. Чуть отстранившись, посмотрела на него, и вновь поцеловала, едва касаясь, дразня, заманивая, чаруя… И окончательно отстранилась. Девушка поплыла от него прочь, маня за собой, но не давая догнать…       — Стоп! Снято! Это было великолепно!       Кёко уже несколько минут принимала похвалы и комплименты, а Шотаро все ещё стоял как вкопанный и не мог даже пошевелиться.       — Шо! Эй, Шо! — позвала певца Асами. Услышав своё имя, Шотаро вернулся в реальность. — Хватит там стоять. Иди, присядь. Раз уж мы столько времени потратили на первую сцену, то сначала отснимем кадры с Кёко, чтобы можно было её отпустить.       — Спасибо, Асами-сан, — ответила Насэцу. — Вы не возражаете, если мы прервемся на пять минут?       — Конечно, Могами-сан! Скажи, когда будешь готова.       Могами отошла в сторону и набрала заветный номер.       — С кем я говорю? — поинтересовались с той стороны.       — С Могами Кёко, — улыбаясь, ответила она.       — Слава богам. А я уж думал, что мне придётся говорить с Насэцу.       — Эта роль не для тебя. Ты же знаешь, — ласково ответила Кёко.       — Я хотел убедиться.       В это время Фува смотрел на девушку во все глаза. Он заметил, как изменилось выражение её лица, когда ей ответил собеседник. Лицо Кёко стало светлым, взгляд наполнился нежностью. Она словно излучала тепло.       — Мне осталось снять пару сцен, но это не займёт много времени, самое основное уже позади, — продолжила актриса.       — Значит, мне пора выезжать.       — Не торопись, я подожду.       — Сомневаюсь, что ты сможешь спокойно ждать, — лукаво улыбнулся Рен.       — Почему? — удивилась девушка.       — У меня есть для тебя новость.       — Какая? — встрепенулась Могами.       — Расскажу, когда приеду. Я люблю тебя, милая.       — И я тебя.       Стоило Кёко выключить телефон, как на площадку вернулась Насэцу.       Как она и предполагала с оставшимися сценами проблем не возникло. Через час работа Кёко была закончена.       — Спасибо, Могами-сан! Ты отлично поработала! — благодарила её продюсер.       — Благодарю, надеюсь, у нас будет возможность это повторить, — сдержанно отвечала Кёко. — Простите, но мне пора.       — Конечно, дорогая! Не будем тебя задерживать. Всего тебе хорошего, — ответила Харуки.       — До свидания, Кёко-чан. Спасибо за работу, — присоединилась Шоко.       — До встречи, Асами-сан, Шоко-сан, — попрощалась она и уже собиралась уходить, как её окликнул некогда любимый голос. Могами остановилась. Шотаро стремительно приближался к ней.       — И ты собираешься просто так уйти? — Шо явно был взволнован.       — Моя работа закончена. Я не вижу смысла оставаться здесь, — хладнокровию Насэцу можно было позавидовать.       — То, что произошло сегодня, то, как ты меня целовала… Что это значит?       — Это была всего лишь игра, — её спокойный голос сводил Фуву с ума.       — Неправда! Такое невозможно сыграть!       — Ты, в самом деле, так думаешь, глупыш Шотаро? Я могу сделать даже так, и ни одна струна моей души не дрогнет, — с этими словами Насэцу взяла Шо за загривок, притянула к себе и, дотронувшись кончиком языка до мочки его уха, нежно её прикусила.       Всё внутри Фувы встрепенулось. Жгучее желание обожгло, и он не смог сдержать слышный только Могами стон.       — Вот видишь, — ухмыляясь, продолжила Насэцу ему прямо в ухо, — тебе приятно. А мне всё равно.       С этими словами она отпустила Фуву и посмотрела ему прямо в глаза.       — Ты врёшь! У тебя ещё остались чувства ко мне.       — Всё ушло, Шотаро, — спокойно ответила она.       Эти слова отозвались в сердце Шо острой болью. Страх и отчаянье переполняли его. Фува решил, что должен что-то сделать, чтобы вызвать в Кёко хоть какие-то эмоции, и с этой мыслью поцеловал её. В глубине души он надеялся, что она ему ответит и их поцелуй будет такой же страстный, как и во время съёмок. Также он был готов и к тому, что Кёко оттолкнёт его и начнёт причитать, что он опять целует её без разрешения. Но не последовало ни того ни другого. Ни один мускул на лице Могами не дрогнул. На поцелуй не было ни ответа, ни возражения. Поняв это, Шо ощутил, как всё внутри него похолодело от ужаса. Он отпустил девушку и отчаянно вгляделся в неё, надеясь заметить хоть какую-то реакцию. Но она не сказала ни слова, лишь повернулась к нему спиной и пошла прочь. Фува остался на месте и лихорадочно соображал, что же ему теперь делать. Паника завладела им, и он бросился вслед за Кёко. Шо догнал её в пустынном коридоре.       — Ты всё ещё моя! — в отчаянии закричал он и схватил Могами за руку.       Она ответила ему пренебрежительным взглядом. В тот же момент Фува ощутил, как крепкие пальцы сжали его запястье, да с такой силой, что ему пришлось отпустить руку Кёко.       — Да очнись ты, наконец, — холодно произнёс ненавистный голос, — прошло то время, когда ты мог называть её своей, — отпустив музыканта, Цуруга продолжил. — Теперь у тебя нет такого права.       — Но и у тебя его тоже нет! — запальчиво закричал Шо.       — Вообще-то есть, — ответила подруга детства, словно бросая ему вызов. Шотаро в недоумении посмотрел на Кёко, но она оставалась невозмутима. Цуруга обнял её за плечи, и они направились в сторону гримёрной, оставляя Шо в одиночестве. Фува смотрел им вслед, пока они не скрылись за поворотом.       «Я потерял её?! Потерял навсегда?»       Кёко и Рэн шли по коридору, не говоря друг другу ни слова. Когда они подошли к гримёрной, Цуруга холодно бросил:       — Переодевайся. Я подожду тебя здесь.       Могами сразу поняла, что он злится и молча скрылась за дверью.       Вскоре Кёко вышла в своем привычном виде:       — Я готова.       — Хорошо, — ответил Рэн всё с той же интонацией.       И снова повисла тишина.       — Что дальше? — спросил Цуруга, когда они сели в машину.       — Меня ждут в «Дарумая». Я обещала прийти сегодня пораньше и помочь с тематической вечеринкой. Если ты об этом, — добавила она, осторожно.       — Ясно. Значит в «Дарумая».       И серебристый Порше тронулся с места.       Молчание тяготило и отнимало решимость, только полчаса спустя Кёко всё же решилась начать разговор:       — Рэн, скажи, чем я тебя так расстроила? Почему ты сердишься?       Цуруга молчал.       — Рэн, пожалуйста, я… мне плохо, когда ты на меня злишься.       Он глубоко вздохнул.       — Скажи, Кёко, ты сделала то, чего так хотела? Ты отомстила Фуве Шо?       Могами потупила взгляд:       — Не так, как собиралась изначально, но… кажется, я заставила его пожалеть о том, что он меня бросил.       — Теперь ты счастлива?       — Рэн… — Кёко пыталась подавить подступившие слёзы, — для счастья мне нужен только ты!       — То же самое ты говорила вчера, но на деле выходит иначе, — Цуруга и не пытался скрыть боль в голосе.       — Возможно, это прозвучит как глупое оправдание, но я сделала это не нарочно. Хоть я и пыталась убедить себя, что ненависть к Шотаро прошла, но сомнения всё же были. И чтобы это не отразилось на моей работе, я создала Насэцу.       — Я помню, ты говорила об этом утром. Но я думал, что Насэцу тебе нужна для самозащиты, — напряжённо ответил Рэн.       — Я тоже так думала, но потом Насэцу взяла вверх надо мной, и я не смогла её остановить. Смелая и дерзкая, равнодушная и жестокая, сексуальная и желанная, такой получилась моя Насэцу. Она смогла поставить Шо на место. Рэн, прости меня, я не хотела тебя обманывать. Я пыталась внушить себе, что ничего не испытываю к нему, но…       Раздался визг тормозов, и машина остановилась.       — Ты до сих пор его любишь? — горечь и боль сквозили в каждом слове.       — Нет! Конечно, нет!       — Тогда что?!       Его слова и тон, которым Рэн их произнес, отдались в груди Кёко острой болью.       — Я провела с ним большую часть своей жизни. Я не могу вычеркнуть из памяти столько лет! Больше я его не ненавижу, но и любви к нему у меня тоже нет! Я не знаю, что это за чувство. Но что такое любовь я знаю наверняка, потому что я люблю тебя! Прости, что сделала тебе больно! Если бы я знала, что так произойдёт, то ни за что не согласилась бы на эту работу!       Слёзы потекли по щекам, Кёко смотрела в глаза своего мужчины, и её взгляд молил о прощении. Рэн очень хотел её услышать. Но в глубине души так боялся её потерять, что этот страх, буквально сводя с ума, не давал ему мыслить здраво.       — Ты всё для меня… — еле слышно выдавила она, закрыв глаза.       — Мы приехали, — дрожащим голосом ответил Цуруга. — Тебе пора на работу.       Больше у Кёко не было сил говорить. Она молча вышла из машины, и медленно, едва переставляя ноги, которые, казалось, отказывались её держать, направилась в «Дарумая».       Оказавшись у себя в комнате, Кёко упала на колени и горько заплакала.       Проехав сто метров, машина остановилась. Рэн сидел, взявшись за голову руками, и пытался совладать с той бурей мыслей и эмоций, которая бушевала внутри него.       «Я снова заставил её плакать. Глупец! Как я мог надеяться, что у неё не останется никаких чувств к человеку, от которого она зависела столько времени?!! Я ждал, что она будет откровенна со мной, хотя сам не готов отплатить ей той же монетой».       Чувство вины и отчаяния терзали его. Как теперь исправить то, что он натворил?