VVitch

      Ежедневная цыганская кутерьма всегда утомляла Эсмеральду. Больше всего неудобств ей доставляли ранние подъемы, потому что почти каждую ночь она ходила вместе со Старой Бахт в лес. Старушка уже почти ничего не видела, и наощупь опознавала все растения, помогая девушке знакомиться с их колдовской сущностью.       А магическая сердцевина была практически у всех трав! В первые месяцы девочка не могла поверить в то, что такие привычные деревья и цветы содержат в себе такие могущественные силы, но с годами пришла не только вера, но и понимание этих свойств. Сосна, полынь, подсолнечник и чертополох отгоняли нечистых духов; ландыш и белая лилия были двуликими растениями: могли как укрепить семейный очаг, так и разрушить все, что было выстроено годами, — главным было верно подгадать время сбора; отвар разрыв-травы мог защитить человека от разнообразных приворотов, в то время как листья вишни и плоды шиповника использовались в привораживающих снадобьях; крапива давала совет на будущее, помогала распознать неприятеля среди близких; цветы чеснока, смешиваясь еще с несколькими компонентами, давали отличное лекарство от порчи, а сами по себе отпугивали вампиров и упырей; еловые шишки, сорванные в предрассветные мгновения, дарили безоговорочный успех охотникам и рыболовам, а хвоинки входили в состав многих лекарственных рецептов Старой Бахт; астры всех мастей объединялись в одну концепцию и несли счастье и успех человеку, который носил бы этот цветок с собой; кувшинки же, наоборот, несли только беды; лавр, это дивное, почитаемое еще в Древнем Риме растение оберегало от случайной погибели и успокаивало больных; когда же мак упокаивал даже здоровых людей вечным смертельным сном.       Запомнить все это казалось просто невозможным, но довольно быстро Эсмеральда освоилась и вовсю помогала Старой Бахт сначала только со сбором трав, а затем уже и с приготовлением специальных лечебных отваров. И сейчас старушка спокойно занималась своими делами, отпуская девушку в одиночестве бродить по лесу, уверенная в ее умениях и знаниях.       Конечно, это было не единственное занятие Эсмеральды. В таборе было негласное правило, что каждый, кто может работать и зарабатывать деньги, должен это делать, а девушка уже давно не была в том возрасте, когда она только и могла, что резвиться в компании таких же маленьких цыганят да помогать старшим. Так что после ежедневных ночных походов девушка вместе с Янко и другими молодыми отправлялась в Париж: большая часть друзей Эсмеральды шла в Город (так называлась самая богатая часть Парижа, где достоянием были не только дорого украшенные дворцы и усадьбы, но также великолепный рынок), где можно было встретить разный люд, который иногда нехотя, а иногда и с удовольствием принимал предложения погадать или кинуть денег танцовщице, некоторые шли в Университет — там аудитория была более благодарна, но и более бедна, поэтому приток денег оттуда был небольшим.       Сама же Эсмеральда с детства полюбила Сите. Остров был много меньше, чем тот же Город или Университет, но зато это было ее место: отчего-то (девушка прекрасно знала, отчего) ее братья и сестры старательно избегали Сите, полного церквей. Священники не любили цыган — что уж тут, они практически ненавидели их, но никто все же никогда не пытался прогнать их.       Кроме архидьякона Жозасского. Этот угрюмый священник не упускал ни разу, чтобы не выйти из своей скромной обители и не проклясть цыган, танцующих на площади — и постепенно они остыли к этому месту, предупреждая детей об опасностях Сите.       Эсмеральду предупреждали не раз, но девушка легкомысленно махала рукой на это — после того чудесного предсказания Старой Бахт, после того, как женщина рассказала ей о колдовстве и о том, что сама Эсмеральда не простая девушка, а ведьма, цыганка ощущала, что ей можно чуть-чуть больше, чем другим. Старая Бахт на это только раскидывала карты, качала головой, но молчала.       Сегодняшний день девушки прошел как всегда: в городе не произошло ничего примечательного. Как всегда люди бросали монеты, как всегда Джали верно указывала время и числа, как всегда после этого врывалась черная тень архидьякона и разгоняла толпу, заставляя саму Эсмеральду убегать в смятении. Разве что после этого девушка практически сразу же столкнулась с прекрасным капитаном…       — Как вас зовут, малютка?       Эсмеральда растерялась. Обычна она была ловка и аккуратно маневрировали средь людского потока, но этот мужчина, видимо, сам искал встречи с ней… девушка, наконец, подняла глаза и восхищенно застыла. Никогда еще цыганка не видела столь прекрасного мужчины — пожалуй, она и не думала, что такие бывают на свете!       — Эсмеральда, — наконец поборов смущение, ответила девушка. — Как ваше имя, господин офицер?       — Капитан Феб де Шатопер к вашим услугам, — мужчина самодовольно подкрутил ус и подмигнул цыганке. Эсмеральда улыбнулась в ответ, слегка отступила и почти растворилась в толпе, заставляя капитана невольно податься вперед и спросить: — Мы еще встретимся?       — Всенепременно, — донеслось откуда-то из толпы, цыганка весело рассмеялась и совершенно пропала из виду.       …да, пожалуй, это событие можно назвать примечательным. Капитан был статен и красив. Белокурые ангельские кудри обрамляли его светлое лицо, а голубые глаза вынимали из девушки душу своей невинностью и никак не могли лгать. А это имя, Феб, оно наверняка означало что-то прекрасное! Она определенно влюбилась и была уверена, что ее чувство ответно: стоило только вспомнить манящий взгляд капитана королевских стрелков.       Эсмеральда мечтательно вздохнула, но спустя несколько мгновений решительно мотнула головой. Пусть Шатопер и был баснословно красив, но сегодня ночью ей предстояла тяжелая работа — собирать омелу, выросшую на черепах заброшенного лесного кладбища. Старая Бахт предпочитала это делать самой, чтобы не пугать свою подопечную, но довольно быстро Эсмеральда стала проситься пойти вместе со старушкой, и они привыкли срывать ветви чудодейственного растения вместе. Но сейчас Старая Бахт не была в силах даже сопровождать девушку к лесному кладбищу, поэтому цыганка в одиночестве покинула веселящийся табор, предварительно взяв с Янко обещание, что он не будет спать до ее возвращения и накормит ее.       И сейчас девушка упорно продиралась сквозь заросли на далекую полянку, на которой нашли себе последнее пристанище многие животные. Она совершенно не обращала внимания на лесные тени и звуки: тихие вскрики казались уханьем совы, мимолетный грохот треск — топотом маленьких зверьков, а легкий свист и шелест были незаметными дуновениями ветра.       Наконец, Эсмеральда добралась до желанной полянки. Здесь все звуки затихали, казалось, боясь чего-то сокровенного, чего-то личного. Здесь все казалось уже давно исчезнувшим и заброшенным, давно умершим, несмотря на то что сюда почти каждый день приходили новые больные звери — их что-то тянуло неуловимым магнитом. И когда они находили последний покой, они блаженно застывали, покрываясь вечнозелеными травами.       В тишине при лунном свете было совершенно не страшно собирать омелу. К счастью, это был уже далеко не первый раз, когда Эсмеральда посещала лесное кладбище, поэтому девушка не боялась застывших мордочек лисиц и зайцев, которые бессмысленным взглядом смотрели в пустоту, пускай все еще жалела этих животных, погибших от яда ли, от старости ли, от чужих ли зубов. Это чуть замедляло действия цыганки, но девушка довольно быстро оправлялась, продолжая аккуратно срывать ветви омелы, которые изредка росли прямо из черепов бедных зверей.       Только после долгих мучений Эсмеральда закончила со своим тяжелым занятием и удовлетворенно рассматривала целый букет ветвей омелы в своих руках. Белые ягодки сверкали при луне, отражая ее свет и поглощая его одновременно. Они завораживали и — цыганка была уверена — имели волшебную силу, о которой говорила старушка.       «Конечно, я отдам их Бахт, но… никто ведь не заметит, если я спрячу один и отнесу Фебу?» — подумала Эсмеральда, аккуратно перевязывая ветви омелы и складывая их в плетеную корзинку, а одну пряча себе за пояс.       Путешествие обратно было более скорым: как только девушка вышла с поляны, на нее обрушился град разнообразных звуков леса: шорохи стали намного громче, крики — чаще, а с каждым шагом лунный свет бликовал какими-то красноватыми оттенками. Чувствуя с каждым шагом все нарастающий страх, цыганка, наконец, бросилась бежать вперед. Все мысли перемешались, она даже не знала, чего она боится, бежит ли от беды или к беде — страх путал ноги, переплетал корни, и она едва не падала. До табора оставалось совсем немного…       Эсмеральда непонимающе смотрела на горящие лоскуты ярких шатров, которые еще сегодняшней ночью были полны веселящихся людей, пенящихся напитков, нервных звуков струн и дрожащих голосов, то и дело мурлычущих, шепчущих, зовущих, заливисто смеющихся. Куда все это пропало? Будто водой размазало еще не высохшую акварельную краску, оставив только жалкий непонятный оставшийся отсвет.       От лагеря на многие километры разносился дьявольский хохот, жалкое лошадиное ржание, свист, треск. Дым стелился по земле, скрывая темно-зеленую траву, на которую падали ало-бурые капли. Девушка, казалось, не так давно была там сама. Она уходила на сбор трав, растущих в полнолуние, но… все было в порядке!       Старая Бахт тихо грелась у костра, придерживая дрожащие руки около костра, Стево, Тамаш и Янко метали свои чури, соревнуясь, чей зайдет глубже в дерево, барон Клопен о чем-то беседовал с несколькими мужчинами, и от их компании постоянно раздавались взрывы смеха. Подруги Эсмеральды призывно кружились вокруг костра, зовя присоединиться к себе и девушку, и своих друзей.       А сейчас вокруг был огонь. Он плясал на шатрах, на конях, на лоскутах одежды, на людях, пожирал их волосы. Дым заполонил весь табор, отчего все смешалось в ало-черную пелену, за которой беспрерывно раздавались крики боли, отчаянья и мольбы. Еще были слышны странные звуки, будто бы кто-то расчехлял свой меч, пахло кровью, человеческой и лошадиной, — это за лагерем стража резала успевших выбежать из горящих шатров цыган.       Эсмеральда оторопело смотрела на все это, стоя на опушке леса. За ней была неприветливая тьма. Перед ней — враждебная полоса из людей и огня. Противоречивые чувства раздирали девушку: ей хотелось броситься и спасти своих друзей, хоть кого-нибудь, ведь наверняка, — наверняка кто-нибудь все еще жив! — и в то же время ей хотелось обернуться и бежать, забыв всех, забыв все, как будто это был сон, а он всегда жила в лесу… тогда было бы не так страшно.       И Эсмеральда стояла и бессмысленно смотрела. Она боялась сделать шаг — назад или вперед, разницы сейчас уже не было. И там, и там ее поджидали бездны, разные, но одинаково жестокие. Впереди смерть от огня, позади — смерть от одиночества.       Вдруг чьи-то руки резко схватили рванувшую вперед, к своим людям девушку. Неизвестный крепко сдавил Эсмеральде плечи, отчего у нее перехватило дыхание, что позволило мужчине сделать несколько шагов назад, в сторону леса. Когда первые ветви деревьев больно хлестнули девушку по лицу, она попыталась вырваться. Она бодалась, кусала пустой воздух, плакала, кричала до тех пор, пока ей в рот не засунули неряшливо скрученный кусок ткани, который, кажется, был оторван от одежд похитителя.       Мужчина еще раз с силой сдавил Эсмеральду в своих объятиях так, чтобы девушка хотя бы на несколько мгновений перестала сопротивляться. Это подействовало — надеясь сделать хотя бы один вдох, девушка перестала биться: воздуха катастрофически не хватало, а запах горящих тряпок, деревьев и людей мешал. Вдыхая его, казалось, что и легкие горят вместе с уходящим табором.       Воспользовавшись тем, что Эсмеральда прекратила биться, он перехватил девушку поудобнее и сделал несколько больших шагов в сторону леса. Оставалось совсем недалеко, но тут цыганка некстати решила вновь начать барахтаться, что приносило новые и новые неудобства. Отступать становилось сложнее с каждым ее движением.       — Чертова девчонка, да не крутись же ты! Если бы магия здесь действовала, я бы давно уже переместился с тобой туда, куда хочу, — зло прошипел мужчина, сдавливая девушку в тисках.       Силы неизвестного постепенно заканчивались, в то время как подпитанная диким, животным страхом Эсмеральда только все больше входила в раж и была готова грызться за свою жизнь и жизни своего табора. Ей казалось, что нет ничего важнее сейчас, чем разжать эти неприятные руки, которые пережимали запястья так, что двигать руками было практически невозможно, и удерживали девушку в таком положении, что она только бестолково дергать ногами в воздухе, надеясь неизвестно на что.       И все же она была девушкой. Причем, довольно слабой. Исход был предрешен. Уставший мужчина был сильнее. В легкие забился дым, пепел, Эсмеральда начала кашлять, постепенно переставая биться в руках похитителя. Только изредка откидывала голову назад, будто бы вбивая затылком невидимые гвозди ему в подбородок, но на самом деле отчаянно пытаясь вдохнуть свежего воздуха, не пропитанного криками горящих живьем людей.       Перед глазами все стало двоиться. Залитый алым пламенем табор исчезал в ветвях, желто-красные всполохи становились все дальше, крики — все реже, но воздух оставался затхлым, умирающим. Эсмеральда еле удерживала сознание, которое все же потухло, растворилось в яркой голубой вспышке, которая поглотила и девушку, и ее похитителя.