В точке пересечения

1982 год, Москва Тая всегда знала, что спешка не приводит ни к чему хорошему. Но электричка на Тулу уходила с вокзала через час. Последний зачет, выпавший на тридцать первое декабря, слишком затянулся из-за въедливости преподавателя, очевидно, не спешившего к семье на праздник. Раз самому плохо, почему бы не подпортить настроение другим? Когда время стало по-настоящему поджимать, Тая уже готова была вцепиться ему в глотку и почти успела нахамить. От стычки спасла одногруппница, наступившая Таське на ногу под партой, а через пять минут зачет все-таки закончился. Прозвенел звонок. Подхватив чемодан, Тая поздравила всех своих друзей с наступающим Новым годом и помчалась на вокзал. Тяжелая ноша оттягивала поочередно каждую руку. Чемодан был до отказа набит одеждой и колбасой, которую туляки доставали с огромным трудом, приезжая в Москву и простаивая в длинных очередях с утра до самого вечера. Тая успешно преодолела несколько станций метро и протолкнулась сквозь вечную толпу к выходу на вокзал. Заприметив на перроне нужную электричку, она прибавила скорости. Чемодан, больно бьющий по ноге, все-таки перевесил, когда под тонким слоем снега оказался лед. Вскрикнув от неожиданности и испуга, Тая нелепо взмахнула свободной рукой и плюхнулась на пятую точку, подвернув под себя ногу. В глазах потемнело, а в ушах послышался почти колокольный звон от резкой, невыносимой боли. Тая бессильно лежала и постанывала, не имея ни малейшей возможности подняться. Ее окружили люди. — Девушка, — громко обратился к ней какой-то взрослый мужчина, пытаясь привлечь к себе ее внимание, чтобы точнее определить, насколько все плохо. — Скорую, — прохрипела Тая, сумев немного собрать мысли в кучу после трудной борьбы с болью. Она посмотрела на свою неестественно вывернутую ногу. — Вывих или перелом лодыжки. — Я вызову, — откликнулась незнакомая девочка и побежала в здание вокзала к телефону. Тая еще не успела поддаться разочарованию от отложенной встречи с мамой и сестрой. Ее еще не угнетала перспектива встретить Новый год в стационаре. Все это навалилось позже, когда фельдшеры подсунули ей под ногу валик и загрузили ее в машину скорой помощи. — У вас вывих лодыжки. Порваны связки и вылетела кость из сустава, — невозмутимо сообщил один из докторов. — Поедем в травматологию вправлять. «Ну вот, колбаса теперь стухнет, — с горечью подумала Тая. — Вся стипендия коту под хвост!» Почему-то эта мысль мучила ее в тот момент больше всех остальных. — Ребята, — громко позвала горе-пациентка, чтобы фельдшеры, сидящие в кабине, наверняка ее услышали. — Что случилось? Обезболивающее не помогает? — сразу же откликнулся один из них — молодой парнишка, все еще относившийся к пострадавшим с особой теплотой. — У меня в чемодане лежат три коляски копченой колбасы. Домой на праздник хотела отвезти. Заберите, пожалуйста, себе, чтобы не пропала, — попросила Тая, чуть слезу не пустив от обиды за то, что маме придется лишний раз тащиться в Москву за хорошими продуктами. — Не волнуйтесь, девушка, — со смешком ответил он. — Во дает! У нее вывих, а она о колбасе беспокоится! — укоризненно качнув головой, парнишка все же обратился к водителю, явно купившись на заманчивое предложение: — Сегодня Ковалев дежурный, давайте к нему отвезем. — Он разве не уволился? — последовал вопрос от второго фельдшера. Тая уже снова думала о своем. Ни о каком Ковалеве она никогда в жизни не слышала. Да и все равно ей было, к какому травматологу ее отвезут: в день перед Новым годом они все одинаково «веселые». — Уволился, сегодня на последнем дежурстве, — последовал незамедлительный ответ, а потом парень уже громче обратился к Тае, обернувшись: — Вам повезло. Попадете к хорошему хирургу. Он молод и еще не слишком известен в медицинских кругах, но дар у него от бога. — Тогда чего же он увольняется? — буркнула Тая и вскрикнула от нового приступа боли: машина подскочила, попав колесом в небольшую ямку на дороге. — Дрова везешь что ли?! — воскликнул отзывчивый фельдшер. По кабине прокатился богатырский смех. «Идиоты!» — стиснув зубы, подумала пострадавшая. Молодой высокий доктор вошел в кабинет, когда Таю уже переодели в несуразную больничную рубашку. Она лежала на жесткой послеоперационной койке, ожидая жуткой процедуры. Страх сковывал все тело противным холодком. — Здравствуйте! — серьезно произнес доктор и сразу же принялся осматривать ногу пациентки, наскоро зафиксированную фельдшерами. — Здравствуйте! — брякнула Тая в ответ, внимательно наблюдая за его действиями. С виду врач казался вполне адекватным, а главное, абсолютно трезвым. Он слегка коснулся холодными пальцами опухшей лодыжки, чувствуя, что на него смотрят с откровенным недоверием, но не обращая на это ни малейшего внимания. Дыхание Таи участилось, но она сдержала болезненный стон. На лбу выступила испарина. — Сделаем рентгенографию. Потом будем вправлять, — взглянув Тае в лицо исподлобья, все так же спокойно объявил доктор. — Придется потерпеть. — Да, — все, что смогла сказать она, начиная почти физически ощущать, что темперамент этого человека давит на нее. Стало как-то некомфортно. — Можно моей семье сообщить? Они домой меня ждут через четыре часа. Будут волноваться, — спросила Тая, пытаясь хоть немного снять напряжение. — Родственники в Москве? — спросил доктор. — Нет, в Туле. Доктор с пониманием кивнул, делая какие-то свои выводы, и незамедлительно вышел в коридор. Тая вздохнула с облегчением. Она не могла объяснить природу внезапно появившейся, совсем не характерной для нее скованности в общении. Доктор, как доктор, в меру вежливый, в меру строгий и хладнокровный. Но было в нем нечто для Таи незнакомое, потому отталкивающее. Любая другая женщина разглядела бы перед собой привлекательного мужчину, она же видела только врача, компетентность которого ей еще предстояло оценить. От ненужных мыслей Таю отвлекла вновь усиливающаяся боль в поврежденной ноге. А через пару минут ей стало абсолютно безразлично, кто именно лечит ее, да хоть сам дьявол или святой. Кое-как перетерпев рентген, Тая уже ждала, когда все закончится. Доктор и его помощники действовали очень быстро и слаженно по давно отработанной схеме, но для пациентки время тянулось мучительно долго. Наконец медсестра набрала шприц с местной анестезией. Тая лежала спиной на идеально ровной поверхности и не видела самого укола, но прочувствовала все в полной мере. Застонав, она непроизвольно выгнулась. Санитар прижал ее к койке. Доктор подошел ближе и положил ладонь ей на лоб. Этот жест сработал лучше самого сильного успокоительного. Тая почувствовала поддержку. Откуда-то взялась уверенность в том, что этот врач все сделает правильно. — Ничего не бойся, — тихо произнес доктор, не отнимая ладони от ее лба. — Просто перетерпи. Можно громко материться. Тая только кивнула. Ее прижали сильнее, а ногу подняли вверх, согнув в колене. Доктор взялся обеими руками за стопу и парой движений вправил кость. Тая вскрикнула, но боль была приглушенной. Все остальное происходило, как в тумане. Совершенно измученная и смертельно уставшая, она провалилась в крепкий сон сразу после того, как ей наложили гипс. Ночью по коридору тихим эхом разносились песни «Голубого огонька», кто-то из пациентов попросил создать хоть какую-то праздничную атмосферу и включил в палате радиоприемник. Андрей дал согласие. Несколько часов назад поговорив с Соломатиной Тамарой Павловной и заверив разволновавшуюся женщину, что через месяц Тая сможет хорошо ходить, он вернулся к отложенным ранее документам. К утру Андрей должен был завершить все свои дела, передать пациентов коллегам и покинуть больницу. В правильности принятого решения он до сих пор не сомневался. Его не смогли переубедить вышестоящие и не смогла отговорить мать. Все было кончено. Ночью Андрей обошел палаты. Он хотел сам лично убедиться в стабильности состояния всех находящихся на лечении в отделении. Многие еще не спали, слушая хорошо знакомые песни и разговаривая о своем. — После полуночи — отбой, — скомандовал Андрей, выходя из палаты самых активных и веселых молодых людей, быстро идущих на поправку. — Вот вам и праздник! — недовольно буркнул один из них, но спорить не стал, пока доктор не решил объявить отбой немедленно и не вырубил радио. Привычно быстрым шагом Андрей шел по коридору к следующей палате. Остановившись рядом с письменным столом, за которым сидела дежурная медсестра, он произнес: — Пока все спокойно, отдохните. — Хорошо, — охотно согласилась девушка. — А вы? — Закончу обход и буду в своем кабинете, — Андрей двинулся дальше, но остановился и обернулся, услышав, что медсестра его окликнула. — С наступающим, Андрей Александрович! — И вас! — улыбнувшись, ответил он. Открыв дверь очередной палаты, Андрей вошел внутрь и остановился. Тая спала крепким сном младенца. Значит, боли ее не беспокоили. В тот момент ее не смогли разбудить даже хлопушки, взрывающиеся в соседних дворах. Громкий звук легко проникал в помещение через закрытые деревянные окна первого этажа. Андрей уже собирался выходить, когда его слух уловил бой курантов, разносившийся из динамиков того самого радиоприемника. Тая по-прежнему не шевелилась. Андрей сам не знал, почему остановился и дождался двенадцатого удара. Только под мелодию гимна он вышел обратно в коридор, тихо прикрыв за собой дверь. На следующее утро Таю укололи анальгетиком, и она продолжила спать: организм использовал все свои ресурсы для восстановления. Во время обхода в палату вошел другой врач. — Здравствуйте! — бодро поздоровался он. — Как нога? — Здравствуйте! Болит. Анальгин немного облегчает, — безразлично ответила Тая, зная, что теперь осталось надеяться только на время и на медикаменты. — Скажите, пожалуйста, моей семье сообщили о случившемся? — Да, — доктор коротко кивнул, записывая что-то в карте. — Общее состояние у вас сейчас удовлетворительное. Мы вас выписываем домой.Если почувствуете себя хуже, сообщите медсестре. — Хорошо, — хмуро произнесла Тая и уставилась в окно. Врач надолго не задержался, оставив Таю одну. Мысли вертелись вокруг всего произошедшего. Собирая воспоминания по осколкам, она все яснее понимала, кого хочет от всего сердца поблагодарить не столько за первоклассную медицинскую помощь, сколько за человеческое отношение и ненавязчивую поддержку. Тая помнила слова фельдшеров и знала, что травматолог по фамилии Ковалев больше не выйдет на работу. Решение пришло само. Через пару часов в палату влетели Вера Павловна и Тома. На лицах обеих застыло безумное выражение. Они с ума сходили от страха и волнения. Мама полезла обниматься, чуть не плача. — Как же ты так, милая моя?! — причитала она, крепко обхватив рукой шею дочери. — Ты меня задушишь, — прохрипела Тая. Тома стояла рядом с койкой и смотрела на гипс. Она с вопросами не приставала. Ей нужно было только одно: как можно скорее забрать сестру из больницы. — Пойду с врачом поговорю, — сказала она, не переставая хмуриться. Просто не могла справиться с переживаниями, которые проявлялись в поджатых губах и серьезном выражении лица. Тома ушла, а Вера Павловна наконец отпустила Таю и с материнской нежностью заглянула ей в глаза. — Упала я на вокзале и ногу вывихнула. Со всеми бывает, — невозмутимо ответила Тая на заданный ранее вопрос. — Мы тебя домой забираем, — неожиданно твердо заявила Вера Павловна. — Тебе помощь нужна. — Нет. От общаги до института дохромаю раз в три-четыре дня. На каникулы после сессии приеду, а потом практика важная — в морге. Некогда мне сидеть, — мягко возразила Тая. — Не волнуйтесь вы так, — она взяла маму за руку и крепко сжала ее ладонь. — Ты не умеешь говорить себе «стоп», — Вера Павловна пристально смотрела на Таю, подмечая в ней сильное сходство с отцом. Девочка будто еще больше стала похожа на него, хотя внешность переняла материнскую. — Может, это и хорошо, — тихо отозвалась Тая.