Как умеет любить хулиган

— Чёрт!.. Ну открывайся же!.. Дрожащие пальцы лихорадочно крутили колёсики замка в безуспешных попытках набрать нужный код. — Блин... Блин, блин!.. Эдди на секунду замер, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце. Закрыв глаза, он глубоко вздохнул и вновь прокрутил колёсики – на этот раз медленно. Замок открылся. Бросив торопливый взгляд на вход в школу, Эдди рванул велосипед со стоянки, перекинул ногу через сиденье и, даже не усевшись, крутанул жалобно скрипнувшие педали, набирая скорость. Нужно будет в конце концов сказать Биллу смазать несчастного "Сильвера". — Он сейчас уедет! Быстрее!.. Подстёгнутый криком за спиной, Эдди закрутил педали на пределе своих сил, одновременно проклиная тугую цепь и молясь на возможности неповоротливого на первый взгляд велосипеда. — Боже-е... Ну давай же, давай!.. Сердце, казалось, стучало уже где-то в желудке, пуская по телу волны животного страха и запуская скрипучий механизм психосоматический астмы, начинающей постепенно сжимать горло. — Генри, он уйдёт! "Сильвер" просыпался. Дома по краям дороги мелькали со скоростью быстро крутящейся плёнки, сливаясь в сплошную цветастую массу; ветер обтекал корпус могучего велосипеда, скрипящего, казалось, каждой деталью, но мчащегося по Молл-роуд со скоростью молнии. К Биллу, к Биллу... Мимо пронёсся автомобиль, остервенело сигналя; Эдди шарахнулся в сторону, чиркнув шиной по асфальту, но скорости не убавил и только сильнее нажал на педали. И зачем он попёрся по Молл-роуд? Надо было срезать через Мост Поцелуев, а там по Басси парку и дальше мимо Публичной Библиотеки... Впрочем, ладно: чем больше он будет петлять, тем лучше. Петлять, петлять... Голоса позади раздавались уже тише, но всё равно слышались. Эдди резко свернул на Сентер-стрит и почти сразу повернул к центру, пронёсся мимо статуи Пола Баньяна и выехал на Костелло-авеню; свернул на Майл Хилл, потом на Чартер-стрит и снова на Костелло; затем повернул на Джексон и наконец вылетел на Витчем-стрит. Голоса отстали. Начав тормозить ещё на середине улицы (у "Сильвера" функционировал только один тормоз, и то через раз), Эдди подъехал к дому Билла, не спрыгивая загнал железного коня в гараж, подбежал к входной двери и несколько раз лихорадочно хлопнул всей ладонью по кнопке звонка. — Добрый день, миссис Денбро! — прохрипел Эдди, наскоро улыбнувшись открывшей дверь женщине, и, в последний раз оглянувшись на улицу, прошмыгнул под подмышкой матери друга внутрь. — Господи, Эдди, — удивлённо и немного устало проговорила миссис Денбро, закрывая дверь и качая головой. — Что случилось? — В-всё... — астматик наконец пшикнул ингалятором себе в рот. — Всё в порядке, не волнуйтесь. Где Билл? — У себя, — пожала плечами женщина. — Но он болеет. Уверен, что хочешь его увидеть? Эдди посмотрел на мать друга со смесью сожаления и раздражения. На лице миссис Денбро как будто было написано: "Если ты заболеешь, виновата буду я, а иметь дело с твоей мамой я не желаю". — Не переживайте, я разберусь, — со вздохом сказал он и, не оборачиваясь, поспешил по лестнице на второй этаж в комнату младшего Денбро. Билл, как Эдди и ожидал, полулежал в своей кровати с книгой в руках. Увидев запыхавшегося друга, он сначала удивлённо вскинул брови, но потом резко сел на постели, серьёзно глядя на астматика: — Г-генри? — А... Ага, — кивнул Эдди, переводя дыхание и плюхаясь на ближайший стул. — Ч-что на этот р-раз? — Не дал ему списать на биологии. — Эдди, — точь-в-точь как мать покачал головой Билл, — ну т-ты же сам его п-провоцируешь. — Я не обязан давать ему списывать! — упрямо повторил Эдди, сверкнув глазами. — Это, может быть, единственный шанс! До учителей наконец дойдёт, что он распоследняя дубина, его выгонят из школы, и мы наконец вздохнём спокойно. — Н-не в-вздохнём, — спокойно возразил Билл. — Он с-станет т-только злее. Д-да и не с-случится этого н-никогда: его отец шериф. — И чего он каждый раз так на меня взъедается, — бормотал Эдди, пропуская слова Денбро мимо ушей. — Чуть что не так – сразу я... — Т-ты сам его д-дразнишь, — Билл, в отличии от астматика, друга слушал. — Упрямый в-ведь, как осёл. М-мог бы хоть р-раз и п-промолчать на его п-провокации. Но н-нет: т-тебе ж что-то д-доказать надо, ответить... — А вдруг это его перевоспитает? — Ты т-такой н-наивный, Эдди, — снова покачал головой Билл, возвращаясь к книге. — Это же Б-Бауэрс. Мы т-тысячу раз т-тебе рассказывали, ч-что это за п-психопат. И мне к-кажется, т-ты и сам п-прекрасно знаешь, п-почему он т-тебя так н-ненавидит. Каспбрак удручённо вздохнул. Это было правдой. *** Эдди Каспбрак переехал в Дерри прошлой весной. Его мать решила, что загазованный грязный Бостон – слишком опасное для здоровья место, а лучшее место для жизни – какой-нибудь маленький городок с богатой природой и не такими шумными улицами. Почему её выбор пал именно на Дерри – дыру в штате Мэн – оставалось для Эдди загадкой, но природой этот городок явно не отличался (вспомнить хотя бы болото на краю города), да и впечатление производил такое, будто в нём шёл не 1988 год, а какой-нибудь 1958. Новые дома в Дерри почти отсутствовали, поэтому тот, что купила и отремонтировала (не сама, конечно) со всей своей щепетильностью и педантичностью Соня Каспбрак, привлекал к себе повышенное внимание и зависть каждого, кто проходил мимо. Самой Соне не было до этого дела: большую часть времени она проводила на кухне или у телевизора, а главный её маршрут включал в себя рынок на Костелло-авеню и аптеку на Сентер-стрит. Зато Эдди чувствовал эту всеобщую зависть и молчаливую ненависть как никто другой – взять хотя бы дорогу в школу и обратно: он то и дело ловил на себе неприязненные взгляды и довольно скоро понял, какую репутацию они с матерью себе тут заработали. В остаток весны, после переезда, Эдди заканчивал школу заочно, и только один раз побывал в ней вместе с Соней, чтобы сдать экзамен и нанести визит к директору. Каспбраку оставалось учиться всего два года – одиннадцатый и двенадцатый класс, но за десять из шестнадцати лет жизни школа порядком его замучила, несмотря на то, что учился Эдди почти на отлично. Сидеть дома целое лето было не очень-то весело, поэтому он слонялся по улицам Дерри, изучая неинтересный и почему-то жутковатый город, пока в один прекрасный день не наткнулся на группу парней примерно его возраста. Встретил он их на свалке, куда забрёл совершенно случайно. Лет в двенадцать он бы ни за что не сунулся в такое грязное, кишащее микробами место, но с годами внушения матери насчёт всех болезней мира начали его понемногу бесить, а подростковые гормоны так и подстрекали взбунтоваться. И он бунтовал, но не открыто, а наедине с самим собой, потому что детское благоговение перед матерью всё ещё изредка в нём просыпалось. И поход на свалку стал одним из таких вызовов самому себе. Стоя перед каким-то ржавым автомобилем и с невинным любопытством изучая копошащихся в гниющем колесе мокриц, Эдди вдруг услышал грубые голоса неподалёку: — Ну же, не сопротивляйся... — Патрик... — Не сопротивляйся! — Агх!.. — будто поперхнулся кто-то, и Эдди, не в силах сдержать любопытство, пошёл в сторону голосов. И очень скоро об этом пожалел, в рвотном позыве шмыгнув за ближайшую крупногабаритную вещь – старый холодильник. Картина, которую он успел узреть, отнюдь не была привлекательной. На небольшом, не заваленном мусором участке земли находились пятеро парней: двое из них – белобрысый, как альбинос, и толстый шатен с бритой под машинку головой – сидели на перевёрнутой ржавой ванне, уставившись на носки собственных ботинок; третий – высокий, кудрявый брюнет с не по размеру большими очками на носу – стоял, прислонившись к чахлому стволу, бывшему когда-то деревом, и смотрел вдаль с непроницаемым выражением лица; четвёртый и пятый же составляли причину отведённых глаз остальных: мускулистый шатен с отращенными на затылке волосами и лицом злобного хорька (сравнение, мгновенно составившееся в голове Эдди) сидел на капоте ржавого джипа, в то время как над ним нависал высоченный брюнет крепкого сложения со свисающими немытыми патлами; лица его видно не было. Суть была в том, что... у парня, сидевшего на капоте, были спущены штаны. А тот, что стоял перед ним, сжимал его... принадлежность. Поэтому неудивительно, что у чистоплотного Эдди мигом сработал рвотный рефлекс: он, можно сказать, получил чуть ли не психологическую травму. С трудом справившись с взбунтовавшимся организмом, Каспбрак, глубоко вздохнув, всё-таки нашёл в себе силы осторожно выглянуть из укрытия. Представившееся зрелище ничуть не улучшилось: парень на капоте теперь глухо постанывал, изредка даже рычал, а другой водил рукой вверх-вниз по... ну, вы поняли. — Чёрт, Хокстеттер!.. — вдруг рыкнул шатен, на секунду выгнувшись; его ублажатель, самодовольно усмехнувшись, сделал шаг назад: — Фу, не на меня, пожалуйста... Я же говорил, что тебе понравится. Второй только закатил глаза с деланным спокойствием, натягивая штаны обратно; однако через секунду его крепкий кулак прилетел в нос долговязого товарища с остервенелым выкриком: "Убью!". От вида крови Эдди снова захотелось блевануть. Но, к его удивлению и непонятному жуткому чувству, появившемуся под ложечкой, Патрик рассмеялся, держась двумя пальцами за нос: — Ну? Ну скажи, понравилось же? — Заткнись, Патрик! — Да брось: я знаю, что понравилось. — Я сказал, заткнись! Эдди так увлёкся перепалкой парней, что не заметил, как кудрявый брюнет вдруг плавно отделился от ствола и куда-то исчез. Двое остальных парней же сидели как будто в некоторой нерешительности, поглядывая то на шатена, то на Патрика. И, похоже, не зря: шатен вдруг повернулся в их сторону и грозно прошипел: — Если вы, мудилы, хоть кому-нибудь брякнете... — Генри, да ты что! — тут же отозвался белобрысый, маша руками. — Мы – никому, мы – могила... — Ты же нас знаешь! — поддакнул толстый. Шатен только смерил их мрачным взглядом, после чего повернулся к Патрику, снова сжимая кулаки: — А ты... Если ещё раз так сделаешь... — То ты не откажешься? — нагло вопросил Хокстеттер. — Морду до мяса набью! — рявкнул Генри. — Меня ты гомосеком не сделаешь! Он приготовился к очередному нападению, но что было дальше, Эдди пропустил: ему на плечо вдруг легла чья-то ладонь. — Та-ак, — пропел хрипловатый голос у него над ухом. — Кажется, кого-то в детстве не учили, что подглядывать нехорошо... Каспбрак замер на месте, не в силах обернуться. Чужая ладонь призывающе сжала плечо сильнее, и астматику всё же пришлось медленно повернуть голову. Причём не только повернуть, но и задрать: его держал высокий кудрявый брюнет, так незаметно исчезнувший из общей компании. На секунду взгляд Эдди задержался на чёрных, как смоль, кудрях, несуразно больших очках и темнеющих за ними карих глазах, веснушках на бледной коже... — Р-Ричи?! — вдруг ошарашенно вымолвил Каспбрак, чувствуя, как отвисает челюсть, и наблюдая, как удивлённо поднимаются брови парня. — Эй, Тозиер! Кого ты там нашёл? Судя по шагам, компания подходила ближе. Тут-то Эдди и понял, насколько он влип. — Так-так... — прозвучал над астматиком голос шатена. — Кто это тут у нас? Неплохо, Тозиер, неплохо... От этого ленивого, как у уверенного охотника, тона и так не сочетающегося с ним запаха жвачки "Джуси-фрут" Эдди буквально парализовало страхом. Он пугливо перевёл глаза на хищные лица нависающих над ним парней. — Я... Я... — Мм? — Я ничего не видел! — выдал Каспбрак самую тупую и бесполезную фразу, которую смог сгенерировать его мозг. — Не видел, значит... — злобное, напоминающее хорька лицо Генри стало багроветь; он был заметно взбешён. — Да ты сейчас вообще перестанешь видеть!.. Он занёс над Эдди руку, и тот уже приготовился к страшному удару, как вдруг поблизости раздался треск. Внимание парней тут же обратилось туда. За высохшим веникообразным кустом промелькнула копна коротких рыжих волос. Пользуясь отвлечением банды, Эдди, не помня себя от страха, изо всех сил рванулся и, едва встав на ноги, помчался вперёд. — Ловите их! — не своим голосом заорал Генри, и вскоре за Каспбраком зазвучал топот ног и рваное дыхание. Эдди нёсся по свалке, петляя в этом нескончаемом лабиринте и силясь вспомнить, где тут выход. Оторваться от длинноногих бандитов было трудно, да и физическими способностями Эдди никогда не отличался, так что полагаться оставалось только на манёвренность. Ну, и хитрость. Каспбрак перемахнул через разломанную стиральную машину без дверцы и кнопок, рванул налево, потом направо, затем снова налево и опять налево, направо... и так далее, пока у него не закружилась голова. Зато голоса теперь слышались в приличном отдалении. В целях безопасности Эдди поспешно залез под одну из наполовину перевёрнутых ванн, способную скрыть человека от посторонних глаз (она стояла открытой частью к груде ржавых ломов). Отдышавшись, Каспбрак прислушался: хулиганы были недалеко. Набравшись смелости, Эдди потихоньку выглянул из своего укрытия, чтобы оценить обстановку и продумать пути отступления. В этом месте свалка, похоже, имела свой край, потому что в нескольких метрах от ванны виднелся погнутый сетчатый забор из проволоки. В отдельных местах забора зияли дыры; проволока там свисала вниз. За краем свалки был виден небольшой холм, а дальше, судя по звуку, протекала река. "Кендускиг", — вспомнил Эдди. Эта речка с множеством порогов ближе к центру города уходила в канал и под землю, а дальше возвращалась на поверхность и впадала в реку Пенобскот. В месте, где была свалка, Кендускиг окружала странная местность, напоминавшая не то лес, не то джунгли – горожане называли её Пустошью. В любом случае, там спрятаться было проще простого. Эдди ещё раз прислушался: хулиганы рыскали поблизости, но звуков больше не издавали, очевидно, желая заставить жертву выдать себя. Единственная возможность выбраться – пролезть через забор. А для этого нужно было бесшумно преодолеть несколько метров. Вроде бы, ничего сложного, но Эдди никак не мог заставить себя вылезти из укрытия. Животный страх захлёстывал его с головой, приковывая к месту, и Каспбрак мысленно проклинал себя за трусость. Пока он занимался самобичеванием, за забором вдруг кто-то появился. Эдди не сразу заметил человека и обратил на него внимание только когда тот, пригнувшись, вплотную подошёл к одной из дыр и стал махать рукой. Это была рыжая девушка с короткими вьющимися волосами, придававшими её голове форму одуванчика. Болотного цвета комбинезон на красную футболку и напоминающая армейские ботинки обувь никак не сочеталась с женским образом, поэтому Эдди даже сначала принял эту девушку за парня. Но, что нельзя было не отметить, лицо у неё было на редкость красивое. Девушка отчаянно жестикулировала, призывая Каспбрака к какому-то действию. Только спустя полминуты до него дошло, что его пытаются спасти, указывая на дырку в заборе и на холм позади него. Трусить перед девушкой Эдди себе позволить не мог, поэтому он с максимальной осторожностью выбрался из-под ванной, трясясь каждой жилкой, и на четвереньках пополз к забору, огибая кучи мусора. Когда он наконец преодолел нужное расстояние, девушка наклонилась вперёд и прошептала: — Как можно тише пролезай в дыру. Старайся не задеть проволоку – она сильно гремит. Эдди повиновался. В целом, он почти справился, только один раз до крови царапнув руку торчащим куском проволоки и тут же ужаснувшись возможности заразиться столбняком. Оказавшись на безопасной стороне, Каспбрак хотел перевести дух, но девушка настойчиво потянула его за локоть: — Пойдём быстрее, там передохнёшь! Только пригибайся, как я, пока не спустимся. Страдальчески вздохнув и кинув боязливый взгляд назад, Эдди послушно последовал за спасительницей. У него уже не оставалось сомнений, что мелькнувшие за тем сухим кустом рыжие волосы принадлежали именно ей. Раз уж она смогла выбраться и остаться непойманной, то определённо должна знать местность как свои пять пальцев. И тех хулиганов тоже. Вопреки ожиданиям Эдди, девушка не остановилась, когда они оказались на берегу Кендускига, а потащила астматика дальше, вдоль бурлящей реки, поминутно оглядываясь на вершину холма. Они шли так быстрым шагом около пяти минут, и Каспбрак всё не решался заговорить, следуя за своей проводницей. Как бы она не завела его ещё куда-нибудь... Девушка вдруг остановилась и резко направилась прямо к воде. Дав Эдди знак делать то же самое, она поставила ногу на ближайший выступающий из воды камень, потом на другой, и вскоре перебралась на противоположный берег. Каспбрак не был настолько уверен в своих способностях, поэтому шлёпнулся в воду целых два раза за две минуты, не удержавшись на скользких камнях. Девушка, однако, не рассмеялась, настороженно глядя на холм – очевидно, опасалась погони. Окончательно остановилась она, только когда они покинули берег и оказались в плотном окружении деревьев, кустов и прочей растительности. Запыхавшийся Эдди плюхнулся на ближайший камень, уперевшись локтями в собственные колени и лихорадочно вытаскивая из кармана ингалятор. Глядя, как он впрыскивает лекарство себе в рот, девушка наконец заговорила: — Ну, несчастный, и что ты там делал? Эдди поднял глаза и встретился с её светло-голубыми, смотрящими строго и выжидающе. — Н-ничего, — пожал плечами он. — Просто слонялся по окрестностям, а тут они... — Я тебя раньше не видела, — перебила его девушка. — Где ты живёшь? — Уэст Бродвей. Мы с мамой только в начале мая переехали. — Уэст Бродвей? А Грету Боуи уже знаешь? — Кого?.. — Вот и хорошо, и не надо. Она из таких же, — девушка кивнула в сторону, откуда они пришли. — Так, понятно... Приезжий, значит. А откуда ты? — Бостон. — Ого! Это что же должно было случиться, чтобы вы оказались в Дерри? — Мамина патофобия*. — Ясно, — девушка, похоже, закончила допрос, и её лицо из строгого вдруг превратилось в добродушное. — Что ж, здравствуй! Я Беверли, — улыбнулась она и стала ещё красивее. — Беверли Марш. — Эдди Каспбрак, — астматик пожал ей руку, восхищённо глядя в голубые глаза и тоже с готовностью улыбаясь. — Спасибо, что спасла. — Пустяки, — отмахнулась Беверли. — Я этих ублюдков давно знаю, свалка – их любимое место. Как тебе то, что они делали, а? Марш откровенно веселилась, хотя Эдди вспоминать об увиденном было совсем не смешно. — Отвратительно, — поморщился он. — Согласна. Бауэрс и Хокстеттер – местные психопаты, их все боятся, даже полиция не справляется. Отец Генри – шериф, так что ему всё сходит с рук. А Патрик – живодёр, — Беверли вдруг посерьёзнела. — С ними действительно лучше не связываться, если хочешь жить. А вот Хаггинс и Крисс – сопляки: один рыгнёт, другой обзовёт, ударит, может быть, – но большего можно не ждать. — А Тозиер? — вдруг встрепенулся Эдди. — Что он с ними делает? Марш ответила не сразу, как-то резко помрачнев. Сев на камень рядом с Каспбраком, она внимательно на него посмотрела: — Звучит так, будто ты его знаешь. — Я не уверен, но... мне кажется, что знаю. Можешь рассказать про него? — Ну... Он не всегда здесь жил. Переехал, когда ему было восемь. Пошёл в нашу школу, попал в мой класс... Дружил с нами какое-то время... А потом... Пару лет назад... В общем, переметнулся к Бауэрсу. — Как? Прямо вот так взял и переметнулся? — Почему тебе это так интересно? — прищурилась Марш. — А имя? — пропустив вопрос мимо ушей, продолжал допытываться Каспбрак. — Его не Ричи зовут? Беверли смерила его удивлённым взглядом. — Ричи... — утвердительно протянула она. — Так... Значит так, теперь ты должен мне рассказать, откуда ты знаешь его. Эдди невесело посмотрел на неё. Что он мог сказать? — Повесь свою сумку на крючок, пожалуйста, мне не пройти... — А что, ножки короткие перешагнуть? — ослепительно улыбнулся кучерявый малыш-брюнет, развалившийся за партой. — Нет, — обиженно надул губы пятилетний Эдди. — Но она мешает и остальным тоже! Кудрявый закатил глаза и демонстративно повесил свой рюкзачок с Бэтменом на крючок. Каспбрак гордо протопал мимо него с видом победителя, но почти сразу грохнулся на пол. Повернувшись, малыш увидел вытянутую ногу наглого мальчишки, и по его щеке скатилась слеза обиды. — Ты чего, я же пошутил! — вдруг сполз со стула и присел рядом с ним кудрявый; лицо его выражало беспокойство. — Ну извини! Эдди хмуро смерил его обиженным взглядом. Брюнет поднялся и протянул руку, которую малыш с неохотой принял и, встав на ноги, тут же вырвал из цепкой хватки. Кудрявый виновато улыбнулся. — Извини, — повторил он и вдруг быстро обнял опешившего Каспбрака. — Я не хотел тебя обижать. Мама говорит, я говорю и делаю прежде, чем думаю. — Дурак, — пробубнил ему в плечо Эдди, но уже беззлобно. — Я Ричи, — радостно сообщил кудрявый, когда Каспбрак плюхнулся за парту рядом с ним. — Тозиер, — уточнил он, вспомнив, что папа всегда называет свою фамилию, когда знакомится. — А я Эдди, — отозвался Эдди. — Каспбрак, — добавил он, вспомнив то же самое про свою родительницу. — Будем знакомы, Эдди-спагетти, — подмигнул ему Ричи, и оба уставились на учительницу, как раз вошедшую в класс. — А Ричи из Бостона переехал, не знаешь? — задал ещё один вопрос Каспбрак, взглянув на Беверли. — Да, оттуда, — кивнула Марш, всё ещё выжидающе глядя на него. — Вот ведь блин... — запустил руку в волосы Эдди, уставившись себе под ноги. — Что ж с ним случилось... — Ты всё ещё не рассказал, откуда его знаешь, — напомнила девушка, нагнувшись, чтобы посмотреть ему в лицо. — А... да, — астматик сглотнул. — Мы дружили в детстве. Познакомились в пять лет, когда пошли в школу. Потом стали лучшими друзьями, а потом... потом он уехал, но мама не сказала мне, куда – говорила, что я маленький и всё равно не пойму. Я много плакал, — зачем-то добавил он. — Это ведь нормально, учитывая, что мне было восемь? — Эдди с детской робостью и смущением взглянул на собеседницу. — Да... да, пожалуй, — сочувствующе улыбнулась Беверли, но почти сразу стала серьёзной. — Значит, он был твоим другом? — Да, лучшим, — кивнул Каспбрак, уставившись себе под ноги. — Понимаешь, он всегда был таким... таким... Я хочу сказать, что он точно бы не встал на сторону хулиганов. Поэтому я и не могу поверить, что только что видел его с ними. Ещё и ты говоришь... — А он тебя сейчас узнал? — перебила Марш, отчего-то схватив Эдди за плечо; то самое, за которое держал его Тозиер. — Н-нет, по-моему... Я только успел произнести его имя, и он, вроде, удивился... А дальше – сама знаешь... — Но, ты думаешь, он узнал бы тебя? — с волнением допытывалась Беверли. — Если бы вы поговорили? — Не знаю. Да где уж тут говорить, если он с ними. — Да... — протянула Марш, явно не услышав его реплики и что-то усиленно обдумывая. — Что ж, из школы ты пока никого не знаешь – думаю, я могу познакомить тебя кое с кем. Тут недалеко, — она встала на ноги; Эдди сделал то же. — Мне кажется, ты вольёшься в нашу компанию, — Беверли снова улыбнулась, обнажив ровные белые зубы, и Каспбрак в очередной раз подумал, что никого красивее не видел. — Идём. Они пошли дальше в чащу и не останавливались около десяти минут. По дороге Эдди разговорился, но всё больше потому, что Беверли непрестанно расспрашивала его о недолгой дружбе с Тозиером, Бостоне и взглядах на жизнь вообще, изредка только вставляя факты о себе самой. — Ну, вот мы и на месте, — наконец объявила она. Они стояли на небольшой открытой площадке, не очень ровно выложенной большими плоскими камнями. В дальнем краю площадки виделась квадратная деревянная дверь наподобие тех, которое ведут в погреб или подвал; только эта, судя по всему, вела в какое-то подземелье. В середине импровизированной площади маленькими камнями было выложено пространство для костра, а вокруг него лежали четыре бревна, служащие сиденьями. На двух из них сидели трое юношей, вскинувших головы, как только Беверли и Эдди вступили на площадку. — К-кто это? — обратился к Марш один из них, изящный, с прямыми каштановыми волосами и приветливым лицом. — Сейчас, секунду, — улыбнулась ему девушка. — Майк! Майк, ты где? Из подземелья сначала показалась голова, а затем и тело крепкого чернокожего парня, держащего в руках тощую вязанку хвороста. — Похоже, у нас намечается новый член? — улыбнулся один из юношей на бревне, рослый, на вид сильный – короче, такой, какими становятся бывшие в детстве толстыми мальчики. — Я Бен, — добродушно кивнул он Эдди. — Эдди, — улыбнулся ему в ответ астматик, но Беверли почти тут же его перебила: — Нет, подожди, дай я тебя нормально представлю! Ребята, это Эдди; я только что спасла его от банды Бауэрса. Эдди, это Билл, Стэн, Бен и Майк. Каспбрак пожал руки всем по очереди. — Спасла от Бауэрса, говоришь? — усмехнулся кудрявый Стэн и посмотрел на Эдди. — Что ж, добро пожаловать в Клуб Неудачников. *** — Т-так что т-ты п-планируешь делать? — вырвал Эдди из раздумий голос Билла. — Да не знаю, — расстроенно махнул рукой Каспбрак. — В данный момент – продолжать прятаться. Кстати, спасибо за велик: он только что буквально спас мне жизнь. — С-смотри, б-береги его, — ревностно, но добродушно пригрозил ему Билл. — Такого, к-как "Сильвер", б-больше нигде н-нет. — Знаю, знаю, — улыбнулся Эдди. — И всё-таки, как мне заявиться завтра в школу так, чтобы не встретиться с Генри?... — Д-думаю, п-придётся п-принять неизбежное: он в-всё равно т-тебя найдёт, рано или п-поздно. — Спасибо за поддержку, — проворчал Эдди, встал и подошёл к окну. — Как думаешь, они уже проехали? Ферма, где жил Генри, находилась вниз по Витчем-стрит, в пятнадцати минутах от дома Денбро; там же, недалеко, была и ферма деда Майка Хэнлона. — Н-насколько ты от них от-оторвался? — Не знаю. Времени смотреть назад у меня, знаешь ли, было не много. — Ох, Эдди-Эдди, — только и сказал Билл и вдруг закашлялся. — Ой, ты ведь болеешь! — как будто очнулся Каспбрак и тут же напрягся всем телом. — Это заразно? — С-спасибо, что с-спросил, как м-моё самочувствие, — скептически проговорил Денбро. — Ч-чувствую я себя фигово. Но это, в-вроде как, п-просто п-простуда. — Просто простуда?! Да ты знаешь, сколько видов... — И т-ты ещё с таким ос-осуждающим в-видом говорил, ч-что у т-твоей мамы п-патофобия, — усмехнулся Билл. — Ладно, прости, — Эдди устало потёр виски. — Наверное, мне пора. — С-смотри, б-будь осторожнее на Уэст Б-Бродвей, — предупредил Денбро. — Они м-могли з-заехать к Г-грете. — Или ждать меня около моего дома, — с печальным сарказмом добавил Эдди. — Ладно, спасибо, Билл, поправляйся. Увидимся! — П-пока, Эдди. *** Прошло уже несколько месяцев с момента, когда Эдди познакомился с Неудачниками, или, как они себя иногда называли, лузерами. Впрочем, от лузерства осталось одно название: ребята выросли, и никто уже давно их не травил так, как в детстве. Беверли считалась школьной красавицей, которой, правда, завидовали и пытались насолить (особенно Грета Боуи) многие девочки; заика-Билл слыл умным и приятным собеседником, чья внешность нередко пленяла представительниц женского пола; сдержанность Стэна – кудрявого, аккуратного, сероглазого еврея (которого, правда, многие считали занудой) – сводила с ума определённый круг дамочек, вечно ходивших своей стайкой; Бен, бывший в детстве толстым и неуклюжим, давно приобрёл себе новую репутацию привлекательного игрока в лакросс, имеющего особый талант к архитектуре; Майк же метил в капитаны той же команды по лакроссу, что уже говорит само за себя. Всем им было по шестнадцать-семнадцать лет, и всем, как и Эдди, оставалось отмотать в школе два года. Познакомившись с ними в июле в том Подземном клубе, спроектированном лично Беном, Каспбрак быстро влился в компанию и просто не мог представить, что у таких классных ребят могут быть враги. Но бывают в жизни исключения: враги у Неудачников были. И не только у них – этих типов можно было назвать врагами всего Дерри, потому что все, от детей до взрослых, невольно ускоряли шаг, когда на улицах появлялся Генри Бауэрс со своей шайкой. Сын шерифа не боялся никого, кроме своего отца, следы от побоев которого он до сих пор прятал под модными майками, оголяющими его накаченные от работы на ферме руки. Ездил он не только на велике, но и на красном кабриолете, принадлежащему сыну мэра города Виктору Криссу и негласно "передаренном" Бауэрсу самим же Виктором в знак преданности (или подлизывания). В школе Генри был настоящей грозой. Каждый знал: если ты не дашь списать, не уступишь место, не отдашь деньги или хоть что-то скажешь не так, то будешь жестоко избит в страшном месте – свалке, куда тебя загонят, как антилопу. Если же ты особо провинишься, то будешь отдан в лапы Патрику Хокстеттеру, чего не желал никто без исключения. Беверли говорила, что Патрик как будто покрыт слизью – такое отвращение вызывал он у каждого, кто его видел. Многие знали, что он живодёр, но никто не хотел знать, как именно он убивает животных. Ещё меньше все хотели знать, какой кайф он ловит, глядя, как гибнут от удушья кошки, собаки, запертые в старом холодильнике всё на той же свалке, и как ему нравится вдыхать запах трупов. Ещё одной загадкой Патрика являлась его ориентация: многие подозревали его в гомосексуализме, но даже самые ярые гомофобы (коими являлось почти всё население Дерри) не решались переходить ему дорогу. Тут работала смешная правда: если не хочешь бояться ночных маньяков, будь страшнее них. Остальная часть банды Бауэрса была безобиднее своих главарей. Реджинальд – чаще Белч или Рыгало – Хаггинс был обычным толстяком-мудилой, которые находятся в каждой школе. Его "суперспособностью" было умение громко и отвратительно рыгать прямо в лицо жертвам. Довольно комичную пару ему составлял Виктор Крисс – тощий мальчишка с пепельными волосами и водянистыми голубыми глазами, таскавший армейские сапоги и большие рубашки. Он способностями не обладал, но являлся избалованным сыном мэра, что было полезно Генри, вершившему с возрастом всё более тяжкие преступления. Третий же – Ричард Тозиер – как уже известно, присоединился к шайке недавно. Никто не знал, почему весёлый, беззлобный балабол с помойкой вместо рта, известный член клуба Неудачников, любимец учителей, вдруг стал угрюмым подростком, хладнокровно наблюдающим, как Генри избивает очередную жертву. Он занимал особое место в банде – всем казалось, что у него какая-то договорённость с Генри, что, впрочем, могло быть и неправдой. А возможно, его просто запугали, хотя никто не мог представить, как можно запугать такого клоуна, как Ричи Тозиер. Но факт оставался фактом: он был в банде и нередко сам марал руки. И, что самое странное и, наверное, страшное – он почти всегда молчал. Никто, однако, не лез во взаимоотношения шайки между собой, предпочитая благоразумно проходить мимо, пока не получил по шее. Этого не делал только один человек: Эдди Каспбрак, который после той встречи на свалке быстро стал любимой мишенью Генри. Остаток лета Эдди удавалось избегать Бауэрса с помощью Неудачников. Но потом наступил сентябрь, и скрыться от Генри в школе было уже невозможно. Тогда-то астматик и избрал тактику, которую как-то раз в шутку предложил Стэн: лучшая защита – это нападение. Поэтому в первый же день, встретив Бауэрса в коридоре, Каспбрак смерил его таким взглядом, что сам испугался собственной дерзости. Конечно, он потом отхватил за это в туалете, вернувшись на урок с кровоподтёком на скуле, но это были только цветочки. Генри желал расправы за увиденное в июле – это было ясно как день, но Эдди быстро смекнул, что этим же его можно и шантажировать. Бауэрс явно боялся быть замеченным в голубизне и готов был порвать любого, кто его заподозрит в этом. Поэтому Каспбрак, как только его снова поймали в коридоре с обещанием найти после уроков, скороговоркой протараторил довольно жалкую, но вескую угрозу рассказать всем, что он видел. "Ты этого не сделаешь!", — брызжа слюной, самоуверенно проговорил тогда Бауэрс, на что Эдди развернулся к глазевшим на них людям и крикнул: "А вы знаете, что Г...", — но его быстро заткнули, заехав кулаком в челюсть. Своего, однако, Эдди добился: Генри побывал у директора за побои и его отстранили от учёбы на три дня, а астматик понял, что Бауэрс не так непобедим, как кажется. Но он немного ошибся: его вскоре избили за школой, и если бы не подоспевшие Неудачники, Эдди кончил бы в больнице. — Эдди, это г-глупо и б-бесполезно! — втолковывал ему Билл. — Т-ты только с-сделаешь себе х-хуже! К-когда-нибудь их т-терпение лопнет! Он оказался прав: за астматиком стали охотиться после уроков, и теперь их намерения вряд ли ограничивались одними побоями. Генри явно решил основательно запугать Эдди и подчинить его себе, как всех. Но Каспбрак, то ли из-за глупости, то ли из-за безрассудной храбрости продолжал дразнить его своей непокорностью, дерзко отвечая на все подколы и провокации. Он ощущал какое-то новое чувство, которого никогда не испытывал ранее; это была смесь страха, отчаянной решительности и азарта. Постоянные побои, конечно, доставляли забот – их нужно было пытаться как-то скрывать от матери – но Эдди твёрдо решил, что сам со всем разберётся. Ещё одной причиной этого безрассудства был Ричи: у астматика никак не укладывалось в голове, что его бывший друг теперь хулиган, замешанный чуть ли не в криминале. Эдди его откровенно не узнавал: конечно, прошло много лет, да и дружили они всего ничего, но Каспбрак успел достаточно его изучить, чтобы заметить кардинальные перемены, произошедшие с бывшим другом. Сам же Ричард как будто его не узнавал – даже не подавал виду, что когда-то был знаком с этим наглым астматиком. Более того: он гонялся за ним так же, как остальные, травил его так же, как остальные, и делал то же, что и остальные, за исключением одного: он молчал. И никогда не встречался с Эдди глазами. Одним словом, он олицетворял собой равнодушие и хладнокровие, что ещё больше раззадоривало Каспбрака и провоцировало его на новые стычки. Так всё и шло: Ричи провоцировал Эдди, а Эдди провоцировал Генри. Более глупой ситуации не придумаешь. Вообще, астматику так и не удалось много узнать о времени, когда Тозиер ещё был с компанией лузеров. Всё, что ему было известно, это то, что Ричи состоял в клубе. А потом перестал. И несмотря на то, что теперь шла уже середина октября и что Эдди давно воспринимался Неудачниками как свой, от разговоров о Ричи они почему-то всё время уклонялись. Изредка только Каспбрак замечал их, таинственно перешептывающихся с серьёзными лицами или беспокойно поглядывающих на Тозиера в школе. Один раз астматику удалось подслушать короткий разговор Беверли и Билла, когда они отошли от общего костра возле Подземного клуба где-то в середине августа. — Т-ты ведь б-была там, — шептал Денбро. — Как он? — Так же, как и всегда, — пожимала плечами Марш. — Жалко смотреть. Честно, я не могу видеть, как они гнут его под себя. Быть у Генри на побегушках – разве об этом он мечтал два года назад? — Т-ты знаешь об-обстоятельства, — серьёзно возражал Билл, на что Беверли только раздражённо закрывала глаза. Большего Эдди не услышал, потому что друзья, заметив, что он навострил уши, отошли подальше. Билл и Беверли, по мнению Каспбрака, выглядели как благородный рыцарь и прекрасная дама и вообще были идеальной парой. Такой же идеальной, как и Бен и Беверли, Майк и Беверли... ну, и так далее. Девушка прекрасно сочеталась с каждым из Неудачников. Не то что бы Эдди думал о ней, как о вещи – разумеется, нет – просто она была единственной представительницей женского пола в компании, и астматику часто казалось, что парни тайно вздыхают по ней – Билл и Бен в особенности. Майк и Эдди почти не претендовали: Хэнлон уважал друзей, а Каспбрак просто не мог представить, что может кому-то понравиться, когда рядом есть Денбро и Хэнском. Единственным, кто не заглядывал Беверли в рот и не смотрел на неё влюблёнными глазами, был Стэнли Урис. Этот парень вообще казался астматику сплошной загадкой. Чрезвычайно умный, чистоплотный, аккуратный, несколько педантичный Стэн никогда не кричал, не ругался, а был выдержан и спокоен. Он смеялся вместе со всеми, часто улыбался, но Эдди почему-то казалось, что все эти улыбки не совсем искренни. Урис был евреем – его отец служил в синагоге – и соблюдал большую часть правил иудаизма, чтобы не расстраивать отца, хотя сам не так уж сильно верил в Бога. Эдди не знал, правильно ли это, но осуждать друга не хотел. Стэн также не обращал ровно никакого внимания на взирающих на него с надеждой воздыхательниц – группу девочек-заучек на год младше, логовом которых была школьная библиотека. Вздыхали они, наверное, потому, что Стэнли, во-первых, был действительно красивым, а во-вторых – у него был козырь: шикарные кудрявые волосы, аккуратно лежащие на его ухоженной голове. Они весьма сильно контрастировали с гнездом смоляных кудрей Тозиера, когда парни случайно пересекались в коридоре. Их вообще можно было во многом сравнивать: две противоположности, не замечающие друг друга. Почему – Эдди не знал. Слышал только, что Стэну прилично доставалось от Бауэрса год или два назад. Одним словом, Урис составлял собой одну большую загадку, которую Каспбраку – вообще непонятно почему – ужасно хотелось разгадать. В общем, примерно так обстояли дела на момент, когда Эдди в середине октября изо всех сил гнал на любезно предложенном Биллом неделю назад "Сильвере" к себе домой, пугливо озираясь по сторонам. Ему везло: Бауэрса поблизости не наблюдалось. Каспбрак без происшествий проехал остаток Витчем-стрит, с замершим сердцем, но так никого и не встретив, свернул на Уэст Бродвей и наконец остановился на середине улицы возле низенького решетчатого забора с калиткой, бесполезного предназначения которых он никогда не понимал. Остаток дня Эдди провёл дома, сидя за учебниками. Он уже успел произвести на учителей хорошее впечатление, поэтому старался поддерживать его, выполняя всю домашнюю работу, хотя было жутко лень. В Пустошь он решил сегодня не ехать, сочтя более благоразумным решением отсидеться в безопасном месте, пока Генри не успокоится. К вечеру у него уже начинали слипаться глаза, буквы мешались перед глазами и смысл прочитанного решительно не хотел проникать в мозг. Впрочем, Каспбрак и так сделал много – эссе по английской литературе вообще мало кто пишет, так что мисс Стоун в любом случае будет довольна. С чистой совестью захлопнув книгу, Эдди спустился в гостиную, надеясь выйти на улицу немного подышать. — Эддичка, — остановила его мать, когда астматик уже почти миновал вход в гостиную. — Ты опять весь день просидел в комнате? — Я проветривал. — Эдди, ну сколько раз говорить, — строго посмотрела на него из-под очков Соня. — Свежий воздух необходим, особенно с твоей астмой. Я ценю твоё усердие в школе, но о здоровье тоже надо заботиться... — Я как раз на улицу и шёл, — нетерпеливо перебил Каспбрак, не желая выслушивать очередную нотацию. — Можно я уже пойду? — Ты стал очень груб, Эдди, — холодным тоном заметила миссис Каспбрак, отворачиваясь от сына. — И это после всего, что я для тебя сделала... Каспбрак ненавидел, когда мать начинала так говорить. Это неизменно вызывало в нём жалость, вину и чувство несправедливости. Вообще-то, это Соня внушила ему ещё в возрасте семи лет, что он страдает астмой, и, как результат, Эдди и начал ею страдать. Мать, похоже, так не считала, свято веря, что сын действительно болен. Конечно, если сравнивать её опеку сейчас и девять лет назад, то Каспбрак добился относительного успеха, заполучив толику долгожданной свободы. Колледж ему буквально снился – так хотелось поскорее покинуть этот тошнотворно чистый дом, где заботятся только о физическом здоровье, а не о чувствах, справедливости и вообще чём-то духовном. Поэтому единственным средством подавить в себе это чувство и прервать давление на жалость матери было: — Прости, мам, я правда устал, — и поскорее ретироваться, что Эдди и сделал. Всё ещё перегруженный тяжёлыми мыслями, Каспбрак вышел в садик перед домом, где рос один-единственный дуб, оставленный как "источник кислорода", и плюхнулся на скамейку под окном. В Дерри темнело рано, особенно осенью, поэтому сумерки уже давно опустились на город, делая всё таинственным и жутким. — Девять часов, а ты всё ещё не спишь? Не узнаю прежнего пай-мальчика. Эдди аж подпрыгнул на месте, услышав негромкий голос со стороны дуба. Приглядевшись, он увидел тёмный силуэт, прислонившийся к стволу, руки в карманы. Под деревом стоял Ричи.