Как умеет любить хулиган

— Ричи, мы опоздаем на заселение, шевелись давай! Эдди Каспбрак стоял на крыльце своего дома и нетерпеливо теребил лямку рюкзака. Он и Ричи сегодня покидали Дерри: они оба поступили в Бостонский университет, и теперь ехали туда учиться и, как они надеялись, начинать новую жизнь. — Подожди, Спагетти, мне только гитара осталась… Они так и не рассказали родителям, что встречаются. В ту роковую новогоднюю ночь Виктор Крисс всё-таки сумел добежать до телефона: в праздник дежурил один-единственный офицер (видимо, холостой), так что наряд выслали – хоть и с опозданием, но выслали. Генри Бауэрс в этот же день был транспортирован в психиатрическую больницу Портленда (убийство друга окончательно уничтожило его психику), а Криссу и Хаггинсу ещё предстояло судебное разбирательство. Ричи и Эдди тоже несколько дней провели в госпитале; за это время их навестили Неудачники, и произошло великое примирение Тозиера с лузерами. Собственно, как было не простить человека, без колебаний ринувшегося в огонь аж целых два раза, чтобы спасти своего возлюбленного? Дела постепенно стали налаживаться: Каспбрак и Тозиер теперь могли беспрепятственно встречаться (разве что не афишируя это на публике); сам Ричи под влиянием своего парня начал незаметно меняться, превращаясь обратно в “себя до шайки Бауэрса”, что не могло не радовать членов увеличившегося клуба Неудачников. Дабы больше не завираться перед родителями, Тозиер действительно собрал музыкальную группу, и она быстро набрала популярность в школе. Каспбрака просто распирало от гордости, когда Ричи отжигал на сцене на вечеринках, и даже директор на вручении аттестатов не преминул отметить успехи кудрявого в творчестве. У Бена и Беверли всё шло как нельзя лучше: никто не сомневался, что в будущем они станут прекрасной семейной парой. Билл и Стэн поступили в колледжи в одном городе и планировали видеться каждый день. Майк таки вывел свои отношения с Салли Мюллер на должный уровень: всё-таки, мало кто откажет капитану команды по лакроссу; плюс ко всему, она расплевалась с Гретой Боуи и теперь была свободна. Грету же, которую Тозиер в последний год попросту игнорировал, после окончания школы родители увезли в Нью-Йорк: её отцу предложили там работу, так что никто её больше не видел в Дерри. Одним словом, у всех начиналась новая жизнь за пределами захолустного городка в штате Мэн, где царили равнодушие, гомофобия и расизм. — Эдс, подержи! Не успел Каспбрак недовольно возразить, как ему в руки приземлился неподъёмный рюкзак, под тяжестью которого у астматика даже подогнулись колени. — Ты чего туда напихал? — Только самое необходимое! — жизнерадостно ответил Ричи, засовывая в багажник подаренного отцом на восемнадцатилетие автомобиля чемоданы. — Зато вот у тебя чемодан проломит дно в моей машине: плоек ты туда, что ли, напихал… — Ричи! — Ладно, ладно, принцесса, не кипятись, я же любя. Возьмём мы твои плойки… — Рич! Через полчаса все вещи наконец были уложены; наступило время прощаний. Ричи и Эдди уезжали в университет первыми, так что проводить их пришли все Неудачники. — Ну, парни, удачи вам! — пожал руки и хлопнул их по плечам Майк. — Увидимся на каникулах! — по очереди обняли их Бен и Беверли. — Пока, Большой Билл! — Тозиер по-дружески хлопнул Денбро по спине, как только тот закончил прощаться с Эдди. — До встречи, Балабол, — улыбнулся тот. — До свидания, Ричи, — Стэн, как самый чинный из всех, предпочёл объятиям сухое мужское рукопожатие, но Тозиер насильно притянул его к себе и крепко обнял: — Пока, Стэн! Спасибо тебе за всё, — шепнул ему на ухо он, и Урис немного печально улыбнулся; но печаль эта была светлая. Когда прощания с друзьями и родителями закончились, парни наконец сели в машину. Дерри был маленьким: для достижения границы требовалось всего пятнадцать минут. Когда они проезжали табличку “Счастливого пути! Приезжайте снова”, Ричи несколько задумчиво произнёс: — Знаешь, у меня чувство, будто я не уезжаю из дома, а возвращаюсь домой. — У меня тоже, — согласился Эдди. — Домой в Бостон. Перед ними простиралась дорога и бескрайнее голубое августовское небо. “Такое же голубое, как моя ориентация”, — прокомментировал бы Ричи. Каспбрак посмотрел на своего парня: неделю назад Тозиер снова надел свои огромные очки (от линз у него стали уставать глаза); чёрную кожанку он давно заменил на цветастые рубашки, да и весь его вид стал опрятнее (благодаря Эдди, конечно же). Неизменными оставались только смоляные кудри, веснушки и острый язык. — Эдс, а ты только плойки взял, или утюжок тоже? А то я всё думаю, будет ли мне хорошо с прямыми… — Ричи!

~

Заметался пожар голубой, Позабылись родимые дали. В первый раз я запел про любовь, В первый раз отрекаюсь скандалить. Был я весь – как запущенный сад, Был на женщин и зелие падкий. Разонравилось пить и плясать И терять свою жизнь без оглядки. Мне бы только смотреть на тебя, Видеть глаз злато-карий омут, И чтоб, прошлое не любя, Ты уйти не смог к другому. Поступь нежная, легкий стан, Если б знал ты сердцем упорным, Как умеет любить хулиган, Как умеет он быть покорным. Я б навеки забыл кабаки И стихи бы писать забросил, Только б тонко касаться руки И волос твоих цветом в осень. Я б навеки пошел за тобой Хоть в свои, хоть в чужие дали... В первый раз я запел про любовь, В первый раз отрекаюсь скандалить.