mortem

Тайлер смотрит на свое отражение в зеркале слишком придирчиво. Худые впалые щеки, слишком тонкие пальцы, блеклые глаза. Волосы потускнели и превратились в гребанную солому. Джозеф пшикает на них из какого-то флакона сестры, чтобы хоть как-то уложить. Ради Джоша он сегодня будет выглядеть идеально. Мама сидит сзади, крепко сжав в своей руке ладонь Зака. У нее красные опухшие глаза и фальшиво ласковый голос. — Малыш, поправь костюм. И галстук вывернулся сзади. — Мам, — раздражённо поправляет Тайлер, — я еще не сдох. Сегодня должен быть самый счастливый день в моей жизни и, клянусь, если ты испортишь праздник, я не поленюсь выпроводить собственную мать со своей же свадьбы, хорошо? Сегодня он выходит замуж. Официально, помпезно, со всеми традициями, огромным тортом, танцами. За единственного человека, которого по-настоящему любит. Они с Джошем вместе уже четыре года, со времен колледжа, и Тай уже тогда знал, что Дан — его единственный. Всё в этом парне было слишком идеально подходящим Тайлеру, атом к атому. Четыре года же. Самое счастливое время его жизни. Мама смотрит на него через зеркало, и в её лице нет ни тени обиды. Она молча встаёт и поправляет его внешний вид сама. — Ты такой красивый сегодня, — сдерживая рыдания где-то в гортани, выдаёт она. Тайлер улыбается. — Да, спасибо. Мэдди замазала мне лицо тональным кремом, так что я выгляжу лучше, чем обычно. На фото получусь прекрасно. Мама не сдерживается и кидается на него с крепчайшими объятиями. — Тайлер, — скулит она у сына на плече. — Господи, Тайлер… — Мам, прошу, — говорит он, но не отстраняется, — не порти свой макияж. Ты тоже отлично выглядишь. — Иди к черту, идиот. — Она поднимает заплаканное лицо и берет щеки Тайлера в свои руки. — Я люблю тебя, малыш. — Я тоже люблю тебя, мам, — сдаётся он, — но ты же знаешь, ради чего всё это. Джош. Просто… будь сильной ради меня. А я буду сильным ради него. Тайлер видит, как мама буквально насильно сжимает в себе рыдания и, напоследок нежно проведя пальцами по шее сына, отворачивается и отходит. Он прикрывает глаза. Нет, чертова головная боль. Отъебись. — Тай, таблетки, — напоминает Зак.  — Уж что испортит этот день, так это ты, блюющий на священный алтарь своей кровью, — поникшим тоном говорит брат. — И то верно, — соглашается Тайлер и лезет в карман пиджака за своей коробочкой. Нет, чертова опухоль, ты не сорвёшь сегодняшний день. — Знаете, — отвлекаясь, бормочет Тайлер, скорее, чтобы успокоить самого себя, — не понимаю, психосоматика — это или самовнушение, или это одно и то же, но сегодня я чувствую себя буквально здоровым. Даже голова не болит. Типа, серьезно, вообще ничего не болит. Я готов танцевать и что угодно, на самом деле. Он запивает четыре таблетки водой и понимает, что на самом деле скривил душой. Его ужасно тошнит, тело буквально выворачивает органы наружу. Ну же, ебаная опухоль, остался месяц. Ты не испортишь сегодняшний долгожданный день. Чтобы успокоиться, Тайлер прокручивает в голове то, на чем действительно стоит сконцентрироваться сегодня. Джош. Его прекрасный бойфренд, лучшее, что есть у него в жизни. Свет в конце этого туннеля. Джозеф прикрывает глаза снова, чтобы привести в порядок свои мысли, но висок порядком долбит. Сбивает. Он напрягается. Прости, Джош, я умираю. Ты ничего с этим не сделаешь. Сначала Тайлер правда скрывал, как мог. Прошел первую химию втайне от своего парня, прикрывая истинную причину какими-то левыми отмазками, солгал про болезни поджелудочной, чтобы оправдать тошноту и слабость. Думал, скажет, когда настанет ремиссия. Полгода, как-никак, прошли более-менее ровно: Тай блевал, лгал, колол эту хуйню в тело, химию, мучился головными болями, снова лгал. Любил Джоша каждый день всё сильнее. Потом настала долгожданная ремиссия, Тайлер, счастливый, как щенок, всё выложил Дану в тот же вечер. У них есть будущее. Господи, он будет жить! Джош не понял, потом понял, разозлился, расстроился, испугался, потом все же возрадовался, и все за один час. Они были счастливыми. Они были самыми чертовски счастливыми на этой планете. Тайлер помнит этот день, и никакая опухоль-хуепухоль этого не отнимет. Шли гроза и дождь, сильный, бескомпромиссный, даже для осени нетипичный. Бил по окнам суровыми каплями, затянув небо густыми черными тучами, прогибал ветки деревьев, создавал на улице канавы похлеще венецианских. Тай смотрел в окно и не мог не пугаться того, что бы с ним могло произойти, окажись он на улице прямо сейчас. Джош подошел сзади и включил торшер, будто знал, что все страхи растворятся в мягком свете лампы. А может, дело было даже не в ней. Дан прижал Тайлера к себе со спины, обвивая руками его под ребрами, распространяя между ними тепло. Обыкновенная конвекция. Тайлер в тот момент понял, как сильно он на самом деле замерз. Джош что-то спрашивал о погоде и о том, как Тай себя чувствует. Почему дрожит. Что собирается делать в будущем, не передумал ли по поводу совместных планов. Не хочет ли перейти на здоровое питание. Не хочет ли помимо собаки и кошки завести, к примеру, попугая. Не хочет ли выйти за него замуж. Джозеф замер и переспросил, что он имеет в виду. Тогда Джошуа, не отрывая взгляда от их отражения в темном мутном окне, раскрыл кулак, который лежал у Тайлера под ребром, и показал ему тонкое золотое кольцо. Обычное, действительно тонкое, отражающее свет от торшера мягким блеском. — Не хочешь ли ты, Тайлер Джозеф, — спросил он медленно в самое ухо, — выйти за меня замуж? Голос Джоша дрожал, но оставался твердым. Сейчас Тайлер прокручивает в голове эти моменты и все никак не понимает, неужели Джош действительно ставил перед ним выбор? То есть, он серьезно полагал, что по собственной воле Тайлер хоть когда-нибудь, хоть при каких-нибудь обстоятельствах… ну… отказался бы от него? Не в этой жизни. Даже если ее конец окажется таким скорым и болезненным. — Полчаса до начала, детка, — подаёт сдавленный голос мама, и Тайлер слышит в нём, что она старается не плакать. И делает вид, что ничего не замечает. — Пора надеть танцевальные туфли. Джош сам выбирал одинаковые, но разной расцветки, просто я действительно без понятия, в чем смысл, но он сказал, что это будет круто. Зак улыбается и достаёт коробку сам, отправляя маму к сестре подправлять макияж. Тайлер настаивает, чтобы у всех на ресницах было по ведру туши, чтобы ни одна женщина не смела проронить и слезинки, на что Мэдди саркастично отвечает, что у нее наращенные ресницы и она будет плакать сколько влезет, пока её не выгонят со свадьбы.

***

У Джоша темно-красный галстук, что выглядит совершенно стильно. Джордан не устает хвалить его по этому поводу, внимательно глядя, как брат истратил уже треть тюбика гелевого консилера на свои мешки под глазами. Он не может спать от слова совсем. Лежит ночью и смотрит на Тайлера больным, но абсолютно нежным взглядом. Тай много спит, и, хоть врачи и обещали ещё один месяц, Дан не может прекратить верить в то, что в один день Тайлер просто… не проснётся. На что сам Джозеф отвечает, что это был бы просто верх мечтаний. Джош ложится ему на грудь и прижимается ухом поближе к его сердцу. Слушает, как оно бьётся. Поначалу Тайлер хотел не спать вообще, отшучиваясь, что «в гробу отоспится», за что не раз получал пендель (но ласковый, потому что Джош его любит и потому, что черный юмор стал для них чем-то обыденным). Всё равно лекарства выматывают его слишком сильно, так что он засыпает часов на десять-двенадцать. Постоянно. Каждый день. Дан взял отстранение от работы на несколько месяцев, чудом избежав увольнения, ему даже плевать на деньги. На те, что понадобятся на первое время, когда он будет учиться жить, блядь, без Тайлера. На те, что придётся потратить на… похороны. Джозеф сразу обозначил, чтобы никто даже не пытался затолкать его в деревянный ящик, в смысле, в гроб. Он боится и не хочет этого, так что, нет уж, спасибо, семье придется его сжечь. Джош боится даже самой мысли об этом, но оспаривать одно из последних желаний самого дорогого человека на свете он попросту не может. Второе желание все их близкие и знакомые выполняют прямо сейчас, нарядные и вкусно пахнущие, с максимально фальшивыми улыбками и слезящимися глазами. Тайлер сказал, что хочет успеть отыграть свадьбу прежде, чем уйти. Хочет умереть, будучи мужем Джоша, из-за чего они, опять же, разругались сто раз, но вот он Дан, стоит напротив зеркала в своем смокинге и роскошном бардовом галстуке, и его глаза, за которые Тай когда-то его и полюбил, уже мертвы. — Как я выгляжу? — хрипло интересуется он у Джордана. — Как морская свинка. Джош оборачивается и смотрит на брата своим «ты, блядь, издеваешься» взглядом. — А ты что думал? — оправдывается Джордан. — Выглядишь так, будто тебя вот-вот стошнит твоими же слезными мешками. — Когда-нибудь ты все-таки женишься, и в тот момент ты познаешь всю боль моего мщения, мелкий. — Если ты доживешь до этого момента, — шутит Джордан в ответ. Кажется, он тоже решил перейти на черный юмор, сучонок. — Значит, у тебя есть месяц или около того, — бросает Джош и это заставляет мелкого заткнуться. Джордан боится. Вся семья боится. Джош не знает, чего в нём больше: усталости или обволакивающего разум страха? — Не говори так, — просит Джордан, поправляя свой пиджак шафера, — будто ты и вправду собираешься умереть. Ты же не?.. Джош не смотрит на него. Пользуясь советом сестры, он наносит на лицо немного светлой пудры, чтобы кожа не блестела от пота. Еще Эшли говорила, что нужно нанести на определенные участки лица светлый консилер, но он не стал, ограничившись тем, что по возможности прибрал мешки под глазами. Он и сам не знает ответ на вопрос брата, если уж на то пошло. Потому что он не может себе представить жизнь без Тайлера, он правда без понятия, что придется делать. — Джош? — более настойчиво спрашивает брат. — Ты же не собираешься покончить с собой? — Я что, должен пообещать тебе? — огрызается Джош. — Было бы неплохо. Просто скажи правду, ты же знаешь, что я бы не стал… Это твое решение. Ты мой брат, Джиш, просто скажи. Дан все ещё не отвечает. Они играют самую что ни на есть стандартную свадьбу. С церемонией в ЗАГСе, рестораном, танцами, ведущим — каким-то родственником Тайлера, с менеджером, диджеем, несколькими официантами, кучей еды, огромным клубнично-шоколадным тортом. Тайлер даже может выпить немного шампанского. Джош хотел бы провести медовый месяц, но вряд ли у них в запасе он вообще есть. Тайлер гаснет с каждый днем все больше. — Когда его не станет, — выдавливает из себя Джош, — будет уже неважно, жив я или нет. Джордан поджимает губы.

***

Гости собрались в огромном зале ЗАГСа, нарядные и довольно воодушевленные. Не все из них знают о главной изюминке в головном мозге одного из женихов, так что семья Джозефов решила, что так даже лучше. Для него. Что угодно ради него. Толпа людей после всех возможных обсуждений всей жизни обоих парней стоит в предвкушении праздника, приподнимая общую атмосферу всё выше и выше, к потолку. Джош чувствует это, даже находясь за дверьми. Они решили, что первый в зал выходит он, ну, потому что делал предложение он. А еще потому, что через жалкий месяц он останется единственным из них двоих. Он не видел своего жениха сутки, со вчерашнего вечера. У них были мальчишники, у каждого свой, несмотря на то, как неловко это, должно быть, выглядело, потому что, опять же, такова традиция, а Тай с недавних пор стал пиздец традиционным (во всем, кроме своей сексуальной ориентации, разумеется). Джош напрягается в ожидании. Он прекрасно знает, что ему нужно делать, сейчас вообще главная задача — это не споткнуться, если уж на то пошло. А, ну да. Еще и не расплакаться. Дану сложно, но он справляется. Не думает о Тайлере, как о больном. Не думает о его бледнейшей коже, худобе, о каждом его выблеванном приеме пищи, о нескончаемых таблетках. О мучении во взгляде каждый раз, когда ему приходится поднимать тяжелые веки. Джош всегда искренне любил его тело, но сейчас оно будто изгоняет Тайлера вон, и он это чувствует. Тяжелые дубовые двери открываются перед ним. Около алтаря стоит с одной стороны Джордан, с другой стороны Зак и Джей Джозефы. Все трое смотрят на Джоша с какой-то странной тревогой на лице. Прежде, чем сделать шаг, Дан пялит на свое отражение в зеркале, на случай, если на лице все же снова нарисуются слезы, но этого не происходит, хвала небесам. И он идёт. Все в проходе пялятся на него, хихикают, что-то шепчут друг другу, но Джош не слышит, да и, откровенно говоря, его это не особо интересует. Тай появляется в проходе через минуту и, по правде, Джош не может оторвать от него взгляд. Он прекрасен. Несмотря на худобу, болезненный вид. Зато Джош видит огонь упрямства и уверенность в его блеклых карих глазах даже на расстоянии двадцати с хуем метров. Тайлер идет по проходу твердым шагом в туфлях, которые Джош выбирал сам, и по мере его приближения к алтарю его улыбка становится все шире и ярче. Дан будто снова в него влюбляется, если бы это вообще было возможно — любить его еще сильнее. — Мистер Дан, мистер Джозеф, — привлекает к себе внимание работник ЗАГСа, и они сначала обмениваются улыбками и неоднозначными жестами прежде, чем все же повернуться к нему. Джош не слышит ни слова из всей речи этого индюка, на самом деле, потому что половина его слов — пиздёж. Кроме тех, что про болезнь и здравие. Кроме тех, что выражают обещание любить, пока смерть не разлучит их. — И после, — до болезненного сухо отвечает Дан. Тайлер смотрит на него несколько долгих секунд, позволив себе снять свою фальшивую «все хорошо» маску. Джош не позволяет их взглядам пересечься, потому что тогда он точно не вынесет, слишком больно сжимает сердце там, под крутым бордовым галстуком. — Обещаю, — наконец, отвечает Тайлер. — Властью, данной мне правительством Соединенных Штатов Америки, — торжественно продолжает регистратор, будто и не заметил переломного в жизни обоих парней момента, — объявляю вас мужьями. Кольца. Обручальные кольца Тайлер выбирал сам, из белого золота и с гравировкой, о которой знает только он один, но скоро узнает Джош. Черный аметист, бриллиантовое опыление. Максимум вложенных внутрь чувств, остатки сердца и тех вещей, которые он не успеет сказать. Тай первый тянется к подушке с кольцами, берет то, что правее, аккуратно, будто оно из хрусталя и вот-вот сломается. Как его ебанный мозг. Берет дрожащую руку Дана в свою и максимально аккуратно, погружает в кольцо его палец. Слышит всхлип и поднимает глаза на лицо почти мужа, не сдержавшего ни слез, ни своего обещания. Тайлер поднимает руку и кладёт ее на щеку Дана, стирая большим пальцем слёзы. — Хэй, — шепчет он, но Джош не смотрит на него, только тянется за вторым кольцом и берет руку Тайлера в свою так, будто самый хрупкий и стеклянный здесь он. Джошу плевать, что все смотрят, пялятся, обсуждают его эмоции, ему плевать на смешки в дальних углах и на серые каменные лица родителей. Кольцо немного болтается на пальце Джозефа, но это ничего, да? Все в порядке? — Я люблю тебя, — глотая слезы, шепчет он так, чтобы никто другой не слышал, — я всегда буду тебя любить. Тайлер срывается и прижимает его к себе со всей силы ослабленных опустошённых мышц. Прижимает его голову к своему плечу, тянется на носочках, чтобы пиджак мог впитать слезы, пальцами крепко сжимает его тело. Ну же, детка. Перестань. — Я тоже люблю тебя, — отвечает ему в ухо Тайлер, — именно поэтому ты должен успокоиться, хорошо? Регистратор явно сконфужен и ничего не понимает, но и спорить не горит желанием. — Ваши подписи в акте? — неуверенно говорит он. Тайлер отрывается от Джоша и, напоследок кинув беспокойный взгляд, отворачивается, чтобы расписаться со стороны своей фамилии. Передает ручку Джошу, но тот еле сдерживается, икает, сжимает губы, чтобы не выдать ни звука, отворачивается от гостей, трясет плечами. Секундная слабость. Дайте ему минуту подышать. — С Вами все хорошо? — обеспокоенно спрашивает регистратор. — Это он от счастья, — откликается Тайлер и притягивает Джоша к себе за локоть. — Детка, подпиши. Джош берет себя в руки долго, судя по меркам замедленного времени. Тайлер ещё жив, ладно? Вот он, стоит рядом, счастливый по мере возможности, неловко улыбается. Джош обещал. Пара капель слез срывается с носа Дана на бумагу прямо рядом с его криво размашистой подписью, и слышится облегчённый вздох регистратора, аплодисменты в зале, чьи-то радостные выкрики, музыка, общий гул. Джош слышит только то, как стучит его сердце в тот момент, когда Тай, в смысле, его муж Тай, накрывает его губы своими, сухими и шершавыми.