Реальность создаёт разум

11.

      И этот момент настал. Впервые за все время прибывания в этом мире, у меня был какой-то план. Безумный и страшный в своём исполнении, но всё же план. Похоже, произошедшее со мной нанесло моей психике больше вреда, чем я думала.       С самого начала в этом проклятом месте, я наивно полагала, что смогу справиться с ситуацией. Ведь я знала, как устроен человеческий мозг. Его биохимию и физиологию. Как он оперирует в стрессовых обстоятельствах. Как наша психика реагирует на потерю. И я отлично владела методиками самоуспокоения, самоутешения и придания смысла ситуации. В первые же пару дней я оспорила самые глубинные негативные мысли о своем предполагаемом будущем, развернув в голове катастрофический сценарий.       Помогли ли мне эти знания? Если я хотя б на секунду задумалась над этим вопросом, то посмеялась бы над своей самонадеянностью, а не разрабатывала этот дикий план.        Я знала, что в тот день, в два часа должно было состояться совещание у командора, на котором обязательно будут присутствовать Ханджи и Леви, обычно не спускающие с меня глаз. Лучшего момента мне было не найти.       Я решила не тащить с собой весь рюкзак — если удастся вернуться домой, можно купить новые вещи, а если я разобьюсь, то такие материи и вовсе перестанут меня волновать. Я только распихала по карманам телефон, паспорт, деньги из кошелька и ключи от квартиры. Также захватила свой плеер. Ибо:       А без музыки на миру смерть не красна. А без музыки не хочется пропадать.       Убедившись, что в коридоре никого нет, я выскользнула из комнаты и прокралась в башню. Выйдя на залитую солнцем крышу, я вдохнула полной грудью. Хороший денек для возвращения домой. Или для смерти.       Игнорируя внутренний голос, я надела наушники и включила на полную звук. В голову ворвался трек «Сам». — Я знаю, что я могу достичь, чего я хочу, не сдамся, не отступлю, бой до победы доведу…       Учитывая ситуацию, трек подобрался вполне подходящий.       Нерешительно встав на краю крыши, я глянула вниз, и мой дух захватило от высоты. Мне стало не по себе, и я отступила от края. В этот момент пришло осознание того, на что я решилась. Одно дело — прокручивать подобную ситуацию в голове, и совсем другое — оказаться на краю. Страх смерти — одна из сильнейших человеческих эмоций. И хотя чувство страха в общем у меня сильно сглажено, но я не могла не чувствовать противный холодок, разлившийся в животе. Кого и что ты любишь больше всего в этой жизни? — раздался голос в моей голове. Я люблю родителей, сестру, наших котов, свою машину, свою работу, книги Харуки Мураками, Маркеса и Булгакова, яблоки Гренни Смит, песни The Jezabels и Lord Huron, красную чечевицу, сериалы Netflix, футбольный клуб Барселона, медицину, психологию, биологию, научпоп, печенье Орион чоко пай, стрелять из лука и hiking. Ты хочешь все это снова увидеть? Конечно хочу. А жизнь ты любишь? Жизнь странна и удивительна во всех ее проявлениях. И есть еще столько всего, что я не испытала. Столько всего не сделала. Но тем не менее, я вряд ли смогу жить в этом мире. Я здесь нахожусь чуть более двух месяцев, а уже испытываю чувство такой невероятной усталости и безразличия. Я чувствую, как медленно, но верно мною овладевает ангедония. Мне нужна какая-то цель. И хотя сейчас эта цель ведет к безумию чистой воды, но у меня нет иного выбора.       Я снова ступила на край, и на этот раз мой шаг был твёрд. Двор внизу казался пустым, и я готовилась сделать последнее движение. Но в этот момент из ворот конюшни показался человек в полном снаряжении УПМ. Даже с такого расстояния я узнала капитана Леви. В очередной раз стечение обстоятельств было не на моей стороне, но я не собиралась отступать от задуманного. Я понимала, что никак не могу себя выдать. Самым верным было переждать, пока он не войдет в здание.        Мне пришлось снова сделать шаг назад. При этом солнечный блик отразился от моих часов и проскакал веселым зайчиком по двору. Капитан поднял голову и, увидев меня, замер на месте. Далее мешкать было нельзя! Тебе надо чудо, сделай его сам…       Я повернулась спиной к обрыву и раскинув руки, упала спиной назад. Ощущение полета захватило меня. Этот ни с чем не сравнимый восторг. Помню, в детстве я очень любила качели. Взмывать все выше, чувствуя, как свистит воздух, дух захватывает в груди и хочется смеяться. Мне кажется почему-то, что те, кто кончают жизнь самоубийством прыгая с высоты, умирают практически счастливыми. Это чувство полета ни с чем не сравнить. Но в моем случае полет продолжался не более пары секунд. Последовал резкий рывок, и в следующий момент я ощутимо ударилась боком о стену замка. Хотя не совсем о стену. Удар смягчило другое человеческое тело.       Кажется, я отключилась на несколько секунд, потому что в следующий момент я обнаружила себя сидящей на земле, прислонившись спиной к стене. В наушниках играл всё тот же трек, и я стянула их на шею. Перед глазами мельтешили какие-то блики, а левое плечо раскалывалось от резкой боли.       Впрочем, выбитая рука была меньшей из моих проблем. Повернув голову, я встретилась взглядом с капитаном, склонившимся ко мне. И если когда-то в прошлом хоть на миг мне показалось, что я видела его по-настоящему злым, то я заблуждалась. Потому что в этот момент я узрела истинный лик гнева Леви.       Его лицо побелело от холодной ярости, а между бровей залегли глубокие морщины. Мне вспомнилось, что косметологи называют их «морщинами гнева». Его взгляд прожигал меня насквозь, и мне пришлось отвести глаза.       Мой взгляд упал на правую руку Леви: ладонь мужчины была в ссадинах, а форменная куртка порвана в районе локтя. Видимо, когда капитан меня подхватил, и мы впечатались в стену, основной удар пришелся на его правую руку. Я открыла рот, чтобы выдать что-нибудь жалостное по поводу его травмы, но в этот момент другой рукой он отвесил мне смачную оплеуху. Моя голова дернулась назад и ударилась о стену, в глазах потемнело, а во рту появился явный привкус крови от прикушенной щеки. Так я и сидела, откинувшись назад, пребывая в полуоглушенном состоянии. — Эй, ты живая? — в голосе Леви не было ни сочувствия, ни сожаления по поводу пощёчины.       Я почувствовала, как меня ощутимо тряхнули за плечи. Боль в руке была невыносимой, но я упорно не открывала глаза — хотелось тупо притвориться опоссумом, впавшим в танатоз. — И какого хрена я тут вожусь с тобой? Дерьмо! — выругался он.       На этот раз в его голосе послышались странные ноты — не злости, не досады, а чего-то нового, ранее мною не слышанного.       Капитан начал осторожно ощупывать меня на предмет ран: сначала голову, затем шею. Ощущение чужих рук на себе заставило меня открыть глаза. Лучше встретиться с последствиями своего поступка, чем позволять ему трогать меня.       Увидев это, он сразу же начал недовольно мне выговаривать: — Совсем сдурела? Зачем ты спрыгнула? Обещала же больше не выкидывать таких фокусов.       У меня ужасно болели голова, лицо и рука. И я была не в том положении, чтобы спорить с Леви или злить его еще больше, но все же сказала негромко: — Технически я обещала только не резать себя. — Изворотливая гадина!       На миг показалось, что Леви снова меня ударит, и я поспешно сказала: — Я думала, что смогу вернуться домой. Ведь я упала с высоты и попала сюда.       Мой ответ его не успокоил, и мужчина процедил: — Похоже, ты просто жаждешь сдохнуть. В следующий раз я и пальцем не шевельну ради такой идиотки. Ладно, вставай.       Я сделала попытку подняться, но откинулась назад со стоном, настолько мучительной была боль в плече. — Кажется у меня что-то с плечом, — еле как выдавила я. Даже для моего высокого болевого порога это было слишком. — Дай посмотрю, — его тон был очень холодным.       И в противоположность тону, какими же деликатными оказались его руки. Капитан сам расстегнул мою рубашку и приспустил ее с плеча. А потом очень аккуратно прощупал всё.       Я заметила, что с его лица пропало выражение злости, и осталась только сосредоточенность. Мужчина был очень близко, и пока осматривал меня, я наблюдала за ним. Несмотря на боль, в мою голову лезли странные мысли: какие у него густые волосы, как он хмурится, а у самого брови красивой формы, и уголки рта немного скорбно опущены вниз. И всё это придаёт ему суровый вид, но в то же время лицо Леви выглядит на удивление молодым.       Он перевел на меня взгляд, и наши глаза встретились. Я спросила: — Почему Вы меня спасли?       Он проигнорировал мой вопрос: — У тебя небольшой вывих. Я могу вправить плечо прямо здесь.       Я согласно кинула головой. Он добавил: — Как можно сильнее упрись другой рукой мне в бок, чтобы зафиксировать свое тело.       Я сделала, как он сказал. — На счет три. Раз, два…       Одним резким движением Леви вправил мое плечо на место. Это называется «на счёт три»?       Боль была адской — за резким вскриком из глаз хлынули непроизвольные слезы. Мне понадобилось какое-то время, чтобы отдышаться, а потом я поняла, что Леви все еще держит меня за плечи, а моя рука упирается ему в грудь. Странно: сердце мужчины так быстро билось.       Мы разомкнули наше странное объятие, и я сказала: — Капитан, пожалуйста, не рассказывайте командору об этом, а то он запрет меня в комнате.       Мой тон не был заискивающим или просящим, скорее уставшим. После произошедшего я чувствовала себя абсолютно опустошенной. — Ты не того боишься. Я сам запру тебя в подвале.       Было видно, что это не пустая угроза, и я добавила поспешно: — Я Вас очень прошу! Я клянусь, что больше не причиню себе никакого вреда.       Он недобро усмехнулся: — Я тебе не верю.       Я вздохнула: — Я сама себе не верю. Сложно предвидеть всю глубину отчаяния загнанного в угол человека, и на что это отчаяние может его толкнуть.       Леви посмотрел на меня долгим взглядом, а потом сказал просто: — Обопрись на мою руку и вставай.       Он помог мне подняться, и я поплелась за ним в замок. По дороге капитан сказал недовольно: — Так и быть, я не скажу Эрвину. Но не принимай это за доброту. Просто я не хочу, чтобы он отвлекался на такую ерунду. И должен предупредить тебя: моё терпение на пределе. Не испытывай меня.       Я заикнулась было о его руке. — Замолчи уже, — был ответ. — Но нам же нужно придумать, что сказать командору. Мне нужно будет объясниться, почему я такая побитая. — С ним я разберусь сам. Скажу, что ты упала с лестницы, я пытался тебя подхватить, и ты утащила меня за собой. — Хорошо. Спасибо Вам большое!       Мы уже шли по коридору замка, и наши пути должны были разойтись. Я собиралась в свою комнату, а ему нужно было в другое крыло, в кабинет Смита. — А я думал ты так и не поблагодаришь меня. Я вообще-то жизнь тебе спас. — Я Вас благодарю не за то, что Вы не дали мне разбиться, а за то, что согласились держать это в секрете.       Последнее слово всё-таки осталось за мной, и я поспешила скрыться с его глаз.       Вернувшись в свою комнату, я выпила таблетку кеторолака из своих запасов.       Мне нужен был отдых. Лежа в постели, я обдумала произошедшее. Было очевидно, что мой план провалился. И я поняла, что не смогу прыгнуть во второй раз. Потому что пусть даже полет и вскружил мне голову какой-то лихой эйфорией, но я еще там поняла, что совершила ошибку. И мне не очень хотелось представлять, что со мной было бы, не окажись там Леви!       Когда я засыпала, на краю подсознания билась мысль: почему капитан спас меня? У него совсем не было времени, и он бросился ко мне, на раздумывая. Почему они продолжают так упорно цепляться за меня? Ладно, Ханджи, ей просто интересно вытягивать информацию о моем мире. Смита я тоже понимаю. Он всё считает важным. Но не капитан Леви. Меня беспокоит его отношение. Он почему-то всегда оказывается рядом в подобные моменты. И я не могу понять, чем вызвала такую неприязнь с его стороны. А самое главное вот что: действительно ли его неприязнь ко мне так велика, как я себе воображаю? Потому что могу поклясться, что там во дворе в какой-то момент я увидела на его лице облегчение от того, что мое падение не повлекло за собой ничего серьезнее, чем обычный вывих.       Проснулась я только на следующее утро в восемь утра, проспав целых восемнадцать часов. Рука ныла, но главная проблема была не в этом: у меня жутко болела вся правая сторона лица.       Я сползла с кровати, и взяв зеркало со столика, посмотрела на свое отражение. На лице разлился премерзкий синяк: кожа припухла, под глазом залегла синяя тень, нижняя губа с правой стороны была разбита и тоже припухла. Благодаря капитану Леви я буду теперь недели две ходить, как жертва домашнего насилия. В этот момент в дверь постучали, и я услышала голос Ханджи: — Ева, можно войти? — Да, заходи!       Она вошла, приблизилась ко мне, и осмотрев мое лицо, сказала с сочувствием: — Паршиво выглядит! — И болит адски. — Как тебя угораздило? — Я сама не поняла. Нога поехала, и я слетела с лестницы, — врать я всегда умела. — И утащила с собой нашего доблестного капитана, — сказала она со смехом. — Ты уже слышала эту историю? — Я была в кабинете у Смита, когда он рассказывал об этом. Видела бы ты лицо Леви в этот момент. Лучше тебе в ближайшее время ему на глаза не попадаться.       Судя по всему ее эта ситуация очень веселила. — Мне очень стыдно, — притворно вздохнула я — Честно говоря, я и сама не хотела бы сейчас его видеть. Кстати, как его рука? Из-за меня он пострадал. — А что с ним будет? Заживет, как на титане. Ты идешь завтракать? — Я только встала. Иди без меня, я сегодня позже. — Ладно, увидимся.       После того как женщина ушла, я сходила в душ и привела себя в порядок. Пришлось волосы зачесать на правую сторону лица, чтобы хоть немного прикрыть синяк. Потом я направилась в столовую.       Аппетита не было, да и процесс пережёвывания причинял боль. Я буквально заставляла себя есть. Уже под конец этой экзекуции я услышала шаги позади себя. Мне очень не хотелось, чтобы это оказался какой-нибудь незнакомец. Я и так нарушила множество правил. Поэтому не стала оборачиваться, надеясь, что нежданный гость обойдет меня стороной. Но он сел справа от меня как раз там, где волосы закрывали весь обзор. — Покажи свое лицо. Я хочу посмотреть, — это был капитан, и в его голосе не было и капли сочувствия. — Пришли полюбоваться на свою работу? — спросила я желчно, не поворачиваясь к мужчине. Очень не хотелось видеть его лицо. Я опасалась, что всё это выльется в очередную безобразную склоку.       Тогда он сам молча придвинулся совсем близко и убрал в сторону волосы с моего лица. Меня как током ударило от подобной фривольности. Я хотела отодвинуться, но капитан двумя пальцами взял меня за подбородок и повернул правой стороной к себе: — Не дергайся, я просто посмотрю.       Холодный изучающий взгляд скользил по моему лицу — это было очень унизительно. С каким бы удовольствием я отхлестала его по самодовольному лицу. У меня буквально рука чесалась. Не в качестве мести за пощёчину, нет. А за то, что смеет он так по-хозяйски трогать меня, как будто я когда-то давала на подобное разрешение. И вспомнилось мне, как вчера капитан расстегивал мою рубашку, а потом прощупывал плечо и руку. Тогда пребывая не в совсем адекватном состоянии, я не поняла, насколько интимными были эти жесты. И что сделал это он, не колеблясь и миллисекунды. Как будто существует внутри Леви какая-то уверенность в том, что он имеет на это право.       Наверно, впервые за все время моего пребывания в этом мире мне стало по-настоящему страшно.       Отпустив мое лицо, Леви изрек: — Жить будешь. Через пару недель пройдет. — Хорошо Вы меня разукрасили, а? — сказала я с ненавистью. — Сама виновата. Это не очень суровая расплата за твой проступок. Скажи спасибо, что я не наказал тебя по-настоящему.       Я подумала: еще одно слово, и я не смогу себя контролировать! Мои руки сжались в кулаки.       Увидев выражение на моем лице, Леви сказал: — Не делай такое лицо. Я знаю, ты сейчас хотела бы поквитаться со мной, но правда в том, что ты бессильна.       После этих слов капитан встал, развернулся и пошел прочь из столовой. У меня только и хватило сил крикнуть ему вслед: — Eat shit, motherfucker!       Каков мерзавец! Ни капли сожаления по поводу того, что он ударил женщину по лицу!       Так я и сидела там со сжатыми кулаками. Но помимо негодования поднималось внутри меня чувство совсем иного характера, которое я гнала от себя изо всех сил. И было это сомнение по поводу того, правильно ли я оцениваю отношение Леви к себе?       Потом я вернулась в свою комнату. Злость не отпускала меня. Как смел он ударить меня по лицу? Хотя, если сказать откровенно, я скорее сама усиленно концентрировалась на этой злости, чтобы не думать о вещах более страшных. Тебя и раньше били! И не только по лицу! То было на тренировках! Это не считается. Дани тогда все правильно делал! Это помогло мне закалить характер.       Я погрузилась в воспоминания: пять лет назад я записалась на курс крав-маги. В нашем городе только один тренер преподавал это боевое искусство — Даниэль Шацкий — высокий, темноглазый и темноволосый красавец лет тридцати. Сначала я полгода занималась в общей группе, но потом поняла, что мне этого не хватает и напросилась на индивидуальные занятия. На первом же частном уроке он заехал мне по лицу. Справедливости ради, удар был не сильным, мужчина явно сдерживал свою силу — скорее это была легкая оплеуха. Сказать, что я обалдела — ничего не сказать. — Ты что делаешь, Дани? Совсем что ли? — он предпочитал, чтобы все обращались к нему по имени и на «ты». Даже я не смогла от этого отвертеться, хотя жутко не люблю тыкать людям. — Детка, — сказал он. Дани всех лиц женского пола любого возраста называл детка. — Ты открылась, поэтому и получила. В реальной драке никто не будет жалеть твое лицо, думая, что тебе завтра на работу. Поэтому, чтобы не получать тумаки, просто не отвлекайся.       Я обалдела от подобного. Хотела психануть и уйти с занятия, но сдержалась. Впредь я старалась не отвлекаться и не подставляться. Конечно, бывало, пропускала удары, но, во-первых, он больше никогда не бил меня по лицу, только по другим частям тела, а во-вторых, он бил не сильно. Зато я получила навыки реальной драки и закалилась психологически. В итоге, в общей сложности я прозанималась у него полтора года, и мы стали хорошими друзьями.       Эх, Дани, знал бы ты, в какой жопе я оказалась. А вот вышла бы ты за него замуж, была б сейчас в Тель-Авиве, а не в этом дерьме. Не начинай, а! Мы были просто приятелями, а потом он иммигрировал в Израиль. После того, как ты его отшила. Да не предлагал он мне ничего! Ну и тупица мне досталась в напарницы! Вспомни вашу последнюю встречу. Мы ходили в кафе пить кофе. Вернее, он пил кофе, а я апельсиновый сок. Поболтали. А потом через месяц он мне написал на почту, что уезжает. Нам больше не удалось увидеться, и теперь мы изредка обмениваемся электронными письмами. Курица ты! Он пытался тебе признаться. Взял тебя за руки. А ты как всегда строила из себя идиотку. Когда дело доходит до таких вопросов, ты как стена — ничего не вижу, ничего не понимаю. Взял за руки? Просто сок был холодным, и у меня руки замерзли, а он погрел. Нет тут ничего такого. На занятиях он трогал меня миллион раз — это же контактный вид единоборств. И вообще, слушай, мне очень нравятся евреи — замечательные, умные, талантливые люди. Но у них принято жениться только на своих. У тебя прапрабабка была украинской еврейкой, позволь напомнить. Седьмая вода на киселе. В общем, этот разговор ни к чему не ведет. Но знаешь, вот вспомнила я Дани, и мне стало легче. Он всегда говорил: детка, дерись до последнего, в тебе гораздо больше силы, чем ты думаешь.       И я буду бороться!